Сосредоточенный взгляд твоих серых глаз направлен туда, где только что была Луна, которую сменило Солнце, заслонённое облаком, настолько плотным и лёгким, что на эту звезду можно спокойно смотреть, лишь слегка прищурься. Что сказать – ты всегда больше любил лето: тёмно-русые волосы не надо было прятать. Скрытность – твой конёк, тёмные тона и слабый рельеф сильных мышц только подтверждали это, а стремление к свободе – босые ноги. Высокий лоб, несколько крупноватый нос и полные губы придают тебе шарм, который ты хочешь скрывать и прятать среди толпы. Да, у тебя есть друзья, но лишь на некоторых можно положиться. Ты похож на чай шу пуэр: такой же сильный в плане энергии и такой же тёмный внешне, а в твёрдости не уступаешь алмазу. Но тебя разрушает холод людских сердец – настолько ты раним, несмотря на внешнюю жёсткость, может, и немного жестокость. Умеешь любить по-волчьи – навсегда и крепко.

Ты был рождён в серебре, отлит в олове, а выброшен на снег словно кукла из соломы. Всё, что в тебе осталось, – лёд, но иногда кажется, что в венах льётся не лик холода, а его младшая сестра – кипящая вода, ведь именно изо льда родился этот белый мир. Осознавая то, что подобных тебе множество из единиц, и то, что срок твоей жизни – жалкий час, ты берёшь в руки спечённые воедино стальные и звёздные нити, обретшие форму клинка с именем Хельга, и идёшь вперёд, в пургу из людских страстей и отражений в витринах, дабы сделать хоть что-то для этой вселенной. Но тебя никто не слушает, считают тебя больным, или того хуже – романтиком. А что остаётся тогда – пламень Луны, бледный настолько, что его почти нет, и оловянная пыль с твоих губ, лба, глаз? Что же остаётся?!

А остаёшься только ты, ведь ты должен быть объектом подражания, а не героем жизни, чтобы в твою честь называли оружие и парусники. Но смешон тот факт, что ты ещё и сам должен найти цель.

Времена меняются, как меняется скорость секунды твоей жизни. Вот ты уже отрастил волосы до плеч, сменил жаркий шерстяной плащ и кольчугу на хлопковую футболку без рукавов, а штаны из лосиной кожи – на свободные тёмные джинсы. Сапоги ни к чему – лето на дворе, а не зима, когда ты пробудился. Твои мышцы почти не потеряли силы, несмотря на то, что жить тебе осталось минуту, Оловянный солдат, да и лёд пропал почти. Только куда делась Хельга? Где её искать… И была ли она?

Денис Матулкин,

песня «Оловянный солдат»

Волшебник пыльных дорог

Рольф стоял на судейской бочке и спокойным, хорошо поставленным громким голосом заглушал крики обеих сторон. Агата не знала, о чём спорят купцы, ей до этого не было дела. Она сидела на краю повозки, болтала ногами в мягких сапожках и любовалась мужем: «Мой чародей, волшебник пыльных дорог, сколько мы их с тобой прошли?»

Они путешествовали уже давно, исколесили сотни дорог, бесчисленное количество километров, но она не скучала, не стремилась к другой жизни. У неё есть путеводная звезда, вон она стоит сейчас на бочке и сотворяет очередное чародейство: казалось, непримиримые противники притихли, слушают Рольфа и уже готовы идти на соглашение, которое предлагает случайно проезжающий мимо путешественник.

«Рольф, мой милый, мой родной Рольф, – думала Агата, – ты стал моей звездой с того самого первого момента, когда я тебя, раненого, без сознания, взяла на руки. С тех пор у меня есть смысл и полнота жизни, есть уверенность в завтрашнем дне. Вот я смотрю, как ты рисуешь на стене что-то для этих мужиков, мне всё равно, что там, я вижу человека, который снял камень с моей души, который показал мне, что такое полёт. Рольф, дорогой, ты открыл мне глаза на мир, с тобой я впервые по-настоящему увидела солнце.

Даже если тебя нет со мной, – мысленно обращалась Агата к уверенному в своей правоте человеку, с властными нотками в голосе, – даже если ты далеко и чем-то занят, я знаю, что ты со мной, рядом, родной мой. Чародей, изменивший мою жизнь, свет закатного солнца, за которым хочется идти и идти вечно. Но при этом знаю, что, когда проснусь утром, ты будешь рядом, мой родной человек. Держа тебя за руку, ту самую, которой ты, Рольф, сейчас размахиваешь, читая какие-то нравственные наставления купцам, держа тебя за руку, я пойду куда угодно.

Знаешь, – Агата продолжала свой мысленный монолог, – я не боюсь тебя потерять. Мы уже прошли с тобой и засады разбойников, и снежные перевалы, где ветер сдувал нас вниз, и пустыни, где лошади падали от жажды, а ты их отпаивал своей водой. Я знаю, что мы пройдём и всё остальное, что ждёт нас впереди, нас не разделит течение лет. Но вот ты возвращаешься ко мне, сейчас будешь мой и только мой – уставший, голодный, но довольный, яркий, эмоциональный, наполненный своей волей и любимый. С глазами полными любви, когда смотришь на меня, вот как сейчас. Я смогу обнять тебя, поцеловать в высокий лоб, в висок, накормить… Как же я люблю тебя, Рольф Меркадер, принц Города, чародей моей жизни!»

Константин Бенкен,

песня «Чародей»

Ничей

Свемила сидела в баре уже второй час. Она откинулась на спинку стула и положила руку на высокий подоконник полуподвального окна. Напротив сидел Странник – напряжённо, привычно чуть сгорбившись, положив руки на стол, поигрывая стопкой с кальвадосом. Вот сколько можно ему объяснять, ведь вроде бы понимает.

– Что ты вечно ищешь? Себя?

– Не знаю. Или место для себя. Место жизни, дерево, плоды которого будут и моими, – отвечал Странник и смотрел куда-то вдаль.

– Опять ты говоришь загадками! – немного зло заметила Свемила.

Странник молчал, изучая содержимое прозрачной стопки. Понюхал, выпил, налил из графина ещё – хорош!

– Будешь? – Свемила кивнула.

– Пойми, я не могу так! Я хочу просыпаться утром и чувствовать тебя рядом… даже не так: просыпаясь, знать, рядом ты или нет. Я не хочу засыпать с тобой, а просыпаться одной просто потому, что тебе пришла в голову идея, и тебе нужно было её обдумать, вышагивая километр за километром по влажным набережным и туманным мостам.

– Я не могу по-другому, когда появляется такая мысль, невозможно её сдержать, просыпается необходимость выпить где-нибудь на промозглом канале, необходимость плюнуть в вечность водной глади реки.

– Ты сам по себе, а я хочу, мне надо, чтобы ты стал моим, нельзя иначе, пойми. Ты любишь свободу, она для тебя всё, но так ты останешься ничей. Я знаю, что ты можешь всё, так останься, стань ключом от моих дверей, от закрытых сейчас дверей.

Он снова выпил и налил ещё приятно золотого ароматного кальвадоса. «Хоть что-то приятное», – подумал Странник. Ему хотелось выйти на улицу, чтобы там шёл дождь, поднять воротник повыше и пойти пинать листья в сквере около цирка или ещё где-нибудь.

– Дорога – мой дом…

– Вот и живи там, а не у меня! – Свемила выпила свою порцию залпом. – Пошли отсюда, хочу курить.

Они закурили от одной спички и не спеша двинулись по набережной привычным маршрутом. Повисшее молчание Страннику давалось легко, а Свемилу раздражало. Около спуска к воде она остановилась.

– Тебе придётся выбрать… хотя нет, я и так уже всё поняла. Мне нужен не тот, кто любит свободу. Мы долго писали нашу повесть вместе, но теперь по-разному относимся к тому, куда её вести. Я не готова идти твоим путём, мне далеки твои истины. Мы уже входили в эту реку один раз, больше не хочу, прости.

Странник затушил сигарету о парапет. Посмотрел вдаль и замер.

– Я люблю тебя, – тихо сказал Странник, почти про себя, – но я понимаю тебя и ничего не хочу менять. Ты права, мне нужна свобода. Надеюсь, ещё увидимся, Свемила… – последнее слово он выдавил из себя с трудом.

Не поворачиваясь к ней, он спустился к самой реке и пошёл вдоль воды. Свемила смотрела ему вслед, спрятав руки в карманы пальто от неприятно холодного осеннего ветра.

– Странник… я люблю, но не могу тянуть дольше, годы идут и бьют всё сильнее…

Константин Бенкен,

песня «Ничей»

Несопряжение

Вино уже не помогает, надо что-то покрепче. Какая тоска, неземная тоска… Ну почему так получилось?.. Ольга в который раз включила телефон и посмотрела на открытую фотографию. Андрей улыбался ей с экрана своей небольшой понимающей улыбкой. Тоска… надо перейти на виски.

Почему всё так сложилось? Почему всё так… и развязка же близка. А ты так бел, Андрей… а я, видимо, черна как зола… Кажется, я уже слышу набат у виска, вижу тот момент, когда всё покатится вниз со всё увеличивающейся скоростью. Крах неминуем, мои поступки тянут меня вниз, хотя в этом нет моей вины. Почему же?!

Это следствие наших собственных дел. Не только моих, но и твоих, Андрей. Ты тоже приложил к этому руку. И не только руку, – грустно усмехнулась Ольга своему отражению в бокале. Но мы переступили черту, после которой дороги назад уже нет.

Он любил меня, до сих пор любит, я уверена, сильно любит, но как мало это значит для меня на самом деле, когда я люблю другого. Или не люблю, но… стремлюсь, притягиваюсь… то к одному, то к другому, но не к тебе, Андрей. Ты мне дорог, нас многое связывает, но не то, прости.

Если бы ты не только любил, но и ещё понимал меня, знал бы правила, по которым надо со мной играть, чтобы я… устремилась. Но ты так и не смог этого сделать. Не понял или не сумел… ну почему!?

Ольга плеснула себе виски и тут же выпила. Подождала немного, чтобы мысли вернулись на место, и налила ещё. В голове становилось легко.

Тебе было сложно меня понять, согласна. Тебе нужно было всё чётко и однозначно, а оказалось такое запутанное «я», что мало кто его разберёт. Сама-то не слишком понимаю, не думаю, просто делаю что хочется, живу моментом. Ловлю осколки счастья, мгновения счастья – разве другое бывает? Ради чего ещё жить. Пусть потом будет всё плохо, пусть я дойду до самого дна… а ведь ты так и хотел, да, Андрей? Сам такой белый и чистый поднимешься наверх и будешь смотреть на меня сверху вниз. И радоваться, что был прав (как всегда прав! чёрт бы тебя подрал!). Ты же хотел, чтобы я упала, чтобы признала, что грязна, порочна, глупа… Или нет, ты же любишь меня, да? До сих пор любишь и желаешь мне только добра, да? Да, Андрей? Как мне хочется в это верить! Хоть что-то светлое и чистое в моей жизни, небольшой якорь, тростинка, которая помогает держаться в… Надо ещё выпить, не могу больше!

Она снова посмотрела на портрет Андрея. Притяжение тел, но никакого сопряжения сфер. А ведь он хорош, но… Эх! Как бы хотелось, чтобы всё можно было бы исправить… Неземная тоска!

Ведь могло же получиться, могло быть хорошо, очень хорошо, но немного не хватило чего-то… Я так и не поняла, Андрей, что ты хотел от меня? Какой меня ты хотел? Какая уже разница… Люблю ли я тебя, Андрей? Люблю ли я хоть кого-то?

Ольга опять посмотрела на фотографию. Слёзы капали и разбавляли чистый виски у неё в бокале.

Константин Бенкен,

песня «Сопряжение сфер»

Чарующая сила

С закрытыми глазами девушка с сопилкой стояла на краю берега горной реки и наигрывала любимую мелодию.

Она растворялась в этих звуках, которые шли из сердца, смешивались с воздухом и откликались в душе радостью.

В такие моменты она ощущала себя живой!

Неподалёку в чёрной мантии художник творил очередной шедевр, вдохновлённый звуками музыки, образами природы.

Так продолжалось уже продолжительное время.

Художник не осмеливался подойти к девушке. Но сегодня был особый день, карты Таро предсказывали приятную встречу, значит, всё должно получиться.

Девушка доиграла последнюю ноту и открыла глаза.

«Странно, всегда ли здесь рисует художник? Я раньше его не видела. Интересно, чем пропитались его холсты? Как он оценил мою игру?»

Она спустилась по каменистой дороге и подошла к художнику.

– Здравствуйте, можно посмотреть, что скрывают ваши полотна?

– День добрый, буду рад! Я признаться давно хотел с вами заговорить, но уходил всегда чуть раньше, чем заканчивалась прекрасная мелодия.

– Почему?

– Не хотел напугать, нарушить волшебство!

– Понимаю. Можно вопрос, почему вы в мантии?

– В ней я могу укрыться от мира и погрузиться в свои ощущения.

– Отличная идея, возьму на вооружение.

На холсте девушка разглядела себя.

– Очень реалистично получилось! Вы просто гений!

– Что вы! Я вечно собой недоволен, вот здесь можно было сделать объёмнее, здесь добавить тени и света. Но музыка закончилась, момент упущен.

– Снова хочется сказать «понимаю»!

– Это же просто здорово – встретить понимающего человека!

– Давайте договоримся, в следующий раз мы не будем прятаться друг от друга, я буду играть, а вы – рисовать! Кстати, в следующий раз я принесу скрипку!

– Было бы волшебно!

***

Так проходило Время… Их Время!

Однажды художник признался:

– Я давно понял, что мои картины имеют волшебную силу, я могу снимать негатив, с тех, кого рисую, только не смейся!

Они уже не помнили, когда перешли порог «вы».

– Я это почувствовала… Кстати, и картины с моим изображением каждый раз становятся светлее, как и мелодии, которые хочется играть, послушай, что я сочинила ночью!

Она достала окарину, и свет мелодии наполнил пространство.

Художник взялся за кисть и сотворил очередной шедевр.

Мария Ярославская,

песня «Чародей»

Джейн из Вирту

С благодарностью Джейн Линдсколд

В эти утренние часы долина была прекрасна. Довольно высоко поднявшееся солнце только-только выходило из-за кряжа и лишь частично освещало насыщенную зелень долины. Стояла глубокая тишина, в которой на самом пределе слышались далёкие голоса птиц. Справа на скалах блестел снег.

Джейн стояла над самым обрывом и любовалась открывающимся видом в последний раз. Мир разрушался. Разрушался в прямом смысле – горы с другой стороны долины бесшумно дрогнули, покрылись сеткой трещин и начали разваливаться, проваливаясь в бездонную пропасть позади них.

Пусть этот мир не вечен, но я ничего не забуду, ни одной чёрточки. Уйду отсюда, и он останется со мной, я не потеряю его.

Она бросила прощальный взгляд на этот прекрасный мир и побежала по каменному карнизу прочь от долины. Её движения были выверены до миллиметра и предельно точны. Каждый раз нога совершенно точно выбирала неподвижную точку опоры, от которой можно было бы оттолкнуться всей силой. Джейн всегда выбирала единственно верный путь. Приятный, быстрый и упругий бег среди скал и расщелин, когда чувствуешь силу всего тела, чувствуешь, как мир покоряется твоей воле и мускулам.

Точно так же уверенно, как перепрыгивала через глубокие трещины, Джейн прыгнула в пропасть… и полетела! Воздух свистел вокруг, а её белый плащ с кровавым подбоем играл роль руля. Она не падала, не планировала, а именно летела. Внизу уже виднелся портал в реальный мир, сверкающий холодным светом молний.

Я лечу! Как может взлетать только тот, кто любит всем сердцем, любит до конца! И как в продолжение этой мысли она увидела перед порталом Его. Он стоял в длинном светло-сером балахоне с капюшоном скрестив руки на груди и широко расставив ноги – создавалось ощущение скалы, выросшей на пути, так уверенно и твёрдо Он стоял. Руки сами потянулись к мечам за спиной. Джейн старалась не спускать с Него глаз, но так и не поняла, откуда у Него в руках появился длинный меч.

«Он высок, он жесток, он полночный маньяк», – подумала Джейн, мягко приземляясь на корточки. Несколько кошачьих прыжков, короткая пробежка – и она прямо перед порталом, но дорога перекрыта холодным металлом с серебристым блеском.

– Зачем ты здесь? Портал открыт для всех, ты мог свободно уйти. Я дала тебе свободу!

– Ты не вольна давать или забирать свободу, – из-под капюшона раздался бесцветный, безэмоциональный голос, голос берсерка.

– Зачем? – Джейн не смогла сдержать ярость, и клинки с чистым звоном встретились.

Сторонний глаз вряд ли бы мог уследить за всеми деталями боя. Джейн фехтовала как никто, но этим Никто и был её противник. Как она ни пыталась теснить его, как ни бросалась на него с отвагой пантеры, защищающей детёнышей, Незнакомец стоял на месте и ни на шаг не дал ей приблизиться к порталу. Она пробовала различные финты, все приёмы, которые знала, но шло время, а эта скала в сером балахоне стояла как и прежде, казалось, ни чуточку не устала. И тут Джейн заметила, что Он не нападает, а только защищается. Джейн отступила на два шага и замерла с поднятыми мечами. Ни у одного из дуэлянтов не было ни царапинки.

– Зачем ты мешаешь мне пройти? Этот мир рушится, волна Хаоса скоро дойдёт и досюда.

– У нас ещё есть немного времени, – он сделал упор на «у нас».

– У нас? – из Джейн сочилась язвительность. – Нет никакого «нас»! Мы шли одним путём, одной колеёй, но в разные концы этого мира. Мы молча разошлись – и всё, точка, конец.

– Нет, – спокойно и, казалось, холодно ответил Незнакомец. – Мы сталкиваемся каждый раз, я возвращаюсь к тебе, и этого тебе не изменить. Это закон природы. Шли дни и превращались в года, они проверяли наши тела и чувства на прочность. По твоей ярости, с которой ты напала на меня, видно, что то и другое у тебя прошло проверку временем.

Джейн бессильно опустила мечи. Ей всегда было трудно сопротивляться влиянию Незнакомца.

* * *

Они гордо, как повелители, стояли на вершине и смотрели на рушащиеся скалы практически у себя под ногами. Камни ломались как солома, падали вниз и открывали взору пестроту первозданного Хаоса, охватывающую весь горизонт – всё пространство перед ними. В памяти Джейн тянулась вереница людей, которых она встречала в этом мире: у каждого своя история, свои следы на душе от потерь, от каждого она получила свой урок.

– Мы больше не из них, не жители этого мира. Пора!

– Теперь мы вместе, нас теперь не разобьёт даже крушение мира.

Он отряхнул землю и травинки с плаща Джейн. Резкое движение, прыжок через расщелину и энергичный, радостный бег. Быстрый бег под флагом развевающегося белого плаща с кровавым подбоем и серого балахона. Бег двух молодых серн, полных жизни и умеющих радоваться. Не добежав до портала пяти шагов, они синхронно остановились и замерли. Взявшись за руки, они неторопливо шагнули в портал. Спокойно шагнули в последнюю дверь, нераздельно вдвоём, как когда-то… и теперь навсегда.

Константин Бенкен,

песня «Не забуду»

Трубадур

По вечной мерзлоте шагает строй. Шинели рваные солдаты поправляют. Давным-давно забыв о том, зачем и где – им путь вперёд, куда? Никто не знает.

Их меньше с каждым днём, все меньше в каждом друге друга, и лишь винтовка, сжатая в руках, тебе опора и подруга.

А вьюга тяжелит мой шаг, а грязь мне сапоги поганит – и в дождь, и в зной, и по грязи, да по песку шагает строй, неся извечный, столь пустой, но важный, лишний для них – тот ритуал, что жертвою зовётся.

Скажи мне, друг, что стоит человечность? Что стоит жизнь бредущего вперёд тебя такого же солдата? Прикрой лицо шарфом, сожми покрепче зубы, он не дойдёт, твой крест лишь твой, и каждый в этом строе давным-давно мертвец.

Истерзанные флаги вьются, и барабанщик бьёт в изорванный свой барабан. Отчаяние? Слепая вера. Слепая вера с кровью на руках, слезами глаз, смотрящих вдаль в надежде обрести спасенье. И кто-то для себя, другой же ради братьев, тех, что все ещё людьми зовут себя.

Но те не замечают всех стараний, как призраки, они не видят строй. Смеются средь мерзлот, им весело, они не замечают вьюги. И павший наземь оловянный испустит дух, его оружие возьмёт салага-барабанщик.

Так день за днём, теряя цель и смысл. Так забывая то, кто ты и зачем. Поправь шинель, расправь свой флаг, да нацепи винтовку – стеречь покой есть жертва, со смертью лишь окончится твой вечный караул.

Что есть история эта? О героях? Выживших? Действительно ли, солдатах?

Нет. Ведь брат от брата, каждый здесь – солдат. Ты – человек. Сражаясь за себя, за многих, дано одно лишь выбрать – за что тебе сегодня умирать?

Ты сделай выбор, да поправь фуражку. Улыбнись. Когда останешься один – тогда познаешь вьюгу.

Антон Рощин,

песня «Трубадур»

Не забуду. Не могу забыть. Часть 1

Так устроена жизнь. Она не проходит бесследно. Дни не летят мимо, каждый день проходит, оставляя шрамы, через годы – на шкуре рубцы. И если ты – нечто живое, то у тебя есть шкура из кожи, а если ещё и разумное – у тебя есть шкура на психологическом теле из воспоминаний, то, что, быть может, ты называешь опытом. Ты уже никогда не будешь похож на себя двадцатилетнего. Какие-то двери закроются навсегда.

Знаете, как завершилась история каждого из могущественных и прекрасных титанов, которых когда-то все очень любили? Все их линии заканчивались одинаково: чудовищами, истерзанными мучениками, демонами, жуткими порождениями. Но жуткими и пугающими лишь с точки зрения тех, кто только пришёл в этот мир, чья шкура ещё не получила ран, но не друг для друга… Горгона оставалась любимой для своих сестёр до самого последнего часа. Пронзённый мечом в свой час роковой Фафнир без злобы Сигурда нарекает юнцом. Ладон, так же известный как змей, стерегущий сад, где растут необычные яблони, остался лучшим другом Атланту. Грайи потеряли красоту и зрение, но остались вместе. Да, это всего лишь метафоры. Время течёт. Время меняет. И всё, чего коснулось время, выглядит непонятным и оттого пугающим для тех, к кому оно ещё не прикоснулось.

Обе оболочки стареют. Ты можешь мечтать о чём угодно, но ни один твой успех ничего не может противопоставить механизмам природы.

Какой-то вывод общий для всех? Нет, и быть такого не могло. Сколько ни говори, что-то останется недосказанным. Этот текст об иллюзиях относительно аспектов жизни, предложение себе взглянуть на мир без призмы ожиданий того, каким всё будет.

Константин Копанев,

песня «Не забуду»