Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

030

«К тому времени, как мне удалось добраться до Немана и двинуться вдоль него в сторону Тракая, все хвори мира набросились на меня, терзая нещадно. От мощного кашля я едва удерживался в седле. Сознание то и дело мутилось, и давно бы я ссыпался наземь, кабы не адская боль в раненой ноге. Тряска путешествия разбередила не успевшую зажить рану, и теперь она кровоточила, портила мой гусарский вид, и доставляла несказанные мучения. Я сознавал, что покинуть седло смогу лишь один раз. Вскарабкаться обратно проклятая нога не позволит. Жар поднялся такой, будто песок пересыпался во всех моих жилах. Хотелось пить, а дуновения лёгкого ветерка то и дело кидали меня в мерзкий озноб, разрешающийся ещё большим жаром.

Тропа полого взобралась на крутой правый берег, и открывшийся пейзаж врезался в моё неверное сознание вопиющим диссонансом с теми мучениями, кои доставлял мне больной организм.

Дожди давно прекратились, унеслась беспросветная серая хмарь, стало солнечно. Берег, вдоль которого шёл мой путь, изгибался впереди невероятно чёткой травянистой стеной, словно искусный закройщик по идеальным лекалам вырезал его из толстого зелёного фетра. Левый берег лежал внизу, за узкой полосой отражённого в Немане неба, и тоже был безупречно зелен. Казалось, гигантский ковёр из мохнатого изумруда уложен за рекою, а деревья столпились за ним, и не решаются ступить на его ровное пространство.

Никакой пожухлости не наблюдалось в сочной зелени трав. Лишь только дубы, росшие по правую руку моей дороги, начали сбрасывать редкие листы, кои плыли вниз в безмолвии, нарушаемом только моим вулканическим кашлем.

Моя лошадь умаялась не менее моего и шла медленным шагом. Кругом был солнечный рай, но при этом холодный и даже враждебный по отношению к тому человеку, который давеча покинул слякотный ад войны, прихватив за собой болести, мучения и кашель.

Порой мне начинало казаться, будто сам я не человек, а облако, оторванное от бесконечных грозовых туч войны. Меня вынесло сюда, но я продолжаю кашлять, потеть и сотрясаться от озноба, который прежде, где-то там, на полях сражений не замечался мной, а был составной частью всего мира. Фантасмагоричность происходящему движению придавал факт полного безлюдья.

Время приостановило неугомонный бег, и я не могу сказать, сколь его прошло, пока мне встретился ещё один конный путник. Им оказался местный караим вида столь свирепого и воинственного по сравнению с моим, что я невольно задумался об удивительном парадоксе.

Защитники Австрийской империи на полях реальных сражений имеют вид жалкий и непрезентабельный. Измождённые пехотинцы уныло месят грязь ногами и едва перестраиваются из колонны в каре. Мокрая от дождей конница смердит и засыпает на ходу. Артиллеристы и вовсе потеряли человеческий облик, сделавшись похожими на земноводных существ – не то от грязи, не то от копоти. Все эти люди голодны, грязны, простужены, и напрягают последние силы, чтобы умирая, утащить за собой хоть одного прусака. Здесь же, под мирным небом Литвы, обычный житель по сравнению со мной – выглядит бодрым и даже бравым как штабной офицер. Он пышет боевой энергией, которой нет и в помине у тех, кто составляет из себя колонны истинной войны.

Нет её и у меня. Пятно крови на левой штанине моих панталон – не добавляет мужественности. Артиллерия моего кашля не способна испугать даже блох. Я скорей сам помру, чем доберусь до смертного одра любезного моего дядюшки Гвидона.

Встреченный мною караим говорил чаще всего на неизвестном наречии, но, как вскоре выяснилось, он вполне мог понимать и даже изъясняться на польском. Так я узнал, что оба мы едем в Тракай, и более того – он знает, как доехать до имения моего дяди. Собрав остатки мужества, я ускорил движение, чтобы не отставать. Ещё и разговор пытался поддерживать, хотя выходило туго.

Через несколько мучительных часов я въехал в ворота усадьбы Виевис. Выбежали навстречу неизвестные мне подростки, какая-то женщина вышла на парадную лестницу. И тут окружающий мир потерял цвет, а затем и вовсе угас…»

«Понятно» – произнёс Ларшер. «Ага! Значит, вам стало ясно, откуда на вас напало вдохновение?» – уточнил Пуавр. «Нет никакого вдохновения – поправил его Ларшер – я сказал не про себя» «Про что же вы сказали?» «Да вот, про этого самого Бениовского. Он пишет, что мир потерял цвет, а потом угас. Говорят, именно так и приходит смерть» «И что же?» – губернатор выразил непонимание. «Значит, здесь он умер» – констатировал капитан.

На выразительном лице губернатора стремительно заёрзали морщины, но смысла их перемещений Ларшер не улавливал. Наконец, губернатор спросил: «Почему вы так решили?» «Ничего я не решал. Тут так написано» – Ларшер ткнул пальцем в страницу.

Рот губернатора издал нечто похожее на короткий свист, или даже нечто неприличное, но Пуавр приложил руку к губам, а потом сказал скороговоркой: «Мне нужно удалиться в кабинет» – и стремительно покинул веранду.

За дверью, во глубинах дома он крикнул: «Идиот!» «Наверное, ругает кого-то из туземной прислуги. Не мудрено, ведь они все остаются безмозглыми, сколь их ни наряжай в ливреи» – подумал вслух Ларшер, и перевернув страницу, продолжил чтение про то, чего можно увидать, оказавшись на том свете.

031

На зелёном фоне крутого берега – вились, прорастали один из другого упругие стебли. Тут же на них появлялись цветы, ароматы которых состязались густотой терпкости со скоростью произрастания. Количество их стремительно росло, и вот уж всё растительное буйство помчалось на меня, бросилось в лицо, проникло в ноздри и влилось в глотку волной крепкого алкоголя.

Я поперхнулся, закашлялся, и выпал из того молниеносного наваждения про травы и цветы. Едва придя в сознание, увидал я здоровенный нос дядюшки Гвидона. Потом и вся его щекастая и носастая физиомия открылась моему взору. Дядюшка лучился бодрым здоровьем, вопреки содержанию того самого письма, из-за которого пустился я в путь. Финал поездки тоже был свеж в моей голове. Прикинув одно обстоятельство к другому, я признался: «Немного жаль, дядюшка, что встретиться нам пришлось уже тут» «Жаль? И чем тебе тут не нравится?» – удивился дядя. «Ещё не знаю – честно признался я – может, в райских кущах и есть нечто занимательное, но я торопился в Тракай для того, чтобы застать вас в мире ещё живых людей»

Маленькие глазки дядюшки Гвидона метнулись вбок, словно затем, чтобы зацепить там некую мысль, а затем вновь устремились на меня с выражением радостного любопытства: «Ах, да! Как я мог упустить это из виду! – воскликнул он, после чего сменил тон голоса на вкрадчивый – Знаешь ли, Маурисий, на мне лежит важная миссия. Все наши предки очень интересуются тобой. Сейчас они начнут являться, а ты уж постарайся не ударить в грязь лицом. Не забывай о своём графском статусе. Хоть твоя несчастная мать и была до замужества всего лишь баронессой, но зато по линии Бенёвых – почти все сплошняком графы…»

«Мы с вами живы?» – обнаружил я закравшиеся сомнения. «Что ты? – всплеснул руками дядя – Мы, как раз, находимся в преддверии рая, и сам Пётр выпустил меня за калитку для торжественной встречи. Пойду, распоряжусь, чтобы начинали райское пение» – тут он поднялся, и направился прочь.

В правой руке дядюшки я заметил глиняную бутыль, а в левой – чашку. Эти предметы могли бы объяснить привкус алкоголя, который всё ещё ощущался во рту, но я, видимо, был слаб для критических оценок и не особо отличал реальность от грёз, в которые погрузился, едва дядя покинул поле моего зрения.

Когда запах спирта и трав снова дошёл до моего обоняния, я уже не блуждал в растительных образах, а попросту открыл глаза. Увидал ту самую чашку, с которой дядюшка покинул меня давеча. Это он поднёс её вплотную к моему лицу, приговаривая: «Хлебни-ка теперь осмысленно. Да-да, племянник, это и есть та самая амброзия, которой питаются праведники в раю»

Приглушённо слышалось пение нескольких женских голосов. Я хлебнул амброзии, от чего дух мой перехватило. «Спиритус! – воскликнул дядя на латыни – Святой дух вина, прополис и весенние травы благословенной земли. Пей, Мориц, с удовольствием» Я закрутил головой, чтобы понять, откуда исходит пение, но мощная дядина фигура загораживала обзор. Дядюшка заметил: «Ага! Хочешь, как я вижу, сориентироваться в пределах того света? Ангелов, поди, выглядываешь? Не выглядывай. Ангелы только голосами проявляют себя, а зримых фигур стараются не показывать. Но посмотри на другое, Маурисий! Вот и приближаются встречать тебя твои благородные предки!»

Во глубине комнаты (а находился я всё-таки, в комнате с горящими в канделябре свечками) стали появляться фигуры. Головы их – укутаны в матерчатые хламиды. Разобрать, что за люди – возможности не представлялось, и кабы не шаркали они по полу, вполне бы сошли за абстрактных предков, или призраков. Однако, ногами они шаркали, пока не останавливались по очереди вдоль дальней стены.

«Хоть я слышу ангельское пение, и вижу закутанных в тряпицы людей, а сдаётся мне, дядюшка Гвидон, что водите вы меня за нос» – сообщил я, на что дядюшка отреагировал с такой укоризненной радостью, словно это он уличил меня в мошенничестве, а не я его: «Ах ты, плут! Я-то уж замыслил целый театр, чтобы ты почувствовал себя на небесах. Вот бы потеха вышла! – тут он обернулся к фальшивым пращурам – Ладно уж, кончайте маскарад. Мориц вас раскусил»

Женские голоса, исполнявшие пение ангелов, смолкли. Лжепращуры пошли на выход, скидывая на ходу балахоны, и обнаруживая самые затрапезные внешности дворовых людей. Дядюшка Гвидон провожал их критическими поучениями: «Петь надо чисто, а не так фальшиво. Сколь вас учить? Неужто, сами не отличаете, где ангельские алилуи, а где поросячий визг? А вас хоть в парчу наряжай, а всё едино, не графы. Даже на баронов не тянете! Где вы слыхали, чтоб загробные тени так шаркали по полу? Ещё бы кто носом шмыгнул для полного фиаско! Чего ссутулился? Неужто, мой племянник не отличит осанку благородного? У него, как-никак, мать была урождённой баронессой Ревай, царство ей небесное. Вы слыхали какая осанка у баронов и баронесс? Чего же изогнулись крючьями? Ни на баронов не похожи, ни на покойников. Не пойми чего…»

Домочадцы уже покинули залу, а дядюшка всё продолжал высказывать претензии: «И зачем я вас держу? Курицу обмануть не сможете, не то что раненного молодого гусара…» «Дядюшка Гвидон – прервал я поток его укоризн – не объясните ли вы, для чего было нужно сие лицедейство?»

032

Первостепенная задача любого лицедейства заключается в том, чтобы заморочить человеку голову, выбить у него почву из под ног, перенести его в иную систему координат, а там уже делай с ним чего хочешь, а точней, чего требует насущный момент и заказчик. Насущный момент требовал, чтобы группа старшеклассников присутствовала на открытии детской площадки тем самым кандидатом, толстую рожу которого Сергей созерцал на плакате в автобусе.

Если бы Сергей повёл себя как заурядный уличный клоун, то скорей всего, потерял бы аудиторию. Пубертатные зрители в два раза быстрей сообразили бы слинять. Им-то зачем мокнуть под стабильной моросью, на нелепой этой площадке? Скорей всего, школьная администрация даже не объяснила им толком – для чего погнали класс на мероприятие.

С первых лет обучения в школе – старшеклассники перевидали толпу таких вот клоунов, загнанных рутиной ремесла, повторяющих друг друга не только формой костюмов и красными носами, но и стандартными программами игр с вечным танцем утят, макареной и прочими хороводами. Клоуны одинаково визжат, заигрывают с детишками и навязчивым своим весельем вызывают неизбежную оскомину.

И вот, оказался среди школьников клоун. Заурядный клоун с красным носом и канатиком для перетягивания. Чего ждать от клоуна? Все знают – чего. Но клоун не пищит, не улюлюкает, а на полном серьёзе спрашивает: «Вы знаете, что сейчас будет?»

Школьники прервали выяснения насущных вопросов и вперились в серьёзного клоуна, испытывая лёгкий диссонанс меж ожидаемым и действительным. Клоун не торопил детей с ответом, стоял со спокойным и даже суровым выражением на морде и засунутыми в карманы руками. Словно зашёл он сюда не по работе, а наоборот, временно оторвавшись от неё. Нетипичный клоун.

Одна из школьниц, деваха резкая, одетая вызывающе ярко и с выкрашенными в синий цвет волосами на голове, ответила за всех: «Откуда нам знать?» «Как? Вы не знаете? – тут же взвинтился клоун и стал тыкать рукой в разных направлениях одновременно – Посмотрите сюда! Вы видите, что здесь?» «А чего? Нету здесь ничего. Не видим» – последовали ответы.

Клоун укоризненно покачал головой: «Эх, вы! Да здесь же детская площадка! Вон горка, вон качели, а вон там лесенки. И сейчас… – клоун замер на мгновение, воздев указательный палец кверху, а потом провозгласил – Внимание! Самое большое начальство появится здесь через десять минут!»

«Путин?» – предположил один из школьников. Сергей кивнул ему: «Почти! Вот такое начальство будет» – выпятив живот вперёд и согнув колени, клоун Сергей прошёлся вдоль детской площадки туда-сюда, чем вызвал взрыв детского смеха. Сурово зыркнув на смеющихся, он спросил: «А вы готовы встречать высокое начальство?» «Нет! Не готовы!» – отвечали дети смеясь, и поглядывали недоверчиво. Кто знает, чего ждать от нетипичного клоуна? Шутит он, или всерьёз? А может, он бешеный? А вдруг, укусит?

«Надо приготовиться – сообщил Сергей, как об очевидном факте – времени у нас в обрез. Давайте, отрепетируем. Кто у нас будет самым большим начальником? – не дав школьникам задуматься, Сергей ткнул пальцем в здоровенного, прыщавого юнца, который всё это время смотрел на него, криво усмехаясь – Вот ты будешь главным начальником. Как тебя зовут?» «Колян» – лениво обронил старшеклассник, и по всему его виду было ясно, что не царское дело начальников изображать. «Будешь Владимиром Владимировичем» – постановил клоун, от чего некоторые одноклассники обрадовались, стали хлопать верзилу по плечам и подбадривать: «Давай, Колян! Будешь бугром!» Сергей подхватил слово: «Бугор выбирает двух заместителей, и оставляет их стоять здесь, около себя. Все остальные идут за мной!»

Основная масса участников «программы зритель» устремилась за клоуном, а тот подбежал к железной горке, ткнул пальцем в её жёлтый жестяной борт. Хоть и были на горке капельки дождя, а краска всё равно не высохла. Не успела.

Испачканный палец Сергей разглядывать не стал, а сообщил: «Не дай бог, бугор вздумает прокатиться с этой горки. Весь перепачкается в масляной краске. Не отмоешь! Нам это надо?» «Не надо!» – почти дружно ответила «программа зритель». Сергей указал на крашеную в синий цвет деваху: «Ты будешь ответственным работником за горку. Набирай себе помощников» Деваха моментально собрала вокруг себя нескольких подружек, чуть менее ярких, но столь же независимых, как сама.

«Что надо делать, когда бугор с заместителями приближаются к горке?» – поинтересовался Сергей. «Не пускать его!» – ответила одна из подруг. «Ну, ты чо-о-о? – разочарованно закричал Сергей – Как можно не пустить бугра?» Остальные подруги, включая синюю, тут же набросились на совершившую ошибку однокашницу: «А, лошара! Бугра не пускать! Попробуй, Коляна не пусти!..» «Чтобы не испачкался он» – уточнила девушка, краснея от неловкости. «Правильно мыслите, барышня!» – поддержал её Сергей, чем вызвал среди школьниц и школьников новый взрыв внезапного смеха. Очевидно, слово «Барышня» так же веселило детей, как слово «Цирюльня» веселит Филиппа Киркорова. Многих веселят слова экзотические, незнакомые.

Сергей не заморачивался поиском причин веселья, а нагнетал в публике атмосферу поиска: «Задержать бугра нельзя, но и пустить не желательно. Проблема! Как её решить?.. А я знаю! Мы собьём его с панталыку. Как только он подойдёт, мы вот так встанем у горки и будем кланяться, кланяться, кланяться. Чего не кланяетесь?.. ага, нормально. Чего это у нас в группе одни девушки? Ты, ты и ты вставайте сюда» – клоун нарастил группу встречающих, и всем велел кланяться.

Не успели дети повеселиться над поклонами, как Сергей озадачил главную по горке: «Они кланяются, а ты задвигаешь приветственную речь. Сможешь?» «Наверно, попробую…» – неуверенно произнесла синевласая. «Тренируйся, чтобы влупить ему речь как следует!» – посоветовал клоун и повёл остальных к лесенке. Там он вычленил ответственного за очередную группу и произвёл аналогичные репетиции.

Обе группы встречи были готовы, когда клоун резко свистнул и заорал, обращаясь ко всем школьникам во дворе: «Сейчас почётная делегация во главе с бугром начинает двигаться по дорожке к игровым сооружениям, а мы все приветствуем её аплодисментами. Поехали!»

Троица парней с Коляном впереди важно пошла навстречу остальным участникам «программы зритель». Обе встречающие организации захлопали в ладоши. Когда Колян приблизился к горке, все, которые были там, стали синхронно кланяться, а синеволосая деваха влупила речь: «Значит, это… Коля…» «Я Николай Константинович» – снисходительно поправил её Коля. Он идеально вжился в роль бугра на приёме детской площадки, и видимо даже внутри себя ощущал увесистую тяжесть начальственного положения.

«Николай Константинович, наш коллектив приветствует вас около детской горки и желает вам большого здоровья, хоть ты и похож на дурака» – выпалила ответственная за горку, которая, судя по всему, не до конца вжилась в роль. «Аплодисменты!» – скомандовал Сергей, и все присутствующие снова захлопали.

«Делегация продолжает движение к лесенке!» – Сергей не давал искривить сценарий торжества. Николай показал синеволосой кулак и двинулся дальше, к лесенке, где перед ним снова начали кланяться. «Чего вы все кланяетесь?» – не смог скрыть удивления Колян. «Отлично сказано! – провозгласил клоун – Аплодируем!» – и снова начались рукоплескания, после чего ответственный за лестницу парень произнёс речь: «Наша лесенка самая крутая в Железке. Мы её строили, строили, и наконец построили! Ура!» Плагиат из мультфильма про Чебурашку воспринялся публикой как достойная цитата, и все заголосили «Ура!»

«С ответным словом к собравшимся выступает уважаемый мэр города Железнодорожный, Николай Константинович» – объявил клоун. Тут Колян замялся, потерял начальственное ощущение и промямлил нечто невнятное. Он запорол бы роль мэра, кабы клоун Сергей не подсунул ему новую идею: «Уважаемый Николай Константинович, не хотите ли вы прояснить, какая команда сильней работала на строительных работах?» «Ага… очень хочу» – согласился мэр Коля. «Тогда мы сейчас развернём вот этот шнурочек! – клоун скинул с плеча канат – за один конец возьмутся те, которые за горку, а за другой те, которые за лесенку. Николай Константинович, ваши заместители встанут на краях, а вы вставайте сюда, в самом центре. Добро пожаловать…»

Детский мозг не заторможен и прыток, а потому не успел Сергей объяснить правила, как все уже схватились за канатик. Пошла радостная потеха перетягивания мэра Коли вправо-влево.

Клоун старательно исполнял роль арбитра, но притом сумел краем глаза отследить движение на краю двора. Заехали три машины. Из машин вышли люди в пиджаках и женщины административного облика. Все они открыли зонтики, скучковались около иномарки с грузом неиспользованной аудиотехники внутри. Очевидно, среди представителей городской власти происходило совещание. Сергей был уже готов остановить тяги-перетяги, чтобы объявить школьникам о начале торжества, когда группа официальных лиц под зонтами разошлась по машинам. Машины уехали, а мрачная баба с синими веками направилась в сторону игрищ, размахивая Сергею рукой: «Всё, заканчивайте! Хватит!»

«Закончили тянуть канатик!» – крикнул клоун. Одна половина тянущих послушалась, а другая воспользовалась этим и радостно опрокинула всех на себя. Поднимаясь из холодной жижи газона, школьники ржали и ругались. Клоун забрал верёвочку, скрутил, закинул на плечо и сказал громко, обращаясь к участникам праздника: «Война окончена. Всем спасибо» – после чего отвернулся и пошёл навстречу мрачной бабе. Та, в свою очередь, не стала его дожидаться, а залезла в машину. Оставленные без внимания старшеклассники, смеясь над чем-то и пихая друг друга, направились в направлении школы. Дождь продолжал моросить всё так же стабильно.

033

Садитесь в машину – сказала мрачная тётка – сейчас поедем на вторую площадку» Залезая в салон, Сергей высказал предположение: «Как я понял, мэр не захотел открывать площадку под дождём?» «А чего её открывать? – встрял в разговор электрик и водитель машины по совместительству – Народу всё равно нет. Открывай, не открывай. Микрофона тоже нет, чтобы речи толкать… они уже не появятся» Сергей не удержался и брякнул суть своих сомнений: «Так зачем тогда мы едем на вторую площадку?» «Положено» – сказала мрачная баба, после чего говорить стало не о чем.

Серая хмарь за окном глодала остатки осени. Деревья сутулились чёрными стволами на манер одиноких прохожих. Всё отчётливей становилась видна унылая старость кирпичных стен, и пятнистая безнадёга стен, некогда оштукатуренных домов ушедшей эпохи. Накрытый непроницаемым серым небом город – плыл сквозь холодную изморось, навстречу автомобилю с работниками культуры.

Вывернулось из-за угла старое, с колоннами на фасаде, сталинское ещё здание городского клуба. Та из бабёх, которая была менее мрачной и сидела не около водителя, а рядом с Сергеем, на заднем кресле, ткнула в проползающий мимо дворец пальцем: «У нас вот здесь тоже есть народный театр. Играют представления на масленицу и тоже канат перетягивают»

Сергей снова спросил лишнее, поскольку его это касаться не могло, но всё равно было любопытно: «Чего же вы не пригласили кого-нибудь из них? Лучше, наверное, платить своим, чем варягу из Москвы…» «У них самодеятельность, а мероприятие ответственное. Спокойнее, когда работает профессионал…» – возразила женщина, которая сидела рядом, но другая, мрачная баба, которая была главней, сказала вдруг злобно: «Слишком много хотят. Хрен получат»

Машина сунулась вбок, проехала по внутренним дворам и остановилась около другой детской площадки. До выступления оставалось около часа, а разговор ни о чём не клеился. Как и мрачная баба на переднем сидении, все остальные были не словоохотливы. Сергей достал книжку с морем и пальмами на обложке, открыл наугад и прочитал: «Мало мне того, что я и вправду, чуть не покинул этот мир?..»