Рад, почти счастлив…

Понимаете, я ведь согласен с Гиппократом. Врач, музыкант, писатель – какая разница? Во всех случаях главное – не навреди!

Он только почувствовал, как это легко и праведно - решать свою жизнь исходя из того, что есть, не одалживая у будущего. И вовсе не жалко жизни, нет этого чувства гиперцены, которое так мучит в юности страхом, что прогадаешь.

Иван знал, что в канун праздников чувство личной неустроенности обостряется.

- Не знаю, как ты, - говорил он Ивану, - а я очень чувствую сокращения планеты. Они буквально стадионные! Под их ритм просто невозможно углубиться во что-нибудь медленное. Вот мы сидим в снегу - но мы и мчимся! Вроде бы человек дома, у него впереди сто вечеров, он мог бы прочитать всего Льва Николаевича, как люди раньше читали. Но теперь нет - планета не даст. Даже если ты отшельник, всё равно - тебя трясёт с ней в такт. Попробуй упрись - расшатает по всем осям!

Всякие печали можно тащить, но груз собственной глупости непомерен.

Мне кажется, если человеку что-то не нравится в прошлом, главное, стараться хорошо жить в настоящем - и тогда всё смоется. Человеку ведь не отказано в прощении.

Не верю, что можно принести добро абстрактной аудитории, в то время как твои ближайшие люди - родители, например, - будут заброшены. Мне кажется, настоящая работа человека - всегда очень близко к нему, в самом узком обыденном кругу. А все эти ваши мегапроекты - это, по-моему, липа.

Вскоре Иван открыл, какой надёжный характер у подорожника, констатировал глупое выражение «анютиных глазок», и понял, что самое изысканное существо среди цветов – полевой алый мак, самурай и инфанта в одном лице, похожий чем-то на Бэлку. Иван был так поражён тончайшим огнём его крыльев, его чёрным взглядом, что не стал рисовать, и сбежал в смородину. Очутившись в гуще куста, он впервые узнал, что на одной гроздочке может оказаться целых четырнадцать ягод.

Он начал впадать понемногу в чувство «ошибки», всё стало ему не так – жара в Париже, дурацкий бизнес, бессмысленные знакомства и дружбы.

Она крепко взялась за спицы с клочочком свитера и держалась за них, словно это были перила жизни.