Краденый город

Глава 8

Со стороны казалось, что все жители города беспорядочно бегают в разные стороны. Тащат узлы и чемоданы, катят тачки с пожитками. Толкают друг друга железными уголками фанерных чемоданов в переполненных трамваях. Куда-то ведут построенных попарно детей (за малышней багаж ехал, школьники тащили свои рюкзаки, узлы или чемоданчики самостоятельно). И название у этого было: эвакуация.

На взгляд Тани, совершенно бессмысленная.

Таня отвернулась от окна. Снова взяла иголку.

– И здесь тоже, – показал ей Бобка.

На всех Бобкиных одежках должно было стоять его имя. От работы иголкой у Тани звенело в ушах, а голова будто наполнилась мокрым песком. Она ненавидела шить. Но Бобка сидел рядом и кряхтел – помогал. Их детский сад привезли в город на пригородной электричке сразу же, как только черные тарелки радио по всему городу стали играть веселые победные марши. И перечислять: «…оставили Брест, Житомир, Каунас», делая после каждого названия паузу, от которой невидимые волоски на руках вставали дыбом.

– Если ты все знаешь, то и делал бы сам.

Бобка не сводил с Тани глаз. На даче он успел из бледно-зеленого стать золотисто-коричневым, и его глаза от этого казались еще ярче и круглее. Он радовался, что скоро опять поедет на поезде. Тетя Вера обещала. Когда Таня все вышьет.

– Ты такая добрая… и сильная, – выразительно произнес он.

Таня перекусила нитку, вскинула на Бобку глаза. Он в ответ просиял.

– А ты хитрый, – сказала она. – Вот что, друг, так не пойдет. Эти все вышивки – пережиток и мещанство. Понял?

Бобка кивнул. Хотя и не понял.

Таня взяла химический карандаш, пососала грифель и быстро стала помечать одежки – воротничок, подкладку, воротничок, подкладку…

– А тетя Вера разрешит? – засомневался Бобка.

Тетя Вера не обращала на них внимания. Она скатывала матрас, толкала его вперед, как жук-скарабей, пока не получилась пухлая бочка. Тетя Вера обняла ее веревкой, стала перевязывать бочке талию. Матрас ехал тоже.

Комната выглядела так, будто ее перевернули, потрясли и вернули на место. Свитера, штанишки, чулки, шапки, пальто, Танины, Шуркины, Бобкины, тети-Верины, дяди-Яшины висели на стульях и на ширме, валялись на столе и на подоконнике, просто на полу.

– Все! – объявила Таня.

– Так быстро?

Тетя Вера развернула Бобкины штанишки. Нахмурилась.

– Таня, это халтура.

– Это не халтура.

– Нужно нитками.

– Зачем?

– Карандаш сойдет после стирки.

– Не сойдет.

– После второй стирки сойдет.

Таня фыркнула.

– После первой стирки война кончится.

Тетя Вера ничего не сказала.

Все знали, что война скоро кончится. Радио говорило.

Таня подняла за плечи зимнее пальто. От него ладоням сразу стало жарко. Как всегда бывает летом, просто не верилось, что наступит день, когда придется надеть и пальто, и свитер. Таня бросила пальто на диван. Оно тоже ни к чему. По радио говорили, что советские войска проявляют небывалое мужество.

Тетя Вера дала подушке тумака, стала запихивать в чемодан. Выдернула, отчего подушка сказала «пых». Схватила с дивана пальто, сложила рукава крестом на груди, загнула полы. Пальто тоже заняло весь чемодан. Тетя Вера безнадежно посмотрела на него, потом на Бобку, словно и его собиралась уложить туда же.

– Не влезает, – сказал он.

– Не влезает, – подтвердила тетя Вера.

Чемодан вопрошающе пялился на них разинутым ртом.

Тетя Вера села среди этого разгрома с бестолковым видом человека из задачки про капусту, козу и волка, которых требовалось перевезти на другой берег. Ответа у тети Веры не было.

Таня попробовала сдвинуть тугой валик матраса.

– Ого. Как же мы это все до вокзала донесем? – пробормотала она.

И тетя Вера, как обычно ведут себя растерявшиеся взрослые, рассердилась не по адресу:

– Бобка, ты почему не поел до сих пор? Каша на плите наверняка уже остыла! Таня, вместо того чтобы со мной спорить, ты бы лучше проследила, чтобы Бобка все съел! – Она беспомощно огляделась. – Да где же этого Шурку носит?!

Глава 9

Грузовик был обычный, зеленый. Он бережно вел за собой прицеп.

Дома изумленно таращились. В прицепе были не дрова, не мешки, не ящики. В прицепе сидел самолет! Он не слишком-то умел ходить по земле. И словно стеснялся собственной красоты, лишь слегка прикрытой брезентовой накидкой. Плыли, непривычно низко пробуя городской воздух, алые звезды на широко раскинутых твердых крыльях.

Шурка ахнул.

Тут-то его и цапнули за плечо.

– А здравствуй.

– Вы что?! Я вас не знаю!

Женщина не смутилась.

– Конечно, ты меня не знаешь, – прогулила она. – Я ищу тетю Веру.

Говорила она слегка в нос. Сама толстая, а ножки короткие и тоненькие. И семенила вокруг Шурки, не давала удрать.

Вылитый голубь.

– Я подруга тети Веры. Близкая.

Рядом, у самого тротуара, тарахтел на холостом ходу автомобиль, из которого она вылезла. Тряслись солнечные блики на бампере. Багажник не закрылся, видны были узлы и чемоданы. Прекрасный самолет длинно и мутно отразился в черных лакированных боках. За самолетом рысцой бежали мальчишки. Шурка чуть не взвыл! Но унизанные кольцами пальцы сжались еще крепче. Женщина кивала сама себе:

– Подруга, ага.

Никогда прежде Шурка не слышал, чтобы у тети Веры водились подруги. У тети Веры?.. И то сказать, подруга была странная. Нормальная женщина с тетей Верой дружить не стала бы.

– Она тебе про меня разве не говорила?

Несмотря на июльскую жару, на женщине были пальто и шуба. Клетчатые драповые рукава высовывались из-под курчавых каракулевых. Поэтому она казалась такой толстой. Пот тек по ее розовому лицу, прокладывая в пудре сероватые дорожки. Подруга тети Веры словно таяла. Но шубу не снимала.

– Я не знаю, где она, – попробовал отбиться Шурка.

– Как это не знаешь?

– Да не знаю!

Женщина-голубь тотчас вцепилась ему в рубашку и второй рукой, на ней тоже блеснули кольца.

– Как это не знаешь? Мне она очень нужна. Мы же подруги.

На них уже косились прохожие.

Автомобиль нетерпеливо погудел. Через заднее стекло была видна голова на тоненькой шее. И меховой воротник. Мальчик в машине тоже сидел в пальто, причем зимнем. Шурка не успел удивиться.

Женщина сказала еще что-то, но ее слова перемололо хрустом и стуком шагов: мимо колонной шли солдаты. Они улыбались. Шурка помахал им. Они шли навстречу победе! В темно-зеленой форме, с мешками и винтовками. Рядом шли женщины. Рядом, но на расстоянии. Шли и молчали. И только это напоминало о том, что солдаты эти еще несколько дней назад были самыми обычными скучными мужьями и отцами – учителями, продавцами, слесарями, бухгалтерами.

– Дяденька! – крикнул с тротуара какой-то мелкий. – Вы на фронт, дяденька? Немцев бить?

Вот дурачок, подумал Шурка. Ясно же – на самый фронт. Бить немцев. Болваны немцы, нашли с кем связаться – с Советским Союзом! Ну и зададим мы им!..

За колонной шагали мальчишки.

– А знаешь что? – вдруг осенило женщину. – У меня для тебя подарок.

Но хватку не разжала.

– Подарок?

– Ага. Я чуть не забыла.

Она потащила его за собой. Перегнулась над открытым ртом багажника. Наклонилась к узлам. Ей для этого пришлось встать на цыпочки – шуба гнуться не хотела. Копалась, копалась. Вынула что-то, потом засунула обратно.

– Вы что, уезжаете? – полюбопытствовал Шурка.

Руки в багажнике замерли. Красное потное лицо повернулось к нему.

– Ты что! Никуда мы не уезжаем. Мы просто в гости, к родственникам, – и затараторила: – Война скоро кончится, через неделю-другую. Враг будет разгромлен на его территории. Как с финнами было.

Шурка хотел возразить: радио сказало, что немецкие войска уже вторглись в СССР, хотя и несут громадные потери.

Испугалась она, что ли? Чего? Война ведь правда скоро кончится, думал Шурка.

– Ты ведь Бобка?

– Я Шурка.

В руках у нее был плюшевый мишка. Потрепанный, вместо одного глаза торчал хвостик ниток. Через овальное окошко в задней стенке автомобиля Шурка увидел, как мальчик заелозил на сиденье, повернулся конопатым лицом и даже что-то сказал, но за стеклом, в тарахтении мотора не было слышно.

– Ах да, точно, Шурка. Смотри. Нравится?

У Шурки загорелись глаза: ему этот мишка был ни к чему, но Бобке!.. Бобке мишка был в самый раз. От радости Шурка даже не обратил внимания, что подруга тети Веры плоховато знала, кто есть кто. Странно для подруги-то.

Но Шуркины руки поймали только воздух.

– Я тебе его отдам, если ты будешь хорошим мальчиком. – Женщина-голубь завела мишку себе за спину. – Так где же тетя Вера? Где она теперь работает?

– На «Советской звезде». Фабрика такая.

– Я знаю, что фабрика. Забыла просто.

Шурка схватил мишку из протянутых рук. И одновременно из окна автомобиля высунулась голова в фуражке:

– Ну, Катя, ну! Мы тут уже сварились.

А верх у фуражки был голубым. Прислужник Ворона! Никогда в жизни Шурка не забыл бы, что значит эта голубая фуражка.

Женщина-голубь с трудом лезла в автомобиль, суча короткими ножками в полусапожках. Дверца хлопнула. Шурку обдало голубоватым бензиновым дымом. От автомобиля остался только запах.

Не было вроде ничего плохого в том, чтобы подсказать, где найти подругу. Но почему-то мишка в руках у Шурки вмиг сделался тяжеленным, будто каменным.

Глава 10

От варенья каша стала чуть розоватой. Но все такой же склизкой. Бобка провел ложкой по каше – получилась канавка. И две маленькие каши – правая и левая. По отдельности они казались уже не такими безнадежными. И Бобка провел еще одну канавку, поперек. Четыре маленькие каши. Совсем маленькие. Но не одна, а четыре!

– Таня, – позвал он.

Сестра глядела сурово, руки скрещены на груди.

– Не выпущу, пока не съешь.

Бобка обреченно вздохнул. Он не любил врать.

– Чего? – насторожилась сестра.

– Я, Танечка, эту кашу мигом съем. Только что-то она теперь совсем не соленая.

– Ты же только что говорил – совсем не сладкая! Я же тебе варенье положила! И какао!

Бобка опять вздохнул.

– Немножко соли. Совсем чуть-чуть.

Таня нехотя сползла со стула.

– Ну, Бобка, только попробуй потом опять что-то выдумать!

И пошла за солью.

Идти надо было по длинному общему коридору, мимо соседских дверей, на кухню – там соль висела в деревянной коробочке над их столом. А потом по длинному коридору обратно. За это время можно много успеть.

Едва за Таней закрылась дверь, Бобка выскочил из-за стола с тарелкой в руках. Подлетел к резиновой галоше, которая валялась на полу среди разбросанных вещей. Брать с собой галоши тетя Вера не собиралась. Работая ложкой, Бобка быстро переложил кашу в новую посудину. Предусмотрительно оставил в тарелке немного. Задвинул потяжелевшую галошу так далеко под кровать, как только мог дотянуться. Поспешно уселся на место, метнул тарелку на стол. Заметил серую колбаску пыли, приставшую к рукаву, сдул ее на пол.

Когда Таня вернулась с солью, Бобка уже подносил ложку ко рту. Только учащенный стук сердца напоминал о его проделке. Но стука сердца Таня, по счастью, слышать не могла.

– Ты же говорил, что соли мало, – опять начала сердиться сестра. Но все равно обрадовалась, что каши теперь совсем на донышке.

Бобка молча добавил соли. Перемешал. Сунул ложку в рот.

– Ладно, можешь не доедать, – смягчилась Таня.

И тут заметила мишку. Краешек скатерти, видно, сполз с него от Бобкиных маневров.

– А это еще что такое? – она взяла мишку в руки. – Откуда это у тебя, Бобка?

Клятва, которую он дал старшему брату, была страшной. И Бобка пожал плечами:

– Не знаю.

– Как это?

– Он сам, – ответил Бобка.

– Мишка?

– Ну голу-у-убушка, ну ми-и-и-иленькая! Ну у-у-у-умница… – донеслось из коридора.

Голос тети Веры пробормотал что-то в ответ.

Таня и Бобка глядели друг на друга.

Послышалось ясное тети-Верино:

– Мы сами уезжаем.

И оба голоса точно легким ветром отнесло прочь, к входной двери.

– С этим, – строго ткнула Таня пальцем в мишку, – мы не закончили.

И неслышно выскользнула в коридор.

– Как хорошо, что я вас здесь застала, – бубнил незнакомый женский голос. – Я сперва к вам на работу. А мне – ушла. Спасибо хоть на проходной адрес дали.

Голос тети Веры процедил:

– Странно.

Оба голоса двигались к двери. Невидимая в темноте коридора Таня неслышно шла за ними.

Тетя Вера пятилась спиной, то и дело спотыкаясь о соседские вещи: из-за узлов и чемоданов длинный коридор напоминал перрон. Маячил бледный треугольник тетиной блузки. Темная громоздкая тень наступала на него.

Таня подумала, что тетя Вера похожа на птичку с белой грудкой. На птичку, которая, припадая на крыло, выманивает кошку подальше от гнезда. Только это была не кошка, а какая-то очень толстая женщина.

– Ну ду-у-у-ушенька, – мурлыкала она.

В руке у нее Таня заметила ключ на шнурке с деревянной грушкой.

– Да вы поймите! – пятилась тетя Вера. – Я вас совсем не знаю!

– Ну ду-у-у-усенька! Только за вещичками нашими присмотри. А то соседи растащат.

Таня вдруг поняла: никакая она не толстая. Просто на ней надеты сразу и пальто, и каракулевая шуба.

– Да ведь и вы меня не знаете! Как вы можете просить незнакомого человека? Может… Может, я у вас сама вещи растащу! И вообще, это беспредметный разговор. Мы сами уезжаем.

С улицы нетерпеливо прогудел автомобиль. Женщина вскинула голову. Еще один гудок ворвался через кухонное окно. Кто-то там явно беспокоился. От третьего гудка – длинного, буравящего – голос толстой женщины преобразился.

– Никуда ты не поедешь. И ничего ты у меня не растащишь. Ты пальцем у меня ничего не тронешь.

Тетя Вера решительно схватилась за дверную ручку. Скрипнула дверь, в квартиру с лестницы дунуло кафельной прохладой и немножечко гнилью.

– Вон, – коротко приказала она.

Понятно: начинается, как это называл дядя Яша, разгон папуасов. Тетю Веру недаром боялся даже дворник. Вот как решительно она выпроводила нахальную толстуху.

Таня быстро юркнула обратно в комнату и больше ничего не слышала.

– Я не понимаю, с чего это вы обращаетесь ко мне на «ты», – пустила первую отравленную стрелу тетя Вера.

Но голос ее был беспомощным. Стрела не долетела, упала.

А голос толстой женщины, напротив, сделался жестким. И сладким. Каждое слово – как черствый пряник.

– Знаю я тебя. Очень хорошо знаю. Знаю, что ты у меня ни ложечки не сопрешь. И ни в какую эвакуацию ты не поедешь. Потому что все я про тебя знаю!

У самой двери горела слабенькая лампочка. Тетя Вера, пятясь, вступила в конус желтоватого света. Лицо ее стало серым, цементным, неживым. Гостья отметила это с удовольствием.

– Видела я папочку где следует, – мурлыкала она, и в мурлыканье этом слышалась отчетливая угроза. – Там все черным по белому написано. И про трех твоих деток тоже. Откуда они взялись. И с кем ты переписываешься.

Она подступила совсем близко к тете Вере. Теперь обе стояли под лампочкой. Толстая женщина улыбнулась накрашенными губами. Перед носом у тети Веры блеснул ключ. На кольце у него покачивалась деревянная грушка. Тетя Вера скосила на нее глаза.

Глава 11

– Тетя Вера! А я все съел! – радостно крикнул Бобка. И объяснил куда-то вниз: – Это тетя Вера.

Но тетя Вера даже не обратила внимания. Лицо у нее было белым.

– Где Шурка?

– Да здесь я. Что? – высунулся Шурка из-за ширмы.

– Какой у нас кавардак. Все разбросано. Неужели не могли убрать, пока меня дома нет?

Тетя Вера на ходу выудила двумя пальцами, бросила на стол ключ на шнурке. Стукнулась о стол деревянная грушка. Тетя Вера тут же прихлопнула его книгой, будто это не ключ, а ядовитое насекомое.

– Да мы…

И тут тетя Вера заметила мишку. И хотя мишка за столом пил чай по всем правилам, она нахмурилась.

– Бобка… Какая у тебя чудная игрушка. Новая, главное.

Мишка, справедливости ради, был потрепанный.

Бобка доверчиво подбежал к тете Вере, продемонстрировал ей мишку.

– Ни разу его раньше не видела. Чей он?

– Мой.

Тетя Вера взяла мишку в руки.

– Где же ты его взял?

– Это подарок, – объяснил Бобка.

Шурка обмер, сделал Бобке страшные глаза. Тот кивнул.

Но тетя Вера не заметила эту пантомиму. Она уставилась почему-то на Таню.

– Подарок? – переспросила она совсем уже нехорошим тоном. – От кого?

Бобка кивнул: да, подарок. Но тетя поняла иначе.

– Господи, – выдохнула тетя Вера. – Таня, ты опять?

Но не завопила, не схватила Таню за руку, не процедила очередное «потрясающе», а только молча упала на стул. Схватилась кончиками пальцев за виски. И когда казалось, что она уже никогда больше не заговорит, произнесла:

– Все. Я больше не могу.

Эти же самые слова она повторила и дяде Яше. Больше ничего слышно не было: тетя Вера умела говорить одними губами, и дядя Яша ее понимал.

Таня, Шурка и Бобка рядком сидели на диване. Как на скамье подсудимых, оскорбленно думала Таня.

– Ничего, – обычным голосом сказал дядя Яша. – Может, оно и к лучшему.

– Куда уж лучше? Когда эти дети ограбят магазин? Убьют кого-нибудь? Я за ними здесь не услежу.

– Здесь хотя бы понятно, что и как. А там?

– Ничего нигде уже не понятно, – выдохнула тетя Вера и стала смотреть в сторону.

– Война быстрее кончится, чем вы бы до места добрались, – принялся уговаривать ее дядя Яша. – Да и с тюками этими тащиться… И потом, на вокзалах такой хаос. Все толкаются, считают узлы, поезда берут с боем. Все друг друга теряют. И потом…

Но тетя Вера напрасно ждала, что потом.

– Оставаться в городе намного безопаснее, – подытожил дядя Яша.

– Мы остаемся?! Мы что, никуда не едем? – изумленно встрял Шурка.

– С ними остаться? – всплеснула руками тетя Вера. – С ними?!

– Шурка, Таня, Бобка! Обещайте вести себя хорошо, слушаться, – попросил дядя Яша. – Таня, ты же старшая. Ты подаешь им пример.

Тетя Вера закатила глаза. И сказала:

– Ага. Полюбуйся.

Мишка таращился на дядю Яшу своим единственным глазом. Вместо другого – оборванные нитки.

Дядя Яша пожал плечами. Шурка уставился на свои ботинки.

– Он мой, – упрямо повторил Бобка.

Дядя Яша не понял ничего.

– Да, один глаз – это, конечно, непорядок. Но не беда, – пробормотал дядя Яша. И вытянул откуда-то из-под стула серовато-зеленый мешок.

Шурка радостно ахнул. Таня уставилась во все глаза. А дядя Яша продолжал как ни в чем не бывало:

– Сейчас мы этого мишку живо прооперируем. Вернем ему полноценное зрение.

Развязал мешок. Стал что-то искать.

Бобка радостно следил за ним.

Тетя Вера смотрела на мешок. У нее задрожали губы.

Таня удивилась: чего это она? Радоваться же надо!

Дядя Яша ловко вставил в иглу нитку. Приладил пуговицу с четырьмя дырочками на то место, где у мишки когда-то был глаз. Игла заходила туда-сюда. Нитка тоже была серовато-зеленая. Военная.

– Ура-а-а! – завопил Шурка.

– Да, – хмыкнул дядя Яша.

– Ух ты! Уже! На фронт! Дядечка Яшечка! Тебя на фронт берут? Ура!

– Ты рад? – спросил дядя Яша.

Тетя Вера резко встала и ушла за ширму.

– Еще бы! Ты им задай как следует! Покажи этим фашистам, как к нам соваться! Пусть знают, дураки несчастные!

– Непременно.

– Ура-а-а!

– Ну вот, Бобка. – Дядя Яша протянул мишку. – Теперь твой друг как новенький. Я даже не знаю, нужен ли тебе теперь второй.

– Второй? – хмыкнула Таня. – Что-то мишки в последнее время прямо с неба сыплются.

Шурка исподтишка двинул ее локтем.

Бобка взял мишку. Но смотрел на дядю с сомнением.

– Мишка? – усмехнулся дядя. – Может, его и Мишкой зовут. Это вы сами у него спросите.

Он направился к двери. В коридоре наклонился, затем выпрямился, обернулся к ним – и выплеснул в комнату:

– Собака!

– Ой, собачка!

Настоящая собака застучала когтями по полу. Замахала хвостом. Подбегала, знакомясь, ко всем по очереди. Пробовала языком протянутые руки. Небольшая, но и не совсем маленькая, а в самый раз. Беленькая, половина морды рыжая, а половина – черная.

Даже тетя Вера выглянула на шум. Веки у нее были розоватыми.

– Что это? Откуда? – спросила она в нос.

– Этот песик теперь ваш, – подтвердил дядя Яша. – Самый что ни на есть живой и настоящий.

С этим трудно было поспорить. За собакой так и стелился переполох.

– Не так скучно без меня будет, – добавил дядя. Подошел к жене. – Ты бы видела, какой там хаос, с этой эвакуацией. Сутками ждут на вокзале. Поезда берут штурмом. Все что-то тащат. Все что-то бросают – прямо на вокзале. Матрасы, корыта, узлы. Вон собаку даже кто-то бросил.

Таня видела: тетя Вера двигалась медленно и странно. Как будто у нее внутри разбилась большая тяжелая ваза, и тетя старалась, чтобы не сдвинулись острые осколки.

– До Ленинграда немцы точно не дойдут, – сказал дядя Яша, беря ее за руку. – Оставаться в городе намного безопаснее.

– А как его зовут?! – весело крикнула Таня, теребя их нового друга.

Пес лаял так звонко, что она сама себя едва слышала.

– Бублик! – крикнул Бобка. – Бублик.

Хвост у собаки действительно был похож на белый бублик.

– Смотри, он понял! Бублик! Бублик!

– А ну-ка!

– Бублик!

– Догоняй!

Бублик понесся за всеми троими сразу. Загремели стулья. Комната завертелась каруселью. Только тетя и дядя сидели неподвижно. И мишка глядел на них своими разными глазами.

– Пора, – сказал дядя.

Тетя кивнула. Обняла его. И словно забыла убрать руки.

– Ничего, ничего, – погладил ее по волосам, по спине дядя. – Мы все правильно сделали.

Дети визжали, Бублик скакал и лаял. Дядя Яша закинул за спину мешок.

– Дети! – встрепенулась тетя Вера.

– Да пусть играют, – тихо сказал дядя. – Это же ненадолго.

Тетя Вера странно посмотрела на него.

А Бублик все лаял и лаял. Видно, пел от радости.

Никто не слышал, как дверь затворилась.

– Он понял! Смотри! Он понял! – вопила Таня.

Она опять подняла ногу. Бублик перемахнул через нее одним прыжком и залился ликующим лаем.

– Теперь я, – задрал ногу Шурка.

Бублик сиганул, приземлился на все четыре лапы и завертелся волчком, его розовый язык трепетал как флаг.

– Ах ты молодец! А через руку?

– Он не Бублик! Он профессор! Профессор!

– Нет, это имя ему не нравится.

– Бублик! Сюда, сюда!

Бублика тормошили, трепали, ласкали.

– Бобкина очередь!

Бобка поднял ногу.

Бублик, стуча когтями на холостом ходу, круто развернулся и полетел к препятствию.

– Дядя Яша, смотри! – крикнула Таня. Обернулась. Потом в другую сторону, назад. Никого.

Бублик прыгнул. А Таня закричала так, что во дворе слышно было:

– Дядя Яша!!!