Данное литературное произведение родилось не случайно. Собственно говоря, никакое творение, наверное, не рождается случайно. И тут автор может поспорить с великой русской поэтессой Анной Ахматовой, которая в своё время усмехнулась: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»

Эта история появилась на свет во второй год пандемии, нарушившей обычный ритм жизни миллиардов людей на планете. Как будто из гигантской машины жизни, вращающейся вслед за солнцем, выпал какой-то винтик, какой-то шурупчик, и всё пошло наперекосяк. Что-то случилось со временем. Для кого-то оно остановилось. Для других притормозило, а для некоторых людей обратилось вспять, отняв жизнь, тем самым вернув их в обратную точку отсчёта.

В Европе первой сокрушительный удар приняла Италия, колыбель европейской культуры. В данной книге автор упоминает некие общеизвестные имена и действуют некоторые реальные исторические личности в реальных исторических условиях, и даты исторических событий верны. Однако писатель предупреждает читателя, что роман не является документально-историческим и никоим образом не претендует на историческую достоверность описываемых событий, хотя автор самым скрупулёзным образом изучил данную эпоху с целью передачи её колорита и придания правдоподобности своему повествованию. Эта книга – художественная авторская интерпретация эпохи. Таким образом, рассказанная история не является историей в научном смысле этого слова, а лишь художественным вымыслом. Впрочем, о правдивости данного рассказа будет судить сам читатель.

Возможно, книга появилась на свет ещё и из-за тоски по путешествиям, временный запрет на которые явился ещё одним печальным следствием глобальной эпидемии. Человеческий ум изобретателен, и когда он не получает того обогащениями эмоциями и впечатлениями, которого жаждет и к которому стремится, он ищет другие пути насытиться, и тут включается воображение и пышным цветом расцветает фантазия.

С искренней любовью к Италии и итальянскому народу и с пиететом к бессмертным гениям Высокого итальянского Возрождения.

Глава 1

День, что называется, не задался.

Утром небо затянули тяжёлые свинцовые тучи, а Вероника не выносит дождь. Она, как кошка, увидев первые капли, падающие на землю, начинает испытывать стресс и тут же старается спрятаться в какое-нибудь уютное и элегантное местечко. Вероника – реальная женщина-кошка, но, разумеется, не в смысле героини хорошо известного фильма, которая не то спасает кого-то, не то кому-то мстит…

Движения Вероники плавны и грациозны, походка слегка пружинистая, а её голос завораживает, и тембр его приятен на слух, как кошачье урчание. Но она не белая и пушистая. Она может царапнуть и даже ранить, если больно затронуты сферы её интересов. Вероника – кошка, которая гуляет сама по себе. Она независима – как финансово, так и психологически – и уверена в себе.

В своё время родители Вероники чудесным образом одарили её самым подходящим именем. Оно происходит от латинского словосочетания vera icon, что означает «истинное изображение». По преданию, одна сострадательная женщина подала платок идущему на Голгофу Иисусу Христу, чтобы Он вытер лицо, обливавшееся кровавым потом. В вознаграждение на платке отпечатлелось Его лицо, а добрую женщину нарекли Вероникой (т. е. «истинное изображение». )

С раннего детства девочка рисовала буквально всё, что видела, и её изображение отличалось истинностью и подлинностью. С отличием окончив одно из престижных художественных учебных заведений столицы, Вероника поступила в Британскую высшую школу дизайна в Москве. Во время летних каникул родители снимали ей небольшую квартирку в Италии, она посещала там художественные школы и музеи и путешествовала по стране – и весьма недурно освоила итальянский язык. Последний год бакалавриата девушка уже обучалась непосредственно в Великобритании, в Хартфордширском университете в пригороде Лондона. Несмотря на то, что её специализацией был дизайн интерьера, по счастливой случайности она получила возможность в качестве преддипломной практики поучаствовать в команде разработчиков дизайна новой зубной щётки одного известного бренда. Её предложения по цветовой гамме продукта были учтены, после чего Вероника получила интересное предложение по работе. Проработав пару лет в одной из дизайнерских компаний, Вероника не только набралась профессионального и лингвистического опыта, но и успела разбить себе сердце в результате романтических отношений со своим боссом. (История хрестоматийная, но о ней позднее, либо она вовсе останется тайной.) Раненая, но не сломленная Вероника вернулась в Москву. Нужно ли говорить, что с подобным резюме она получила не одно предложение о трудоустройстве, выбрала лучшее и с головой погрузилась в работу. Довольно быстро приобретя престижные апартаменты в центре Москвы (вместо утренней пробежки – в Третьяковку!), Вероника пережила несколько скоропалительных романов в стиле «Любовь в большом городе» и дошла, а вернее, спустилась до той точки, которая называется пугающим словом «опустошение» или модным словечком «выгорание», причём не только в личном, но и профессиональном плане, что обескураживало её больше, чем что-либо другое.

В таком состоянии Вероника сидела в лаундж-баре в Moscow City, механическим кивком головы или вялой улыбкой приветствуя знакомых, снующих по заведению. «Никуда не скрыться», – с досадой посетовала она про себя.

Днём состоялся неприятный разговор с директором дизайнерской компании, в которой она работала. Они осуществляли разработку нового офисного пространства крупной иностранной фирмы, собирающейся обосноваться в столице. Директор, а если точнее, директриса (да не обвинят автора в сексизме!) была крайне недовольна уже третьим по счёту предложением Вероники. До невероятности напоминая героиню Мерил Стрип в фильме о муках издательского бизнеса в модной индустрии или умышленно подражая ей, Агата Амирановна, держа в руках бумажный вариант рисунка интерьера, забыла о приличиях и швырнула его на стол перед Вероникой, шипя сквозь зубы:

– Очередное фиаско! Что за цветовое решение? В таком офисе работать невозможно! Там находиться-то неприятно. Атмосфера гнетущая! Мрачно! Стены давят! У тебя депрессия, Вероника?

«Да, у меня депрессия», – подумала Вероника, но ничего не ответила. Собрав листки со стола, она пообещала доработать проект и учесть высказанные начальницей пожелания.

И вот она расположилась на уютном диване в лаундж-баре, но ей было неуютно и свет не мил, а вернее, вечер этого пасмурного, неудачного во всех отношениях дня. Дождь как зарядил с утра, так и стучал по асфальту до сих пор, и тёмные тени прохожих на улице сливались в неразличимую движущуюся живую массу, как на картинах импрессионистов – без голов, глаз и рук, обезличенные и сумрачные, как сгустившиеся сумраки. Расплатившись с официантом, Вероника заставила себя встать. Оказавшись в лифте, едущем на подземный паркинг на минус третьем этаже, она вдруг подумала: «Вот сейчас только застрять не хватает!» Несмотря на несколько лет работы в «Сити», она испытывала некий дискомфорт, оказавшись в одиночестве в холодной металлической коробке, спускающей её вниз уже в полупустом затемнённом здании – в катакомбы новой подземной парковки, претендующей на звание самой глубокой в Европе. Внешний вид лифта и сам по себе не отличался приветливостью; кроме того, он взывал к некоторым детским страхам Вероники. Будучи школьницей, она часто возвращалась домой одна. Семья жила на 30-м этаже высотки на Котельнической набережной. Входя в лифт, Вероника неуверенно нажимала на цифру 30 и тряслась все время его движения. Ей почему-то представлялось, что лифт не остановится на её этаже; не сделает этого и на последнем, 32-м, а взметнётся ввысь, пробивая крышу, и стремительно унесёт её к звёздам. «Только бы не застрял», – вновь промелькнуло у неё в голове, и в это самое мгновение свет в лифте погас и шум движения стих. Вздрогнув от неприятной неожиданности, она тем не менее не потеряла самообладания и на ощупь стала нажимать все кнопки подряд в поисках вызова аварийной службы. Лифт вдруг пришёл в движение, и даже включился свет, но совершенно необъяснимым образом он спустил её на минус шестой этаж, как бы развернув её детские страхи в обратном направлении. Минус шестой этаж находился ещё на стадии строительства. Двери распахнулись, и перед глазами молодой женщины предстала картина, напоминающая сцены из фильмов об апокалипсисе: огромное, покрытое строительной пылью необитаемое пространство с едва различимыми бликами света, проникающими неизвестно откуда, бетонными блоками, нагромождёнными друг на друга, витающими в пыльном воздухе обрывками бумаг и леденящей жилы тишиной. Вероника вскрикнула и нажала на кнопку «Вверх», но тут свет опять вдруг погас, и машина остановилась. Вероника нервно забила по всем кнопкам подряд и начала кричать в надежде, что её кто-то услышит, но напрасно. Она вспомнила про телефон, но он, конечно же, не ловил связь. Женщина начала судорожно перебирать в голове все возможные варианты выхода из ситуации. Дождаться, чтобы лифт опять непредсказуемым образом тронулся? Это практически означало ждать у моря погоды. «Впрочем, у моря было бы куда приятнее», – саркастически сказала она сама себе. Попробовать найти лестницу, соединяющую этажи парковки? Но она наверняка заблокирована или вообще не достроена. Да и как её найти в кромешной тьме? Используя свет от мобильника? Но Вероника тут же засомневалась в безопасности движения по совершенно тёмному строительному объекту, заваленному железной и бетонной арматурой. Тогда Вероника попробовала опять побарабанить по стенкам лифта в надежде шумом привлечь хоть чьё-то внимание наверху и даже стала кричать «Помогите!», но всё тщетно. Она устала и замолкла. Установилась как бы мёртвая тишина. Нереальная. Словно кто-то изъял Веронику из времени. Обессиленная, она сползла на пол и потеряла сознание.

Глава 2

Когда Вероника открыла глаза, она подумала, что ей пригрезился волшебный сон. Она решила, что ей снится галерея Уффици во Флоренции или залы Лувра. Она увидела множество лиц, большим кругом склонившихся над ней. На неё смотрели удивительнейшие персонажи с полотен гениальных старых мастеров, и Вероника с дотошностью художника начала их разглядывать.

У мужчин волосы были преимущественно гладкие, умеренной длины (приблизительно до плеч), горизонтально подрезанные на лбу. Подбородки выбриты наголо, и только остроконечные бородки нацелились на Веронику сверху тёмными клиньями. У представительниц прекрасного пола волосы были распущенными или заплетены в косу, которая венцом обвивала распущенный остаток. У некоторых косы укладывались спиралями над ушами или над затылком. Приглядевшись, Вероника заметила, что одежда окруживших её людей вполне соответствовала их удивительным лицам. Штанины-чулки на мужчинах были сшиты из эластичной ткани, и каждая штанина плотно прилегала к ноге, причём имела цвет, отличный от цвета другой штанины одного и того же владельца; либо одна штанина была гладкой, а другая полосатой. Штаны некоторых имели продольные разрезы, закрытые подкладкой из тонкой ткани и обтянутые шнуровкой. Некоторые штаны-чулки снабжались кожаной подошвой (!), а другие мужчины носили башмаки до лодыжек с отворотами белого цвета. Кто-то из мужчин накинул на голову капюшон плаща или кафтана, а на ком-то красовалась ступкообразная шапочка. Одежда на девушках и женщинах поразила её не менее. Платья имели короткие или длинные лифы с оcтроконечным вырезом; при этом вырез короткого лифа закладывался нагрудником. Кто-то из женщин носил плащ и беретообразную шапочку. На одной из них Вероника заметила жемчужные нити, щедро вплетённые в косу и проходящие дорожкой по лбу, а также вуаль. «Снится эпоха Возрождения!» – определила про себя Вероника и улыбнулась от удовольствия.

– Guardate, sorriso, e viva! Detto che e viva!¹ – неожиданно услышала Вероника живую речь на одном из итальянских диалектов.

В первую секунду это её нисколько не смутило. Неисследованные лабиринты нашего подсознания способны создавать такие причудливые образы и такие явные, что порой, очнувшись от сновидения, мы всё еще можем осязать тепло приснившегося человека. Но в то же мгновение заговорили все окружившие её лица, и кто-то дотронулся до рукава её платья, невзначай царапнув её руку длинным ногтём, и это прикосновение причинило ей реальную боль.

– Может, она упала с лошади? Видать, нездешняя. Платье на ней странное. И волосы чуднó причёсаны. Должно быть, одна из заморских гостей герцога, – один из зевак высказал своё предположение всё на том же итальянском диалекте.

– Да нет, не может такого случиться! Гостья герцога была бы с сопровождением. Если бы она упала с лошади, её бы не оставили лежать на улице. Не может такого быть!

– Да это, наверное, одна из комедианток, что ставят новое представление во дворце герцога. Они могут кутить всю ночь напролёт, вот утром и не могут найти дорогу!

– Ну какая же это комедиантка! Платье на ней из невиданной ткани, да и скроено по-чудному.

Вероника мельком взглянула на своё Versace из вискозного трикотажа стрейч-дизайна и, к своему ужасу, начала догадываться, что сцена разворачивается наяву. Не найдя пока никакого удовлетворительного объяснения происходящему, Вероника решилась на самый банальный способ проверки реальности, а именно ущипнула себя за щёку, да так сильно, что вскрикнула от боли.

– Что болит у тебя? – тут же участливо поинтересовался кто-то и добавил при этом: – Ты кто? Понимаешь по-нашему?

Вероника заставила себя ответить:

– Non ricordo niente², – тем самым пытаясь дать себе время осознать происходящее.

– О, так это флорентийка! Говорит по-флорентийски! – (Вероника улыбнулась про себя, что не зря в своё время родители вкладывали средства в уроки итальянского с чудесным профессором лингвистики из Флоренции.) – Надо отвести её к герцогу! Точно вам говорю, это или его гостья, или одна из труппы комедиантов!

– Сможешь встать? – один из мужчин протянул Веронике руку. Она поднялась и осмотрелась вокруг.

– Где мы? – спросила она.

– Как это где? Там же, где и были вчера! – засмеялся один из толпы. – В Ферраре.

– А какой год? – c внутренним содроганием спросила Вероника.

– И правда, она ничего не помнит! Наверное, ударилась головой, падая с лошади. Тысяча четыреста восемьдесят девятый.

Глава 3

Италия заявила о себе как об унитарном государстве только в 1861 году, а в 1489-м на её территории насчитывалось большое множество разрозненных государственных формирований. После падения Западной Римской империи в V веке и разделения Италии полуостров охватила непрерывная борьба за воссоединение земель и восстановление национального единства. Приблизительно с XIII века его территория состояла из управляемых местными правителями городов-государств, которые сосуществовали с республиками Флоренции, Венеции и Генуи, а также с Папской курией в Риме.

К XV веку сформировались крупные государственные образования, правители которых имели смелые имперские планы. На юге укрепились королевства Неаполя и Сицилии, в которых господствовали арагонские правители из Испании. На севере простиралось богатое и влиятельное Миланское герцогство ломбардское. Некоторые другие государства – Феррара, Урбино и Мантуя были сравнительно малы, но с помощью дипломатических талантов, военного мастерства и покровительства наукам и искусствам добились поднятия своего престижа и политического веса. Несмотря на внешнюю разрозненность и независимость, ведь города-государства создавали и развивали свои формы государственного управления и обычаи, они были связаны прочными узами – как политическими, торговыми и дипломатическими, так и супружескими. Более того, будучи чрезвычайно талантливыми в коммерции, финансовом и банковском деле, а также в дипломатии, итальянские княжества смогли установить тесные связи с иностранными государствами, такими как Франция, Германия, Испания и Бургундия.

Большинство правителей городов-государств играло роль кондотьеров. Это название происходит от итальянского слова condotta – кондотта, что означает контракт на ведение военных действий. Дело в том, что некоторые из вышеупомянутых государств не могли похвастаться богатством местных промыслов и ресурсами и потому за довольно высокую плату предоставляли свои войска более могущественным правителям, т. е., по сути, их правители являлись командирами наёмных солдат. Вот почему знание военного искусства и умение ездить верхом приобретало особую ценность для правителя и всех готовых поступить к нему на службу. Некоторые кондотьеры настолько прославились своими победами в военных операциях, что другие герцоги отправляли к ним своих отпрысков на обучение. Кроме того, с середины XV века правители начали особенно ценить гуманистическое образование, вбирающее в себя христианские добродетели, рыцарские идеалы отваги, чести и славы, а также знание античного искусства управления и военной стратегии. Понятие «гуманизм» напрямую связано с «гуманитарными науками» – риторикой, грамматикой, поэзией, историей и философией. Достойным уважения является тот факт, что даже в те далёкие времена нередко и жёны правителей имели доступ к гуманитарному образованию и играли активную роль в принятии решений в политической и художественной жизни, делая художникам серьёзные заказы, тем самым внося свою лепту в развитие эпохи Возрождения.

Что поражает ещё более, любой человек, стремящийся к идеалам добродетели и благородства, мог достичь того же положения в обществе, которое иным было гарантировано их знатным происхождением или титулом. Профессия служила ключом к успеху и могла существенно поднять человека вверх по социальной лестнице. Талантливый и упорный финансист, юрист, врач или художник мог получить дворянский титул. Соответственно, можно легко прийти к умозаключению о глубокой врождённой демократичности итальянского сознания.

Данный период также отмечался бурным расцветом придворной бюрократической машины. Двор герцогства Феррары, например, насчитывал около 500 человек, держащих в своих руках изящные нити филигранной системы правления. В этом городе-государстве проживало прогрессивное сообщество поэтов, учёных, ораторов, художников и педагогов. Именно под влиянием этого сообщества правитель-гуманист, выстраивая стратегию и тактику своей политики, брал за эталон античных государственных деятелей, всецело подражая им в выборе нравственных идеалов и способов государственного управления. Таким образом, этому небольшому княжеству, которым управляло семейство Эсте, удалось создать свою, необыкновенно яркую и самобытную культуру, и некоторые историки осмеливаются называть Феррару столицей Ренессанса.

В 1489 году Феррарой правил герцог-кондотьер Эрколе д’Эсте, законный сын своего предшественника. (Случаи, когда незаконнорождённые дети приходили к власти при загадочных обстоятельствах или путём хитроумных интриг, были нередки.) Более того, наличие детей вне брака являлось довольно-таки распространённой, почти обыденной ситуацией. Однако следует отдать должное мудрости и великодушию многих государей, которые воспитывали своих незаконнорождённых потомков вместе с законными детьми; более того, всячески стремились их пристроить в благопристойные браки с титулованными вельможами, таким образом смывая их позорное клеймо «бастарда». Итак, Феррарой управлял законный правитель Эрколе. В своё время он весьма разумно женился на Элеоноре Арагонской, дочери неаполитанского короля, что в значительной мере повысило престиж небольшого княжества Феррара. В 1489 году супружеская пара уже имела трёх взрослых детей – Беатриче, Изабеллу и Альфонсо, и намечался брак одной из дочерей с представителем другого княжества.

Эрколе, получивший свой титул по закону, чрезвычайно гордился своим высоким статусом и, являясь истовым католиком, считал свою власть исходящей от Бога; и на монетах представлял себя не иначе, как Divus, т. е. «божественный». Демонстрировал он свой высокий титул через «великолепие». Следует отметить, что теория Аристотеля о великолепии стала чрезвычайно популярной во времена Возрождения, как и многие другие концепции и идеалы Античности. «Великолепие» подразумевало достойное оформление церкви и превосходящие все похвалы устройство и декорацию утопающего в роскоши дворца, а также разнообразные общественные проекты и помпезные церковные шествия и празднования. Таким образом, являясь рьяным приверженцем этой теории, Эрколе стал претенциозным меценатом и выделял щедрые суммы на развитие искусства и архитектуры, и его супруга Элеонора полностью разделяла как религиозные верования мужа, так и его любовь к различным искусствам и поддерживала его бесчисленные пожертвования на украшение церквей и монастырей. Его масштабное меценатство началось с создания одного из крупнейших в Европе церковных хоров. Эрколе нисколько не скупился при осуществлении своего грандиозного проекта, и ему удалось выманить лучших певцов из-за границы: из Нидерландов и Франции и других европейских государств, – а те уже в свою очередь разбредались на поиски местных талантов. Но Эрколе также продвигал и светское искусство. Популярная в то время франко-нидерландская музыка стилизовалась, и традиционный придворный танец обогащался новой ритмикой движения; в результате чего создавались не только религиозные драмы, но и светские постановки. Особую популярность снискали впечатляющие intermezzi – небольшие, но чрезвычайно выразительные музыкальные пьесы между актами театрализованного представления. Неудивительно, что при дворе Эрколе имелась собственная театральная труппа, исполняющая различные театрализованные представления для увеселения герцога и членов его семьи, а также для развлечения многочисленных гостей, посещающих его.

К сожалению, в претворение в жизнь его прогрессивных нововведений вторглась разрушительная война с Венецией, длившаяся с 1482 по 1484 год. Многие здания города и некоторые виллы подверглись разрушению. Постепенно приходя в себя после поражения, которое нанесло не только существенный экономический ущерб герцогству, но и унизительный удар по его репутации правителя, Эрколе принялся за восстановление и укрепление и первого и второго.

Был обновлён фасад Палаццо Скифанойя (чьё название буквально означает «бегство от скуки» или «презрение к скуке»), который по сути являлся важным загородным административно-развлекательным ансамблем. Затем Эрколе начал осуществлять масштабный проект расширения города, пролагая улицы за его пределами в сельской местности и продавая участки для городской застройки. Проект был призван решать как экономические, так и оборонительные задачи; также герцог вынашивал и другие, не менее грандиозные планы.

В то время, когда Вероника самым необъяснимым образом оказалась в герцогстве, стоял месяц апрель, и в княжестве готовилось театрализованное действо под названием «Страсти Христовы», ввиду приближающейся Страстной недели и Пасхи. Во дворе герцогского Палаццо Скифанойя был установлен огромный помост, на котором расставили пять не до конца иллюстрированных деревянных конструкций, заменяющих декорации. Вокруг кипела работа! Местные художники дорисовывали Голгофу, актёры репетировали роли; другие мастера изготавливали маски и создавали костюмы.

К постановкам часто привлекали и странствующих комедиантов – например, ввиду внезапной болезни одного из постоянных членов герцогской труппы, либо по другим обстоятельствам, или просто потому, что герцогу и его окружению приглянулся кто-то из гастролирующего балагана. Поэтому совсем не удивителен тот факт, что Веронику в её необычном для местного глаза одеянии приняли за актрису, собирающуюся принять участие в театральной постановке, и повели в резиденцию влиятельного герцога, где и проходила подготовка к знаменательному событию.

1. Смотрите, она улыбнулась, она жива! Я же говорил, что она жива! – Перевод с итал. автора.

2. Не помню ничего (итал.).

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?