Батальоны просят огня (сборник)

- Как же дивизия-то?.. Или впустую все?

- Когда убиваешь немца, который убивает тебя, значит, не впустую. Родину не защищают впустую!

Не столько из-за Верочки избил эту тыловую амебу, сколько из-за того, что на подхалимских докладах делал карьеру на войне, стервец! Есть на войне, Ермаков, одна вещь, которую не прощаю: на чужой крови, на святом, брат, местечко делать!

Не терпит кишка - уйди в дальний окоп, чтоб солдаты не видели, и застрелись. Но молча. Молча!

Если батальон погибнет, то с верой. Без веры в дело умирать страшно...

Где-то в мире существовали теория вероятностей, всякие умные вычисления и расчеты средней длительности человеческой жизни на войне, были и расчеты количества металла, которое нужно, чтобы убить солдата. Очевидно, по этой теории роты, рассыпанной на высоте, уже не должно было существовать. Но она существовала...

Батальон искал боя, а боя не было. И это было самое страшное, что могло быть на войне.

"Так вот она, война, вот она, жизнь, - думал Кондратьев с облегчением и любовью к этим людям, родственно и крепко связанным с ним судьбою и кровью. - Вот оно, простое и великое, что есть на войне. Вот она, жизнь! Остались прекрасное звездное небо, осенний студеный воздух, дыхание Шуры, соленые остроты Деревянко, смех Бобкова и Цыгичко. И это движение под Млечным туманно шевелящимся Путем... И я... я сам не знаю, буду ли жить, буду ли, но люблю все, что осталось. люблю... Ведь человек рождается для любви, а не для ненависти!"

Все-таки жутью веяло от того, что произошло на глазах: стоило нажать на спуск - и человека нет, будто он и на свет не рождался.

"Что я стою? Почему я не подаю команду? - думал Кондратьев. - Есть ли оправдание тому, что люди гибнут сейчас, а я стою вот здесь как последний подлец и думаю о чистоте своей совести?"

Он не умел носить ни формы, ни оружия, не умел отдавать распоряжения, звание "старший лейтенант" не шло к нему - к его косо затянутому солдатскому ремню, к стоптанным кирзовым сапогам, к этому поднятому не по уставу воротнику шинели... Невоенный весь. Но вид его говорил, что война не на целую жизнь, а было и придет время, когда с поднятым воротником можно будет пробежаться по сентябрьскому дождю или сквозь январский снегопад и потом войти в мягкое, уютное тепло, в яркий свет городской квартиры, в полузабытое далекое счастье.