Чумная маска. Сеанс окончен. Занавес

© Стелла Фракта, 2022

ISBN 978-5-0059-0720-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

«Чумная маска» – ответ автора на популяризацию BDSM, предрассудки о Теме и 512 оттенков¹. В нем отражена лишь часть культуры BDSM, фетишизации и некоторых практик, за кадром оставлены многие аспекты и допущения.

Не пытайтесь повторить это дома.

Произведение создано съедобным для многих категорий читателей с целью объяснить мотивы персонажей, развенчать мифы об эстетике и баловстве, показать разную перспективу и разные стороны – социальные, психологические, физиологические.

BDSM это не только страпон, порка, латекс и насилие. И BDSM не всегда про секс.

В итоге получилась романтизированная, кинематографичная картинка про две израненные души, нашедшие друг друга в Теме.

1

Я написала ему не сразу. Я знала, что он профессионал, первоклассный специалист, мастер своего дела… Отзывы многообещающие, восторженные, а цена на сессии была настолько высокой, что траты иногда превосходили бюджет.

Однако оно того стоило. Он, как никто другой, мог воплотить в реальность желания, пускай и для него, наверняка повидавшего на своем карьерном пути разнообразные девиации, мои сценарии², описанные в сопроводительных письмах, не представляли никакой особенности.

Было всего два жестких табу (о которых было известно заранее, опубликованые в описании его профиля): никакого телесного контакта – раздевание актера более положенного в сценарии гардероба и контакт с кожей исключены – и полное молчание.

Если первое я еще без труда могла соблюдать, то второе стало проверкой на прочность.

Я настолько была одержима идеей идеального сценария (и впечатления от взаимодействия со мной, клиентского рейтинга), что строго следила за каждым своим вздохом, а об остальном – репликах и голосовых командах – не могло быть и речи.

Если я обычно абсолютно бесшумна в проявлении собственных эмоций на сессии, то безмолвие партнера вводило в состояние тотальной фрустрации, состояние, которое было сложно преодолеть.

В аудиальной депривации (и ее предопределенности) все внутри буквально вспыхивало, и я была готова вот-вот перейти в садизм, выбивая из него хоть какое-нибудь подобие звука… Особенно, когда стон или вскрик были бы естественными…

Единственным, чего я добивалась обычно, были короткие вдохи сквозь стиснутые зубы. В полной тишине, нарушаемой только шелестом одежды и веревок, топотом подошв обуви и лязгом металлических крюков реквизита.

Лишь когда наступал конец сессии, тройным хлопком в ладоши – регламентированным жестом – я прерывала сеанс и выстроенный контакт, тугими узлами связывавший нас все эти минуты.

За пятьдесят минут – даже не час – я проживала всю жизнь, раз за разом, окунаясь в вихрь дурманящих сознание чувств.

До того, как я встретила его, я не испытывала настолько глубокого погружения. Все партнеры до него теперь казались дилетантами, а все сессии – кривым подобием настоящей игры.

Он делал все четко и строго, так, словно он был запрограммированным роботом, исполняющим желания, наряженной куклой, марионеткой кукловода, отдаваясь в руки, играя роль, выполняя указания, ни больше, ни меньше.

Идеальный актер. От его идеальности сводило челюсть.

Любое взаимодействие с ним сводилось к исключительно деловой коммуникации: сценарий, корректировка, одобрение, согласование времени и даты сеанса.

Ни до сессии, ни после мы не сказали друг другу ни слова.

Я даже не знала ни его настоящего имени – лишь псевдоним, – ни каков его голос; общались мы в чате портала тематических³ услуг, в его апартаменты я попадала с одноразовым кодом доступа, о начале и окончании сессии информировал голос робота, безжизненно приветствующего и прощающегося, а его хозяин безмолвно покидал меня, как только время выходило.

Просто вставал (как правило, с пола) и уходил.

Про aftercare⁴, который он в самый первый раз (и каждый последующий) пометил как «не обязательный», он благополучно забывал, оставляя меня с некоторым ощущением незавершенности.

За время взаимодействия я входила в раппорт, подстройку, и то, что казалось совершенно естественным – банальные объятия с тем, кого я только что таскала по полу связанным и подвешивала на ремнях, были бы очевидной точкой (и примирением). Но он, судя по всему, так не считал.

Он настойчиво соблюдал субординацию и делал все, чтобы его воспринимали как инструмент или как того, кто оказывает услугу, держал клиентов на расстоянии. У него не было ограничений на роли – он отлично справлялся с позицией нижнего⁵ во всевозможном многообразии мыслимого и немыслимого (намного более изощренного, чем мои тривиальные сценарии), а также пользовался огромным успехом в роли верхнего⁶, при DS⁷ и SM⁸ практиках, при динамиках с бондажем⁹ и дисциплиной¹⁰ (то, что предпочитала я).

Он был идеально упакованной куклой в красивой обертке, без лица, имени и голоса. Обезличенной машиной.

Я слишком много на себя взяла, когда вдруг решила, что хочу узнать его личность.

2

Я пришла к нему как доминатрикс¹¹ в поиске наемного нижнего партнера. Ничего особенного: он, высокий и худой, в роли безмолвной, безропотной марионетки, одетый в строгий черный костюм-тройку, черную рубашку, красный галстук, лакированные туфли. Перчатки – кожаные, неснимаемые, на красивых руках с длинными пальцами, – шляпа… и маска чумного доктора.

В этом была его фишка – так почему бы не использовать ее по максимуму?

Мой кинк¹² был в маске и перчатках… Как оказалось, в молчании тоже. На первых сессиях я кончала только когда он, задыхаясь в неудобной позе, обвитый веревками подо мной, как правило, спиной ко мне, трясся от сдерживаемой агонии и с шумом ловил ртом воздух.

Его стройное, даже костлявое тело с упругими, твердыми мышцами, похожими на канаты, сопротивлялось, и он, казалось, борется и со мной (оставаясь в роли), и с собой – только чтобы не дать не оговоренную сценарием реакцию.

Я ненавидела его в такие моменты… Мне хотелось развернуть его к себе лицом и заорать – истошно, эмоционально, с отчаянием, – какого черта он сопротивляется? Какого черта он подчиняется? Какого черта он не отвечает мне?

Какого черта вообще происходит, и почему я втапливаю лицом в пол связанного человека в костюме чумного доктора, выкручивая ему руки, и я уже вспотела и в аффекте, а у него даже нет эрекции, или его тело холодное, несмотря на активность, нас обоих объединяющую?!

Мне в те секунды казалось, что я беззвучно кричу, обращаясь к богу, а он молчит, он меня оставил.

Несмотря на то, что я подсела на сеансы с чумным доктором с первого дня, и мне, несмотря на эмоциональную изнурительность сессий, хотелось бесконечно много, я строго соблюдала режим и посещала его не чаще раза в две недели (учитывая, что запись следовало вести заранее).

Чтобы он ненароком не подумал, что я к нему привязалась, и я нуждаюсь в нем (что, очевидно, случилось), пусть и в реальности ему было глубоко фиолетово.

Ну и еще потому что он очень дорого стоил.

Именно так я решила зарабатывать больше – мотивируясь и эскапизмом, и необходимостью сублимации, и жаждой стать еще сильнее.

В последний период мы виделись реже – из-за подготовки к концерту и командировок по работе – и в один прекрасный вечер я вдруг осознала, что хочу попробовать себя в другой роли.

Что мне нужна разрядка, передача прав, управления, контроля.

Только в моменты тотального переполнения я прибегала к подобному… Моя потребность в том, чтобы оказаться «снизу» ярко сигнализировала о эмоциональном и физическом разладе. Сработал переключатель, и свитч¹³ внутри, высекая искры, переместился в обратное положение тумблера.

Я написала ему. Чумной доктор отреагировал не сразу: только на следующий день я получила сообщение, и испытывая привычный тремор, я полезла читать ответ, выждав тридцатиминутную паузу.

Очередная бесполезная уловка, самообман – ибо ему со своей стороны было абсолютно все равно, сразу ли я кинулась за новостями или спустя какое-то время.

Это был не первый раз, когда я решалась пробовать что-то новое, видоизменяя привычный нам обоим сценарий. Лишь на третью сессию, предваренную моим настойчивым добавлением пункта про то, что нижний (то есть чумной доктор) должен кончить, я получила хладнокровное «опционально».

На все предыдущие попытки на этапе согласования программы я встречала в этом разделе отказы; но я была бы не я, если бы не продавила волновавшую меня тему. Невозможность получить эмоциональную реакцию от чумного доктора доводила до исступления, любой на его месте извивался бы от сладостной пытки или входил в сабспейс, отдаваясь потоку… но не он.

Если уж он так четко соблюдает договоренности, то отныне моим обязательным пунктом станет его оргазм. И пусть делает, что хочет – иначе он не профессионал.

Конечно, я рисковала, что он просто откажется работать со мной… Однако любопытство взяло верх.

Каюсь, я не раз провоцировала его, воодушевляясь и распаляясь от эрекции (единственного свидетельства моего воздействия), добиваясь ее все теми же трюками с подвешиванием, обвязками, элементами борьбы, в которых он, связанный, преимущественно обездвиженный, по сценарию должен был пытаться вырваться. Я провоцировала его… Я дразнила, комбинируя внезапность и предсказуемость, действуя в рамках дозволенного, но балансируя на грани.

Боль в наших практиках была лишь побочным эффектом головокружения.

Я расстегивала на нем жилет или развязывала шнурки, я делала вид, что собираюсь расстегнуть ремень или пуговицы рубашки – ощущая вибрации беспокойства на животном, энергетическом уровне, – и не делала этого, ибо раздевание до белья – или того странного тканевого футляра, скрывавшего тело, в который чумной доктор был облачен с ног до головы, – было запрещено.

Он тщательно продумал до мелочей условия, при которых сделать что-либо, выходящее за рамки, стало невозможно: шляпа крепилась поверх маски намертво, ни до одного участка кожи добраться было нельзя, и даже перчатки, вероятно, при желании было бы с него не стащить.

Оставалось только догадываться, сколько времени он тратил на то, чтобы облачиться в рабочий костюм. Чумной доктор продолжал восхищать меня, демонстрируя сдержанность и исключительность в деталях.

То, как он вел себя, сводило с ума. Отточенные движения, четкие действия, внимательность и подстройка… Он словно знал наперед, что будет следовать дальше, предугадывал мои шаги, делал все, чтобы усилить мое удовольствие.

Он отыгрывал великолепно, и будто не было предела совершенству, не было того, что нельзя реализовать в партнерстве.

Естественно, несмотря на мое богатое воображение и его способности, далеко не все я намеревалась воплощать в жизнь (или не могла, получая отклонение предложений). Мне нравилось и то, что уже происходило: сеансы, пусть и похожие друг на друга, не входили в рутину, оставаясь уникальным, раз от раза неповторимым опытом.

Для меня. Как он воспринимал наши сессии, я не имела ни малейшего представления. По итогам я получала скупой фидбек, своего рода оценку, в которой хорошим знаком было скорее отсутствие комментариев, чем последующий в другой раз фильтр на то, что он не хотел допустить вновь.

Когда он кончал – не каждую встречу – преимущественно спиной ко мне, на коленях, со связанными под подбородком руками, я держала его сзади, крепко прижимая к себе. Я вдыхала его запах, я дышала ему в ухо через костюм, поверх которого жесткими ремешками крест-накрест была закреплена длинноносая маска… Он дрожал, непроизвольно откидываясь назад, сжимая руки в перчатках в кулаки, по-прежнему без единого звука.

Некое подобие едва различимого стона на выдохе в самый пиковый момент возбуждения от асфиксии и резкого спада, в момент разрядки… Музыка сфер. Моя любимая мелодия. Замирание сердца и божественное благословение, дарующее прощение.

В первый раз он отреагировал так, словно это не входило в его планы – и, как мне показалось, даже слегка испугался. Я держала его крепко и ласково, без прежней силы и подавления, просто и без излишеств Темы, а как дорогого мне человека, падение которого я не допущу. Наш первый совместный катарсис…

После которого, естественно, сессия завершилась.

Именно тогда я скорее всего осознала, что хочу от него больше, чем партнерское доверие – и готова дать больше, чем клиентское доверие.