Когда все стихает, я достаю свое сокровище из пижамного кармана и долго держу его в руке. В первые мгновенья они едва видны. Робкое свечение еле пробивается из-под пальцев, как зеленые ростки весной под лучами апрельского солнца. Да, да, поначалу они именно зеленые, потом багровеют.

Я помню, как дедушка ухаживал за рассадой на даче. Каждое утро он поливал грядки, а потом долго стоял подле них, опершись на грабли. О чем думал он тогда? Об этих маленьких стебельках, что приносили ему столько радости на склоне лет? О своей прошлой трудной жизни? О неудавшейся любви? О нас с мамой?

Мне никогда не узнать этого. Да и какое теперь это имеет значение.

Но, тихо! Мое сокровище шевельнулось в моей руке. Его лучи набирают силу и приковывают к себе мое внимание. Ярко-красные, алые, рубиновые, кровавые, иногда бывают фиолетовые, бурые. Их оттенки постоянно меняются, вызывая в моей душе то страх, то смятение, то восторг, то сладострастную муку. Они заполняют все пространство вокруг и намертво приковывают мое внимание. Я опять превращаюсь в преданного раба, созерцателя этих волшебных лучей. Багряные волны, поднимающиеся от моих ладоней, нежно и властно уносят меня прочь из этой комнаты, в те времена, когда я был юн, беспечен и не знал об этом колдовстве.

Я многого тогда не знал.

Впрочем, обо всем по порядку.

Глава 1. Дедушка

Самыми яркими впечатлениями детства являются воспоминания о моем дедушке. Конечно, я помню теплые материнские руки, нежные глаза, которые так часто и заботливо рассматривали меня в колыбели. Еще я помню отца с громким чуть хриплым голосом, от которого я непременно пугался. Но самыми приятными и поэтому особенно отчетливыми остаются воспоминания о моем дедушке Коле, Николае Степановиче, которые навсегда запечатлелись в моей тогда еще цепкой по-детски памяти. Он был генералом, заслуженным, уважаемым человеком, и моя мама – его дочь, всегда говорила о нем с нескрываемым восхищением. Именно поэтому меня назвали так же, как его – Николаем.

До сих пор я очень хорошо помню его лицо с крупными, немного грубыми чертами. Седые усы и брови делали его похожим на доброго сказочника. Впрочем, с тех пор он и запомнился мне тем, что всякий раз рассказывал какую-нибудь сказку или историю.

Особенно мне нравился его рассказ о Мальчише-Кибальчише, который отважно сражался с ненавистными буржуинами и так и не выдал им страшную тайну. Дедушка при этом пристально глядел в мои глаза, как будто пытался проникнуть внутрь меня. В такие моменты я чувствовал, как что-то тревожное и холодное охватывает меня изнутри. Но вот дедушкин взгляд смягчался, становились видны морщинки вокруг глаз, его лицо сразу же делалось добрей, в комнате было весело и тепло. Потом мы втроем с мамой пили чай, и дедушка угощал меня моими любимыми шоколадными конфетами.

Я уже говорил, что в младенчестве пугался резкого голоса своего отца. К сожалению, это единственное воспоминание о нем. Он ушел от нас, когда мне не исполнилось и пяти лет. Кажется, он был груб с моей матерью. Впрочем, достоверно мне это неизвестно. Слишком мал я был тогда, чтобы разбираться в человеческих взаимоотношениях. Помню еще, что дедушка не слишком его жаловал и часто отзывался о нем презрительно. С тех пор я ни разу не видел своего отца, даже не знаю, жив ли он сейчас или нет. Сразу же после развода с моей мамой он уехал на заработки, и после затерялся где-то на просторах нашей необъятной страны.

Обычно дедушка навещал нас с мамой в выходной день, чаще всего в субботу. Но иногда мы ездили к нему на квартиру. Он жил в четырехкомнатной квартире на Первой Фрунзенской улице вместе с бабушкой и домработницей Зиной, такой же пожилой, как и ее работодатели. Одна из комнат была превращена в кабинет, и никто не заходил в него без дедушкиного разрешения. Он часто запирался там для работы. Эта комната всегда притягивала меня своей таинственностью. Мне казалось, что внутри происходят чудеса, неподвластные моему детскому сознанию. И что когда я вырасту, я обязательно проникну внутрь и узнаю тайну дедушкиного кабинета. Удивительно, но именно тогда я был очень близок к истине.

Бабушка часто неважно себя чувствовала во время наших посещений. Она вообще редко покидала квартиру. В молодости она была очень красивой женщиной. Да и сейчас старалась всячески это подчеркнуть. Однако было в ее манерах что-то надменное, высокомерное. Во всяком случае, я всегда немного терялся в ее присутствии. Иногда она целовала меня в щеку, и я каждый раз чувствовал холод ее накрашенных губ.

Зина, напротив, была очень простой и милой женщиной. Она удивительно вкусно готовила и часто баловала меня своими кушаньями. Она постоянно улыбалась мне. Все время хвалила дедушку и мою маму. Старалась погладить меня по голове и как-то приласкать.

Однажды, кажется, тогда я уже ходил в школу, я увидел странный предмет в руках дедушки. Помню, мы тогда играли с Зиной в гостиной, и я неожиданно влетел в его кабинет. Он рассматривал что-то в небольшой темно-синей коробочке. Позже я узнал, что в таких коробочках хранят боевые ордена и другие награды. Но здесь было что-то другое. Возможно, та самая тайна, которую я мечтал раскрыть. Я это сразу понял по реакции деда. Он испугался, быстро захлопнул коробку и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Дедушка почти всегда ходил в костюме, даже дома.

Он попытался улыбнуться мне:

– Чего ты, Коленька? Зачем пугаешь дедушку?

Но его как будто вымученная улыбка не могла меня обмануть.

– Деда, а что у тебя в коробочке? – спросил я, сам немного испугавшись.

– Так. Безделушка. Не стоит твоего внимания. Иди, поиграй с Зиной, я скоро приду.

Я так и не узнал тогда, что же было в этой коробочке. И еще много лет дедушка хранил от меня этот секрет.

Ясно помню еще одно событие из моей жизни. Был апрель, я учился в четвертом классе и уже был пионером. Накануне, это было в пятницу, дедушка позвонил нам домой и предупредил о своем приезде. В субботу утром они приехали к нам вместе с Зиной. Пожалуй, она впервые была у нас в гостях и поэтому заметно волновалась. Дедушка выглядел очень серьезно и торжественно.

– Сегодня, Коля, важный в твоей жизни, – объявил он мне. – Сегодня мы пойдем в Мавзолей Владимира Ильича Ленина – великого вождя и создателя нашего государства. Ты уже почти взрослый, вон уже и красный галстук носишь, и должен понимать, какое значение в твоей жизни будет иметь посещение мавзолея. И все, что с этим связано.

На улице было тепло и солнечно. Удивительно, как хорошо я помню мельчайшие подробности того дня. У подъезда нас ждала черная «Волга» с водителем. Дедушка сел на переднее сиденье, мы с мамой и Зиной разместились позади. Я сильно волновался и, кажется, даже не поздоровался с водителем. Мы подъехали к Красной площади, тогда это еще было возможно, и подошли к гранитному сооружению, известному всем жителям нашей страны.

К входу в мавзолей тянулась огромная очередь, но мы ее миновали. Откуда-то сбоку возник подтянутый молодой человек, подошел к нам и едва заметно отдал дедушке честь. Он остановил очередь, и мы беспрепятственно вошли в усыпальницу вождя. Перед входом дедушка заметно нервничал, несколько раз придирчиво осмотрел меня, поправил галстук и, кажется, так и остался недоволен моим внешним видом. Лицо его побелело и стало почти такого же цвета, как усы и брови, и даже чуточку страшным. Никогда раньше я не видел его таким серьезным и тихим.

Само посещение произвело на меня довольно гнетущее впечатление. Несколько ступеней под землю. Траурная музыка. Пугающий полумрак. Бледно-желтое лицо вождя или, скорее, мумии под пуленепробиваемым стеклом.

Впоследствии моя детская память старалась избавиться от этого тягостного посещения. Когда мы поднялись на поверхность, дедушка пытался заглянуть в мои глаза, как в детстве, когда рассказывал мне о Кибальчише. Но я отводил глаза и всю обратную дорогу молчал, стараясь поскорее забыть это страшное подземелье.

Вечером, когда мы пили чай, к нам приехал Владимир Алексеевич, он служил вместе с дедушкой, был, как говорила мама, его правой рукой. Это был молодцеватый офицер с роскошными гусарскими усами. Маме он нравился, а я, пока был маленьким, побаивался его. Вернее, не его самого, а его взгляда, стального, пронзительного. Он смотрел так, будто хотел заглянуть внутрь меня, увидеть, какие мысли роятся в моей голове. В тот вечер дедушка рассказал ему о нашем посещении мавзолея, даже пошутил насчет моих детских страхов. Владимир Алексеевич улыбался, а глаза смотрели, как всегда, холодно и, как мне тогда показалось, враждебно.

Через год дедушка приобрел себе дачу по Белорусскому направлению. И потом он на все лето уезжал туда вместе с Зиной. Бабушка обычно оставалась в московской квартире, так как не любила деревенскую жизнь.

– Я так привыкла к комфорту, – говорила она маме по телефону. – А там сплошные комары да мухи. Нет, дачная жизнь не для меня.

Мы с мамой иногда ездили на эту дачу на выходные. Но это случалось всего несколько раз за летний сезон. Таким было мое детство – счастливым и беззаботным.

Глава 2. Дача

Прошло, наверное, лет десять, прежде чем я снова увидел темно-синюю коробочку в руках деда. И это событие перевернуло всю мою тогдашнюю жизнь. За это время я вырос в прямом смысле почти до метра девяноста сантиметров. Окончил школу и учился на четвертом курсе института. Жили мы с мамой все в той же двушке-хрущевке, изредка навещая дедушку: летом – на даче, зимой – в его московской квартире. Бабушка умерла три года назад, и единственной спутницей деда все эти годы оставалась его верная домработница Зина.

Дело происходило в начале июня, вечером. Я готовился к очередному экзамену, когда неожиданно раздался телефонный звонок.

– Коля, это ты? Здравствуй!

Я не сразу понял, кто говорит.

– Это Зина тебя беспокоит. Ты меня не узнал, что ли?

До этого я ни разу не слышал ее голос по телефону, поэтому немного растерялся.

– Да, Зина, здравствуй! Что-нибудь случилось? С дедушкой?

– Пока нет. Но до конца я не уверена. Совсем плохой он стал. – Здесь мне показалось, что Зина всхлипнула. – Я чего звоню-то, Коленька! Это он меня попросил. Я специально на станцию пришла. Так и сказал, позвони именно Николаю. Он хочет, чтобы ты завтра приехал к нам на дачу. У него к тебе очень срочное дело.

– Какое дело? – переспросил я.

– Он не сказал. Сказал, пусть обязательно приедет завтра, а то потом будет поздно.

Из-за помех на линии Зинин голос то пропадал, то звучал громоподобно. Похоже, придется ехать. Вот черт, я же собирался посидеть с друзьями.

– Я не знаю. У меня сейчас сессия, к экзаменам готовиться надо.

– Про это он тоже говорил. Сказал, что завтра у тебя будет самый главный экзамен на даче. Если не приедешь – потом всю жизнь себе не простишь.

– Что-то я не пойму. Он болеет, что ли? – До сих пор я думал, что моего деда не возьмет ни одна хворь и он будет жить вечно.

– Болеет и очень сильно. Никому, правда, не говорит, но я-то знаю. Умереть может, поэтому и торопит тебя. Ты уж приезжай, Коленька, – затараторила Зина. – Ты же знаешь, как он тебя всегда ждет. Да и я тоже буду рада тебя видеть. Пирожков напеку, как ты любишь.

– Хорошо, Зина, я приеду.

Конечно, я не мог отказаться от этого приглашения. До этого дед никогда и ни о чем меня не просил. Теперь, похоже, время пришло. А вдруг и вправду его дни сочтены.

На следующий день я был у него на даче.

Мой дед, Николай Степанович, и Зина встретили меня на веранде. Они сидели за столом и смотрели на дорогу, явно ожидая меня. Оба были притихшими и немного торжественными. На столе стояло блюдо с пирожками – Зинина гордость, и самовар. В последние годы дед пил чай только из этого старинного агрегата.

– Здравствуй, Николай! Дорогой мой внучек. Рад, что ты приехал! – Дед, кажется, готов был прослезиться. Никогда раньше я не видел его таким слабым и беззащитным.

– Да вот заехал на пирожки, – я попытался перевести все в шутку.

– Пирожки? Конечно. Поешь с дороги. Чаю выпей. Зина такой замечательный чай делает, с травами разными. Подкрепись с дороги. А потом будет у меня к тебе серьезный разговор.

Кажется, дед попытался обрести свою привычную твердость.

После того как я расправился с пирожками, дедушка пригласил меня в свой кабинет. Еще в детстве я называл эту комнату на втором этаже дачи кабинетом. Здесь, как и в московской квартире, был письменный стол, несколько полок с книгами. И здесь дед иногда работал. Что-то писал, но в основном читал – газеты и иногда книги.

Мы присели к столу, и он неожиданно достал из шкафчика бутылку армянского коньяка и две рюмки.

– Давай выпьем напоследок, – предложил он мне.

– Деда! Зачем все это? Что, вообще, происходит? Вчерашний Зинин звонок? Почему напоследок? Объясни! Я не понимаю.

Он протянул мне налитую рюмку.

– Выпьем сначала, а потом я все объясню. Это настоящий коньяк, армянский, доперестроечный, будь она неладна. Я им лет десять назад запасся. Теперь он еще лучше стал. Да и тебе так будет понятнее. А рассказ предстоит долгий.

Ничего не поделаешь, пришлось выпить. И вправду, коньяк был удивительно мягким, ароматным. Я даже немного расслабился и приготовился слушать.

– Так вот, Коленька! – обратился он ко мне после некоторой паузы. – Дни мои сочтены. И прежде чем уйти, я должен передать тебе одну вещь. Что-то типа завещания или наследства. Сам потом разберешься.

– Не смей так говорить! – кажется, я сам испугался своей излишней резкости. – Как ты можешь? – произнес я более примирительно, но он прервал меня взмахом руки.

– Я знаю что говорю. Постарайся не перебивать меня, иначе мы до утра не закончим.

– Хорошо, дедушка, я постараюсь. Просто сам понимаешь, это все так необычно.

Дед посмотрел мне в глаза. До конца своей жизни я не забуду этот взгляд. В нем были и любовь, и энергия, и укоризна, потому что я до сих пор мешаю ему приступить к своему рассказу. Я замер, облокотившись на спинку стула, и приготовился слушать.

– Много лет я носил в себе одну тайну. Никому о ней не рассказывал, даже самым близким людям. И только теперь, на пороге смерти, решил поделиться с тобой – единственным внуком и наследником.

Его уверенный тон успокоил меня. Дед точно знает, что делает. Ему необходимо было выговориться, поделиться со мной своей тайной. А смерть, возможно, еще и повременит.

– Однажды, когда ты был еще маленьким, ты чуть не подловил меня, – он бросил на меня быстрый взгляд, как бы проверяя мою реакцию. – Ты, наверное, не помнишь, как тогда ворвался в мой кабинет. У меня в руках была темно-синяя коробочка? Вот эта.

Дед достал из кармана коробочку. Ту самую, что я увидел тогда в детстве в его кабинете.

Сердце мое забилось чаще. Я вновь почувствовал присутствие тайны, сопровождавшей моего деда все эти годы. И, похоже, сегодня я узнаю этот его секрет. Зачем бы тогда он приглашал меня сюда.

– Помню. Правда, это давно было, но я почему-то не забыл. Ты, кажется, тогда испугался? – я посмотрел на деда. Похоже, он немного смутился.

– Скажешь тоже, испугался. Просто я не хотел, чтобы ты увидел это раньше времени. Ну а теперь – пора. Послушай мою историю. – Дедушка ненадолго замолчал, как бы собираясь с мыслями. – В этом футляре лежит то, что принадлежит мне пятьдесят пять лет. За все эти годы никто не видел, что лежит внутри. Ты будешь первым, кому я раскрою свою тайну. Возможно, это изменит твою дальнейшую жизнь. Но прежде чем открыть коробочку, я хочу рассказать тебе, как эта вещь попала ко мне в руки.

Я сделал вид, что внимательно слушаю деда, хотя был несколько разочарован. Завеса тайны рассеивалась. Скорее всего, в этой коробочке какое-то украшение или орден. Зачем было скрывать вещицу от бабушки и мамы все эти годы?

– Дело было незадолго до начала войны, – продолжил дедушка свой рассказ. – Мне тогда было двадцать два года, то есть почти столько же, сколько тебе сейчас. Я только что окончил училище, получил звание младшего лейтенанта и служил в Москве, в полку внутренней охраны.

Однажды ночью нас направили арестовывать одного человека. Времена тогда такие были. Многие люди были репрессированы и отправлены в лагеря.

Сейчас все осуждают Сталина и тех людей, которые работали в системе НКВД и осуществляли репрессии. Так вот, я был одним из них. И могу сказать, что мне не было стыдно ни тогда, ни сейчас. Я честно выполнял свою работу – служил Родине. А все эти писаки? Где они тогда были? Молчали. Тряслись от страха. В общем, тема эта сложная, для меня очень болезненная. Но ты, Николай, должен знать об этом и постараться понять своего деда.

Так вот, той ночью мы были на квартире одного генерала. Фамилию называть не буду, чтобы у тебя не было искушения найти его потомков. Поверь мне, это не лишняя предосторожность с моей стороны. Бывший военспец, он был участником Гражданской войны и до той ночи считался героем и уважаемым, заслуженным человеком.

Все было как обычно. Мы вошли в квартиру, осмотрели помещения. Пока шел обыск, дети и супруга тихо сидели в спальне. Генерал собрал личные вещи и молча курил на кухне.

Я досматривал его вещи, висящие в шкафу: шинель, парадный китель, другую одежду. В кармане кителя я нащупал что-то твердое, вроде какой-то камень или орех, завернутый в тряпицу. Я уже хотел было достать этот кулек наружу, как вдруг он торкнулся в моей ладони. Знаешь, как голубица, когда возьмешь ее в руки. Ты когда-нибудь держал голубя? – дед посмотрел на меня.

– Нет, – я отрицательно замотал головой.

– Ну это неважно. Просто тогда у меня сразу же возникло непреодолимое желание завладеть этим предметом. Как и зачем – мне неведомо. Просто то, что сейчас было зажато в моем кулаке, должно стать моим. И все! У меня аж задрожало все внутри. Я незаметно переложил тряпицу в карман брюк и продолжил осмотр. А брюки у нас тогда были широкие – галифе, там в кармане можно было танк спрятать, не то что какой-то платок.

До этого дня я, да и все мои товарищи были на хорошем счету – кристально честными. Никому и в голову не могло прийти ничего подобного. Да и страх был, конечно. Это был очень серьезный проступок – сокрытие вещественных доказательств. Но здесь-то было большее – настоящее преступление, хищение в момент исполнения служебного долга. Если бы узнали, меня упекли бы вместе с этим генералом, а то и похуже.

Но во мне уже что-то пробудилось. Как будто черт в меня вселился и нашептывал мне в голове: «Не бойся, Коленька. Все обойдется. Наденька станет твоей благодаря этой находке».

– Наденька? Кто это? – я попытался вступить в разговор. До сих пор я слушал его, не перебивая.

– Сейчас, сейчас, не спеши. Все расскажу, – дед глубоко вздохнул. Лицо его раскраснелось.

Так вот, Николай! Была у меня в те годы любовь. Наденька. Надежда. Хрупкая, милая девушка. Мы с ней жили по соседству. Всякий раз, когда вспоминаю ее образ, во мне пробуждается гнетущая тоска оттого, что вся моя жизнь могла сложиться по-другому, согласись она встречаться со мной.

Я пытался ухаживать за ней, на свидания приглашал. Но все безуспешно. Она была слишком обижена на нашу власть. А для меня другой власти нет и быть не могло. Родители у нее были из благородных. Жила она с матерью. Та учительницей работала в школе. А отец ее где-то сгинул еще в Гражданскую войну. Она и раньше игнорировала мои знаки внимания. Ну а как узнала, что я поступил в училище, сразу же пресекла все малейшие ухаживания: «Я не стану встречаться с тобой, Коленька! Неужели ты думаешь, что у нас будет что-то общее?! Лучше я умру, чем стану женой красного командира. Никогда! Ты слышишь? Никогда я не прощу их за то, что они сделали с моим отцом и нашей семьей».

Вот такая была гордая и решительная девушка. Воистину из благородных. И эта ее недоступность делала мою любовь, мою страсть еще сильней и безумней. Иногда мне в голову приходили фантастические, дикие мысли. Думал выкрасть ее из дома, увезти из Москвы куда-нибудь в лес и жить там вдвоем: брать ее силой, пока не образумится и не полюбит меня хоть немножечко. В общем, сумасшествие какое-то.

Дедушка посмотрел на меня:

– Что, Коленька, не ожидал услышать такое от меня?

– Почему? Ты прошел войну и много чего еще. Я всегда думал, что ты человек необычной судьбы. Мог бы и раньше рассказать мне свою историю.

– Не спеши, Коленька! Сама история еще впереди.

Дедушка разлил коньяк по рюмкам.

– Давай-ка, внучек, еще коньячку выпьем, а то что-то в горле пересохло. Да и разволновался я из-за воспоминаний.

Вот так я и жил в то время, как будто в наваждении. Все время, даже на службе, грезил о Наденьке, о своей несбывшейся любви.

А тут этот обыск! Когда он закончился, генерала увезли в тюрьму, а нас доставили в часть. Я же был младшим офицером и жил в казарме, как и мои сослуживцы. Помню, было уже утро, часов пять. Все устали и пошли спать, а я закрылся в туалете и только там смог безбоязненно рассмотреть, обладателем чего я стал этой ночью.

Вот, полюбуйся.

Дедушка бережно открыл крышку. Руки его немного дрожали, но глаза при этом светились торжеством. Через мгновенье он извлек из коробочки крупный, очень крупный камень.

Рубин! Восхитительный рубин! Огромный! Красно-алый, завораживающе сияющий! Он буквально излучал свет вокруг себя. Притягивал мой взгляд.

Все вокруг сразу же померкло. Мир перестал существовать. Вернее, сосредоточился весь в этом камне.

Молча и изумленно я смотрел на него, не в силах отвести глаза.

– Ну что? – Дедушка положил камень в коробочку, но не закрывал ее. Он вопросительно посмотрел на меня. Было видно, что он тоже взволнован. – Впечатляет?

– Да! – еле выдавил я из себя. Этот камень ошеломил, как будто даже придавил меня к стулу.

– Налей себе еще коньяку, так будет легче, – дедушка протянул мне бутылку. – Я-то знаю, о чем говорю. Я в первый раз тоже дара речи лишился. Будто время остановилось. Я так и не помню, сколько тогда просидел в туалетной кабинке с этим камнем в руках. Может, час, а может, и больше.

– А потом, дедушка, что было дальше? – я понемногу приходил в себя, но не мог оторвать взгляд от рубина. Это было настоящее чудо, без преувеличения волшебный камень.

– В тот же день после службы я на часок заехал домой к матери. У нас была комната в коммуналке. Там я спрятал рубин в свой старый ранец. Он лежал на крышке высоченного шкафа, и мама туда никогда не заглядывала. Это было опасно, держать такое сокровище дома. Но носить его с собой было еще хуже. Не дай бог кто-то заметит. В общем, в первые дни натерпелся я страхов. А потом – ничего, привык.

– А Наденька? Твоя первая любовь, что с ней стало? – мне вдруг захотелось вернуть деда к началу рассказа.

– А, ты про это. Было продолжение и у этой истории. Как-то в очередное увольнение, прошло уже несколько месяцев после той ночи, я встретил ее у парадного, подождал специально, когда она вернется с работы. Рубин был со мной. Помню, у нее в тот день было хорошее настроение: шла и улыбалась. Вот я и осмелел. Ведь я изначально думал: подарю ей камень, и она не устоит.

Мы поздоровались и вместе зашли в подъезд. Я показал ей рубин. Она взглянула на него с интересом. На какой-то момент мне даже показалось, что она согласится принять его, да и мои ухаживания в придачу. Но, к сожалению, этого не произошло. Через мгновение ее взгляд изменился. Лицо стало холодным, надменным и оттого особенно красивым.

– Неужели ты думаешь, Николенька, что я возьму это?

Николенька – так она меня в детстве дразнила. Тогда в парадном глаза ее засверкали, лицо горело. Она буквально излучала гнев и негодование. А словами хлестала меня по щекам:

– Я даже не спрашиваю, где ты взял этот камень. Наверное, украл или реквизировал, что для меня одно и то же. Это не твоя вещь, и она не принесет счастье ни тебе, ни твоей будущей избраннице. А ты думал, что я продамся тебе за этот рубин? И не находишь это оскорбительным? Бедненький, несчастный Николенька! Уходи! Немедленно! Я не хочу мараться об этот камень. И видеть тебя больше не желаю. Никогда.

И она стала подниматься по ступеням к своей квартире.

– Только ты никому… – я вдруг испугался, аж пот холодный пробил.

Но Надя меня перебила:

– Ты что, думаешь, я опущусь до доносительства?

Она холодно и как-то презрительно посмотрела на меня и закрыла дверь.

– Вот так мы с ней и расстались. Согласен, нехорошо получилось, – дедушка провел ладонью по волосам, глаза его слезились. Он как будто вновь переживал тот давний момент расставания.

Больше я ее не видел.

Во время войны все так перемешалось. Когда я вернулся с фронта, я пытался найти ее или хотя бы людей, которые знали их семью. Но так и не смог. Одна бабка жила с ними по соседству. По секрету она сказала мне, что перед войной Наденьку забрали по пятьдесят восьмой статье. Больше ее никто не видел. Скорее всего, погибла где-то в лагерях. А мать ее умерла в сорок третьем то ли от болезни, то ли от горя. Кто теперь разберет. В общем, найти ее мне не удалось. А наводить справки в органах я не решился. Ничего бы не узнал. Только карьеру бы загубил, а может, и того хуже.

Дедушка вздохнул.

– Ты, наверное, часто ее вспоминаешь? – я посмотрел на дедушку.

– В последнее время – да. А до этого… – он ненадолго замолчал. – В моей жизни много всего было. Не до воспоминаний. Да и этот рубин. Когда он со мной. А я, веришь ли, всю войну держал его при себе.

– Всю войну?! – я посмотрел на дедушку с сомнением.

Его лицо, раскрасневшееся чуть ранее, когда он вспоминал о Наденьке, вновь приобрело бледный, землистый оттенок.

– Да. Сделал специальный потайной карманчик в шинели. И так его и проносил там все четыре года. Этот камень очень ревнивый и своенравный. Он не терпит долгого расставания со своим владельцем.

Я еще раз скептически посмотрел на дедушку, он перехватил мой взгляд.

– Да-да, Коленька! Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Когда он станет твоим, а это случится очень скоро, ты поймешь, какой это волшебный камень. Он завладеет тобой полностью. Ты не сможешь думать ни о чем другом, кроме него.

– Дедушка, ты говоришь такие странные вещи. Посмотри вокруг. Сегодня десятое июня девяносто третьего года, конец двадцатого века, а ты рассказываешь мне сказку об этом рубине. Конечно, камень выдающийся. Но это всего лишь минерал, предмет неодушевленный.

Дед пристально посмотрел мне в глаза:

– Давай не будем тратить время на споры, Коленька. Сам все поймешь со временем. Когда я умру, коробочка с рубином будет лежать здесь. – Он открыл и показал мне верхний ящик письменного стола. – Возьмешь его. Это твоя вещь. Такова моя последняя воля. И будешь владеть им по праву наследования.

– Хорошо. Хотя я не знаю, правильно ли это. Может, лучше сдать его в музей или продать?

– Попробуй, когда станешь владельцем. Эх, жаль я не увижу этого, – дедушка вдруг мелко и как-то по-детски захихикал. Он долго не мог успокоиться и как будто смахивал невидимые слезы с глаз. – Но имей в виду, Коленька! Все, что я тебе говорил – правда. Это волшебный камень. Не ты владеешь им, но он владеет тобой и подчиняет тебя. Да. Да, – дед посмотрел мне прямо в глаза.

Я вижу, что ты все еще сомневаешься в этом. Но, поверь мне, это именно так. Все мои мысли, поступки были только об этом камне. Как сохранить его за собой. Как уберечь от чужих, жадных и завистливых рук и взглядов. И знаешь, Коленька, он мне часто помогал, да и продолжает помогать в этом. Посмотри на него. Видишь, какой свет он излучает, как он сияет в своем великолепии? А между тем, он всегда подсказывал мне верные решения. В моей жизни было несколько главных, поворотных моментов, когда мне приходилось делать выбор в ту или иную сторону. Так вот, всегда в таких случаях я советовался с этим камнем, со своим сокровищем.

Я посмотрел на деда. Он смотрел на рубин с любовью и каким-то вожделением. Лицо его просветлело, морщины будто разгладились. Казалось, он помолодел лет на двадцать.

Между тем он продолжал свой рассказ:

– Когда никого не было вокруг, я доставал его и долго и неотрывно смотрел на его блеск, как сейчас. Не знаю, что происходило со мной в такие моменты, я буквально уходил из нашего измерения, из реальной жизни в какой-то другой мир. Но когда все заканчивалось, готовое решение вопроса, мучившего меня, было в моей голове. И я, таким образом, ни разу не ошибся.

Я еще раз посмотрел на рубин. Сейчас, когда он был в коробочке, свет, исходящий от него, стал более темным, насыщенно-красным, кроваво-багровым. Было в этом сиянии что-то зловещее, пугающее. Я вдруг почувствовал, что дедушка говорит правду: этот камень действительно может иметь магическую власть над людьми.

С большим трудом я оторвал взгляд и посмотрел на дедушку.

– Вот видишь, Коленька. Кажется, ты начинаешь понимать, – дедушка еще раз вздохнул. – Ну а теперь мне пора принять лекарство и немного отдохнуть. А ты, внучек, заночуешь у нас или в Москву поедешь?

– Поеду домой. К экзаменам надо готовиться, – внезапно я почувствовал страшную усталость.

– Это правильно. Сейчас для тебя главное учеба. И тебе важно научиться хорошо делать свое дело. И отвечать за него. Мужчина должен уметь принимать решения и отвечать за них.

Он крепко пожал мне руку и проводил из кабинета. Внизу я попрощался с Зиной и поспешил на станцию.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?