Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том второй

© Петр Алешкин, 2016

© Юрий Васильев, 2016

ISBN 978-5-4483-4890-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава IV. Крестьянское движение в Тамбовской губернии в условиях кульминации политики военного коммунизма

4.1. Возникновение и развитие крестьянского движения на Тамбовщине

Причины и факторы крестьянских волнений в Тамбовской губернии. Восстание крестьян 1920—1921 гг. в Тамбовской губернии, более известное под названием антоновщина, явилось крупнейшим крестьянским восстанием в условиях кульминации политики военного коммунизма. Что же столкнуло тамбовских крестьян с новой революционной властью, именовавшей себя «рабоче-крестьянской»? Предпосылки продовольственного кризиса в России были заложены еще в годы Первой мировой войны, обрушившей на широкие слои населения России неисчислимые бедствия, среди которых скоро стал доминировать голод. Лозунг «Хлеб голодным!» был одним из главных в русских революциях 1917 г. – и Февральской, и Октябрьской. Появление этого лозунга само по себе свидетельствовало о неудаче продовольственной политики и царского, и Временного правительств, хотя и то, и другое принимали, казалось бы, необходимые меры. Уже в августе 1915 г. были введены твердые цены на хлеб для правительственных закупок (на военные нужды). В декабре 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил встать на путь хлебной разверстки, то есть распределения государственной потребности в хлебе между губерниями, селениями, хозяйствами в качестве обязательств на его поставку. Хлебными поставками обязывались даже незерновые губернии – Вологодская, Новгородская, Костромская и др. В хлебопроизводящих же районах разверстка сразу оказалась непосильной для крестьянских хозяйств. Со всей определенностью об этом заявила Тамбовская губернская земская управа, потребовавшая снижения поставок: «Не считая себя вправе сознательно вести население к бунту и голоду, губернская управа не находит возможным производить разверстку в указанных министром земледелия размерах»¹.

И твердые цены, и продразверстка оказались малоэффективными из-за своей ограниченности закупками на военные нужды. Держатели хлебных запасов, имевших рыночное значение, предпочитали спекулировать, добиваясь стремительного роста цен, усугубляя продовольственные трудности для неимущих слоев населения, особенно в городах. Созданное Февральской революцией Временное правительство должно было начать именно с продовольственного вопроса – с введения хлебной монополии государства, что означало и установление твердых цен, и передачу всего хлебного запаса (кроме необходимого для продовольствия и хозяйственных нужд владельца) государству через посредство его продовольственных органов. Закон, подготовленный кадетом А. И. Шингаревым и принятый 25 марта 1917 г., имел вполне большевистское название «О передаче хлеба в распоряжение государства». Хлебная монополия должна была опираться на широкую сеть продовольственных комитетов (общественных организаций, демократически возникших на всех уровнях управления – от волостного до общегосударственного) и на систему Министерства продовольствия, созданного 5 мая 1917 г. Имелась и «хлебармия», появившаяся еще в царское время. Однако слишком тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев и торговцев, непоследовательность и нерешительность действий Временного правительства привели к тому, что хлебная монополия и передача хлеба в распоряжение государства на деле осуществлены не были. Провал заготовок из урожая 1917 г. стал очевидным сразу. Уже 20 августа Министерство продовольствия разослало на места директиву: в случае отказа сдавать хлеб должны быть применены меры принудительные, в том числе вооруженная сила. И сила эта применялась, когда хлеб сдавать отказывались крестьяне, особенно в прифронтовых губерниях.

К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. Тамбовская губерния, по составу своего населения была наиболее крестьянская из всех губерний России: на 3, 4 миллиона сельского населения приходилось всего 250 000 горожан, т.е. около 8%. Промышленность была крайне слабо развита; выделялись только суконные фабрики Рассказова (рабочие – полуземледельцы), три свеклосахарных завода, несколько заводов спирта да недавно оборудованный «пороховой завод» (до 2000 человек) – основная «опора большевиков», некоторое значение имели также ремонтный артиллерийский завод в Тамбове (несколько сот рабочих). Довольно сильно были развиты кустарные промыслы (в северных лесных уездах – тележный, гонка дегтя, смолы и т. д., близ Рассказово – вязально-чулочный, в Усманском уезде – холстоткацкий и т.д.). Под помещиками земли было в 1917 г. до 600 000 десятин, из них до 107 000 лучших лугов (у крестьян в наделах до 150 000 десятин луговых угодий). Помещичьи имения в большинстве представляли высококультурные хозяйства. Крестьянские хозяйства велись обычным рутинным способом, но уже выделился сильный слой хозяйственных крестьян. К 1917 г. до 20% крестьянских хозяйств имели площадь пахотной земли от 6 и более десятин на двор, а до 8% – более 10 десятин пашни. Губерния считалась производящей и вывозила в год до 60 миллионов пудов продуктов сельского хозяйства, в том числе до 26 миллионов пудов за границу. Тамбов, Рассказово, Козлов были крупными хлебными рынками, где осуществлялись многомиллионные обороты. Эта крестьянско-помещичья захолустная губерния была вместе с тем и давней вотчиной эсеров. Она долгое время представляла место административной ссылки, немалое число местных крестьян в разное время из нее угодили в более отдаленные места.

Революция внесла значительные изменения в положение тамбовского крестьянства, которое овладело большей частью помещичьих имений и их поделило. Пострадали и крупнокрестьянские хозяйства. Из бывшей помещичьей земли до 72 000 десятин отошли под совхозы, которых к 1920 г. насчитывалось до 150, но ни один не работал сколько-нибудь сносно – все существовали в убыток, все пользовались крестьянским трудом (с исполу), и очень немногие (Ивановский совхоз в Тамбовском уезде) оказывали сколько-нибудь существенную помощь деревне. И отношение к совхозам (через них к Советской власти) почти повсеместно у крестьян было враждебное. Столь же враждебное отношение встречали в большинстве случаев и усердно насаждавшиеся до последнего времени колхозы: по коллективизации Тамбовская губерния оказалась впереди других, но тяга к коллективному хозяйствованию, естественно усилившаяся с истощением инвентаря, была поощряема различными льготами, премиями. Как в совхозах, так и в колхозах нередко оседали прежние помещики, управляющие, дворовые и т. п. Колхозы не менее совхозов стали убежищем для инвалидов и бездельников. Лишь очень немногие из них проявили хозяйственную ценность и успешно противостояли придирчивой критике единоличников. На землеустройство колхозов и совхозов было обращено внимание, но землеустройство крестьян-единоличников было только начато. Чересполосица, дальноземелье тяжким гнетом легли на плечи тамбовского крестьянина.

Распределение земли резко изменилось после 1917 г. В целом число хозяйств лишь незначительно возросло. Но в то время, как группа беспосевных, достигавшая ранее 6%, упала за два года до 1%, число хозяйств с посевами от 6 десятин уменьшилось с 18 до 6,3%. Особенно сильно выразился этот процесс в наиболее хлебных уездах. Так, в Козловском число беспосевных хозяйств уменьшилось с 5,1 до 0,2%; число хозяйств, имеющих до 2 десятин пашни, увеличилось с 29, 9 до 36%; группа хозяйств с 2,1 до 6 десятин возросла с 46, 5 до 53,2%, в то же время группа хозяйств с более чем 6 десятин пашни уменьшилась с 18,5 до 5,6%; причем совершенно исчезла группа крестьянских хозяйств с более чем 13 десятин пашни, а таких было в 1917 г. 2,8% (из них 0,1% имело от 35,1 до 40 десятин). По Кирсановскому уезду (родина антоновщины) данные еще более показательны: группа беспосевных уменьшилась с 9,3 до 0,9%; до 2-х десятин – также уменьшилась с 21,3 до 13,8%, группа от 2,1 до 6 десятин увеличилась с 40 до 66%; группа хозяйств с более чем 6 десятин пашни уменьшилась почти вдвое – с 30,4 до 16,3% (из последних несколько увеличилась, с 11 до 13,7%, группа хозяйств с посевом от 6,1 до 8 десятин, а число хозяйств, имевших более 8 десятин пашни, уменьшилось с 19,4 до 2,6%, т. е. почти в 8 раз. При этом совсем исчезла группа с более чем 16 десятин посева.

Когда вспыхнуло крестьянское восстание, его причины объяснялись советскими властями происками белогвардейцев и англо-французского империализма. 8 сентября 1921 г. газета «Правда» сообщила, что Антонов получал «директивы из-за границы от ЦК партии кадетов». ВЧК докладывала Совнаркому: «В Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской, Тамбовской, Тверской губерниях, как теперь выяснилось, были организованы мятежи по общему плану при содействии англо-французского капитала». Однако знакомство с программами и лозунгами восставших крестьян позволяет отбросить мысль о «кадетском» или «англо-французском» заговоре. Причины были более глубокими. Основная состояла в том, что крестьяне хотели свободно обрабатывать землю, свободно пользоваться ее плодами. «Землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете, – заявляли местным коммунистам мужики в деревне. А в ответ на объяснение, что отбираемый хлеб нужен революции, крестьянин резонно возражал: «Народ ведь умирает – кому ж такая революция останется?». Подобные споры представителей власти и крестьянства происходили постоянно и повсюду. Объектом ожесточенного спора крестьян с большевиками была не только продразверстка. Крестьяне верили, что революция принесла им свободу. Идея свободы, понимаемой как воля-вольная, всколыхнула крестьянскую Россию. Советы воспринимались как форма самоуправления, как ликвидация тяжкой для крестьянина городской власти. Деревня желала существовать без города. Для сбора продразверстки создавалась продармия. Применялись жесточайшие меры для подавления недовольства: чтобы сломить сопротивление, диктатура пролетариата применила чрезвычайные средства борьбы – отдачу под суд, ревтрибуналы, тюремное заключение, конфискацию имущества, заложничество и даже расстрел на месте в случае вооруженного сопротивления. При этом каждое выступление против Советской власти, каждое выражение недовольства политикой большевиков объявлялось делом «кулаков», «сопротивлением кулачества». Поскольку формула «кулак – это враг» смысла не имела, ибо понятие оставалось неопределенным и даже официальная численность ничтожной, формула переворачивалась и звучала: «враг – это кулак».

В циркуляре председателя Тамбовского губисполкома М. Д. Чичканова волостным Советам о реквизиции хлебных излишков от 2 июля 1919 г. говорилось: «Острая нужда в хлебе, прекращение сдачи хлебных излишков крестьянами добровольно заставляет Советскую власть принять самые строгие меры против держателей хлеба. Сейчас губпродком приступает к реквизиции хлебных излишков. Предписывается всем совдепам, исполкомам оказывать реквизотрядам, агентам всяческое содействие в деле реквизиции, обнаружении скрытых хлебных излишков. Всякое должностное лицо, бездействием своим тормозящее дело реквизиции, будет рассматриваться как противник Советской власти, будет предан суду революционного трибунала. Граждане, уничтожающие хлебные излишки на самогон, объявляются врагами революции. Предписывается с ними вести самую беспощадную борьбу, арестовать, сопровождать в Тамбов для предания суду…»².

Характеристику деятельности губпродкома представляет следующий отчет: «…Вся ссыпка этого года… получена почти исключительно с помощью отрядов. Отряды разбросаны сейчас во всех уездах, частью из отрядов ВОХР, частью отряды организованы местными силами. … Как общее правило для всех уездов – отряды двигаются от перифирии к центру, чтобы не дать возможности перебрасывать хлеб из уезда в уезд, и на всех дорогах выставляются заставы, чтобы прекратить возможность внутриуездных перебросок хлеба. Сейчас наибольшее внимание было уделено Тамбовскому, Козловскому и Кирсановскому уездам. Теперь, с переходом в ведение губпродкома Борисоглебского уезда, отряды и работники будут двинуты туда. Отряды по качеству своему разделяются на две категории: 1. Основное ядро – отряды, которые главным образом ведут реквизицию и которые разбросаны по всем уездам. 2. Отряды особого назначения, которых у нас имеется два и которые направляются в места наиболее кулацкие, наиболее упорствующие в сдаче излишков. Эти отряды забирают полностью все годовые излишки с этих работников. Метод реквизиции этого года в корне изменен, по сравнению с прошлогодним: в прошлом году отряд, придя в волость или село и получая отказ в сдаче излишков, приступал к подворной реквизиции и найденные излишки реквизировал. Это давало возможность крестьянам перевозить хлеб из деревни в деревню при приближении отряда, прятать его и т. д. Теперь к данному селу предъявляется требование – сдать причитающуюся по разверстке сумму излишков и неисполнение разверстки рассматривается как преступление, и с данного села забирается весь хлеб, весь скот и производятся аресты. При прошлогодней системе крестьянину всегда был смысл отказаться, так как он буквально ничем не рисковал, в этом году его положение сильно изменяется, так как он рискует всем своим хлебом и скотом. При таких массовых реквизициях, конечно, не могло обойтись без столкновений и волнений…»³.

Отношение к советской продовольственной политике в деревне не было однозначным, хотя тенденция к ее отрицанию была выражена очень сильно и быстро нарастала. Протесты вызывались безобменным характером заготовок, произволом при определении излишков, непосильностью для крестьянских хозяйств предъявляемых требований, широким использованием грубой силы. Осенью 1918 г. «крестовый поход» продотрядов за хлебом и деятельность комбедов вызвали волну крестьянского недовольства. Тамбовская губерния была «хлебной» и поэтому испытала на себе всю тяжесть продовольственной диктатуры и «крестового похода» за хлебом. Уже к октябрю 1918 г. в губернии действовали 50 продотрядов из Петрограда, Москвы, Череповца и других городов общей численностью до 5 тыс. человек – такого размаха конфискаций не знала ни одна губерния. В оперативной сводке начальника продотряда губпродкомиссару о ходе реквизиции хлеба в Козловском уезде сообщалось: «…Работа продолжается успешно. Агенты с красноармейцами, разбитые по сотням в селах, с утра приступают к исполнению своих обязанностей. Крестьяне противятся вывозить хлеб и категорически отказываются, говоря, что „хлеба у нас нет и что хотите, то с нами и делайте, а хлеба мы вам не дадим“. Тогда красноармейцы с агентами у всех, отказывающихся вывозить хлеб, производят обыски. При обыске у крестьян обнаруживают хлеб, который нами конфискуется и отправляется на ссыппункты без оплаты. Здесь, в Песчанском районе, большинство из волостей ведут себя крайне вызывающе и не желают исполнять хлебную государственную разверстку. Но красноармейцы прилагают все усилия к тому, чтобы взять тот хлеб, который запрятан в закрома богачей. Работа красноармейцев с агентами продолжалась до позднего вечера. …Красноармейцы сами подгоняют подводы к безлошадным крестьянам, насыпают хлеб и отправляют его на ссыпные пункты. … Сего числа был контролер от Наркомпрода т. Абакумов, который со своей стороны заметил неправильные действия уполномоченного в том, что мы не оставляем крестьянам норму, какая им полагается, но он, конечно, забыл о том, что если мы будем считаться с нормой, то цифры, которые полагаются с Козловского уезда, взять мы не сможем. Разъясняю, что если будут являться такие контролеры, то продуктивной работы быть не может. Но мы не обращаем внимания на контролера и продолжаем работать, как работали ранее»⁴. Подобные методы продовольственной политики в деревне вызывали сопротивление в крестьянской среде. Наряду с крупными восстаниями вспыхивало бесчисленное количество мелких, действовали сотни мелких повстанческих отрядов. За лозунгами – от лозунга «за Советскую власть, долой коммунистов» до «догорай моя лучина» – скрывалось глубокое разочарование обманутой крестьянской надежды.

Трансформация крестьянских волнений на Тамбовщине в крестьянское восстание. Крестьянское протестное движение в Тамбовской губернии выросло из повстанческого движения, начинавшегося осенью 1918 г. Последующее развитие событий было отмечено постоянными вспышками мятежей в отдельных селениях и появлением в лесных районах боевых групп и партизанских отрядов, именовавшихся в советской документации «бандами». С начала 1919 г. в Кирсановском уезде активно действовала «банда» Антонова. В это время формировались силы и очаги будущего массового восстания, выдвигались лидеры, возникали боевые отряды как ответ на продразверсточные кампании, становившиеся все более непосильными. На протяжении этого времени еще была возможность предотвратить социальный взрыв. В этом отношении знаменательным являлось письмо А. С. Антонова Кирсановскому уездному комитету РКП (б) в феврале 1920 г., в котором от имени боевой дружины он заявлял «товарищам коммунистам», что «на борьбу с уголовщиной мы всегда готовы подать Вам руку помощи». Главным условием осуществления этой возможности было изменение советской политики в деревне, прежде всего в отношении насильственной продразверстки. Бесчинства продотрядовцев порождали недовольство крестьян, которое выражалось в саботаже, незапашке ярового клина. Свое неподчинение новой власти крестьяне выражали и в срыве мобилизационных мероприятий.

Понимание необходимости пересмотра политики по отношению к крестьянству возникало в большевистском руководстве на всех уровнях. Предел возможностей крестьянского хозяйства был уже исчерпан. После разгрома главных сил контрреволюции на Востоке и Юге России, после освобождения почти всей территории страны изменение продовольственной политики стало возможным, а по характеру отношений с крестьянством – и необходимым. Запоздание с отменой продразверстки имело трагические последствия: антоновщины как массового социального взрыва могло не быть. Вспыхнув в середине августа 1920 г. в селах Хитрово и Каменка Тамбовского уезда, где крестьяне отказались сдавать хлеб и разоружили продотряд, огонь восстания распространялся по губернии с непостижимой для местных властей быстротой, поскольку они привычно считали, что имеют дело с бандитскими шайками, а не народным возмущением. Уже в августе-сентябре 1920 г. антоновцы подковой охватили Тамбов, находясь всего в 15—20 верстах от губернского центра. Их численность достигла примерно 4 тыс. вооруженных повстанцев и около 10 тыс. людей с вилами и косами.

Документы свидетельствуют о том, как начиналось крестьянское восстание на Тамбовщине. 6 августа 1920 г., когда негодование масс достигло наивысшего апогея, по инициативе Г. Н. Плужникова («Батько») в селе Каменка Тамбовского уезда начались волнения. В первые дни крестьяне обезоружили продотряды в Каменском районе в составе 23 человек и милицию численностью в 65 человек, в то же время были сделаны налеты на Александровский и Ивановский совхозы, где также было обезоружено 14 человек и разбит отряд губчека под Александровским совхозом численностью в 66 человек. В тот же день, 6 августа 1920 г., был вооружен партизанский отряд численностью в 100 человек пехоты и 20 человек кавалерии. Этот отряд 9 августа совершил налет на ст. Чакина и разбил отряд учебной команды численностью в 200 человек, обезоружил 15 человек. 13 августа был совершен налет на деревню Афанасьевку, где было обезоружено 60 человек, потом последовало нападение на команду губчека, расположенную в селе Каменка, где было захвачено 30 винтовок и 1 пулемет. 15 августа 1920 г. на партизанский отряд было совершено ответное нападение советских войск, наступавших из села Верхоценье. Партизанский отряд, перейдя в контратаку, захватил 36 красноармейцев, в том числе командира батальона, 16 августа, опять-таки по распоряжению Плужникова, вспыхнуло восстание в Хитровском районе Тамбовского уезда. Собранные силы были направлены одновременно с Каменским отрядом в Кирсановский уезд на соединение с отрядом Антонова. Соединение произошло в селе Трескино в присутствии всех партизанских сил. Управление отрядами было поручено Антонову, после чего рост его отрядов стал увеличиваться быстрым темпом.

Весть о разгроме под Каменкой продотряда и отряда по борьбе с дезертирством в этот же день достигла Тамбова. В губисполком, губком компартии, губвоенкомат и губчекa ежедневно поступали тревожные сообщения из волостей и с железнодорожных станций, находившихся по соседству с эпицентром вспыхнувшего восстания. Поздним вечером 21 августа 1920 г. в Тамбове состоялось экстренное заседание президиумов губисполкома и губкома партии, на котором было решено образовать военно-оперативный штаб при губчека в составе председателя губчека Трасковича, губвоенкома Шикунова и губвоенрука Збруева. 22 августа из Тамбова на станцию Ржакса был отправлен отряд курсантов полковой школы 21-го запасного стрелкового полка под командованием Воробьева. Сделав в пути остановку на станции Сампур, Воробьев сформировал сборный отряд из находившихся на станции разрозненных групп красноармейцев, продотрядников, милиционеров и сельских коммунистов. Командиру этого отряда Никольскому было приказано наступать на Каменку, уничтожая, если попадутся, банды, или, в крайнем случае, сдерживая их. Сам же Воробьев со своим отрядом проехал по железной дороге до Ржаксы и оттуда также двинулся к Каменке. Во второй половине дня у села Понзари отряд Никольского столкнулся с мятежниками и, не выдержав их натиска, стал беспорядочно отступать на станцию Сампур, куда тем же вечером был вынужден отойти и отряд Воробьева. 23 августа, получив из Тамбова 60 штыков подкрепления, Воробьев вновь попытался наступать, но опять неудачно. Его оттеснили сначала к станции Чакино, а затем окружили на полпути между Чакином и Сампуром у разобранного мятежниками моста через речку Осиповку. Всю ночь, неся потери, отряд Воробьева отстреливался. Лишь утром 24 августа на помощь подошла из Тамбова бронелетучка транспортной ЧК под командованием С. Саленкова, которая своим огнем отогнала мятежников⁵.

Неудачи красноармейских отрядов заставили военно-оперативный штаб при губчека не только ускорить изыскание новых военных сил в самом Тамбове, но и обратиться за помощью в ближайшие к району вспыхнувшего восстания уездные города Кирсанов и Борисоглебск. Вечером 23 августа кирсановский военком Пластун и завполитбюро Сачко доложили по прямому проводу в Тамбов, что у них возникли серьезные трудности с формированием роты в связи с тем, что малочисленный караульный батальон в 300 штыков был «весь в разгоне» по селам уезда, где тоже было неспокойно, появлялись мелкие отряды повстанцев. Расквартированный в Кирсанове 2-й запасной кавалерийский полк трогать было нельзя, так как был получен приказ из округа⁶: сформировать из него эскадрон в 300 сабель и не позднее 27 августа отправить на врангелевский фронт. Из округа передали, что это приказ председателя Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкого. А во всем городе имелся лишь один пулемет, да и тот находился в железнодорожном батальоне, который не подчинялся уездным властям. Военно-оперативный штаб при губчека приказал немедленно взять из железнодорожного батальона пулемет и два взвода бойцов, но строго предупредил кирсановских командиров: «Ни в коем случае не мешайте формированию эскадрона. Помните, что это задание Троцкого, и должно быть выполнено в срок»⁷.

В отличие от Кирсанова, в Борисоглебске не возникло трудностей с формированием роты. Созданная на базе местного караульного батальона и пополненная несколькими борисоглебскими коммунистами, эта рота уже в 6 часов утра 24 августа была отправлена по железной дороге на станцию Жердевка. Во главе ее стал командир Борисоглебского караульного батальона Барышников, а политруком Переведенцев. О личной храбрости Н. А. Переведенцева и его командирском таланте в здешних местах ходили легенды. Переведенцев – полный георгиевский кавалер и унтер-офицер старой русской армии, видный борец за установление Советской власти в Борисоглебске и первый военный комиссар уезда. В 1918—1919 гг. в качестве комиссара и командира сформированных им же полков он принимал самое активное участие в боях с белогвардейцами, подавлял многие мятежи и восстания. А в ночь на 23 августа 1919 г. во главе кавалерийского полка 14-й стрелковой дивизии совершил редкий по дерзости и продуманности налет на занятый белыми Борисоглебск, где находилось около шести полков противника. Присутствие прославленного командира сказалось на боевом духе бойцов Барышникова. Выгрузившись в Жердевке, рота сделала стремительный бросок до самой Каменки и в 10 часов вечера решительным и неожиданным для мятежников ударом выбила их из села, захватив в качестве трофея много лошадей. Это дало возможность Переведенцеву посадить часть бойцов роты на коней. Тем самым было положено начало формированию конного отряда, известного в истории подавления антоновщины под несколькими наименованиями: эскадрон Переведенцева, затем дивизион (два эскадрона) Переведенцева, и, наконец, – 1-й кавалерийский полк Переведенцева.

В это же самое время с целью узнать на месте, что за восстание происходило в районе Каменки, сюда с небольшим отрядом приехал из кирсановских лесов А. Антонов. Здесь его нашли прибывшие с той же целью два делегата состоявшегося накануне в Тамбове совещания губкома Союза трудового крестьянства. Делегаты (оба из Хитровского районного комитета СТК) передали Антонову указание губкома СТК не ввязываться в каменский мятеж, а возвратиться в Кирсановский уезд и ждать. Антонов на словах согласился, и делегаты уехали. Однако Антонов ждать не стал. С 24 августа 1920 г. и уже до самого конца восстания во главе его стоял А. С. Антонов [См.: Приложение 2]. В архивных документах имя Антонова впервые встречается в связи с его появлением поздно вечером 24 августа в Александровском совхозе, неподалеку от Каменки, то есть, сразу после того, как он принял на себя командование⁸.

Первыми действиями Антонова, не без помощи руководителей каменских мятежников Г. Н. Плужникова и А. В. Богуславского, были следующие. Узнав, что против восставших крестьян сосредотачиваются значительные силы красных для нанесения решительного удара, Антонов большинству рядовых повстанцев приказал временно разойтись по домам или скрыться. Это был излюбленный антоновский прием, неоднократно использованный впоследствии. А наиболее заметных и активных крестьян в ночь на 25 августа он увел с собой на восток, в Кирсановский уезд. Перед уходом антоновцы разграбили Александровский совхоз, «экспроприровав» 43 лошади, 13 быков, 6 телят, гурт овец и 150 пудов овса⁹. Благополучно, если не считать небольшой перестрелки возле Уварово, достигнув кирсановских лесов, Антонов принял меры по организации вооруженных выступлений и в самом Кирсановском уезде.

25 августа для непосредственного руководства на месте всеми силами, действующими против мятежников, из Тамбова выехал губвоенком П. И. Шикунов. На станции Сампур он создал штаб боевого участка. Начальником штаба был назначен командир 4-й стрелковой бригады ВОХР В. И. Благонадеждин. Во второй половине 25 августа в Тамбове состоялось объединенное заседание президиумов губкома партии и губисполкома, где начальник военно-оперативного штаба Траскович доложил о ходе борьбы с мятежом. Было высказано немало упреков в адрес военно-оперативного штаба и самого Трасковича как председателя губчека. B частности, руководители губернии заявили, что они удивлены тем, что губчека до сих пор не может установить, кто так отчаянно сражается с советскими отрядами, чего они хотят и кто ими руководит? Явно обидевшийся Траскович после окончания заседания сообщил об этом по прямому проводу Шикунову, который ответил, что «разведка действительно у нас поставлена неважно». В правоте своих слов губвоенком еще раз убедился на следующий же день. Сосредоточив значительные силы, 26 августа он начал наступление, занял весь Каменский район, прочесал его, но повстанцев нигде не обнаружил. Ошеломленный такой новостью, Траскович 27 августа сам выехал на место, лично объехал весь Каменский район и доложил в Тамбов: «Здесь все спокойно…»¹⁰. Для выяснения причин восстания и наказания его участников начали свою работу военные трибуналы. Во все объявленные на осадном положении волости уполномоченным губчека Рекстом были назначены коменданты-чекисты. Кроме того, с 29 августа приступили к работе две выездные сессии губчека. Органы власти подвели первые итоги. Оказалось, что в Каменском районе с советской стороны убито не менее 51 человека. Из всех местных Советов наиболее пострадал волостной Совет в селе Верхоценье, где погибли все шесть его членов. Но так было далеко не везде. Например, в самой Каменке волсовет не пострадал. Все его члены оказались живы, хотя от мятежников скрывался лишь один председатель-коммунист. Двух членов Каменского волисполкома чекисты арестовали, а остальным пригрозили трибуналом «за укрывательство соучастников бандитов»¹¹.

29 августа у села Вязовка (45 км юго-восточнее Ржаксы) хорошо вооруженный отряд повстанцев нанес поражение красноармейской роте в 126 человек, вышедшей накануне из Борисоглебска. А на следующий день утром практически весь Каменский район вспыхнул огнем нового, еще более сильного, чем прежде, восстания. На этот раз это действительно был «антонов огонь», ибо имя Антонова в устах мятежников звучало повсеместно. Мятежники вновь заняли Каменку. Начинался так называемый «поход на Тамбов». Красноармейские отряды, разбросанные по деревням мелкими группами, не смогли оказать организованное сопротивление и понесли большие потери. При захвате Каменки погиб ее комендант – 20-летний чекист Е. Т. Адамов. А в расположенной по соседству Александровке повстанцам удалось разгромить два небольших отряда из красноармейцев и продотрядников и захватить пулемет. В этот же день восстание начало перекидываться в соседние с Каменским районом волости Борисоглебского и Кирсановского уездов.

Тамбовские власти, обеспокоенные таким неожиданным поворотом событий, забили тревогу. Вечером 30 августа положение в губернии было признано «чрезвычайно серьезным», а в связи с угрозой самому Тамбову 500 городских коммунистов были переведены на казарменное положение. Был усилен и военно-оперативный штаб при губчека. В его состав дополнительно вошли секретарь губкома партии Н. Я. Райвид и начальник 35-х Тамбовских пехотных командных курсов Л. Зенкович. В Борисоглебск и Кирсанов было отдано распоряжение о создании уездных оперативных штабов и формировании новых отрядов. 31 августа на борьбу с мятежниками во главе сводного отряда выступил сам председатель Тамбовского губисполкома А. Г. Шлихтер. Однако, столкнувшись с повстанцами в 30 км южнее Тамбова, его отряд в первом же бою потерпел поражение и вынужден был отступать. С каждым часом повстанцы все ближе подходили к Тамбову.