Семейное проклятье

Бедняга Мишель, что с таким трудом и заботой, растил трёх гусаков, купив у крестьян совсем маленьких птенцов, умоляющее посмотрел на маркиза и покачал головой.

– Что! Ты не хочешь накормить знатных господ, как полагается? – Прошипел маркиз. – А ну, Перрен, Ришар, Шаброль, покажите этому неучтивому ослу, как ощипывать гусиную тушу!

Несчастный Мишель, со слезами на глазах, умолял оставить птицу в покое, но дружки маркиза, лишь хохотали, пытаясь поймать гусей. Подвыпившие прихвостни Лавасьера, повалили ограду загона, за оградой обрушился навес, что старательно строил Мишель, укрывая птиц от дождя. Гуси, в страхе метались по двору, растопырив крылья, перья летали вокруг, словно снежная буря. А маркиз, глядя в окно на это бесчинство, лишь посмеивался, да ещё больше науськивал дружков.

Шум и грохот во дворе долетел в келью настоятеля, что пряталась в самой дальней галереи монастыря.

– Бертан, мальчик мой, пойду, взгляну, что там приключилось, уж слишком шумят братья. – Сказал Венсан.

– Я могу сбегать и посмотреть, Святой Отец, – почтительно ответил мальчик. – Ведь вам нелегко спускаться с лестницы.

– Отрадно, сынок, что в твоём сердце живёт сострадание, – улыбнулся старик, погладив Бертана по голове. – Но, человек должен ходить сам, пока его ноги в состоянии сделать хотя бы шаг. А тебе нужно закончить целую страницу книги.

Настоятель тяжело опёрся на посох и медленно направился по галерее обители. Бертан проводил взглядом сгорбленную фигуру старика и решил таки прервать своё занятие. Не ровен час, бедняга Венсан оступится на узкой лестнице. И мальчик тайком направился за ним.

Тем временем, маркизу наскучило смотреть, как его прихвостни носятся по двору, в безуспешных попытках, изловить хотя бы одного гусака. И Лавасьер придумал новое развлечение. Разве не смешно, охотничьей плетью, сбивать с полок кувшины и глиняную утварь?

Вдоволь повеселившись во дворе, дружки маркиза, с радостью, принялись за новую забаву. А ну, удастся ли сбить кувшин с самой верхней полки, запустив в него камнем? Эгей, кто самый меткий? Вот потеха, черепки так и брызнули в стороны. А ну ещё!

Когда настоятель спустился вниз, его глазам предстала картина полного разорения. Пол усеян черепками, стены в пятнах, от пролитого вина и чудесного масла, что монахи кропотливо собирали для праздника всех Святых. Мешок с мукой, господа видно проткнули шпагой, и больше половины успело просыпаться на пол.

– Что здесь творится? – Воскликнул, поражённый разгромом, настоятель. – Господа путники, я не стану взывать к вашей совести, но лучше, если вы немедля покинете это место. А мы с братьями помолимся, что бы господь не оставил вас милостью.

– Это ещё что за старикан явился читать нам проповеди? – Усмехнулся Лавасьер.

– Должно быть, здешний настоятель, – хихикнул Перрен. – Он так стар, что, пожалуй, его сутана покрылась мхом.

Дружки маркиза так и покатились с хохоту.

– Право, господа, раз монахи не смогли развлечь гостей, пусть нас потешает настоятель. – Лицо маркиза скривила гримаса жестокой радости. – А ну, старик, спляши нам бурре⁶, да посильнее топай своими деревянными башмаками, что бы крестьяне слышали, какое веселье царит в этой дыре.

Маркиз схватил несчастного старика за плечи и тряхнул так, что Венсан Марель выронил посох, и едва удержался на ногах.

– Будешь ты, наконец, плясать, нудный святоша! – Крикнул Лавасьер, и со всей силы толкнул настоятеля. Бедный старик взмахнул руками и рухнул, как подкошенный. Лишь чудом, подскочивший Бертан сумел удержать несчастного, иначе старику не миновать верной смерти от удара о каменный пол.

– О, господа, глядите-ка, эти монахи появляются из всех щелей, словно амбарные крысы! – Захохотал Ришар. – Теперь прискакал мальчишка.

– А славные локоны у этого щенка, – хихикнул Шаброль, поглядывая на длинные, густые волосы мальчика. – Надо бы срезать их и подарить моему лакею для парика.

И сеньоры вновь оглушительно захохотали. Тем временем, Бертан, что стоя на коленях, бережно придерживал обессилевшего настоятеля, в упор уставился на господ. Глаза его потемнели, словно безлунная ночь.

– Маркиз жаждал танцев? – Послышался низкий, глухой, словно из самой преисподней, голос. – Так спляши сам.

И вдруг, к полному удивлению господ, Лавасьер притопнул ногой, взмахнул руками, и начал отплясывать бурре, отчаянно постукивая нарядными башмаками.

Дружки маркиза застыли в изумлении. А Лавасьер продолжал танцевать, словно паяц в балагане, нелепо задирая ноги и прищёлкивая пальцами. Глаза его наполнились ужасом, все усилия прекратить проклятую пляску были тщетны. По лицу его градом катился пот, от разгорячённого тела валил пар, но, жуткий танец не заканчивался.

Ошалевшие прихвостни маркиза, очнувшись, попытались броситься ему на выручку, но оказалось, что никто из них не может сдвинуться с места. Ноги намертво приросли к полу. Нижняя часть туловища словно окаменела. И в безуспешных попытках сделать хоть один шаг вперёд, они лишь сгибались в поясе, да беспомощно размахивали руками.

Старый настоятель, в испуге смотрел на эту нечеловеческую пляску, но случайно взглянув на Бертана, старик пришёл в ужас. Глаза мальчика были черны, как мрак подземелья, и хищная усмешка кривила его губы.

А маркиз продолжал танцевать. Глаза его закатились, видно было, что силы его на исходе и только смерть остановит жуткую пляску.

– Бертан! – В отчаянии крикнул настоятель! – Очнись, ради всего святого, останови это!

Мальчик вздрогнул, и отец Венсан, с удивлением увидел, что глаза Бертана вновь ясного серого цвета, и злобная насмешка исчезла с лица.

Меж тем, в дровяном сарае, монахи освободили от верёвок Жослена. После трёх неудачных попыток, парню удалось проделать в крыше дыру, и выбраться из заточения. Теперь ему хватило и нескольких минут, что бы освободить остальных. Прихватив серп, заступ, а то и просто увесистое полено, монахи, во что бы то ни стало, решили прогнать непрошеных гостей. Но стоило им подойти к дверям, ведущим в трапезную, как на пороге показались дружки маркиза. Лица их были перекошены страхом, они волоком тащили бесчувственное тело Лавасьера, ежеминутно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха.

Увидав Жослена с серпом в руках и толстяка Армана, с заплывшим глазом, вооружённого поленом, как господа заблеяли словно овцы.

– Смилуйтесь, святые отцы, не лишайте нас жизни! – Голосили Шаброль, Перрен и Ришар. – Дайте нам мирно уйти восвояси, простите, что нанесли урон обители. Вот, возьмите деньги, всё, что у нас есть с собой, возьмите! Смотрите, тут полно золотых луидоров⁷ и серебряных экю, заберите их в плату за разорение. Только позвольте нам покинуть монастырь живыми!

Монахи, оторопев, смотрели на кошели, что знатные господа побросали прямо на землю, на белого и недвижимого маркиза, повисшего на руках дружков, как порожний мешок. Они так и стояли, открыв рты, пока господа не скрылись за воротами обители.

Первое время, настоятель Венсан ни в какую не соглашался потратить деньги, что оставили господа. «Это деньги мошенников и разбойников», – уверял старик. – «Они не пойдут впрок». Но монахи впервые решились спорить с господином Марелем.

– Святой Отец, разбойники оставили нас совсем нищими, разорив всё, что попалось им на глаза!

– Как мы сможем пополнить запасы, у нас и миски то целой не осталось!

Скрепя сердце, старик вынужден был согласиться с братьями, но при этом, велел несколько луидоров пожертвовать беднякам и нищим. Пусть, хотя бы немного, перепадёт несчастным, от господской прихоти.

Кошели Лавасьера и его дружков были отказу наполнены звонкими монетами, пожалуй, столько денег никому из обители и не случалось до этого держать в руках. Хватило и на починку загона и на уголь к зиме. На новые горшки и кувшины, на свечи и муку. Да мало ли нужных вещей можно купить, с таким богатством.

И жизнь в монастыре вновь стала неспешной и покойной. Монахи вообразили, что нечестивцев постигла заслуженная кара. Разве можно бесчинствовать в святом месте? Но настоятель, вспоминая глаза мальчика и жуткий голос, который услышал он в день разбоя, не мог спокойно заснуть. Неужто зло, что таилось в Бертане, вновь вырвалось наружу? Выходит, все труды, и забота о чистой душе ребёнка пошли прахом? А он столько лет лелеял мысль, что страшное превращение, ему почудилось.

Старик Венсан с грустью смотрел в ясные глаза своего любимца и тяжко вздыхал.

– Святой Отец, – почтительно произнёс Бертан. – От чего вы стали так грустны последнее время? Не от того ли, что разбойники понесли заслуженную кару?

– Ты сам начал этот разговор, сынок, – покачал головой настоятель. – Видит Бог, я надеялся, что зло, сидящее в тебе, побеждено молитвами и крещением. И думал, что ты сам не властен над ним. Но, теперь я знаю, что решать, когда и где этому злу показать свои когти, властен только ты. Может, оно и к лучшему, с Божией помощью, Бертан, ты можешь постараться, избавиться от него навсегда.

– Но, господин настоятель! – Воскликнул мальчик, – видно зло, живущее в моей душе, ничуть не страшнее того, что отравило душу маркиза и его дружков. Хорош бы я был, обратись к разбойникам с одним лишь добрым словом. Пожалуй, ни вас, ни меня и в живых то не осталось.

– Ах, Бертан, сынок! Ты терзаешь мою душу этими словами! Не я ли учил тебя добру и прощению? Разве тебе дано право, единолично вершить правосудие и карать виновных?

– Господин Венсан! Вы же знаете, что я искренне люблю и уважаю вас! Но разве моя вина, что родился я таким, какой есть?

Глаза старика наполнились слезами:

– Бедный мой мальчик, в каждом из нас таится и зло и добро. Я лишь хочу, что бы твоя душа была чистой, и совесть не мучила тебя по ночам. Человек, что сеет горе, и страдание не может быть счастлив. А я, всей душой, хочу счастья для тебя. Я боюсь за твою жизнь, Бертан! Если люди узнают о твоём изъяне, ты будешь, отвергнут и проклят всеми. Тебя ждёт горькое одиночество, или смерть на костре! Каждую минуту я молю за тебя всех Святых. Боль и страх терзает меня день и ночь.

Бертан склонился к руке старика и прикоснулся к ней губами.

– Не мучаете себя горькими мыслями, Святой Отец, я постараюсь прожить достойную жизнь. И вовсе не собираюсь наводить ужас, и губить род людской. Будь я приспешником демонов, то, пожалуй, не смог бы прожить столько лет в святом месте.

Венсан Марель улыбнулся и погладил мальчика по голове.

– Иди с миром, мой дорогой Бертан, я верю, что сможешь избавиться от тёмной частички твоей души.

Мальчик почтительно поклонился и уже стоя на пороге кельи, произнёс:

– Конечно, господин настоятель, надеюсь, мне никогда больше не придётся будить сидящие во мне силы зла. – Бертан прикрыл дверцу. – Если, вновь не решу покарать виновных. Ведь торжество справедливости важнее способа его достигнуть. – Вполголоса добавил он.

Больше никакие события не нарушали мирную жизнь монастыря. До монахов долетали отрывочные слухи, что знаменитый маркиз Лавасьер, что однажды решил поохотиться в здешних угодьях, вернулся в свой замок немощным и больным. Никто из лекарей не смог найти причину странного недуга. Несчастный больной, в одночасье обездвижил и лишился речи. Все дни он лежал в кровати, и только когда в окно его спальни доносились звуки бурре, что отплясывала по праздникам прислуга, глаза Лавасьера наполнялись слезами. Его дружки, Шаброль, Перрен и Ришар, вовсе отказались от кутежей и попоек. Они стали самыми ретивыми прихожанами церкви и часами простаивали на коленях, выпрашивая прощения и милости. Еда их отныне была скромной, а милость раздаваемая беднякам, щедрой. Вскоре, о них только и говорили, как о примере добродетельной и благочестивой жизни.

Старый настоятель по-прежнему искренне любил Бертана, но ночами, тоска и предчувствие беды сжимали его сердце. Как уберечь мальчика от зла, что, несомненно, таится в нем? Венсан часами листал книги, пытаясь найти ответы на свои нескончаемые вопросы. Бертан никак не подходил под описание приспешников тьмы. Но, странный кулон на его шее… Осина – верное средство от нечисти, а мальчик спокойно носит украшение долгие годы. К тому же, на кулоне изображён крест. Да и листья платана, издавна призваны защищать от ядов и дурного глаза. Вот горе! Несчастный старик никак не мог разобраться. Не оставить ли это бесполезное занятие? Ведь настоятель искренне привязался к найдёнышу и любил его всем сердцем.

Обитель, затерянная в лесу, с каждым годом ветшала, стены и ограда осыпались. Все попытки монахов поправить дело, походили на усилие портняжки, что ставит заплату на истлевшее полотно. И настоятель Венсан, словно угасал вместе с монастырём Старик почти не выходил их своей кельи, видно было, что эту суровую зиму, тщедушный господин Марель не переживёт Бертан каждую свободную минуту навещал старика, иногда и вовсе забывая про сон и еду.

Настоятель по-прежнему называл его «мой мальчик», хотя Бертану минуло семнадцать лет, и, входя в келью, ему приходилось склонять голову, что бы не задеть дверную балку.

В один из морозных зимних вечеров, в монастырские ворота отчаянно постучали. И вскоре, на пороге кухни, где монахи сидели возле очага, в надежде согреться, появился Мишель с незнакомцем.

Братья пустили путника ближе к огню, видно было, что бедняга промёрз до костей. Его истрёпанная накидка, сплошь усыпана снегом, обвисшие поля старой шляпы почти скрыли лицо. Несчастный дрожал всем телом и испуганно оглядывался по сторонам. Увидав на стене деревянное распятие, незнакомец бросился к нему, упал на колени и стал бессвязно бормотать:

– Сюда они не придут… нет, они не посмеют пробраться за монастырские стены! Святая Дева, Святой Франциск, защитите меня!

Монахи удивлённо переглянулись.

– Эй, господин, с вами должно быть беда приключилась? – Спросил Арман.

Незнакомец, окинул его безумным взглядом и вновь забормотал:

– Нет… сюда им не добраться! Я нашёл надёжное место!

– Послушайте, господин! Да объясните же толком, что с вами приключилось! – Воскликнул Франсуа. – Вы приговариваете, словно помешанный, даже имени своего не назвали! А меж тем, видно, что вам необходима помощь!

Гость, словно очнулся, он присел на краешек скамьи, и, оглянувшись на дверь, прошептал:

– Меня хотят убить…

Монахи так и застыли от удивления.

– Должно быть, за вами гнались бродяги, в надежде поживиться, – пробормотал Мишель.

– Нет. – Покачал головой незнакомец. – Бродяги не напугали бы меня до полусмерти.

– Вы говорите загадками, – воскликнул Жослен. – Лучше подвиньтесь ближе к огню, да выпейте подогретого вина. Когда окончательно придёте в себя, так расскажите нам по порядку свою историю. А то от ваших причитаний, и нам становиться не по себе.

Братья терпеливо дождались, когда незнакомец осушит кружку до дна. Бедняга видно согрелся, он снял свою старую шляпу и развязал тесёмки накидки. В его тёмных волосах поблескивали седые пряди, худое лицо выглядело измождённым Глаза несчастного покраснели, словно он не спал несколько ночей кряду.

Незнакомец вздохнул и тихо произнёс:

– Меня зовут Пьер Катель. Я служил лакеем у знатных господ. Но, не просите меня назвать имя моего хозяина и место, где шла моя служба.

– Должно быть, с вашим хозяином беда приключилась, господин Катель?

– Да, вы правы, с ним произошло несчастье, – покачал головой незнакомец. – А теперь и мне грозит гибель.

– Может, мы сумеем помочь вам? – Спросил Жослен. – Если конечно, вы расскажите что произошло.

– Нет, нет! Ни за что. Не судите меня, добрые люди, но я никому не смогу поведать правды. Я дал обет молчания, поклялся на распятии в своей верности. Теперь, я хочу лишь одного, покинуть страну и избавиться от кошмара всей моей жизни.

Монахи переглянулись.

– Если вы, господин Катель, не совершили никакого преступления, от чего же скрываться?

– Я? Преступление? Да я за всю жизнь мухи не обидел. Был верным слугой и честным человеком. Вот за эту верность, теперь мне и приходится платить.

– Ах, господин Катель, вы говорите загадками, битый час мы пытаемся понять, что вам грозит.

Гость окинул сидящих взглядом, полным тоски и безысходности:

– Они хотят, что бы я помог им отыскать детей. Только я знаю особую примету. Но я отказался и теперь, они решили убить меня.

Монахи вновь переглянулись.

– Да что это за люди, которые готовы погубить человека, только за отказ в помощи?

– Они не люди… – Прошептал Катель, опустив голову.

По лицу было видно, что больше ни слова не получится вытащить из ночного гостя. Видно, он и впрямь дал обет молчания, и готов хранить верность своему слову. Как ни старались монахи, ничего больше не смогли добиться они от Кателя.

Когда в кухню спустился Бертан, Франсуа шёпотом поведал ему о ночном госте.

– Мир вам, господин, – произнёс юноша. – Я вижу, тяжёлая дума мучает вашу душу. Братьям вы открыться не желаете, может быть, господин настоятель выслушает вас?

– Ну, уж, хватил! – Воскликнул Жослен. – Господин Венсан еле жив, разве достанет у него сил выслушивать покаяние?

– Эх, брат Жослен, разве тебе решать такое? Представь, как настоятель огорчится, узнав, что нуждающийся остался без помощи. Это сведёт его в могилу быстрее, чем исповедь несчастного.

Монахи согласно закивали головами.

– Бертан прав, спорить нечего.

– Идите за мной, господин Катель, – сказал Бертан и направился к лестнице.

К всеобщему удивлению, гость с готовностью повиновался. Ну и дела, то боялся вымолвить лишнее слово, то охотно согласился на исповедь, право слово, чудеса.

Пьер Катель пробыл в келье настоятеля больше часу. Всё это время, Бертан ходил по галерее, терпеливо ожидая конца разговора. Когда ночной гость, наконец, покинул келью, лицо его было спокойным и полным решимости.

– Не знаю вашего имени, юноша, но, хочу поблагодарить вас от всего сердца!

– Меня? – удивлённо вскинул брови Бертан.

– Да, вас, благодаря вашей настойчивости, я смог поговорить со Святым отцом, и теперь, на душе моей не так тяжко. А когда мне удастся покинуть страну, надеюсь, станет совсем легко. Постойте-ка, мне кажется знакомым ваше лицо! Хотя… Нет, пожалуй, мои измученные глаза сыграли со мной злую шутку. Да, да, мне померещилось это сходство. Тот, о ком я думаю, не мог оказаться в монастыре. Не мог…

Незнакомец поклонился и поспешил вниз.

Гостя устроили на ночлег, тишина окутала обитель. Лишь скрип рассохшихся ставней и шорох ветвей, нарушали сонный покой. Бертан сидел с книгой возле ложа настоятеля, готовый, в любую минуту, подать кружку с липовым отваром, или поправить тощую подушку, что бы старику было удобнее. Глаза его слипались, и юноша сам не заметил, как задремал. Тихий шёпот старика заставил его мигом очнуться.

– Мальчик мой, – еле слышно прошелестел старик – Я не могу открыть тебе тайну исповеди, но, мне кажется, что тебе надо покинуть обитель и постараться найти свою родню.

– Родню? Людей, что оставили беззащитного ребёнка одного у монастырских ворот?

– Никогда не осуждай, не зная всей правды, сынок. Возможно, в горе и отчаянии, твоим родным не приходилось выбирать.

– Не знаю, может вы и правы, Святой Отец. – Нахмурился Бертан. – Но все эти годы, мои родные не искали меня, отчего я сейчас начну это занятие?

– Послушай, мой дорогой, ты знаешь, что сил у меня осталось мало, постарайся не спорить, и просто выслушать. А не думаешь, ты, что на свете есть ещё один ребёнок, что, так же как и ты, был оставлен на попечение случайных людей? Маленькая девочка, что доводится тебе родной сестрой.

Бертан с удивлением смотрел на старика, не в силах произнести ни слова.

– Сынок, разыщи бедняжку, вам надо держаться вместе. Поодиночке, вы попадёте в страшную беду, да и сами принесёте ни мало зла людям.

– Ох, господин настоятель… – Глухо пробормотал Бертан. – Не требуйте от меня сейчас ясного ответа. Голова моя словно в тумане, я вовсе не ожидал услышать подобное.

– Конечно, сын мой, я и не гоню тебя в дорогу, пока ты хорошенько не поразмыслишь над моими словами. Но, если станешь искать несчастное создание, запомни, на девочке должен быть такой же деревянный кулон, что и у тебя. Если малютка жива, ей должно быть около пятнадцати лет в эту пору. Но никому, слышишь, никому не говори об этом! И будем надеяться, что девочка попала к добрым людям, что растят её в любви, как родную дочь.

Старик устало прикрыл глаза, видно разговор совсем утомил больного.

– Вам следует поспать, Святой Отец, – заботливо проговорил Бертан. – Мы продолжим беседу в другое время.

– Другого времени у меня не будет, мой мальчик, – через силу улыбнулся старик. – Прошу тебя исполнить ещё одно поручение. Скажи Жослену, что бы взял нашу лошадь с повозкой, и отвёз господина Кателя в гавань. Везти его надо тайно, переодевши монахом. И пусть непременно дождётся, когда несчастный Пьер окажется на судне, идущем в Британию, или Новый Свет. Он добрый и честный человек, ему необходима наша помощь.

– Я всё сделаю, господин Венсан, могу сам проводить Кателя, со мной он будет в безопасности.

– Нет, нет, сынок, я хочу, что бы ты побыл со мной до последней минуты.

– Конечно, Святой Отец, я не покину обитель, пока вам не станет лучше.

– Мой добрый Бертан, тебе придётся покинуть её очень скоро, завтра на закате, меня не станет.

Юноша не успел ничего возразить, как старик приподнял ладонь, словно прося тишины.

– Не надо слов, мальчик, достаточно знать, что в душе твоей живёт добро и сострадание. Иди с миром, в эту ночь я буду спать спокойно, я знаю, что исполнил свой долг. Я хочу помолиться за тебя и твою сестру.

Бертану ничего не осталось, как смириться с решением Венсана Мареля и постараться исполнить всё в точности. На рассвете, Пьер Катель одевшись монахом, и надвинув капюшон как можно ниже, отправился в путь вместе с Жосленом. К вечеру завтрашнего дня, они должны будут добраться до гавани. Осталось смотреть в оба, да молиться, что бы старая повозка выдержала дорогу.

Наступивший день выдался промозглым и ветреным. Несчастный старик задыхался в своей келье. Ни согретые кирпичи, заботливо уложенные Арманом, к ногам настоятеля, ни липовый отвар, ни травы, что жгли монахи возле ложа отца Венсана, никак не облегчали его состояние. Бертан не находил себе места, в тоске он посматривал в узкое окно, на заходящее солнце. Всё случилось в точности, как и предупреждал старик, стоило отблескам заката окрасить верхушки деревьев, сердце Венсана Мареля остановилось.

Печаль окутала обитель, горестно вздыхая, монахи принялись читать молитву по усопшему, тихонько перебирая чётки. Бертан выбежал из часовни и пропадал где-то битых два часа. Когда он вернулся, братья заметили, что глаза его блестят от не пролитых слез, а губы упрямо сжаты.

– Братья, Святой Отец перед смертью дал мне поручение, я дождусь Жослена и похорон господина Венсана, а после покину обитель навсегда, – мрачно произнёс он.

– Зачем тебе уходить, Бертан, ты же вырос в нашем монастыре, для нас ты как родной сын! – Воскликнул Арман.

– Да, я чувствовал себя родным в этих старых стенах. И от всего сердца благодарен каждому из вас. Вы стали моей семьёй на долгие годы. Благодаря вам я остался жив и вдосталь получил любви и самой искренней заботы. Я всегда буду помнить об этом. Но моя судьба предрешена, я поклялся господину Венсану и обязан выполнить его последнюю волю. Больше мы не станем обсуждать это, мне слишком тяжело и горько.

После этих слов, ничего не осталось братьям, как вздыхать, да сокрушаться, что со смертью настоятеля, на них так и посыпались неприятные вести.

Безрадостным стало и возвращение Жослена. Понурившись, вошёл он в часовню и долго молился.

– Ну, что, брат Жослен, проводил ты гостя как положено?

– И, да и нет, братья. Сдаётся мне, что несчастный всё-таки был не в себе. Видно Господь совсем лишил его разума.

– Как это, да расскажи толком! – Проворчал Франсуа. – Мы и так расстроены смертью настоятеля, обитель погрузилась в тоску, да ещё ты приехал, что бы мучить нас загадками.

– Да какие уж загадки, братья! Всё ясно, как светлым днём Мы чудно добрались до места, путь был спокоен, колесо ни разу не соскочило с оси. Я уж было обрадовался, что нас охраняют Святые. В гавани не проходив и часа, нашли торговое судно, что отправлялось прямиком в Британию, и капитан согласился взять Кателя всего за десять серебряных экю. Наш гость взошёл на борт и помахал мне рукой. Я совсем уж было собрался восвояси, но решил поглазеть, как разгружают лодки у причала. Вдруг услышал, как бедняга Катель кричит. Вся гавань застыла в испуге от его воплей. Он метался на палубе как помешанный. Лицо было бледным, волосы развевались. Несчастный Пьер вдруг ринулся к носу корабля, вскочил на мостик, оттолкнув капитана и, указывая пальцем в толпу зевак, с криком: «Никогда вам меня не поймать. Я ухожу туда, где даже вы бессильны, проклятые!» – бросился в море. Толпа охнула, завизжали женщины, матросы мигом спустили на воду шлюпку. И вот незадача, упади бедный Катель в другом месте, так остался бы жив. А он угодил прямо на огромный камень, что был скрыт водой. Словом, когда моряки вытащили тело, вся голова Пьера была в крови.

Монахи испуганно осенили себя крестом. Вот беда, такая нелепая гибель в шаге от спасения. А может, господин Катель и впрямь увидал на берегу своих преследователей?

– Вряд ли, – покачал головой Жослен. – В толпе стояли такие же зеваки, как и я. Обычные крестьяне, рыбаки и торговцы. Даже господская карета остановилась поглазеть на происшествие. Правда, когда тело Кателя вытащили на берег, знатные господа мигом задёрнули занавесочки и покинули берег. Видно такое зрелище им не по нраву.

– Пожалуй, ты прав, брат Жослен, должно быть несчастный страдал душевной болезнью, прими, Господь, его душу. – Пробормотали монахи.

Выслушав рассказ, Бертан помрачнел ещё больше. Вот беда, значит, поручение господина Венсана так и не исполнили. Но, братья, пожалуй, правы, несчастный Пьер Катель был безумцем. Ведь никто так и не увидал его преследователей, возможно, они были лишь плодом его больного воображения.

На похороны настоятеля, явились крестьяне из близлежащих деревень и баронесса Дагне, в скромной повозке. Старый барон уже не решился покинуть замок, он прислал три кувшина вина и небольшой отрез белого шелка, что так долго берег для свадьбы дочери. Теперь этим шёлком покрыли гроб с телом старика Венсана.

После всех положенных служб и заупокойной мессы, Бертан простился с братьями. Он получил от них крошечный кошель с медяками и добрые напутствия. Юноша покинул обитель с решительным видом и уверенно шагал по дороге, пока его можно было разглядеть с монастырской галереи. Но скрывшись из глаз братьев, Бертан замедлил шаг. Куда же идти? Хорошенькое указание, искать сестру, даже имени которой он не знает. Да бедняжка может выглядеть как угодно, мало ли девочек подростков живёт в деревнях. А если её удочерили горожане, ещё того лучше, крестьянские семьи на виду, а в большом городе, должно быть не знают как звать соседей живущих через улицу. Или чего доброго придётся обойти все сиротские приюты королевства и женские монастыри в придачу.

А не бросить ли это безнадёжное дело? Может несчастной и в живых то нет. Или она живёт припеваючи у славных людей и ей даже не известно, что она не родная их дочь. Бертан пожал плечами и решил направиться, куда глаза глядят, а там видно будет. Может он и впрямь, как мечтал, наймётся на шхуну или богатый корабль и вдоволь попутешествует в дальние страны. Но, мечтами сыт не будешь и вскоре юноша стал подручным мельника Фалло. Отчего не взять на работу славного парня? Силой его Господь не обидел, шутя, поднимает доверху набитые мешки. При этом не ленив, и в лишние разговоры не вступает. Даже по воскресеньям не ходит на вечеринку, что устраивает молодёжь в деревне. Молоденькие девушки так и крутятся возле мельницы, выдумывая любой предлог, лишь бы поглазеть на красивого парня. А он, лишь молчаливо улыбнётся и вновь принимается за работу. Вот что значит расти за стенами монастыря. Эх, досадно только, что после смерти досточтимого настоятеля обитель пришла в упадок. Монахи разбрелись кто куда. Старики, Мишель и Марсель остались доживать свой век в богадельне. Жослен и вовсе отправился в гавань, решив заняться рыбачьим промыслом. Арман, Франсуа и Готран прислуживают в городской церкви Святого Бенедикта.

Стены обители местами совсем обрушились, ставни сгнили и валялись под узкими окнами, покрываясь тёмным бархатом мха. Видно, старый Венсан Марель был душой монастыря. С его уходом, ничего не смогло остановить разорение и тлен.

Никто не появлялся возле заброшенного монастыря. Но однажды, на исходе дня, возле него остановился богатый экипаж. Лакей открыл дверцу и подал руку разряженному, словно на бал господину. Перевязь его была щедро расшита золотой нитью, ренгравы⁸ слишком длинные и пышные. Небольшого роста, с пухлыми ручками и капризным безвольным ртом, господин подошёл к завалившейся ограде обители.

– Ну вот, что я говорил. Здесь ни одной живой души! Чего ради, вы тащили меня по плохой дороге битых три часа?

– Тебе придётся войти внутрь и хорошенько осмотреть каждую келью. – Послышался из глубины кареты глухой низкий голос.

– Воображаете, что мальчишка сидит там и ждёт нашего появления? Не стану я шнырять по развалинам, словно крыса в поисках еды. Хотите, так осматривайте всё сами. Я не желаю пачкать или рвать свою одежду.

– Пойдёшь, как миленький, Эмиль. Ты знаешь, что я не могу заходить в монастырь, даже заброшенный. А тебе поможет твоя неуёмная жадность. Госпожа герцогиня обещала щедрую плату. Гораздо более щедрую, чем ты заслуживаешь.

– Нечего попрекать меня, во всем виноват отец, что оставил мне слишком мало денег. Не могу же я отказать себе в еде и нарядах? Я родился в знатной семье и привык жить в роскоши.

– Это видно, – прозвучал хриплый смешок из кареты. – Успел пустить по ветру наследство за считанное время. Хватит болтать. Иди, иначе я доложу госпоже герцогине, и она найдёт более ловкого помощника.

Эмиль скривился и нехотя вошёл в открытые настежь ворота. Он брезгливо отряхивал кружева манжет, стоило ему только прикоснуться к стене, или дверному косяку. Экая напасть! Не думал, что придётся, потрудиться, что бы получить богатство. Молодой граф Эмиль Дюран Леруа привык, что деньги падают с неба, как по волшебству.

Он прижал к лицу надушенный батистовый платочек и тростью открывал рассохшиеся дверцы шкафчиков, ворошил солому на узких лежанках. Наконец, он добрался до кельи покойного настоятеля. Вот ещё дело, дураку ясно, что это вовсе бесполезные поиски. Теперь затхлый запах нищего жилища пропитает его чудесный камзол из шитой золотом парчи. Граф собрался уже покинуть унылое место, но тут, взгляд его упал на крошечный сундучок, что едва виднелся из-под скромного ложа.