Три сестры мушкетера. Время поиска

Переводчик Сергей Анатольевич Фомин

Переводчик Людмила Ивановна Кайсарова

© Роман Иванович Веков (Кукуев), 2020

© Сергей Анатольевич Фомин, перевод, 2020

© Людмила Ивановна Кайсарова, перевод, 2020

ISBN 978-5-0051-1002-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Под обложкой «Трех сестер мушкетера»

Государственные секреты далеких цивилизаций

Семейные предания из глубины веков

Нравы и обычаи Древнего Рима глазами китайского мудреца

Путешествие швейцарской тетушки по Волге

Иван Грозный в воспоминаниях современников

Лав-стори московского стоматолога и поэтика сновидений

Исторические хроники и новый взгляд на исход битвы при Баклушах

Подробности частной жизни открывателя легендарной Двои

Первая публикация неизвестного шедевра великого Гоголя

Лучшие люди квартиры в Лебяжьем пер.

Похождения русского негра и его друга джигита Саида

Загадка викинга и полет над океаном

Теория и практика ламбудаизма и сторож за дрова

Последний челюскинец и новейшие открытия в архивах Ватикана

Шляпа морского атташе и ключ от сейфа

Рояль Бетховена и поэт из спецназа

Лирика островов Индо-Кудыйского архипелага и авантюрный коммивояжер

Переписка Александра Македонского с его матушкой

Хранитель библиотеки Тибета и дизайн зубного протезирования как одна из разновидностей скульптуры малых форм

Мечты и идеалы русской эмиграции и кавалер ордена Красного Пиджака

Прогулки у Белого дома и торжество кулинарии

Посвящается любимой кошке Мурлине

Об авторе

Роман Иванович Веков (Кукуев) родился в 1958 году в Москве. Окончил стоматологический техникум, затем три года служил на подводных судах отдельной ветеринарной Щелябинской флотилии Главного управления Министерства здравоохранения, исправляя обязанности кока и медбрата. Затем закончил журфак МГУ, работал в газетах «За культурную ветеринарию», «Вестнике кинолога и котолога», а в начале 90-х возглавил отдел кинологии и котологии в первой «Независимой ветеринарной газете», стоял у истоков журнала «Скоторевю», продолжительное время сотрудничал в журнале «Зверня», но несколько лет назад, уйдя от активной журналистики, уехал в провинциальную Стрекозань для работы над предлагаемым читателю произведением. Однако деятельная натура Векова (Кукуева) и врожденная любовь к братьям нашим меньшим требовали выхода – творческую деятельность он совмещает сегодня с должностью ветбрата в единственном в стране Международном институте Котологии, Четырехлапия и Хвостоведения, находящемся по счастливому совпадению в седой Стрекозани.

.

Вступительные слова

Сергей Фомин, журналист

Время перемен прошло, наступило время поиска. Читая газеты, смотря телевизор, разговаривая с друзьями, мы понимаем, что сейчас все вместе, и каждый в отдельности мы ищем в этом времени и «свое», и «наше».

Этому времени поиска и посвящено произведение Романа Векова-Кукуева «Три сестры мушкетера». Уже в самом названии мы чувствуем иронию, попытку свести воедино традиции русской психологической прозы и опыт авантюрного европейского романа. «Три сестры мушкетера» – вещь, которую не так-то просто разгадать сразу, мораль ее как бы постоянно ускользает от читателя, стремящегося с традиционным простодушием понять: кто хороший, а кто плохой, и что хотел сказать автор своим произведением.

То, что он хотел, он и сказал. Читайте эту книгу, и вы почувствуете ее современность, ибо в каждой строке ее звучит то самое, парадоксальное, судьбоносное, бестолковое, жестокое и наивное наше время.

Людмила Кайсарова, домохозяйка

Я очень люблю всякие увлекательные романы – любовные, исторические, криминальные, из жизни замечательных людей и животных, а также рецепты экзотических блюд. Но в обычных книгах, которыми я пользовалась до сих пор, бывает что-то одно: или лав-стори, или детектив, или сборник романсов. Поэтому мне приходилось тратить много денег на покупку разнообразных фолиантов. Но после знакомства с «Тремя сестрами мушкетера» я больше не покупаю никаких других книг, которые занимают много места в нашей маленькой квартире и быстро пылятся, я пользуюсь только этой, потому что в ней есть идеально сбалансированное сочетание качеств всех книг, а красивая суперобложка украшает интерьер и надежно защищает от пыли. Хотя даже у этой книги есть один недостаток – отсутствие тематических кроссвордов в конце каждой главы. Но, все равно, я выбираю «Три сестры мушкетера»!

Книга первая

И они не едят яблок или Записки любителя поспать

Аз уснух и спах.

3 пс. Давидов

Про котов.

Д. Хармс

Ночью безлунной и солнечным днем

Время подобно снам

Там котов ласкают и яблоки рвут

И темноволосые девы дают

Плоды отведать котам

«Золотой сон» Г. Аполлинер

Глава 1

Свет вспыхнул одновременно во всех окнах второго этажа. А потом погас. Мне очень не хотелось идти туда, но я был вынужден это сделать. Я перелез через невысокую изгородь и, минуя выложенную камнями дорожку, прошел прямо по газону и нетерпеливо открыл дверь террасы.

В нос мне ударил волшебный аромат осенних яблок. Я достал зажигалку и в ее дрожащем свете увидел, что придется ногами расчищать путь между моими любимыми антоновками.

Я вошел в дом и оказался в очень длинном коридоре. Хотя это был, пожалуй, не коридор, а как бы бесконечный зал с колоннами. Между колоннами висели бархатные занавеси, за которыми, я был в этом уверен, находились двери каких-то комнат. Держа зажигалку как свечу, я пошел вперед, отсчитывая колонны:

– Первая, вторая, пятая…

За восьмой я отодвинул портьеру и действительно увидел белую крашеную дверь с окошечком посередине и надписью «Касса». Окошечко открылось само по себе, и в нем, как на картинке в рамке оказался Цезарь в тоге и лавровом венке.

– Цезарь, – сказал я, – вот, я пришел.

Цезарь протянул мне маленький клочок бумаги в клетку с написанными на нем двумя телефонами. Возле одного было указано: «домашний», возле другого – «служебный».

– Запомни их, – сказал Цезарь. – За домом дожидается самолет, который доставит тебя в условленное место. Там вы сделаете пересадку и долетите до Москвы. Если возникнут затруднения, не стесняйся, звони. Счастливого пути.

Бумажка и Цезарь исчезли, а окошечко закрылось.

Я вышел в сад, и увидел маленький спортивный самолет. Летчик помог мне забраться в машину, и мы полетели. И через некоторое время сделали посадку на летном поле какого-то аэродрома. Я быстро вылез из самолета, и он сразу же взмыл в небо. Тут по радио громко объявили, что рейс «Мадрид-Москва» ожидает пассажира №128, и я понял, что 128 – это я.

Ко мне подбежала какая-то женщина в форме и за руку потащила к трапу. Я занял свое место, пристегнулся и, почувствовав, что мы уже взлетаем, огляделся по сторонам. Такого я не ожидал.

Мои спутники, все как один, были огромными шикарно одетыми неграми с голливудскими улыбками. Они говорили между собой, курили, а потом вдруг все одновременно посмотрели в одну сторону и сказали:

– О!

Я тоже посмотрел туда и тоже сказал:

– О!

По проходу шла необыкновенная стюардесса – двухметровая блондинка размера эдак 62-го, с львиной гривой волос по пояс.

Когда мы приземлились в Шереметево-2, я понял, что начисто забыл домашний телефон. Тогда я позвонил по служебному и услышал:

– Стойте, где стоите, мы за вами приедем.

Через пару минут ко мне подошел полнолицый молодой человек в кожаном плаще.

– Очень рад вас видеть, как добрались? – с искренней улыбкой сказал он и посадил меня в машину. – Едем ко мне, едем, едем.

Мы приехали на Лубянку, он показал пропуска, и мы на лифте поднялись прямо в его кабинет.

– Ну, что вам передал Цезарь? – спросил он, продолжая улыбаться.

– Да, собственно, ничего особенного – только два своих телефона: служебный, по которому я позвонил вам, и домашний, который я, к сожалению, забыл.

– Что вы говорите? И никак не можете вспомнить? – полнолицый явно посочувствовал мне.

– Никак, – пожал я плечами. – Прямо вот вижу этот листочек с написанными телефонами, только цифры совсем исчезли из головы.

– А тот телефон, по которому звонили сюда, помните?

– Вы, наверное, не поверите, но и его я тоже забыл, – мне стало нехорошо. – Правда.

– А вспомнить сможете? Ну, по порядку, вспоминайте…

– Я вошел в дом…

– Что вы увидели в доме, когда вошли?

– Яблоки…

– А животных? Котов, например?

– Котов я не видел.

– Почему?

– Они не едят яблок. Ведь, правда? Ведь не едят?

– Ладно, ладно, не волнуйтесь, – примирительно сказал он и протянул пачку «Кемела».

Я закурил. Он пододвинул ко мне пепельницу, спрятал «Кемел» в ящик стола и сказал:

– Сделаем так. Вы сейчас пойдете, погуляете, пообедаете, а часика в четыре встретимся на бульваре у памятника адмиралу Макарову.

Я понял, что он проверяет меня, и заметил:

– На Чистопрудном бульваре стоит памятник Грибоедову, на Сретенке – Крупской, на Гоголевском – Гоголю, а памятника Макарову в Москве нет.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, в Москве пока еще много чего нет.

Я вышел на улицу и оказался напротив Большого театра. Невероятно, подумал я. Вместо зданий на Охотном ряду был ухоженный бульвар, где через каждые пять метров стояли памятники. Я узнал среди них Муция Сцеволу с перевязанной рукой, Карла Великого с соратниками, Робинзона Крузо с козами, Чарльза Дарвина, играющего в пристенок с мальчиками из пещеры Тешик-Таш, Ивана Сусанина, покупающего у китайца компас на Макарьевской ярмарке, Радищева, постамент которого был украшен надписью: «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», Джакомо Казанову с песочными часами в одной руке и кастрюлькой, где варились яйца «в мешочек», в другой, Сперанского в окружении мясистых реформ и тот палец императора Николая Павловича, который вылез за край линейки при проектировании одноименной железной дороги.

Я стал отыскивать среди остальных адмирала Макарова и нашел. Он стоял на берегу моря.

Дабы убедиться, что это именно наш знаменитый флотоводец, я начал читать надпись на памятнике. Из-за него вышел мой полнолицый и спросил:

– Ну, что, вспомнили?

– Нет, – вынужден был признаться я.

– Тогда вся надежда на доктора. Пойдемте.

Мы вернулись в здание на Лубянке, опять прошли по коридору, но на этот раз оказались в длинном и узком зубоврачебном кабинете. Мой спутник запер дверь.

– Садитесь в кресло, – вздохнул он.

– Зачем?

– Придется вас пытать.

– Но я вспомню, обязательно вспомню!

Тут в дверь кто-то поскребся, и я услышал, как она открывается…

Глава 2

От ужаса я закрыл глаза, а когда открыл, то увидел гостиничный номер. Через распахнутую балконную дверь луна светила мне прямо в лицо. Я сидел в кресле перед столом с пустыми бутылками и открытыми банками кошачьих консервов. А на кровати храпел какой-то дядька.

Со стола раздался звонкий хруст. У банки с самым дорогим продуктом сидела неизвестно откуда взявшаяся кошка и, зажмурив глаза, наслаждалась ее содержимым.

Дядька на кровати заворочался, храпнул сильнее прежнего, проснулся и уставился на меня, сверкая ослепительными белками на совершенно черном лице. Он был негром.

– Ну, че, Котофеич? Еще по граммульке, и я пойду, понял?

Негр спустил с кровати ноги и попытался что-нибудь налить в пластиковый стакан из уже пустой бутылки, не так давно хранившей в себе, судя по этикетке, один литр спирта «Рояль».

Кошка сказала «ррр», потом «шшш», обвела нас горящими глазами, красиво перелетела со стола прямо на перила балкона, а потом скрылась в темноте.

– Видал, Котофеич? То-то, зараза, чужих боится, а пожрать пришла.

Негр с учительским видом поднял вверх указательный палец.

Вообще-то, меня зовут Константин Тимофеевич. Так случилось, что я торгую всякими кошачьими радостями и поэтому на такое прозвище, само собой возникающее в ходе моих занятий, мне не стоит обижаться.

– Ладно, – сказал я негру. – Ты, давай, слезай с моей кровати, я спать до смерти хочу.

Выпроводив его за дверь, я стряхнул с покрывала мусор от его ботинок, погасил свет, разделся и рухнул в постель.

Глава 3

Утром я проснулся оттого, что кто-то чем-то острым цеплялся за мои ноги. Сначала я подумал, что меня все-таки стали пытать, но, выругав себя за такую дурь, открыл глаза и увидел у моей кровати ту самую кошку.

Затем мой взор упал на останки вчерашнего пиршества, и лучшие мои нравственные и эстетические чувства оказались покоробленными.

Так жить нельзя, решил я, и на счет «раз» недоеденная банка с кошачьими фрикадельками стыдливо спряталась за занавеску, на счет «два» – бумажная самобранка со всем послевчерашним натюрмортом оказалась в мусорном ведре, на счет «три» – я с сигаретой сижу в кресле и любуюсь восстановленным девственным блеском полированного журнального столика.

Кошка внимательно и с некоторым сожалением пронаблюдала за тем, как исчезают из поля зрения ее деликатесы, а потом, вероятно сообразив, что их источником являюсь я, прыгнула мне на колени и посмотрела в глаза. Ее следовало погладить. Она доверчиво выгнулась и подставила мне животик. Я почесал ей пузко, она совсем разнежилась и замурчала.

На ее шее я увидел цепочку с бирочкой, вроде тех, которые носят на запястье некоторые пижоны.

– Интерсно, кошка, как тебя зовут?

Я повернул цепочку и прочитал на бирке свои собственные инициалы: «К» и «Т». Кошка продолжала сосредоточенно мурчать.

– Мурка? Машка?

Она не реагировала.

– Ладно, тогда я буду звать тебя просто Кошка, – сказал я.

Она на секунду открыла глаза, перестала мурчать и очень утвердительно сказала:

– Мя!

Видимо, прав был один мой приятель, утверждавший, что хотя, в отличие от других животных, кошки и не поддаются дрессировке, но с ними при искреннем желании всегда можно договориться.

Ну, скажите, как мне было не гордиться собой! Приручить чужую кошку в такой тяжелый для нее период, когда она лишилась хозяйки. Ах, да, вы же не знаете про нее ничего! Но, как честный человек, я вынужден сказать, что и сам про нее ничего не знал до тех самых пор, пока не попал в эту гостиницу.

Вообще-то, я терпеть не могу гостиниц, особенно этих наших Домов рыбака, охотника, колхозника и моряка, а также прочих плавающих и путешествующих. Я люблю ночевать только у себя дома. Поэтому я и езжу по своим коммерческим делам на собственной машине, чтобы всегда иметь возможность хоть на рассвете вернуться в родную постель, дороже которой для меня не существует в мире ничего.

Нет, все-таки памятники ставят совсем не тем людям – сами знаете кому. Поставить бы памятник человеку, который изобрел пуховые подушки, стеганые одеяла из разноцветной лоскутной мозаики, белоснежные крахмальные простыни и пододеяльники с ромбообразным декольте посередине. Или тому, кто выдумал ванну и все ее блестящие принадлежности – бананоносные краны, ласковый дождик-душ, лазоревые плитки… А чудесные гладкие унитазы с заботливым урчанием уносящие ваши каки к далекому океану? Ведь их тоже кто-то придумал. Как и автомобили, имеющие известное всем их владельцам свойство ломаться в самый неподходящий момент.

Пока я размышлял об этом, воссев на том гостиничном предмете, который носит гордое имя одного из главнейших сантехприборов, моя новая знакомая прыгнула в раковину и занялась тем же самым. Сделав свои дела, она начала отчаянно скрести фаянс раковины, потом посмотрела на меня и сказала:

– Мя!

Я сразу понял, что мне следует сделать, и открыл кран. Кошка подарила мне благодарный взгляд.

Я залез под душ, а она потрогала лапкой леечку и опять сказала: «Мя», – но уже очень вежливо. Я пустил воду, а она сначала попила из-под душа, а потом, умница моя, принялась умываться водопроводной водой! Она нравилась мне все больше и больше.

Не прихватить ли мне ее с собой? – подумал я. Такая толковая кошка послужит в моем деле хорошей рекламой. Хотя, честно признаться, приглашать ее в качестве модели для какого-нибудь «Плейкота» я бы не рискнул – банальная помоечная длинная кошка, цветом, так, процентов на шестьдесят от всей шубки – белая, а головка и спинка – коммунального кошкового цвета, ну и полосатый хвост. Прямо скажем, не Мерлин Монро, по кошачьим меркам. Но, впрочем, ведь и у большинства моих клиентов ходят в фаворитках не персидские и не ангорские, а именно такие распростецкие мурки…

Я оделся и спустился вниз. Кошка сидела у меня на руках с таким видом, будто я специально устроен только для того, чтобы на мне сидеть. Из-за стойки с ключами как ни в чем ни бывало улыбался мне всеми своими тридцати восемью, а может, и сорока зубами мой знакомый негр, а его супружница улыбалась, в свою очередь, из-за стойки бара, используя для этой цели как значительно меньшее количество преимущественно золотых зубов, так и все свои пергидролевые кудряшки.

Я помахал им свободной от Кошки рукой:

– Доброе утро! Как там моя машина?

– Не надо было моего мужика вчера угощать…

Хозяйка улыбалась теперь уже одними только зубами, а остальная часть ее лица приобрела специальное выражение, испокон веку свойственное замужним женщинам при беседе на такую, испокон веку, как и сам брак, благодатную тему.

– Ну, отдохнули вчера, ну не каждый же день, – начал оправдываться упомянутый мужик.

– Ты бы и каждый рад, чудовище, – ухмыльнулась его лучшая половина.

Посрамленный, но не потерявший достоинства, ее супруг вышел из-за стойки, обнял меня и задушевно произнес:

– Котофеич, я тебе как родному скажу, ты сегодня на автобусе съездий, ну в эти, в свои Дерзайцы. Может, ее хозяйка уже там, она ж тебя за эту киску озолотит, понял? А я тебе машину к вечеру заправлю, помою, хочешь – прямо в Дерзайцы пригоню. А лучше – сюда возвращайся. Номерок твой приберем, а?

– Ладно, – вздохнул я, решив, что после нашего ночного возлияния мне и правда будет лучше путешествовать на автобусе.

Мы пошли за моими сумками, а кошка при этом даже не шевельнулась у меня на руках.

Глава 4

И вот, я еду в автобусе и имею, наконец, возможность рассказать все с самого начала. Я вообще-то как бы студент, то есть являюсь таковым уже лет шесть, если не восемь. Но, поскольку у нас в медицинском, тем более на стоматологии, нет вечернего отделения, а на стипендию-то не очень проживешь, то я примерно по два года учусь на каждом курсе. То есть я один год учусь, а другой – работаю, пребывая каждый раз в академическом отпуске. Как мне это удается? А просто каждый следующий курс наук я прохожу в другом учебном заведении. Вот и все. А как я работаю, вы уже знаете – торгую оптом и в розницу кошачьим товаром – ну, там кормом, лекарствами, игрушками, домиками и всем таким.

В сумках, которые я смог взять с собой, поместилось только несколько мисочек, да разные упаковки с кормами. Я набрал еще и кое-что из мелочей, но как-то не особенно надеялся на удачу: ведь эти Дерзайцы, судя по всему, – такая дыра, что меня там просто на смех подымут с моими кошачьими консервами. Еще не так давно все мы относили сам факт их производства за границей по разряду курьезов разлагающегося Запада, хотя и потребляли по причине низкой, по отношению к человеческой пище, цены и наших пресловутых тогдашних заграничных «обстоятельств». Впрочем, этой ночью и я отдал им должное. И, надо сказать, что под «Рояль» они пошли вполне сносно, только не мешало бы их в таком случае чуть-чуть присолить.

Коллеги по бизнесу очень отговаривали меня ехать в провинцию, уверяя, что аборигены по своей бедности не содержат даже кошек, а просто считают их частью природы, которая, как известно, ни у кого ничего не покупает, а существует сама по себе.

Но оказалось, что эта здешняя первозданность приманила уже достаточное количество «цивилизованных» людей, застроивших ее шикарными коттеджными поселками. И в каждом, в расцветшей вместе с ним, как омела на дубе, лавочке, мой товар брали оптом по розничной цене. Выяснилось, что кошачьи диванчики и мисочки успели снискать успех у нового местного населения, и при этом очень быстро требуют пополнения, потому как хозяева зверей в припадке котолюбия, случающегося обычно по сильной пьянке, пытаются пристроиться со своими питомцами на их диванчике или влезть в их законный домик.

Вчера в моем багажнике оставалось совсем уже мало товара, когда мои здешние коллеги, узнав о моем гешефте, вдруг, очевидно из чувства коммерческой солидарности, начинали загадочно говорить о некоей даме, которая якобы содержит у себя на вилле целый кошачий городок. И зовут ее Калерия Тимофеевна, то есть она – как бы мне тезка, К. Т., и притом страшно богатая, потому что приехала сюда из каких-то дальних стран, и именно в ее владениях для меня и окажется настоящий Клондайк, существующий здесь под названием «Деревня Дерзайцы». И я, охваченный азартом Колумба, двинулся какими-то проселками по родимой пересеченной местности и, конечно же, накрутил на спидометр лишнюю сотню верст, может, даже и миль: указывая самый короткий путь к вожделенным для меня Дерзайцам, местные жители махали руками каждый раз в другую сторону.

Бензин кончился посередине бесконечной лужи. Вокруг, кроме нее, были лишь сплошные большие и мелкие болотца, игриво поросшие леском, а в машине у меня, кроме кошачьей еды, – только пачка «Кэмэла», стремительно подходящая к концу по причине моего сугубого беспокойства.

Солнце лезло за лес, в котором уже кто-то завыл. Из болот двинулся туман, а из него, с той стороны, куда я собирался ехать, явился автомобиль системы «джип».

Джип остановился, дверца его открылась, и оказалось, что он принадлежит негру в милицейской фуражке. Тот выбрался из своего вездехода, разгребая воду ногами, обутыми в рыбацкие сапоги, обошел вокруг моей машины, и, наконец, обнаружив в ней меня, спросил:

– Давно кукуешь? – и, не дожидаясь ответа, протянул руку. – Петрович.

– Костя, – сказал я.

– А, чо, Костя, у тебя папы разве нету?

– Есть.

– А как его звать?

– Ну, допустим, Тимофей Валерианович. Жив-здоров, сейчас на пенсии, если вам это интересно.

– Мне все интересно. Я свой вывод делаю – раз папа твой Тимофей, то ты – Константин Тимофеевич, понял?

– Понял, можно сказать – с детства знал. Только вот мне машину кто бы вытащил.

– Ты, Тимофеевич, не спеши. Помочь пострадавшему – святая обязанность каждого человека. Понял? Только я этой новой моды не люблю. Спросишь кого: как звать? – а тебе сразу: Костя, Вася, Петя, Жора, Эдик. Мы ж – русские люди, стало быть, должны величаться по отчеству. Понял?

Мне стало немножко не по себе. То ли это все мне чудится, то ли этот философствующий негр, явившийся из вечернего тумана в среднерусских болотцах, просто псих.

А тем временем он, со словами:

– Трос-то у тебя найдется? – бесцеремонно открыл багажник моей машины и любознательно погрузил в него свою кудрявую голову.

– Товарищ, или, как это теперь, господин милиционер, вы туда не лезьте. Трос у меня под сиденьем, а там – очень хрупкий товар. И вы, знаете ли, не очень-то… Не у себя в ментуре.

Негр совершенно не обиделся:

– Ментуру пропускаем мимо ушей, – сказал он вполне доброжелательно, но из багажника вылез. – Тем более, что она – в далеком прошлом. А я, как тебе было сказано, по отчеству – Петрович. Понял?

– А, извините, по имени?

– Абрам.

– Абрам, стало быть, Петрович?

– Люблю сообразительных. Может, и фамилией поинтересуешься? Я скрывать не буду – Ящиков. Абрам, стало быть, Петрович Ящиков. Слыхал?

– Нет.

– А зря. Меня весь район знает. У меня гостиница своя в Большом! Понял? В Москве, знаешь, Большой театр, а у нас – одноименное село. Песня еще такая есть: «Вот на пути село Большое…» Ты мне трос давай, я сейчас тебя к себе свезу. Я каждый вечер по грязи ездию, постояльцев себе собираю, понял? Народ тут вязнет, а его спасаю. Понял?

Я действительно понял, что деваться от него некуда, и дал ему трос. Он прицепил меня к своему джипу и кое-как вытащил.