Вольные частные города. Больше конкуренции на важнейшем рынке мира

И открывается, быть может, новое столетие мечтаний интеллигенции и культурного слоя о том, как избежать утопий. Как вернуться к неутопическому обществу, к менее совершенному (и более свободному) обществу.

Николай Бердяев, философ

Когда-нибудь возникнет экспериментальное объединение, функционирующее куда лучше, нежели общество, в котором мы живем. И тогда у нас будет практическая альтернатива.

Карл Саган, астрофизик

Поезжай туда, где с тобой обращаются наилучшим образом.

Кристоф Хойерман, вечный путешественник

Часть I. Основы

Глава 1. Общежитие как рынок

Нам страшно львицы пробужденье, ужасен тигра злой разбег, но всех ужасней – в исступленье, в своем безумье – человек. (Перевод Вс. Рождественского)

Фридрих Шиллер, поэт и философ

Эта книга о том, почему в важнейшей сфере нашей жизни мы нуждаемся в альтернативах и как они могли бы выглядеть. Важнейшей сферой я называю жизнь совместно с другими людьми. Ведь давным-давно наши самые страшные враги уже вовсе не природные стихии и не хищные звери, а исключительно другие люди. Поэтому решающее значение имеет вопрос, как мы формируем сообщество с другими людьми. Люди способны сойтись на определенных мировоззрениях и даже отдать за них жизнь. Коль скоро речь при этом идет о сомнительных или опасных идеях, у всех остальных возникает проблема. Стало быть, единственно реальная проблема человечества состоит в том, что одни люди стремятся навязать свою волю другим. Вот почему необходимо создать порядок, который этому воспрепятствует.

Преобладающее на Западе мнение исходит из того, что комбинация демократии и правового государства уже представляет собой достаточно хороший способ пресечь злоупотребление властью и обеспечить плодотворное общежитие. После распада коммунистического Восточного блока прогнозировали даже, что настал конец истории^[1]. Либеральные демократии, основанные на принципе правового государства^[2], являют собой квинтэссенцию развития, дальнейший прогресс более невозможен, и в конечном счете к этому сведутся все системы на свете. Увы, это заблуждение, в частности, потому, что наши свободно-демократические конституции суть нечто совершенно недопустимое по гражданскому праву всех государств, а именно договоры, обременяющие третьих лиц. Но об этом ниже.

Наше общежитие – тоже рынок, ибо, независимо от нашего одобрения или неодобрения, подчиняется его закономерностям. Там, где встречаются люди, еще не безмятежно счастливые, всегда возникает рынок. Любой рынок характеризуется наличием предложения и спроса на товары, услуги и права. Даже если избиратели большинством голосов отдают предпочтение антирыночной системе, а политики затем воплощают ее в жизнь, результат все равно рыночный^[3]. Государства тоже существуют потому, что на них есть спрос. Государственный строй создает рамки, в которых человек может социально взаимодействовать и мирно вести обмен услугами и товарами. Существование безопасности и твердых правил позволяет очень большим множествам людей уживаться друг с другом. Подобное общежитие настолько привлекательно, что ради него мирятся даже со значительными ограничениями свободы. По всей вероятности, большинство населения диктаторских систем тоже предпочтет жизнь в своей стране свободному бытию этакого робинзона на уединенном острове. Ведь человек как-никак стадное животное.

Рынок общежития не только важнейший из всех рынков, но и крупнейший. Государственные активы составляют по всему миру примерно 30 % валового национального продукта^[4]. Эффективность, однако, весьма скромна. Балансово крупнейшее «предприятие» на этом рынке, Соединенные Штаты Америки, ежегодно несет убытки размером около 800 млрд долларов^[5]. Некоторые участники рынка, например Швеция и Германия, сознательно предпочитают неквалифицированных, нуждающихся в алиментации новых клиентов и тем самым разгоняют свою давнюю платежеспособную клиентуру. Некоторые участники конкуренции, скажем Иран или Северная Корея, даже убивают собственных клиентов за формы поведения, в иных местах вовсе не считающиеся наказуемыми^[6].

Каждому мало-мальски способному предпринимателю не мешало бы это усвоить.

Если б было возможно предлагать услуги государства и одновременно избегать его недостатков – а именно роста налогообложения и мелочной опеки при постоянном изменении правил игры, – то создавался бы более качественный продукт. При успехе системы больше людей захотят сопоставимого. Для этого, конечно, понадобятся новые концепции. Если же любое новое начинание сразу отвергается как утопия, то вероятным следствием станет застой. Беда всех прежних государственных утопий в том, что добровольное участие в них вообще никогда не предусматривалось. Почти все такие утопии по сути своей тоталитарны, начиная от Платона с его царями-философами, диктатуры пролетариата у Маркса и кончая нынешней идеей Великой трансформации^[7]. Просвещенное меньшинство стремится провести в жизнь свою точку зрения, независимо от того, одобряют ли ее все остальные или нет. Если заменить это меньшинство демократическим большинством, изменится только число людей, опекаемых против их воли, но не принцип.

А вот конкуренция, метод исследовательского соревнования между государственными устройствами, практически места не имеет. Наоборот, чтобы максимально исключить налоговое или системное соревнование, со стороны государств картельно форсируются международные соглашения. После распада Советского Союза коммунистическая модель практически уже не представлена на рынке общежития, однако и она действовала более семидесяти лет. Здесь перед нами возникает еще одна проблема: ввести новый «продукт» в этом сегменте рынка можно лишь путем прихода к власти, революции или сецессии. Поэтому даже проникнуть на этот рынок крайне трудно. Знания о пригодности государственных форм накапливаются в течение поколений, и при жизни тех, кого они непосредственно интересуют, зачастую вообще недоступны. В демократических государствах обычно тоже нет отдушины для меньшинств, позволяющей внедрить иные модели, которые позднее, возможно, окажутся предпочтительнее. Одним из первых это признал Патри Фридман, создатель Института систейдинга^[8]:

Государственной индустрии могут весьма пригодиться инновации. Ведь любая форма власти рано или поздно костенеет. Организация сытых цивилизаций со временем становится консервативной, государство снижает производительность и одновременно взвинчивает цены. Это безусловно справедливо и для западных демократий^[9].

Для многих такая точка зрения совершенно непривычна. Идея, что государство и рынок суть две раздельные сферы и что нормально, если решения за нас принимает вождь или собрание мудрецов, кажется, вошла нам в плоть и кровь. Настолько, что мы даже не рассматриваем самоопределение как альтернативу. Проведем умозрительный эксперимент.

Допустим, мы создали новый сорт джема. И теперь можем побороться с другими, доказывая, чей джем лучше, можем организовать гражданские инициативы, общества и партии, которые будут ратовать за наш сорт. Постараемся привлечь на свою сторону СМИ, деятелей искусства, интеллектуалов и мощные группировки. Закажем экспертные заключения и анкетирование, чтобы доказать преимущество нашего джема над другими сортами. Короче говоря, станем проводить джемную политику. Смехотворно, не так ли? Ведь каждый волен покупать тот джем, который ему по вкусу! Тогда и выяснится, имеет ли наш сорт успех.

Но к мысли применить этот подход к нашему общежитию мы пока что не пришли. И по-прежнему азартно бьемся по поводу того, какой способ совместного существования «правильный» или «справедливый». Почему просто не признать, что все люди разные и то, что нравится А, отнюдь не обязательно должно нравиться Б?

Мы получаем улучшенные мобильные телефоны не потому, что можем как пайщики голосовать на общем собрании, а потому, что каждый может купить себе желанный продукт и спрос на мобильные телефоны более низкого качества в итоге сходит на нет. Поскольку так поступают все, ныне имеются превосходные и вполне доступные по цене аппараты. Даже беднякам в развивающихся странах доступны мобильные телефоны с широкими техническими возможностями. И все это так успешно функционирует потому, что поиски решения на рынке – процесс эволюционный, происходящий посредством мутации (пробы и ошибки), селекции (рентабельность или крах) и репродукции (подражание успешным решениям).

Этот испытанный механизм нужно применить и к системам человеческого общежития. Коль скоро каждый человек каждый день через свои покупательские решения соучаствует в определении того, каким продуктам существовать дальше, а каким нет, – не это ли демократия в смысле власти всех? По крайней мере, если сравнить с голосованием раз в несколько лет за политиков, чьи намерения никому точно не известны и чье перемещение на новый пост еще под вопросом.

Трактовка общественного устройства как «продукта» и мирная конкурентная борьба систем за граждан как «клиентов» позволит значительно разрядить существующие политические конфликты. При наличии достаточного числа альтернатив как государственные устройства, зиждущиеся на происхождении и чувстве солидарности, так и те, что отвергают частную собственность, являют собой всего лишь технические продукты, одни из многих. Это действительно верно, пусть даже их организаторы категорически отметают подобный подход. Кроме того, если реализовать новые попытки на ограниченной территории и на добровольных началах, при неудаче ущерб будет обозримым, а в силу сознательной добровольности участников вполне приемлемым.

В XXI веке создание новых систем общежития не просто возможно, но вероятно. Еще в 1936 году Стефан Цвейг писал, что большинство никогда не доверит управление государством «терпеливым и справедливым», но всегда каким-нибудь лукавцам, которые придумывают великие судьбоносные вопросы, заранее зная на них ответы^[10]. В истории человечества столько тому примеров, что, пожалуй, «терпеливым и справедливым» пора взяться за создание собственных сообществ. Шансы здесь весьма недурны. Ведь люди стали мобильнее. Поэтому в будущем родина станет для многих альтернативной. Вдобавок технологический прогресс предоставляет значительные возможности для формирования отдельных небольших групп. Одновременно сохраняется стойкий тренд к урбанизации^[11]. Большинство предпочитает жить в городах, а не на селе, и это тоже результат действия рыночных сил, который надлежит принять как таковой. В первую очередь здесь встает вопрос, как будут выглядеть города будущего, поскольку именно они – кульминация грядущих сообществ. Один из ответов – вольные частные города.

В первой части данной книги рассматриваются основополагающие проблемы, с которыми неизбежно сталкивается любой общественный строй. Отсюда вытекает описанная во второй части концепция вольных частных городов, а также их исторические и современные образцы. Третья часть посвящена конкретным вопросам, связанным с созданием вольных частных городов. И, наконец, в четвертой части дается перспектива будущего развития.

Глава 2. Право на жизнь по принципу самоопределения

Ни один человек не годится для того, чтобы управлять другим человеком без его согласия.

Авраам Линкольн, президент, который тем не менее так и делал

В 1957 году правительство Аденауэра вопреки рекомендациям многочисленных экспертов провело большинством в бундестаге решение о введении пенсионного страхования с рефинансированием. Участие в нем для преобладающего большинства занятых обязательно. С тех пор, несмотря на продление срока трудовой жизни, уровень пенсий снизился от целевых 60 % последней средней заработной платы до 48 %^[12].

В 1999 году правительство Коля вопреки рекомендациям многочисленных экспертов провело большинством в бундестаге решение о введении в Германии евро как общей валюты Евросоюза. Мнения трудящегося населения, чья производительность сделала немецкую марку относительно стабильной валютой с соответствующей покупательной способностью, никто не спрашивал. С тех пор все правила стабильности евро были нарушены^[13]. Фактически ныне Германия софинансирует погрязшие в долгах южные страны еврозоны, и соответствующие кредитные требования (в частности, сальдо по TARGET2), видимо, безнадежны^[14].

Правительство Шрёдера в 2001 году провело большинством в бундестаге решение об использовании бундесвера в Афганистане с целью стабилизации исламского режима, который, в частности, карает смертью переход в христианство^[15]. Это задействование уже стоило жизни 54 немецким солдатам^[16] и обошлось налогоплательщикам почти в 10 млрд евро^[17].

В июне 2011 года правительство Меркель вопреки достигнутым немногим ранее договорным соглашениям заявило об отказе от использования атомной энергии. В результате резко поднялись цены на энергию, а федеральные земли и в конечном счете налогоплательщики оказались под бременем многомиллиардных компенсаций по убыткам энергетических концернов^[18].

В сентябре 2015 года правительство Меркель постановило открыть границы, так что в Германию хлынули массы преимущественно неквалифицированных молодых мужчин из развивающихся стран. Само правительство оценивает необходимые для этого расходы, особенно на социально-государственное содержание этих людей, в 100 млрд евро только на ближайшие пять лет, по другим оценкам данные затраты вдвое больше^[19]. Ситуация с безопасностью в Германии с тех пор значительно обострилась. Общественные праздники в крупных немецких городах зачастую можно провести только при принятии дорогостоящих мер безопасности; в особенности резко возросло число насильственных преступлений^[20].

Не составит труда продолжить этот список или найти сопоставимые ситуации в других странах. Но что общего у всех этих процессов?

Во-первых, незначительное меньшинство на основании собственных оценок и преференций приняло решения, касающиеся всех людей в сфере их господства.

Во-вторых, это меньшинство, если его решения приведут к финансовому или иному ущербу, может не опасаться для себя никакого экономического убытка.

В-третьих, бремя реализации решений ляжет прежде всего на тех, кто был не вправе участвовать в решении.

Этому основному механизму ничуть не мешает, что необходимо одобрение парламента или подключение дополнительных организаций.

Приведенные примеры – лишь малая выборка. Практически проблема охватывает все сферы жизни. От рождения до смерти – на все случаи жизни установлены правила, причем не играет роли, сделали ли бы люди, которых они касаются, такой выбор, если бы могли решать сами. В принципе система целиком построена на том, что А решает, что́ должны делать Б и В и сколько они должны заплатить Г (и А). В других сферах жизни, однако, человек вполне может решать сам за себя. Например, чем ему питаться, какую выбрать одежду, какую машину, каких друзей и какого брачного партнера. Он решает, куда поехать, как вложить свои деньги, какие страховые соглашения заключить, в какой цвет покрасить свое жилище. Он выбирает, на какие цели жертвует средства, какие у него хобби и какие электронные приборы он себе приобретет. Он определяет, какого мнения придерживается и какие общества и инициативы поддерживает, где и по какой профессии работает, хочет ли иметь детей или нет. Очевидно, человек в состоянии принимать все эти решения под собственную ответственность. Так почему же и в других областях он не может решать сам? Например, как ему заранее позаботиться о своей старости, какие платежные средства предпочесть, какие политические задачи поддерживать, из каких энергетических источников получать электроснабжение, с кем вместе жить и кого содержать. Поясним на примере.

Представьте себе, что вы живете в автомобильной демократии. В такой демократии каждый имеет право, но и обязанность купить автомобиль. Как выглядит этот автомобиль, какой у него двигатель, какая оснастка и какой цвет, решает демократически избранное автомобильное правительство. Оно же определяет, какую цену вы должны заплатить. То и другое зачастую не нравится. Тогда выбирают другое правительство, с другими предпочтениями, которые оно навязывает покупателям автомашин. Постоянно царит разлад по поводу качеств этого единого автомобиля; несчетные производители и поставщики содержат лоббистов в правительственных кругах, чтобы их продукт был встроен в модель автомобиля данного правительства. Различные группировки, предпочитающие различные виды двигателей, опять-таки пытаются влиять на парламент и правительство. Несчетные автомобильно-политические группировки заявляют, что не могут платить полную цену, и потому стараются добиться льгот. Несколько лет назад внедрили второй тип автомобилей, более дешевый, с оснасткой попроще. Многие интеллектуалы выступают с критикой: мол, таким образом возникло двуклассовое общество. Но в одном все они согласны: система, конечно, не лишена недостатков, однако ничего лучшего нет. Ведь какова может быть альтернатива? Только автомобильный диктатор или автомобильный король, которого не выбирают демократически и который устанавливает, какой тип автомобиля и по какой цене надлежит продавать всем. Так уже было раньше, а в те времена никто возвращаться не хочет. Мысль, что люди могут из многих предложений и производителей выискать себе автомобиль, который им больше всего нравится, с оснасткой, которая им больше всего подходит, гражданам автомобильной демократии вообще в голову не приходит. Она настолько нелепа, что общественность ее даже не обсуждает.

Мы действительно живем в такой системе. Надо просто заменить слово «автомобиль» на «государственные услуги и активы». Налогоплательщики обязаны финансировать ассигнования на неэкономичные технологии, государственные телецентры и военные акции за рубежом, кафедры гендерных и богословских исследований, даже если они все это отвергают. Далее, граждане, независимо от их желания или нежелания, вынуждены заключать договоры пенсионного страхования, страхования на случай болезни и по уходу за больными. Они не вправе приобретать электролампочки, мощные пылесосы, пластиковые пакеты или сигареты без предупреждений об опасности. И список запретов и приказаний год от года растет. Иными словами, граждане не клиенты, а подданные. Как же так и почему большинство из нас не видят в этом ничего дурного?

Новая концепция суверенитета

Дело в том, что мы по-прежнему привержены к концепции государства и суверенитета, возникшей в эпоху абсолютизма. Понятие суверенитета во внутригосударственной сфере применяется, чтобы обозначить верховную компетенцию осуществления власти в государстве^[21]. По исконной концепции этот суверенитет присущ монарху^[22]. В демократических государствах он, согласно официальной трактовке, передан народу, причем суверенитет народа большей частью исчерпывается одноразовым принятием конституции^[23], а также участием в выборах и оказиональных референдумах. Вчерашний мир знал монархических суверенов, а сегодняшний состоит из коллективных суверенов, причем коллективы делегировали свою власть органам, которые в конечном счете – как показывает опыт – все больше отстаивают лишь собственные интересы^[24].

Вернемся к автомобильному примеру: разве же не замечательно, если бы вы сами могли решить, какую купить автомашину, с какой оснасткой и сколько за нее заплатить? Или если бы вы могли вовсе отказаться от покупки машины? Ведь вообще-то диктатор или монарх, самовластно и без судебного контроля предписывающий некий автомобиль, отнюдь не единственная альтернатива демократическим выборам правительства, назначающего тип автомобиля. Существуют не только альтернативы со-определения или стороннего определения. Есть еще один вариант – самоопределение.

Почему вообще группа посторонних людей должна решать, как вам жить? В особенности если вы их не выбирали, не давали им поручения, а вдобавок они не очень-то и годятся для таких целей. Вы можете, например, считать, что имеете полное право формировать свою жизнь и ее обстоятельства по собственному усмотрению, а если хотите чего-то от других, то реализуете свое желание на основе добровольного обмена услугами. Вы хотите не со-определения, а самоопределения. Отсюда следуют два общих приниципа.

Во-первых, тот, кто не наносит ущерба другим, имеет право быть оставленным в покое, в том числе и правительством, и большинством.

Во-вторых, человеческое взаимодействие происходит на добровольной основе, а не на основе принуждения, в том числе и в больших группах.

Нынешние государства не только не могут гарантировать ни один из этих принципов, скорее они основаны на их нарушении: обладая монополией власти, правительство осуществляет то, что ему хочется, а платить должны вы, независимо от того, нравится вам означенный проект или нет. Так обстоит и в западных демократиях. Смена диктатуры одиночек диктатурой партийных олигархий или большинства, безусловно, не конец истории. Свобода^[25] и основанное на принуждении господство несовместимы. Легитимировано ли это господство демократически или нет, для данного вывода значения не имеет. Свободе требуется добровольность.

Человек, проживающий в государстве, обязан – согласно традиционной трактовке – выполнять все его правила, какие бы законы государственные органы ни устанавливали или ни меняли. Конфликтные ситуации разрешают опять-таки государственные суды. Такое стороннее определение доходит до того, что даже отказ от гражданства ничего изменить не может. Скажем, человек, уезжающий из Германии, должен не только заплатить налог на переселение, но и обязан следующие десять лет платить налоги на доходы со всех немецких имущественных ценностей, даже если откажется от немецкого гражданства^[26]. При отказе от гражданства США тоже надо уплатить налог на переселение, а также четырехзначную сумму «сбора за прохождение и обработку документа»^[27]. Франция, которая уже много лет в большом количестве теряет граждан-налогоплательщиков, сознательно ставит таким людям бюрократические рогатки.

Давняя подруга, больше десяти лет состоявшая в браке с монегаском, получила монакское гражданство и потому решила отказаться от французского. Ей пришлось подробно мотивировать свой шаг, мало того, ее даже вызвали на беседу в некую комиссию, которая в конце концов предложила ей на глазах у всех присутствующих разрезать свой французский паспорт. На это она, впрочем, не пошла, положила паспорт на стол и откланялась.

Подобные ситуации напоминают скорее выкуп на свободу из крепостной зависимости, чем прекращение отношений между равными. Уместно заметить, что в приведенных примерах мы говорим о трех государствах, именующих себя оплотом свободы. Ни один производитель услуг не обращается так со своими клиентами. Если человек увольняется, он большей частью получает письмо, где с сожалением подтверждается прекращение действия договора. Нередко его спрашивают, в чем причина, где он нашел лучшие условия, и говорят, что будут рады, если он вернется. Иногда ему даже предлагают более выгодные условия, если он не станет увольняться. Подобное цивилизованное, благожелательное отношение к клиенту не мешало бы перенести и на рынок общежития. Как это сделать?