Шуттовская рота

Глава 11

Дневник, запись № 112

Может показаться, что мой шеф имеет чрезмерную склонность, в отличие от большинства людей, «выкупать» свой путь из плена тупиков и дилемм, но я бы отметил, что он неизменно соблюдал определенные рамки при столкновении с политиками. Это не было, как может показаться, результатом некоторого отвращения с его стороны к влиянию «отдельных заинтересованных групп» или поддержки лозунга, выражающего основу одного философского направления: «Честный политик – это тот, кто, будучи куплен раз, остается купленным навсегда!» Скорее это проистекало из его твердой убежденности, что власти, избранные путем голосования, не должны получать свыше того, что положено за их работу.

Вот как он сам излагает это: «Официанты и обслуга получают минимальную зарплату, изначально заниженную в расчете на то, что их итоговый доход увеличится за счет чаевых, а отсюда следует, что если кто-то чаевых не получает, то он фактически вынужден грабить людей, отбирая у них последнее. С другой стороны, предполагается, что должностные лица живут в рамках своего жалованья, и любая попытка с их стороны получить дополнительный заработок за самые простые услуги, определяемые их обязанностями, есть вымогательство, если не хуже, и должна считаться преступлением!»

Нечего и говорить, подобное отношение никак не способствовало росту его популярности среди встречавшихся с ним политиков.

Губернатор Лякот, или Слякоть, как его называли политические противники, никак не мог выйти из состояния самодовольного возбуждения с тех самых пор, как капитан попал в поле его зрения. Уже в тот момент, когда он только прочитал в новостях, что в их колонии объявился мегамиллионер, губернатор, пораскинув мозгами, соблазнился очередным походом за жирными «пожертвованиями», которые решил получить за счет сей достопримечательности. Однако все приглашения на вечера и ленчи оставались со стороны легионера без внимания, что красноречиво свидетельствовало о его отношении к планам губернатора насчет дополнительных вложений и смутным намекам на «благотворительное законодательство».

Но теперь он наконец-то не только получил шанс встретиться с наследником «Мьюнишнз», но и провести эту встречу в обстановке, которую можно рассматривать как «благоприятную для переговоров». Проще говоря, имея двух легионеров под замком, он рассчитывал на абсолютную беспомощность их командира, и при этом абсолютно не имел намерений ни продешевить, ни отпустить пленников просто так.

– Вот наконец мы и встретились, мистер Шутт… или я должен называть вас «капитан Шутник»? – Губернатор улыбнулся, откинувшись в кожаном кресле, пока командир легионеров усаживался на стул для гостей.

– Пусть будет капитан Шутник, – сказал Шутт, так и не возвратив ему улыбку. – Это не светский визит. Я здесь официально, по делам Легиона.

– Вот это верно. – Губернатор кивнул, наслаждаясь ситуацией. – Вы не из тех, кто принимает приглашения на светские приемы. Хорошо, тогда, может быть, перейдем прямо к делу? Чем могу вам помочь… считайте, что я не в курсе ваших дел. Говоря откровенно, я рассчитывал увидеть вас сегодня гораздо раньше.

– У меня было несколько дел, с которыми требовалось разобраться в первую очередь, – спокойно ответил ему капитан. – А относительно того, чем вы можете мне помочь, – я прошу вас отозвать дело против двух легионеров, находящихся сейчас в городской тюрьме.

Губернатор покачал головой:

– Этого я сделать не могу. Люди, о которых вы говорите, преступники. Я поймал их сам, вот у этого самого окна. Нет, сэр, я не могу позволить им выйти на свободу, чтобы они вновь занялись воровством… если, конечно, вы не предоставите мне – можем мы сказать так? – причину для такой снисходительности.

– Я могу предоставить их вам целых две, губернатор, – процедил Шутт сквозь стиснутые зубы, – хотя, думаю, вполне достаточно будет и одной. Прежде всего эти люди не забирались в ваш дом…

– Может быть, вы не расслышали меня, капитан. – Губернатор улыбнулся. – Я сам поймал их!

– …а выбирались из вашего дома, – закончил Шутт, словно не хотел, чтобы его перебивали. – Видите ли, мои легионеры стремятся использовать любой шанс, чтобы получить работу по патрулированию, которую вы предпочли отдать частям регулярной армии, и те два человека, Рвач и Суси, проникли сюда, пытаясь найти нечто, что я мог бы использовать в качестве средства принудить вас дать нам этот шанс.

Шутт сделал паузу, чтобы покачать головой.

– В некотором смысле это была моя ошибка. Я говорил о подобных средствах в их присутствии, они слышали это и попытались добыть их для меня самостоятельно. В общем, найденное они принесли мне, а я приказал вернуть его на место. Что они и сделали. Тут-то вы их и поймали, то есть когда они уже покидали ваш дом. Короче говоря, здесь нет состава преступления, оправдывающего ваше требование провести расследование.

– Нет преступления?! – рявкнул губернатор. – Если бы даже я поверил в эту вашу небылицу, капитан, а я не верю в нее, они все же проникли в мой дом. Дважды, если судить по вашим словам.

Шутт расплылся в несколько натянутой улыбке, первой с тех пор, как он вошел в эту комнату.

– Подумайте, губернатор. Или вы верите мне, или нет. Однако в том случае, если вы хотите путем ваших умозаключений получить неприятности, то… – Он вытянул руку, указывая на стол, за которым сидел губернатор. – Нижний ящик слева, папка с надписью «Старые дела». Это они положили на место. Убедились?

Улыбка моментально исчезла с лица губернатора, словно группа поддержки после проигранных выборов.

– Если вы имеете в виду…

– Говоря откровенно, губернатор, – продолжил Шутт, – меня не интересуют ваши сексуальные предпочтения и то, с кем или с чем вы это удовлетворяете, хотя сам я обычно ограничиваю свои наклонности человеческим родом, и еще меньше меня интересует, держите вы или нет подобные картинки в качестве сувениров. Все, что я хочу, так это вернуть своих людей. Разумеется, если их дело окажется в суде, я буду просто вынужден давать свидетельские показания в их пользу, включая и нелестное описание этих фотографий. Представляете, как ухватятся средства массовой информации за возможность узнать все подробности этого дела.

– Вы не сможете это доказать, – выплюнул губернатор, бледнея на глазах. – Если только… мне не послышалось – вы сказали, у вас есть копии?

– Я мог бы обмануть вас и сказать, что и правда сделал копии, – ответил Шутт, – но в действительности я их не делал. Как я уже сказал, губернатор, у меня нет никаких намерений использовать эту информацию, почему я и велел им отнести все это назад. Однако, согласитесь, репутация политика – вещь очень деликатная. Малейшая тень скандала может погубить ее, а доказаны факты или нет – не имеет никакого значения. Право, я затрудняюсь сказать, что для вас предпочтительнее: преследование в судебном порядке моих людей или угроза вашей политической карьере?

Лякот некоторое время не отрываясь глядел на Шутта, затем схватился за телефон и в раздражении начал набирать номер.

– Пожалуйста, шефа Гетца. Говорит губернатор Лякот… Шеф? Это губернатор. Шеф, я решил снять обвинение с двух легионеров, которых вы у себя держите… Именно так. Отпустите их… Ох, да не забивайте голову причинами! Просто сделайте это, и все!

Он с грохотом швырнул телефонную трубку и уставился в окно, желая немного остыть, прежде чем снова повернулся к собеседнику.

– Все в порядке, капитан Шутник, с этим улажено. А теперь, если у вас нет ко мне других дел, я просил бы извинить меня. Мне хотелось бы прямо сейчас сжечь кое-какие фотографии.

К его удивлению, легионер и не думал подниматься.

– На самом деле, раз уж я здесь, у меня есть еще одно дело, которое я хотел бы обсудить с вами, губернатор.

– Есть дело?

– Совершенно верно. Помните, в самом начале разговора я упоминал работу по патрулированию.

– Да, конечно. Именно для этого вы и хотели использовать мои фотографии.

Невероятно, но губернатор моментально подавил свой гнев. В политике нет места тем, кто не в состоянии быстро приспосабливаться к обстановке или склонен поддаваться собственным слабостям и держать зло против того, кто может быть потенциальным союзником. И, в конце концов, Лякот вновь позволил себе подумать о возможном дополнительном финансировании!

– Точно, губернатор Лякот, – сказал Шутт, – и думаю, это позволит нам извлечь взаимную выгоду из создавшейся ситуации.

Надежды губернатора начали обретать реальные контуры. Он был мастером по части политических спекуляций и с легкостью распознавал ситуации, могущие принести немалую выгоду. Как ни странно, но люди редко бывают способны дать правильный ход своим суждениям… или предложениям. Поэтому приходилось лишь терпеливо ждать, пока они сами не перейдут к конечной цели своего визита. При этом губернатора интересовал только один вопрос, а именно: какой размер вложений собирался предложить ему Шутт. И еще, пожалуй, то, как долго потребуется подводить его к этой главной теме.

– Это все чистая политика, – сказал он уклончиво.

Капитан внимательно оглядывал комнату, задерживая взгляд на книгах в кожаных переплетах и оригиналах картин, украшавших стены.

– У вас здесь действительно чудесное гнездышко, губернатор.

– Спасибо. Мы…

– Хотя, пожалуй, не такое прелестное, как дом на Альтаире, в котором живет ваша жена.

Вопреки решению быть терпеливым, губернатор почувствовал приступ раздражения при упоминании о его личном домовладении… и о его жене.

– Да-да. А теперь позвольте узнать, сколь велики планируемые вами капиталовложения в мероприятие, которое мы собираемся обсудить?

– Капиталовложения? – Шутт нахмурился. – Мне кажется, здесь какая-то ошибка, губернатор. Я не планировал обсуждать, а тем более делать какие-либо капиталовложения при решении вопроса о патрулировании. Думаю, вы и без того живете явно не по средствам.

Лякот мгновенно побагровел.

– То есть как это – живу не по средствам? – попытался уточнить он.

– Дополнительные капиталовложения при этом просто неуместны, губернатор, – сказал капитан. – Особенно если учесть ваши текущие долги по кредитам. Откровенно говоря, если вы их не погасите, я буду очень удивлен, если вы не окажетесь банкротом еще до конца года.

– Это всего лишь объединенный заем, так что я могу… Эй! Минуточку! Эта информация считается конфиденциальной! Какое вы имеете право копаться в моих личных финансовых делах?

– О, информация эта действительно конфиденциальная, не спорю, – заверил его Шутт. – Но, совершенно случайно, я – один из членов правления банка, которому поручено произвести оценку вашей состоятельности, и в этой ипостаси я вполне могу воспользоваться своим правом вето на крупные займы, сопряженные с определенным риском, к коим, боюсь, может быть отнесен и ваш.

Губернатор рухнул в кресло, словно сраженный апоплексическим ударом.

– Вы хотите сказать, что, если я не заключу с Легионом контракт на несение патрульной службы, вы наложите вето на мою просьбу о займе?

– Считайте, что мне трудно будет не учесть этот фактор при оценке вашей кредитоспособности. – Капитан улыбнулся.

– Я понимаю.

– Однако хочу прояснить один момент. Я не прошу вас поднести Легиону этот контракт на блюдечке. Я прошу только дать ему равные шансы с ротой регулярной армии заслужить это назначение.

Лякот склонил голову набок и взглянул на Шутта сквозь прищуренные глаза.

– Если не возражаете, капитан, мне хотелось бы знать, почему вы не настаиваете на том, чтобы просто заключить этот контракт? Ведь я сейчас не в таком положении, чтобы спорить с вами.

– Справедливый вопрос, губернатор, – заметил Шутт. – Видите ли, я пытаюсь вселить в своих легионеров уверенность в себе. Если они заслужат этот контракт в честном соревновании с подразделением регулярной армии или хотя бы получат вполне достаточное подтверждение собственной состоятельности, это будет несомненной удачей. А покупая контракт или принуждая вас отдать его им, я могу получить прямо противоположный эффект. Это лишь укажет каждому из них, что единственная возможность его получить – только мои деньги. Все дело в том, что я уверен: мои солдаты смогут проявить себя в открытом, честном соревновании не хуже, а может быть и лучше любой роты регулярной армии.

– Интересно, – задумчиво пробормотал губернатор. Он долго смотрел в окно, затем покачал головой. – Нет. Я не могу этого сделать. С того момента, как вы приставили пистолет к моей голове, капитан, я с вами честен. Конечно же, я мог бы согласиться и принять ваши деньги, а затем через какое-то время сказать, что пересмотрел свое решение. Вы в таком случае могли бы принять это за двойную игру и давить на меня через мою кредитоспособность. Но истинное положение дел таково, что я уже не могу помочь вашим парням, не могу помочь даже в том, чтобы предоставить им этот шанс. Я уже подписал контракт с регулярной армией на эту работу и не могу отказаться от него, даже если бы и хотел.

– О, к этому я был готов, губернатор, – с легкостью сказал Шутт. – Не сомневаюсь, у вас есть одна лазейка, которую вы можете использовать… если захотите, конечно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, устав колонии, который запрещает односторонние контракты со службами при отсутствии конкурентной основы.

– Сожалею, но я не помню никакого…

– В таком случае очень кстати, сэр, что совершенно случайно у меня есть с собой копия этого документа.

Капитан достал из кармана лист бумаги и положил его на стол перед губернатором.

– Прошу обратить внимание, что он подписан членами Совета Колонии и датирован неделей раньше, чем вы подписали контракт с регулярной армией… сэр.

Лякот даже не шелохнулся, чтобы глянуть на документ. Вместо этого он прищурил глаза и с подозрением уставился на Шутта.

– Капитан… мне почему-то кажется, что если я пошлю за оригиналом этого документа, то обнаружу, что некоторые подписи на нем еще не просохли…

– Если припомните, придя сюда, я сразу сказал вам, что задержался из-за пары дополнительных визитов, – спокойным тоном ответил Шутт.

Губернатор театральным жестом вскинул руки вверх.

– Хорошо! Сдаюсь! Когда армия прибудет сюда, мы устроим соревнование, на котором вы и ваши головорезы получат шанс на этот контракт! Это все или вам нужно что-нибудь еще? Говорите, не стесняйтесь! Чем богаты…

– Вот теперь все, губернатор Лякот, – сказал Шутт, поднимаясь со стула и забирая бумагу с губернаторского стола. – Нечего и говорить, я рад, что мы провели эту маленькую беседу. Я был уверен, что мы найдем путь разрешить все проблемы.

– Капитан Шутник! – остановил его губернатор, когда Шутт уже взялся за ручку двери.

– Да, сэр?

– Вас когда-нибудь выгоняли из государственного учреждения?

– Меня, сэр? Нет.

– Это хорошо.

Глава 12

Дневник, запись № 121

Просматривая свои записи, я заметил, что по ним может сложиться впечатление, будто мой шеф всегда брал верх во всех ситуациях и старался предусмотреть все случайности. В действительности же это было совсем не так. Он определенно мог служить примером, когда дело касалось быстрой адаптации к меняющимся обстоятельствам или принимало неожиданный оборот, но все это происходило с ним гораздо чаще, чем он мог предвидеть.

Я вправе это утверждать, поскольку привилегированность моего положения позволяла мне неоднократно быть свидетелем таких ситуаций, когда было совершенно очевидно (для меня), что он оказывался буквально захвачен врасплох.

Новые помещения роты, или Клуб, как стали называть свой дом легионеры, определенно не уступали по комфортабельности апартаментам отеля «Плаза». Кроме уже упомянутых полосы препятствий и стрельбища, там были бассейн, сауна, вполне приличных размеров гимнастический зал и достаточное количество комнат, где можно было собраться поговорить. Но так уж сложилось, что основным местом, где собирались легионеры, стало большое помещение, служившее одновременно столовой, комнатой для собраний и коктейль-баром. Удобные диваны, камины, свободно расставленные стулья – все это располагало к тому, что легионеры с удовольствием собирались тут в свободные от дежурства часы. Не случайно именно здесь вращалась всяческая информация, да и просто слухи, которые распространялись, минуя официальные каналы.

Шутт задержался немного, прежде чем приняться за завтрак, наблюдая очередной взрыв суеты, царившей в столовой. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить необычное оживление. Легионеры собирались в тесные кружки за отдельными столами и очень тихо, но увлеченно о чем-то переговаривались между собой. Кое-где были слышны взрывы неудержного смеха, при этом в сторону командира бросалось значительное количество игривых взглядов и наблюдалось подталкивание соседей локтями, когда легионеры замечали его присутствие. О том, что он нашел все это занимательным и более чем любопытным, нечего было и говорить. Манеры его солдат напоминали поведение детей, украдкой следящих за лягушкой, которую тайком притащили в класс, и озабоченных единственным вопросом: «Что, если ее обнаружит учитель?» Вся сложность данной ситуации заключалась в том, что он, хоть убей, не мог себе представить, чем вызвано такое поведение этой пестрой компании. Наконец Шутту надоело гадать, и он присел за стол, где расположился его дворецкий.

– Доброе утро, Бикер, – сказал он рассеянно, все еще продолжая оглядывать комнату. Несмотря на то что его внимание было поглощено залом, Шутт заметил, что дворецкий почти не отрывал глаз от экрана своего компьютера.

– …утро, сэр.

– Скажи мне, Бик… Ведь солдаты рассказывают тебе порой такое, что не осмелятся сказать мне, и если это не нарушает конфиденциальности… Как ты думаешь, с чего это сегодня утром все выглядят какими-то озабоченными?

– Уверен, что могу объяснить вам это абсолютно точно.

Шутт прекратил рассматривать зал и обратил взгляд к Бикеру – как оказалось, только для того, чтобы созерцать макушку его замечательной головы.

– Ну, так что? – поторопил он его.

Дворецкий оторвался от компьютера, поднял глаза и с еле сдерживаемым смехом встретил выжидающий взгляд шефа.

– Уверен, что это объяснит и происхождение тех значительных сумм, которые Бренди внесла в общий фонд роты… тех самых, что вызвали у вас недоумение.

– Послушай, Бик, расскажешь ты мне, наконец, или…

– Я думаю, вы сами можете посмотреть… сэр, – с невозмутимым видом произнес Бикер, поворачивая экран компьютера, чтобы на него мог взглянуть и командир.

На экране отображалась страница из журнала, но даже значительно уменьшенный масштаб изображения не мог ослабить впечатления от сногсшибательного заголовка:

ШУТТОВСКИЕ КРАСАВИЦЫ

В МОДУ ВХОДЯТ ДЕВУШКИ ИЗ ШУТТОВСКОЙ РОТЫ —

МАЛЕНЬКИЕ, СРЕДНИЕ И (ОЧЕНЬ) БОЛЬШИЕ!!!

Всю страницу занимали, что называется «во всей красе», три слишком хорошо знакомые фигуры: Бренди, Супермалявка и… Мамочка!

Бикер внимательно наблюдал за лицом своего шефа, силясь обнаружить признаки тревоги или удивления, но Шутт казался безразличным, словно рассматривал статьи доходов-расходов роты. Необычным было только время, которое он потратил на изучение экрана, но лишь Бикер и мог заметить эту деталь. Вообще говоря, Шутт был способен усваивать информацию и принимать решения в одно мгновение, но на этот раз, однако, он уставился на экран так, будто перед ним открыли пять карт одной масти и он пытался изменить расклад за счет одной только силы воли.

– Я мог бы загрузить это в память и отпечатать для вас увеличенную копию, если хотите… сэр, – сказал наконец дворецкий, пытаясь вывести Шутта из состояния оцепенения.

– Я уже полностью ознакомился с этим, Бикер, – последовал спокойный ответ, хотя Шутт по-прежнему не сводил глаз с экрана.

– Мне это не составит труда, сэр, – продолжал безжалостно наступать Бикер. – Все равно у меня уже есть несколько заказов от ваших легионеров, так что одной копией больше, одной меньше…

– Это местный журнал или общегалактический?

– Что вы имеете в виду… сэр?

Наконец Шутт оторвался от экрана и, прежде чем ответить, некоторое время невидящим взором смотрел на дальнюю стену.

– Я думаю…

– О! Вы уже видели это! Привет, Бикер!

Дворецкий вежливо привстал, чтобы поприветствовать старшего сержанта.

– Доброе утро, Бренди. Да, мы с капитаном как раз это обсуждали.

– В самом деле? И что вы думаете, сэр? Не так уж и плохо для такой старушки, как я, верно?

– Это… вы выглядите прекрасно, Бренди, – сумел выговорить Шутт сквозь натужную улыбку. – Вы все прекрасно выглядите.

– Я тоже так думаю. – Старший сержант сияла. – Должна сказать, что поначалу я немного боялась показывать такую гору старья рядом с новейшими моделями… – она слегка покачалась, чтобы проиллюстрировать свои слова, – но пробы оказались совсем неплохими, так что я дала этому зеленый свет.

Дворецкий понимающе кивнул:

– О да. Копии, которые вы просили, будут готовы после обеда, – сказал он и улыбнулся.

– Прекрасно! Сколько я буду должна вам за них?

– Ничего. Считайте их моим, а точнее капитана, подарком. Ведь, в конце концов, это его принтером я пользуюсь.

– Ох, спасибо, капитан. Ну, мне нужно идти… моя публика ждет меня.

Наконец Шутт нарушил молчание.

– Э-э-э… Бренди?

– Да, сэр?

Он дважды пытался начать говорить, прежде чем смог сосредоточиться на одном вопросе.

– Как вам удалось втянуть в это и Мамочку?

– Втянуть? Да это же была ее идея! Ну, ладно… пока!

Двое мужчин продолжали смотреть ей вслед, когда она направилась, чтобы присоединиться к одной из групп, весело помахивая рукой в ответ на крики и свист, которые неслись ей навстречу.

– Да, это была идея Мамочки… сэр, – мягко повторил Бикер.

Шутт рассеянно улыбался, оглядывая комнату.

– Черт побери! – произнес он сквозь стиснутые зубы это ругательство, от чего обыкновенно старался удерживаться. – Можешь себе представить…

Сигнал наручного коммуникатора перебил его на середине фразы, словно крик дежурного черта, приставленного к каждому разумному существу в этой вселенной, чтобы при первой возможности раздражать его нервы. Шутт остановил готовый излиться поток слов и включил связь.

– Да, Мамочка?

– Хоть я и презираю себя за то, что мешаю вашему завтраку, Большой Папочка, но по голографической связи вас срочно требует полковник Секира, из главной штаб-квартиры. Похоже, у нее очень серьезные намерения.

– Иду, – сказал Шутт, поднимаясь со своего стула. – Шутник закончил.

– Как только что заметила леди, – съязвил Бикер, – ваша публика ждет вас!

Следуя правилам, установленным еще в то время, когда их штаб находился в отеле «Плаза», узел связи располагался в комнате, соседствующей с кабинетом командира. Однако новое помещение не улучшило ни качества голографической связи, ни содержания самих передач.

– Это что еще за трюки глупых баб, капитан?

Изображение полковника Секиры зависло в нескольких футах над ковром, а ее рвущийся наружу гнев, похоже, передавался без всяких искажений. Растрепанный мундир и более чем безумное выражение лица указывали на то, что она вышла на связь без всякой предварительной подготовки.

– Трюки глупых баб?

– Не притворяйтесь. Шутник! Я говорю о фотографиях ваших девиц в этом гадком журнале «Ти-Эй»!

– А-а-а… вы об этом! – произнес Шутт, удивляясь про себя столь быстрому распространению этого журнала. – А что, мэм, здесь есть какая-то проблема?

– Проблема? Да разве вам не понятно, что это порочит репутацию Легиона?

– Извините, мэм… вы сказали… «репутацию»? Мы говорим об одном и том же Легионе?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Шутник.

Многолетняя привычка сохранять спокойствие перед лицом опасности тут же пришла на помощь Шутту.

– Не вполне уверен, что понимаю. Я хорошо помню, как сама госпожа полковник сказала при нашем последнем разговоре, что уже устала читать в новостях сообщения о тех многочисленных скандалах, которые моя рота устраивала в баре. Более того, насколько я знаю, легионеры участвовали в фотосъемке, о которой идет речь, в свободное от дежурств время, а устав Легиона четко устанавливает в эти часы границы, в пределах которых командир имеет право вмешиваться в жизнь солдат… если мне не изменяет память, это параграфы со 147-го по 162-й.

Изображение полковника продолжало сердито смотреть на него.

– Хорошо, Шутник. Раз уж мы начинаем играть в эти игры, то замечу, что содержание параграфа 182 запрещает легионерам получать денежные суммы, принимать подарки и другие формы индивидуальной оплаты за услуги или работы, производимые ими во время срока контракта, независимо от того, в какое время это происходило!

– Но параграф 214 совершенно определенно разрешает легионерам производить работы или оказывать услуги в свободные от несения службы часы, и плата за такую работу поступает не в частное пользование, а в распоряжение роты – либо непосредственно, либо на ее счет. Могу вас заверить, полковник, что плата за фотографии легионеров в обсуждаемом нами журнале была должным образом переведена на счет роты, как того и требует указанный параграф.

– Я знакома с этими правилами не хуже вас, Шутник, – выпалила в ответ полковник Секира, – и меня не удивляет, что именно этот параграф вы так хорошо запомнили. Однако я припоминаю, что следующий за ним параграф гласит, что подобного рода деятельность требует разрешения со стороны командира. Вы хотите сказать, что дали такое разрешение?

Шутт начал было скрещивать за спиной пальцы, но вовремя вспомнил про намерение не врать или по крайней мере не говорить ничего такого, что впоследствии может быть расценено как ложь. Он развел пальцы и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово:

– Полковник Секира… мэм… откровенно говоря, ведь это их тела. Я не вправе приказать им не выставлять их, равно как и даже в большей степени не имею права приказать обратное.

Изображение на минуту поджало губы, а затем сделало глубокий выдох.

– Понятно. Ну, хорошо, капитан. Вы опять сорвались с крючка. Надеюсь, вы понимаете, какое удовольствие меня ждет в главном штабе, когда придется давать на этот счет кучу объяснений.

– Я вполне осознаю это, мэм, – ответил Шутт, стоически удерживаясь от улыбки, – и хочу сказать вам, что и я, и вся рота высоко ценим ваши усилия, полковник, направленные нам на пользу.

– Ну, уж лучше обещайте мне, что этот ваш зверинец проявит свое уважение тем, что будет давать мне чуть меньше поводов для подобных объяснений. Договорились?

– Да, мэм. Я прослежу за этим.

– Очень хорошо. Секира закончила.

Передача оборвалась не сразу, и какое-то время Шутту казалось, что в последний миг на лице полковника появилась усмешка, которая исчезла чуть позже, чем все остальное изображение.

Думаю, бо`льшая часть таких неожиданных ситуаций происходит всегда от того, что удачливые люди неизменно радуются собственному успеху. Что касается рассматриваемого случая, то следует вспомнить, что мой шеф появился в роте «Омега», имея четкое намерение превратить ее в дееспособный отряд. Он планировал добиться этого, пробуждая в легионерах чувство собственного достоинства, и неустанно работал в этом направлении. Однако когда его труды стали приносить вполне определенные плоды, могло показаться, что сам он уже в этом разуверился.

Естественно, темпы, с которыми шли изменения в роте, не были ровными. Оглядываясь назад, я думаю, что это лишь подтверждает тот факт, что не бывает более фанатичной преданности, чем у беспризорника, вновь обретшего дом. Тем не менее зачастую чрезмерный энтузиазм легионеров выливался в серьезные неприятности.

– …И наконец, я с радостью сообщаю вам, что капитал нашей компании значительно увеличился со времени моего последнего отчета. Я могу предоставить самую подробную документацию тем, кто захочет лично ознакомиться с данными, но, выделяя главное, скажу, что мы выросли восьмикратно, или, проще говоря, каждый доллар, вложенный в наш фонд на момент прошлого отчета, теперь превратился в восемь.

В зале послышался легкий шелест голосов. Одни возбужденно обсуждали, что будут делать с полученным доходом, другие жаловались на то, что неосмотрительно использовали часть прибыли, полученной после предыдущего финансового отчета, и теперь имели гораздо меньше остальных.

На периодические отчеты Шутта о деятельности финансового фонда собиралась вся рота. Независимо от того, были ли это незначительные сведения, легко передаваемые по системе связи, или же очень важные, которые следовало обсуждать с легионерами лицом к лицу, командир настаивал на открытом порядке ведения дел, и рота всегда присутствовала на всех заседаниях, прилежно вникая в каждое сказанное слово.

Выждав некоторое время, пока реакция зала немного утихнет, он поднял руку, требуя тишины.

– Хорошо, – сказал он. – Будем считать, что старые дела нами удачно завершены. Есть какие-нибудь вопросы или предложения, пока я не перейду к новым?

– Да, сэр!

Лейтенант Армстронг был уже на ногах, а его суровое лицо могло послужить эталоном исполнения классической команды «смирно!». Капитан заметил, что некоторые легионеры начали посмеиваться и толкать друг друга локтями, но тут же прекратили, удивленные строгой выправкой лейтенанта, полученной им в регулярной армии.

– Да, лейтенант? В чем дело?

Несмотря на прозвучавший вопрос, лейтенант продолжал идти по залу настоящим строевым шагом, четко выполняя повороты, словно на учебном плацу. Подойдя к командиру, он остановился перед ним, вытянулся по струнке, торжественно отдавая честь, и застыл в этом положении, так что Шутт, все еще недоумевая, вынужден был ответить тем же.

– Сэр! Рота попросила меня обратиться к вам от их имени с жалобой… сэр!

Пока он говорил, все легионеры молча поднялись со своих мест и попытались принять позу, напоминающую уставную стойку лейтенанта.

Командир избегал смотреть в их сторону, пытаясь понять происходящее, хотя и был захвачен врасплох их действиями. Что бы здесь сейчас ни происходило, но единодушие, похоже, было общим. Что же, черт возьми, это могло значить?

– Вольно, лейтенант… и остальные тоже. Ведь это всего лишь наша обычная встреча для обмена информацией. А теперь объясните же наконец, в чем дело?

– Видите ли, сэр… рота не очень довольна формой, которой вы ее снабдили.

– Понятно. Какой именно?

– Всей, сэр. Нам кажется, ей недостает расцветки.

– Расцветки?

Шутт не смог удержаться, чтобы не посмотреть на собравшихся. Все до единого они усмехались, глядя на него.

– Мне кажется, я не совсем правильно понял вас. Черный – официальный цвет формы всего Космического Легиона. И во всяком случае пока я не вижу никаких причин от него отказываться, даже если мы и получим одобрение от главной штаб-квартиры… в чем я лично очень сомневаюсь.

– Мы не хотим отказываться от цвета нашей формы, сэр… а только просим разрешения чем-нибудь ее оживить. Ну, скажем…