Не сотворяйте ангелов из женщин

Любовь умирает.

Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить.

Сомерсет Моэм,

британский писатель

(1878—1965 г.г.)

Дизайнер обложки Георгий Юрыч

Корректор Лилия Громыкина

Иллюстратор Георгий Юрыч

© Таня Сербиянова, 2023

© Георгий Юрыч, дизайн обложки, 2023

© Георгий Юрыч, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-4490-4098-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

История написания данного произведения несколько необычная.

В основу сюжета я положила историю, мной услышанную много раз в гостиницах или комнатах отдыха экипажей. И все рассказы в периоды ожидания вылета, или же в тесном семейном кругу авиаторов, коллег по профессии. Одни искренне верили в правдивость событий, другие сомневались и утверждали, что ничего подобного не было, а просто даже не могло произойти…

Но, при всем моменте спорного сюжета, меня, как сочинительницу, привлекла возможность рассказать о судьбах персонажей, героев, работников воздушного флота, к которым и я когда-то имела самое непосредственное отношение. И конечно же, рассказать о судьбах женщин, их любви и чувствах.

Потому сразу же оговорюсь, что в повести хоть и много реального, но и придуманного тоже предостаточно, тем более… ну, кто его знает, о чем тогда думала восемнадцатилетняя девушка – Рита или сорокалетняя бортпроводница – Галка, кто, милуясь и отдаваясь чувствам, спутникам вечно красивых женщин, таким обязательным в их жизни, что думали они и что им говорили…

Спустя годы, живя и работая в Сербии, делала попытки найти документальные подтверждения реальности выбранному сюжету. Но, ни в мемуарах, ни в официальных, доступных для прессы источниках я так и не узнала, было такое летное происшествие, или же, оно придумано досужим вымыслом бесшабашных летунов или деловыми технарями…

Хотя и ходили разговоры, о том, что все замяли, заволокители, по личному распоряжению сверху, и потому об этом материалы все изъяли. Просто все потому, что главная виновница в катастрофе самолета – штурман, оказалась дочерью большого авиационного начальника. И ему потребовалось удалить все материалы летного происшествия, тем более что дочь его, после случившегося уже преподавала на одной из кафедр воздушной академии в Питере.

Посему простите, если уж напортачила, как говорится, но то, что мною списаны с реальных женщин многие судьбы и личности героинь, которых я встречала и с кем работала в Аэрофлоте, в том ручаюсь.

Хотя вот, удалось ли?

Ну, это вам судить, мои дорогие, не мне, а еще потому, что я лишь фантазирую, где-то вспоминая, а где-то и придумываю… Ну что же вы хотите, от красив, простите, сочинителя, хотя и женщины. Зато меня простите, а я за это, раскрываю вам свою книгу…

Итак, вместе… полетели!

Задержка с вылетом

– Да где же эта глядища! – ругался матом Михалыч, скрежеща зубами.

– Борт 856 ответьте! Почему не заказывайте буксировку и не запрашивайте время на предварительный? – снова неприятно и резко послышалась в наушниках. – Повторяю, почему не…

– Я борт 856. Успокаиваю пассажира. Пьяного успокаиваю. Работаю, работаю, принял меры! Докладываю, что через десять минут запрошу готовность на буксировку и исполнительный.

Щелчок отключения связи дает Михалычу еще какое-то время на раздумье.

– Ну, что ты с ней возишься, Михалыч? Я бы на твоем месте, – встревает второй пилот Колька…

– Вот когда ты сядешь на мое место, тогда и будешь принимать решения! А пока я командир и все решения я принимаю!

– Михалыч, – со щелчком, теперь уже подключается Валерьян, или как его все называли на борту, да и в быту— Колдун, он же, бортинженер Ил-18 бортовой номер № ….5 856 ….ольского авиаотряда.

– Да ну ее, брось! —в сердцах высказывается Колдун, – сдай ты ее, шалаву, к чертовой матери!

А это та, кого три члена экипажа и два бортпроводника напряженно ожидаем с самого утра. Она тоже член нашего экипажа и к тому же она у нас штурман.

– Эх, глядь! – снова ругается Михалыч, – ну говорил же я им, говорил, что психологически мы несовместимы, ведь доказывал!

– Значит, плохо доказывал! – снова умничает Колька с места второго пилота.

А это место справа и от того их называли: – «Правочками».

– Да иди ты!… – огрызается командир, – иди к ним и докажи, что баба на борту, да еще в кабине самолета…

– Борт 386, почему не запрашивайте буксировку? Ответьте!

– Ну вот же, глядь! – уже не говорит, а ревет во весь голос Михалыч, отчего Галочка Погорелова, старший бортпроводник вздрагивает за дверью кабины в своем служебном отсеке.

Она хоть и понимает его состояние, но также нельзя ведь! Ведь нам еще несколько часов предстоит вместе напряженно работать в полете в составе экипажа и сажать машину! А с другой стороны, в самом-то деле, что она, эта заносчивая вертихвостка себе позволяет? Это надо же, такого спокойного и рассудительного мужика как Михалыч, вывела из себя и так его разозлить, что он уже во весь голос орет в кабине благим матом. Да и где ж она?

Выглянула в проем входной двери фюзеляжа, за которым все еще просматривался аэродромный трап автоподъемника. Он как припал к нашему борту час назад, так все еще стоял, обреченно ожидая подхода последнего члена нашего экипажа.

А то, что Валька, или как она себя величественно называла Валентина Ивановна или же, как любила сравнивать себя с Терешковой, первой космонавткой Союза, да что там Союза, Мира! Так вот, эта Валька, действительно нагло и в открытую глядовала, а сейчас снова и в который уже раз опаздывала на вылет… Да ведь непросто опаздывала, а его срывала!

Вылет срывала из-за чего и наша квартальная премия. А ведь я так надеялась на этот четвертак! К тому же все деньги сейчас я откладывала к выходу на пенсию.

Да! На пенсию…

Подумать только мне сорок пять, а что я видела? – говорила о себе Галина. Одни взлеты и посадки, гостиничные койки с дурацкими панцирными сетками, на которых проваливалась не раз так, что на следующий день болела поясница как перед месячными.

Да, некстати вспомнила… В последнее время с моим здоровьем происходило что-то такое профессиональное по женской линии. То какие-то боли, особенно когда приходилось загружать контейнеры с бортовым питанием, то месячные скачут по календарю… А это уже никуда не годится, потому… Ведь так и залететь недолго.

Пробовала говорить об этом с Эдиком, но тому на меня как-то все не хватало времени. А жаль, ведь если так пойдет и дальше, то я ему вынуждена будет отказать в ближайшем времени. И что тогда? Она уже не раз этот вопрос себе задавала…

Мало того, что заканчивала летную работу, так еще и лечится надо было как следует, а не скрывать это от своего молодого любовника!

Скажешь тоже мне, любовника? А что, не любовника, что ли? Подумала и задумчиво замерла в своем привычном для нее отсеке бортпроводников…

И как-то от всего неопределенного у нее уже в который раз за это утро совсем испортилось настроение.

К тому же пассажир с десятого «Б» места, можно сказать, уже прямо достал ее своими расспросами! Когда же мы полетим? Когда? И почему мы до сих пор стоим?

По своему многолетнему опыту она уже с первого взгляда научилась сортировать пассажиров и потому знала, что такой каприза и беспокойный нытик мог сильно повлиять на состояние атмосферы в салоне ее самолета и взбудоражить многих остальных пассажиров.

Потому она как можно спокойнее и со своей фирменной и, можно сказать, профессиональной улыбочкой прошла в салон, наклонилась к самому его лицу, и как можно ласковей но, так, чтобы слышали и сидящие рядом.

– Пять минут, ведь можно спокойно еще подождать?

– Мы пережидаем грозовой фронт по маршруту. Потерпите минуточку и мы взлетим.

И уже распрямившись им всем, кто просто выставился в проходе и следил за всеми ее действиями, добавила:

– Наш командир, летчик первого класса, Константин Михайлович, и он же не хочет неприятностей своим пассажирам, и не желает отвезти туда, где болтанка застала бы нас в воздухе. Потерпите, уже осталось…

И зачем-то посмотрела на руку, как будто бы там у нее, в самом деле были часы.

– Нам осталось… еще пять минут! Пять минут, ведь можно спокойно еще подождать?

И обвела пассажиров обворожительно спокойным взглядом своих необыкновенно умных и красивых темно-синих глаз. Для уверенности пару раз картинно зажмурилась, похлопав своими густо и аккуратно подкрашенными ресницами.

Вот так то!

Так она как бы всем своим видом и статью показывала, что им не о чем беспокоиться, и пока она с ними, то все у них будет в порядке!

Ведь она же Погорела Галина, старший бортпроводник …ольского авиаотряда, отличница и заслуженный работник Аэрофлота, бригадир и потом, сейчас рядом с вами!

И как всегда, ощущая эти взгляды, волнующие оценивающие ее замечательную фигурку сзади, уверенно и вместе с тем мягко зашагала, как на сцене балерина, в своих фирменных чехословацких туфлях фирмы Цебо… Чем в очередной раз покорила мужскую и заставила от зависти заерзать женскую половину пассажирского салона…

За такие минуты она и любила эту профессию, в которой она себя чувствовала, словно заботливая хозяйка и в то же время как флиртующая и сексуально аппетитная дама. Да, аппетитная и флиртующая, да и еще в придачу, довольно сексуальная…

Все это были не ее, а его слова, ее любимого мужчины Эдика…

Недружная семья

Михалыч уже не сидел, а просто подпрыгивал на своем командирском сиденье, когда увидел в боковое окно, как к самолету, прямо на летное поле стремительно вылетела черного цвета Волга и в красивом развороте, завизжав тормозами, описав широкую дугу, замерла где-то, как он понял в районе трапа.

– Колька! Если это она, то я ее, я ее так… выежу!

И не успел даже закончить, как дверь в пилотскую кабину распахнулась, и она прямо с порога как ни в чем не бывало:

– Привет, мальчики!

– Ты где была? – взревел Михалыч, – из-за тебя нам вылет отменят, сука!

А она как будто на прогулку шла и на глазах оторопевшего Колдуна уселась на свое место, да притом еще эффектно закинула ногу за ногу, чем обнажила высоко ляжку довольно аппетитную…

– Подумаешь? Ну и что такого, что уже и опоздать немножечко нельзя? Я же ведь женщина и дама…

Что-то еще хотела добавить, как на нее накинулся Михалыч. Но она тут же по нему выпалила, как из пушки…

И началась ругань, посыпались оскорбления, а тут снова голос диспетчера…

– Борт 856 ответьте! Почему не заказывайте буксировку и не запрашивайте АПА?

АПА – передвижной аэродромный генератор. Применяется для запуска двигателей, во избежание разрядки и экономии емкости бортовых аккумуляторов самолета.

– Я борт 856, АПА на месте, разрешите запуск, – вмешался Колька Правачок.

– Борт 856, запуск разрешаю!

– Чего ты лезешь! – тут же на него набросился Михалыч. Запрашивать запуск была его обязанностью.

А Колька, слыша их ругань и желая ее наконец-то прекратить, самовольно встрял! Чем окончательно вывел из себя Михалыча…

Взвыл дизель на автомашине АПА и следом на панели пульта самолета, через несколько секунд вспыхнуло табло зеленого цвета: «Аэр. пит.».

– Аэродромное питание подано! – тут же подключившись в СПУ-7, переговорному устройству самолета, доложил Колдун.

Михалыч, трясущимися от нервного напряжения руками, оттянув с головы гарнитуру, со злостью бросил ей туда, где она сидела вся красная от ругани с ним, и все еще не остывшая…

– Я тебя… – но многозначительно промолчал, а все поняли, как он о ней хотел сказать… Но, не смог, в конце концов, сдержаться и угрожающее, понизив голос, добавил в ее адрес…

– Дай только домой придем, я тебя… Я тебя…

– Пошел к черту, старый дурак,!

– Что?! – взревел Михалыч, – ты это кому сказала? Мне? Да я же командир, при исполнении служебных обязанностей, да я тебя….

– Борт 856, запуск разрешаю! Как поняли, ответьте. Почему не запускаетесь?

– Запуск левому! Первому, я сказал! – осатанело, прокричал Михалыч.

Потом Колдун и Правачок запускали подряд оставшиеся двигатели, каждый раз засекая время выхода движков на режим малого газа.

За этими действиями наблюдал Михалыч, но по всему было видно, что он хоть и рядом был с ними, но в то же время где-то и далеко от них.

А все почему?

Да, потому что, будь на ее месте хоть кто другой, он бы, во-первых, отложил запуск, во-вторых, тут же связался с вышкой КДП и эту, суку, так он мысленно про себя назвал, тут же ее выкинул с самолета. Так он хотел. Хотел, но ведь не мог! Не мог! Потому что знал, что ее отец этого бы ему никогда не простит…

Экипаж включился в работу и Михалыч немного поостыл.

Тем более он хотел прослушать метеосводку и проконтролировать показания высотомера, ветер, эшелон, и все то, что необходимо было знать и запоминать, потому что ему надо было поднимать машину с пассажирами и занимать свой эшелон в районе аэродрома, а уже потом запрашивать следующий эшелон – для следования по маршруту. При этом он еще раз глянул в ее сторону. Она штурман и это ее касалось в первую очередь…

Увидел, как она слушает и быстро записывает указания диспетчера, но потом она, почувствовав на себе его тяжелый взгляд… От нее он что угодно мог ожидать, но только не этого.

Она, она… Она ему показала высунутый язык и как бы лизнула им дважды, быстро убирая его и высовывая!

Он с ходу и со злостью, пережав тангенту радиосвязи больше чем надо, проскочил положение для переговоров по СПУ, то есть переговоров внутри самолета между членами экипажа и, сжав сильнее, чем нужно переключатель, включил на передачу, и выпалил по рации в эфир.

– Я тебя сука…

Тут же понял свою оплошность, постарался как можно спокойнее и произнес ровным голосом запрос диспетчеру.

– Я борт 856. Разрешите занять исполнительный?

– Борт 856. Исполнительный разрешаю, РД – три, пропустить…

И дальше, как всегда. Когда самолет выходил на старт, то его вели, указывая рулежные дорожки и очередность, при этом нередко давали указания на пропуск самолетов, которые уже совершили посадку и проезжали мимо к пассажирскому перрону или к указанной им стоянке.

Встала, высунулась в проходе и снова показала ему язык!

– Колдун! Молитву! – привычно скомандовал.

Молитва – это перечисление исходных положений закрылков, показаний давлений в системах и тому подобных данных перед самым взлетом или посадкой самолета. При этом бортинженер читает специальную карту, а все члены экипажа докладывают, одновременно или заранее, включая, и контролирую, положения и показания приборов, агрегатов. Так, было принято и эти обязанности надо было выполнять!

Ага! Как бы не так! Все в экипаже отвечали, а она продолжала молчать…

– Штурман! Мать твою! Отвечать молитву! – зарычал Михалыч, – я, кому говорю?

– Пошел ты!

– Молитву!

– Не буду!

– Ну, еж твою мать! Взлетаем и так!

Как взлетели, то песня! Взлететь-то взлетели, а теперь им надо было еще долететь и, как-то сесть…

Весь полет не утихала грызня в кабине. Она, то смолкала, то вспыхивала с новой силой. То Правочок заступался за штурмана, то Колдун, а Михалых сражался… И все время бил и бил ее словами, метил и как бы больнее подцепить…

При подходе к конечному пункту начались маневры в воздушных коридорах и Михалыч, успевая работать…

Вот что значит, профессионал!

Одновременно успевал и ей насовывать…

А она огрызалась и беспощадно комментировала все его действия. И когда ведомый им самолет уклонился случайно, вывалился вправо, ну так случалось, то она тут же ему ехидно…

– У старый! Даже как следует самолет не можешь, не то что бабу…

– Да, заткнешься же ты, наконец?!

И она, как он и просил, заткнулась!

А как же заход на посадку?

А тем временем аэродром посадки затягивал туман. И уже не на шутку встревожился наземный персонал, который ждал посадок самолетов, обеспечивал контроль снижения, выход на глиссаду. Глиссада, это условная плоскость, по которой самолет снижается при посадке. А тут еще ветер боковой и порывистый! Все к одному, как случалось уже не раз. К тому же стало темнеть…

Видимость хоть и была все еще в норме, но…

Сверху сплошная облачность, из которой прорываясь вылетали борта. Все это говорило о близости аэродрома…

Снижение начали в облаках, пробиваясь к аэродрому.

Оценивая сложившуюся ситуацию, на земле приняли решение и включили аэродромные и посадочные огни. А надо ли?

С одной стороны, наверху – светло, а книзу туда, куда стремительно спускался Ил… Неясные контуры в дымке, к тому же огни… Много огней!

Город жил, ехали машины с включенными фарами, взлетали самолеты, поблескивая красными проблесковыми световыми маяками. И все как в феерическом тумане… Все огни сливались, смещались…

– Штурман! Высоту и скорость?

– Пошел ты…

– Штурман, высоту? Да ты, глядь, будешь сегодня работать?

И тут не выдержал Правачок. Внезапно встрял и со злостью всем…

– Да она может работать только своей…

– Что? Это ты мне, щенок?!

– Заткнись!

– Сам заткнись! Импотент!

– Что?

– Что слышал! Недаром говорили, что ты только лапать умеешь, а как до дела дошло, так у него… Фить….

– Закрой рот!

– Ага! Правда! Импотент…

– Да заткнись ты! – рявкнул Михалыч, снова передавив тангенту… Адресованный ей рык снова ушел в эфир…

И тут же служба контроля переговоров… – Что происходит. Кто это? Кто это влез на частоту борта?

– Борт 8, 5, 6 перейдите на частоту… – услышали в наушниках.

– Что это они? Опять связь?

Переход на произношение раздельных слов и цифр применяют в случае нарушения или плохой связи.

– А в прошлый раз то же самое и теперь! Да что там, у них…

– Что, что? Как у всех мужиков… – теперь не выдержала, чтобы не съехидничать она. – Повылезало, да тут же скисло…

– Ну, сука, заткнись! Чтобы я тебя больше не слышал!

Михалыч потный, с серьезным лицом, не переставая отгавкиваться от нее, вел машину…

Вошли в зону и, прокрутив коробочку, стали снижаться… Звонок дальнего привода… Дзинь! Прошли дальний привод.

– Штурман! Параметры на заход!

Тишина… Сам же сказал, заткнись! – так рассуждала штурман. К тому же она уже такого о себе наслушалась от него, потому решила, что больше она и рта не откроет, а будет молчать!

А как же посадка? Как же люди? Как же ее обязанности следить, докладывать о метрах высоты до земли…

Уяснив себе, что она будет молчать за эту обязанность взялись другие, упустив свои.

Боже… Останови безумцев… Прошу… тя…!

К тому же переключаясь на новую частоту, задерганный руганью Правачок, перекрутил рукоятку оцифрованного диска, сбившись с указанной им частоты. И этого так и не понял! Не понял, отчего же так внезапно пропала связь. А тут еще Михалыч, спустя секунды, отличился.

Задерганный, разгоряченный, он поначалу не понял, что это им с земли красные ракеты… Ведь борт шел на посадку без связи и с не выпущенными шасси…

Диспетчер посадки, как увидел, так сразу же вылетел и стал шмалять…

Бах, бах, бах! Взлетали одна за другой красные сигнальные ракеты… Так подавали сигнал в случае не выпущенных шасси самолета при отсутствии с ним связи.

Он так торопился их выстреливать, что если бы он все проделывал медленнее, то Михалыч непременно догадался…

А диспетчер, как автомат…

Патрон – ствол вверх – выстрел! Гильзу долой, другой патрон в ствол – вверх, пистолет-выстрел…

Вот же какая ерунда, подумал Михалыч, всматриваясь в неясную мглу… Чего только не увидишь в такой дымке? Надо же, как маячки самолетов причудливо? Такого я еще не видывал… Но это только мгновенье он так подумал.. Потому что в следующее мгновенье внизу он увидел посадочную полосу…

Машину тянуло в сторону, сбивало с посадочного курса порывами сильного бокового ветра… Потому самолет заходил на полосу боком и уже перед самой землей, рулем, пилоты выравнивали машину и направляли ее по оси посадочной полосы.… А это сложно и это уменье! Михалыч мог и потому старался… А тут еще ветер и самолет стал клевать носом, пришлось штурвалом приподнимать носовую часть… Ему надо было одновременно сам самолет удерживать на глиссаде, боковой ветер парировать и все это проделывать сразу… И они с Правачком увлеклись работой и вместе старались…

Самолет приспустил закрылки… Следом руки летчика потянули вперед рукоятки РУД, сбрасывая скорость. РУД —рукоятки раздельного управления двигателей. И тут Михалыч…

Не подвело, ведь чутье старого аса! Вспомнил и ужаснулся…