Сакральное значение чисел. Духовные истины на языке математики

Поскольку именно субатомные частицы делают физическую реальность тем, чем она является, то и мира, в котором мы живем, не было бы, если бы не было нас, чтобы воспринимать его.

Это кажущееся противоречие похоже на один древний вопрос: если в лесу падает дерево и нет никого, кто слышал бы это, то будет ли звук падающего дерева? Ответ: нет, звука не будет, потому что «звук» – это интерпретация, или ощущение, которое порождает мозг, когда определенные стимулы воздействуют на барабанную перепонку. Без присутствия персоны, слышащей звук, динамика, вызванная падением дерева на землю, остается всего лишь разнообразными вибрациями. Звук – это результат восприятия человека и животных и не является тем, что изначально присутствует в природе.

Для нашей дискуссии очень важно то, что субатомные частицы приравниваются к концепциям. Конечно, субатомные частицы это не единственные концепции, которые можно найти в физике. Вся наша система математики, которой физики пользуются исключительно для познания и описания субатомного мира, состоит из пространной и сложной системы концепций. Помимо концепции самих чисел существуют математические законы, а также формулы и теоремы. Концепты и символы почти идентичны по своим функциям. Вот какое определение концепции дано в толковом словаре Уэбстера: «идея чего-либо, образованная ментально и сочетающая все характеристики или особенности»^[30]. В этом же словаре приводится такое определение символа: «это нечто такое, что используется для репрезентации чего-то другого»^[31]. Символы – это концепции того, что они обозначают, а концепции символизируют, или представляют, то, что они обозначают. Различие между этими двумя терминами весьма незначительно. В общем, концепции считаются объективными идеями, сведенными воедино с сознательным намерением, тогда как символы, как правило, это мысль о субъективных идеях, обладающая философским или духовным значением. Однако далеко не все осознают, что настоящие духовные символы – это концепции, которые тщательно создаются с истинно научной точностью (и это можно сказать без всякого преувеличения). Поэтому мы можем с уверенностью говорить о том, что концепции физики, а фактически и сама физика, являются символами реальности. Хотя точным наукам и математике обычно приписывают ореол объективности и свободу от вопроса «А какой в этом смысл?», тем не менее что может быть более осмысленным, нежели природа физической реальности?

Это очень важный момент в нашем обсуждении. Он включает в себя системы символов и физики и математики и таким образом приравнивает их к различным духовным символическим системам, сферой компетенции которых является Истина жизни. Эти системы включают в себя великие мифологии древности, основные религии и глубокие духовные знания школ мистерий. За последние четыре сотни лет точные науки, физика и математика, утвердили себя в качестве доминирующих систем символов своего времени, имеющих дело с реальностью. Однако с точки зрения символических систем наука еще очень молода и находится на начальных стадиях своего развития, хотя, несмотря на свою молодость, она пленила воображение человечества. Она рождает революционные идеи и теории и стимулирует творческие способности гениев. Она подарила человечеству широчайший ассортимент почти волшебных изобретений и технологий.

Тем не менее, несмотря на свое неоспоримое величие, точные науки лишены одного элемента, присущего остальным уважаемым системам символов, которые развивались и существовали на протяжении веков. Этот элемент – смысл^[32], и без него точные науки никогда не будут говорить с человеческим духом. Следовательно, в настоящее время точные науки, как интерпретатор реальности, являются несовершенной системой символов.

Глава 3
Вечный поиск

Мы никогда не можем ничего по-настоящему понять до тех пор, пока не создадим модель или метафору, берущие начало в нашем уникальном персональном мире.

Эрик Дженсен «Обучение и преподавание, базирующиеся на мозге»

Мы живем, погрузившись в мир символов. Символы в гораздо большей степени проникают в нашу жизнь и оказывают на нее фундаментальное воздействие, чем мы это осознаем. Именно поэтому так важно при исследовании математического символизма взглянуть на природу символов и на то, как они работают. Мы склонны думать о символах как о достаточно формальных понятиях, особых объектах или пиктограммах с глубоким значением. На ум сразу же приходят определенные духовные и религиозные символы, например символ инь-ян, звезда Давида (гексаграмма), AUM, крест, молитвенные четки и карты Таро. Специалисты по символике, ученые, занимающиеся исследованием природы символов, идут дальше и выделяют пять широких категорий: язык, точные науки, искусство, миф и религию, к которым я добавил бы культуру. Назвать множество самых разных символов не составляет труда: свет и тьма (символы добра и зла), реклама (символ товаров и культуры), компьютерные иконки (символы функций компьютера), вино (символ утонченного обеда), железо (символ длительного периода развития человечества), Уолл-стрит (символ финансовой мощи), голубка (символ мира) и так далее. Перечислять подобные примеры можно до бесконечности.

Символы такого рода можно было бы назвать сознательными. При их использовании всегда присутствует определенная степень осознания того, что некий мирской предмет используется как средство для выражения смысла, не имеющего к нему отношения. Это дополнительное значение не является естественным атрибутом самого объекта; значение предмета представляет собой ценность, которая искусственно была перенесена на символ-средство во время сложного процесса развития. Свет и тьма, например, это не добро и зло; это всего лишь различные степени освещенности. Когда мы говорим о свете как символе добра, то всегда осознаем, что мы «используем свет» в символических целях. Мы достаточно хорошо знаем, что свет не обладает реальным или буквальным аспектом, сущностной природой которого было бы добро. Тем не менее свет стал способом выражения этой добродетели – естественным, знакомым и широко принятым.

Сознательные символы – это те, которые «официально назначены» на свою роль. Они составляют лишь незначительную часть символов, присутствующих в нашей жизни. Численный перевес за символами бессознательными. В отношении последних мы даже не осознаем, что это символы, поскольку их смысл настолько тесно переплетается со средствами выражения, что между ними можно поставить знак равенства. «Простой объект» и его «смысл» это синонимы, поэтому когда мы видим эти объекты или просто думаем о них, это дает нам ощущение смысла. Прекрасным примером таких символов являются слова. Все мы знаем, что написанные слова состоят из букв (которые являются символами звуков) и что слова являются символами мыслей. Тем не менее когда нам на глаза попадается какое-нибудь написанное слово, мы проделываем все эти операции, даже не осознавая того, как работает динамика символа. Более того, когда мы физически читаем напечатанные буквы или слова, буквы-символы забываются, поскольку наш ум полностью фокусируется на значении слов. Мы мгновенно ассоциируем слова и их значение – бам!

Словесные символы являются лишь отчасти бессознательными, поскольку мы в любой момент можем получить напоминание о том, что слова это символы, и на несколько секунд, пока мы будем думать об этом, мы сможем ментально разделить символ от его значения.

Существуют мириады символов, которые являются полностью бессознательными. Обычные люди и специалисты, исследующие их, даже не считают их символами. Никто при взгляде на повседневные предметы – бумагу, траву, ступеньки дома, огурцы, чашку воды, облако – не скажет, что они символизируют что-либо. Но они как раз и являются символами. Большинство людей скажет, что бумага это всего лишь бумага, а трава – всего лишь трава. При этом люди не осознают, что эти предметы нашей повседневной жизни являются смыслом, символическими репрезентациями. Они символизируют реальность. Мы думаем, что ощущаем реальность, проживая дни своей жизни, но это не так. На самом деле это наша интерпретация реальности, которую мы ощущаем. Это происходит потому, что на самом деле люди не видят – не способны видеть – Окончательную реальность. Мы существуем в рамках этого правила, пытаясь создавать лучшие идеи о жизни посредством собственного ограниченного понимания. Другими словами, мы составляем свою собственную версию реальности, и в нашем понимании такой реальность и должна быть. Наш мир это символический мир (рис. 7). Это шок – посмотреть вокруг и осознать, что все, включая собственные мысли, символично!

Рис. 7. Наше восприятие непознаваемой реальности ограничено знаниями, с помощью которых мы живем и понимаем жизнь. С точки зрения функций это те же взаимоотношения, которые существуют между официально признанными символами и смыслом, приписываемым им

Метафизика учит, что люди не видят окончательную реальность, хотя и могут увидеть ее, если пройдут необходимое духовное обучение. Субатомная физика тоже разделяет концепцию непознаваемой реальности. На субатомном уровне знакомой физической вселенной не существует. Материя состоит из огромного пространства, заполненного отдельными вкраплениями энергетических паттернов. На этом уровне крошечные фрагменты твердого вещества не существуют. Физики согласны с тем, что у нас нет никаких идей относительно того, на что похож этот причудливый, субреалистический мир. Лучше всего его описывают малопонятные математические уравнения. Иными словами, физика учит нас, что физическая реальность не является ни физической, ни реальной.

Я много раз использовал слово «смысл» для обозначения важности, приписываемой символам. Смысл – это не просто пассивное понимание или интеллектуальный интерес. Скорее, смысл является мощной творящей силой. Каким-то таинственным образом наше убеждение относительно того, какова реальность на самом деле, вызывает эту самую реальность к существованию. Эта идея лежит в основе духовного принципа, согласно которому мы, люди, творим – буквально творим – нашу собственную реальность. Каким-то образом окончательная реальность дозволяет нам эту свободу действий. Этот принцип подтверждается и даже уточняется физикой. Существует установленный факт: когда в экспериментах по субатомной физике есть наблюдатели-ученые, то простой акт наблюдения меняет ход событий, который имел бы место в том случае, если бы не было наблюдателя. Обычно акт наблюдения рассматривали как совершенно пассивный. Однако каким-то таинственным образом он оказывает мощное физическое воздействие на фокус внимания. Это нечто большее, чем сила сознания. Это нечто более грандиозное, чем воля для достижения той или иной цели. Мы генерируем творение, это автоматический рефлекс нашей общей природы – того, чем мы являемся. Акт творения происходит, когда мы придаем форму смыслам, изначально присущим нашему существу. Когда эти смыслы раскрывают свой потенциал в соответствии с путем вещей, они становятся так называемой объективной реальностью. Именно посредством наблюдения физика добавляет смысл в свои эксперименты, создавая таким образом свою версию реальности, как делаем все мы.

Давайте посмотрим, как все это работает на практике, воспользовавшись символами американского национального фольклора в качестве примера. У нас есть множество символов, так или иначе обозначающих Америку: статуя Свободы, флаг, орел, Дядя Сэм, Декларация независимости, Бостонское чаепитие, демократия, система свободного предпринимательства, бейсбол (национальный досуг), война во Вьетнаме, закон о гражданских правах, Аламо^[33] Главная улица США^[34], предводитель свободного мира, конституция, билль о правах, отцы-основатели, Перл-Харбор, день D^[35], бесплатное образование, маленькие американские города, американская находчивость, Голливуд, день Благодарения, проживание в пригороде, Гран-Каньон, Джонни Яблочное Семечко^[36] и Неизвестный солдат – и это только их часть. Каждый из этих национальных символов вносит свой крошечный вклад в то, что значит быть американцем.

Все эти символы в совокупности составляют портрет Америки и определяют американский дух. Никакой из этих символов сам по себе, по отдельности не является духом Америки. В то же самое время, соприкасаясь с каждым из этих символов своим сердцем и умом, мы проникаемся той неуловимой энергией, которую мы называем Америкой. Без наших национальных символов, без конкретных понятий, на которых мы могли бы сосредоточить свои мысли, этот «дух Америки» (сама эта фраза является национальным символом) существовал бы только в виде ускользающих, иллюзорных и бесформенных возможностей. Именно с помощью определяющих форм мы вызываем символы, которые способен воспринять и постичь (и за которые способен держаться!) наш ум – в противном случае они были бы эфемерными и непознаваемыми.

Этот конгломерат национальных символов, выражающих дух Америки, является лишь одним примером того, что называется знаковой системой. Знаковая система – это совокупность концептов, позволяющих получить определенный тип опыта. Каждая знаковая система состоит из ключевых компонентов, и без этих компонентов опыт существенным образом модифицируется или ограничивается. Этот принцип можно отчетливо проследить в любых технических знаковых системах. В математике изъятие числа 4 или процесса сложения из системы будет равносильно краху. В музыке изъятие клавиши или ноты разрушительно повлияет на способность создавать музыку в том виде, в каком мы знаем ее. Этот же принцип работает и для культурных знаковых систем, но на этом уровне его сложнее воспринять. Это обусловлено тем, что культурные знаковые системы склонны компенсировать утраченные или приобретенные части и снова превращаться в нечто целостное; то же самое происходит и в природе. Этот процесс восстановления после изменений в природе является рутинным; мы называем его эволюцией. Знаковые системы всех типов приспосабливаются к изменениям, происходящим как вследствие потерь, так и вследствие приобретения, и этот процесс носит постепенный характер. Давайте вспомним пример из главы 1. Европе потребовалось несколько столетий на то, чтобы ноль получил повсеместное признание, а счеты устарели и вышли из использования.

Только знаковая система как единое целое – все символы, которые являются ее составными частями – может порождать опыт, который она представляет. Если говорить об ощущении и восприятии Америки, то ни один из национальных символов, ни даже несколько национальных символов вместе не могут заменить систему в целом или функционировать так, как она. Яблочный пирог и Ниагарский водопад – это важные нити в символической ткани американской жизни, но это лишь фрагменты Америки. Поэтому мы зависим от всех национальных символов, которые способны обеспечить устойчивый фокус на неописуемом и эфемерном американском национальном характере. В совокупности национальные символы образуют рабочую модель американского духа или характера. Эта рабочая модель задает всеобъемлющий контекст американской жизни, создавая структуру и цели, смысл и ценности, которые складываются в символический концепт американской мечты.

Каждый компонент нашего символического ландшафта настолько глубоко пропитан смыслом, что очень трудно отделить объект и его значение. Этот смысл, нередко глубокий и страстный, проникает в наше сознание при простом упоминании или попадании в наше поле зрения объекта или идеи. Другими словами, вещь сама по себе и тот смысл, который мы придаем ей, становятся синонимами. Статуя свободы, например, если соскрести с нее культурную патину, это всего лишь большая, старомодная скульптура женщины, стоящей на постаменте на острове в Нью-Йоркской гавани. Это всего лишь металлическая отливка воображения художника. Даже отдельные слова – статуя, свобода, – когда мы рассматриваем их отдельно, не вызывают у нас даже отголосков того глубокого смысла, который мы ощущаем, когда слышим о статуе Свободы или видим ее. Это выглядит так, как будто смысл полностью окутывает физическую статую, буквально изменяя ее внешний вид. Можно даже сказать, что статуя Свободы это физический объект сам по себе лишенный смысла, который просто является триггером, включающим определенный ментальный или эмоциональный опыт. Таким образом, статуя в гавани имеет второстепенное значение по сравнению с богатством смысла, который мы связываем с ней.

Эффект окутывания повседневных объектов особым значением можно с легкостью увидеть в символизме, смысл которого неизвестен нам. Если вы когда-нибудь бывали на встрече какого-нибудь тайного общества или оказывались в первый раз на незнакомом спортивном мероприятии, вам сразу же становилось ясно, что происходит масса всяких вещей, назначение которых вам не понятно. Незаметные жесты, особые позы тела, ключевые слова, определенные цвета и дизайн, зловещие паузы, произнесение странных имен и широкий спектр явно важных деталей – все эти символы, глубоко значимые для информированных участников, но полностью ускользающие от понимания непосвященных. Цвета, жесты и прочие элементы воспринимаются буквально, так, как они выглядят физически, и могут оставаться незамеченными и не истолкованными, быть некой головокружительной последовательностью недифференцированных паттернов, на которые смотрят без понимания и принятия.

Представьте себе неподготовленного иностранца, который впервые прибывает в Нью-Йоркскую гавань по морю и видит скульптуру XIX века в длинных одеяниях… Какие у него возникнут ассоциации при взгляде на статую Свободы? Он будет смотреть на нее глазами, привыкшими к совершенному иному символическому ландшафту. Возможно, он подумает, что Америка почтила этой статуей одну из своих королев или могущественную морскую богиню.

Символы представляют собой чрезвычайно могущественные элементы жизни. Если каким-то образом прикоснуться или подключиться к ним, то они могут стать источником невероятной страсти и твердости, рождать глубокую убежденность и толкать на необузданные поступки.

«В потоке человеческого опыта в каждый конкретный момент можно идентифицировать происшествия или поступки, являющие собой проявления почти непреодолимой силы. Вот один из примеров. В конце 1963 года в Кашмире из мечети Магомета была украдена реликвия Пророка – его волос. Это происшествие вызвало мятеж. В нем приняло участие более 100 тысяч мусульман. Совершались поджоги, раздавались выстрелы, и в этом хаосе погибло множество людей. Каналом для проведения какой огромной силы стал один-единственный тонкий волос!»^[37]

Символы – это глубокие колодцы смысла. Они руководят, просвещают и формируют наши убеждения и поступки, зачастую предлагая традиционные, готовые способы. Символы сами по себе являются некой договоренностью о способе мышления, соглашением, существующем в обществе относительно того, что означают те или иные концепты. Когда возникают вопросы относительно какого-то конкретного символа, ответы на них обычно вполне предсказуемы, как если бы они были отливками из одной и той же формы. Таков, например, символ свободы. Нужно затратить колоссальные умственные и эмоциональные усилия, чтобы сделать глубокие и прозорливые личные выводы относительно свободы. Гораздо спокойнее (и зачастую практичнее) просто опереться на общепринятые толкования и воспользоваться ими как своими собственными: «Это моя жизнь, я делаю то, что мне нравится», «У меня есть права», «Вы не можете приказывать мне», «Это свободная страна», «Я могу говорить все, что хочу», «Дайте мне свободу, или дайте мне смерть»^[38].

Символ свободы делает концепцию свободы известной величиной, расшифровывает нам ее пункт за пунктом. Всеобъемлющее определение этого символа оказывает нам исключительную помощь и помогает разобраться во всех хитросплетениях ситуации, позволяя продумать следующий шаг и принять решение.

Совершать поступки, руководствуясь свободой, зачастую рассматривается как стандартная американская ценность и проявление патриотизма. Кое-кто говорит, что поступать иным способом не по-американски. Но это не совсем так. С объективной точки зрения сопротивление свободе всего лишь другая сторона медали. У каждого символа есть своя оборотная сторона, уникальная для него. Когда американцы отстаивают свободу, это выражает их национальный характер. Когда американцы злоупотребляют свободой (возьмем, к примеру, подавление определенных групп населения и эксцессы, связанные с полицией), это тоже выражает национальный характер, потому что и негативные и позитивные проявления восходят к одному и тому же источнику. Это еще одна форма метафизического принципа, который утверждает, что «добро не может существовать без зла». Мы говорим здесь о темной стороне американской жизни. Истина заключается в том, что попытки откреститься от этой темной стороны, в то же самое время идеализируя светлую сторону, это признание лишь половины работы символа. Оба аспекта не только необходимы для надлежащего функционирования символа, но и являются (в буквальном смысле этого слова) природным фактом. Существует учение о великом китайском символе инь-ян, который выражает не только единство добра и зла, но и присутствие в каждом из них семени противоположной силы (рис. 8). Поэтому что касается американского символа свободы, то даже героический поступок по защите свободы (или низкое злоупотребление ею) каким-то образом содержит в себе семена прямо противоположного поведения. Для того чтобы символ был активным, нужно и то и другое. Акт отстаивания свободы не является сам по себе «свободой». Подавление свободы не является само по себе «отсутствием свободы». И то и другое – всего лишь ситуационное напряженное состояние. Только тогда, когда эти противоположные полюса создают напряжение, мы получаем тот опыт, который называем свободой.

Рис. 8. Символ инь-ян

Это очень важный момент в работе с символами. Если символ раскалывается на два противоположных полюса, если добро и зло начинают сражаться друг против друга, то сам символ погружается в бесконечный хаос, и обе его части пожираются друг другом; при этом не остается никакой надежды на разрешение конфликта – все это напоминает бесконечную погоню собаки за своим хвостом. Это путь слабости. Такой разделенный символ никогда не станет точкой силы. Именно поэтому «на Востоке добродетельным считается не тот человек, который берется на невозможную задачу стремиться к добру и уничтожать зло, а тот, кто в состоянии поддерживать динамическое равновесие между хорошим и плохим»^[39].

Битва за добро против зла – это духовно неправильное восприятие. Это – майя, как говорят буддисты, иллюзия, или то, что не является реальным. Это невежество, которому не хватает четкого, функционального понимания устройства жизни. Следствием такой борьбы становится дисгармония. Нужно постичь эту хитроумную концепцию, поскольку когда «нашему добру» угрожает «наше зло», нашей инстинктивной реакцией является желание устранить «плохое», чтобы мы могли вернуться к хорошему, чтобы все шло так, как надо (в нашем понимании).

Эта установка настолько глубоко пустила корни в западное мышление, что необходимо повторить еще раз: добро и зло формируют неразделимую пару. Просто представьте себе любой бейсбольный или футбольный матч, в котором участвовала бы только одна команда. В этом случае игра бы не состоялась. Игра требует двух противоборствующих команд. Изучение любой духовной системы символов, например числового символизма, со временем вырабатывает у человека правильное духовное восприятие. Оно сродни ментальным «линзам для корректировки зрения», благодаря которым можно увидеть и ощутить Реальность. Такое восприятие – это прекрасно отточенный навык, позволяющий его обладателю «использовать образы так, как математик пользуется алгебраическими символами»^[40]. Отработка этого навыка начинается с изучения системы взаимосвязанных принципов реальности на чисто абстрактном уровне, на котором не задействовано эго – низшее «Я», раздираемое желаниями и страхами. Когда ум полностью постигнет знаковую систему и начнет бегло ориентироваться во всех ее концептах и взаимосвязях, то постепенно эти знания начнут проникать и на другие уровни жизни человека, те уровни, которые называются «реальными». Это очень глубокий и осмысленный процесс трансформации. «Приобрести мистическое знание – это претерпеть трансформацию; можно даже сказать, что эти знания и есть трансформация»^[41].

По мере того как мы день за днем живем своей жизнью, символы Америки служат нам вехами на равнине национального ландшафта, с помощью которых мы прокладываем свой путь через превратности жизни. Все эти символы в совокупности создают общую ментальную схему. В любой ситуации в игру вступают соответствующие вехи/символы. Они представляют собой устоявшиеся, проверенные временем ценности и стандарты. Наши мысли порхают между ними, совершая практически мгновенный анализ и сортируя процессы по мере того, как мы пытаемся сообразить, как думать и действовать. Эти символы – данность, но объективная данность, потому что они содержат общее для всего общества понимание, а не аксиомы, и не ограничиваются отдельно взятым человеком. Способ, посредством которого мы интерпретируем ситуации, а затем начинаем действовать, это наш собственный субъективный подход. Таким образом, каждый из нас делает свое собственное, уникальное, индивидуальное заявление об американском духе. Два разных человека не могут и не должны одинаково интерпретировать или применять символы. Всегда будут какие-то различия. Такова человеческая природа.

А теперь давайте поговорим о трех американских символах: службе в армии; «моя страна может быть права или ошибаться, но это моя страна» и о яростном индивидуализме. Армия, задачей которой является защита нации, является очень важным символом Америки. Она представляет собой, помимо всего прочего, силу и готовность отстаивать то, чем является американец и во что он верит. Она опирается на безоговорочное согласие тех, кого призывают служить в нее. Символ «моя страна может быть права или ошибаться, но это моя страна» также требует полного согласия с тем, что могут попросить от человека. Символ «яростного индивидуализма» дает право каждому американцу думать и действовать на основании своих собственных убеждений, без оглядки на мнение или поступки окружающих. Итак, каждый американец знает, что на первое место нужно ставить страну, а также прямо противоположный императив – что он может делать то, что считает нужным. Когда дело доходит до призыва на военную службу, что может произойти во время общенационального кризиса, в игру вступает множество дополнительных переменных, помимо послушания и несогласия. Спектр возможных интерпретаций очень широк. Один подход, совершенно американский, заключается в том, чтобы решить, что никакое правительство не должно обладать властью над индивидом и что яростный индивидуалист не должен соглашаться на армейскую службу, независимо от всех попыток властей принудить его к этому. Индивидуалист может ощущать, что те, кто послушен требованиям властей, не в состоянии думать самостоятельно или, что еще хуже, не в состоянии принимать собственные решения. Большинство людей, согласных с необходимостью службы в армии, будут открыто выступать против позиции нонконформистов, но во многих случаях уважительно отнесутся к тем, кто демонстрирует такую верность своим принципам. Приверженцы установки «моя страна может быть права или ошибаться, но это моя страна», скорее всего, будут возмущаться теми, кто презрительно относится к законам, и даже считать их предателями. Оба этих символа – и тот, который вам нравится, и тот, который вам не нравится, необходимы, поскольку обеспечивают существование друг друга.

В жизни не бывает таких ситуаций, которые сводились бы к двум простым элементам. При подключении все новых символов к рассмотрению вопроса о том, идти в армию или нет, процесс, ведущий к поступку, будет непрерывно усложняться. У нас сразу же появляется пища для размышлений, когда мы, например, добавляем символ федерального закона, который превращает армейскую службу в законодательную обязанность; символ человека, отказывающегося от прохождения военной службы по религиозным или морально этическим соображениям; который освобождает от этой обязанности; и, наконец, страх и давление, вызванные символом длинной руки правосудия. Можно исписать множество страниц, обсуждая все тонкости взаимодействия этих символов, а также их противоборство друг с другом в ситуациях реальной жизни.

В работе с символами такое «взаимодействие и противоборство» – взвешивание и сравнение всех факторов, необходимое для того, чтобы сделать вывод и наметить курс действий, – называется интерпретацией. В любой работе с символами интерпретация является основным навыком, потому что именно ее качество определяет то, насколько уверенно мы будем плыть по бурному морю жизни. На первых порах это абстрактный процесс, включающий в себя сравнение ментальных конструктов, или концептов. Он работает совершенно одинаково в любой знаковой системе, потому что все символы – это слепки мыслей. В случае таких знаковых систем, как американский фольклор, процесс сортировки, по большей части происходит бессознательно, вспышками. В конце концов, эти символы стали частью нашей жизни с самого раннего детства. Мы знаем их во всех подробностях. Использование этих символов стало нашей второй натурой и происходит так же автоматически, как пробуждение по утрам.

Однако все обстоит совершенно иначе с теми знаковыми системами, с которыми мы сталкиваемся будучи взрослыми. Чтобы извлечь из них пользу, мы должны тщательно изучать их. Беглость в обращении с этими системами имеет глубоко личный характер и требует интенсивных размышлений и практики, чтобы научиться распознавать многочисленные сложные взаимодействия и связи. Именно надлежащая взаимосвязь родственных идей позволяет прийти к правильным заключениям. Интерпретация любой духовной знаковой системы – это технический метод оценки, требующий глубокого понимания и мудрости. Она подразумевает союз между индивидуальностью человека и объективными символами, которыми пользуется каждый человек для того, чтобы нормально функционировать. Эффективность знаковой системы, любой знаковой системы, достигается благодаря тому, что группа символов как единое целое (при надлежащем использовании) позволяет человеку создавать определенный опыт. Существует широко распространенное убеждение, что символ сам по себе – талисман, кубок, священная церемония, числовой символ, астрологический знак и так далее – является источником силы. Но это не так: сила заключена в значении, которое мы придаем этому символу. «…Посвященный знает, что материальный объект не задействован в притягивании силы; он способен направить ум на определенный путь сознания»^[42]. В знаковой системе все части соединены определенным образом, каждая выполняет стоящую перед ней задачу как деталь вошедшего в поговорку хорошо смазанного станка. Если убрать одну-единственную деталь, то мотор даст сбой или вообще остановится. Каждый символ знаковой системы выполняет определенные функции, имеющие отношение ко всем остальным символам этой системы. Если это так, то как могут быть связаны друг с другом символы «неистового индивидуалиста» и «права моя страна или нет, но это моя страна»? Они кажутся двумя полярными и взаимоисключающими установками. Но разве не приходится каждому американцу, приходящему на военную службу, переживать этот же конфликт в более мягкой форме? Эти раздирающие метания демонстрируют связь между этими двумя силами, существующую де факто. Разрешение этого конфликта отчасти определяет опыт индивида в области военного, американского стиля.