День божьих коровок

Дизайнер обложки Ульяна Александровна Зазуля

Фотограф Владимир Анатольевич Зазуля

© Ольга Неподоба, 2020

© Ульяна Александровна Зазуля, дизайн обложки, 2020

© Владимир Анатольевич Зазуля, фотографии, 2020

ISBN 978-5-4498-4133-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается Дмитрию Ныркову.

С благодарностью за новые горизонты,

вдохновение, доброту и терпение!

Глава 1

ШАПКА-НЕВИДИМКА

Когда я был маленьким мальчиком в коротких штанишках, я мечтал о волшебной мази, которая бы сделала меня невидимым. Потом я стал взрослым, начал писать и хотел стать успешным человеком.

Теперь я успешен – и хотел бы, чтобы у меня была мазь, которая бы сделала меня невидимым.

Милан Кундера

…Сейчас, когда я, возможно, стою на самом краю времен, на радужном мосту между полыхающими пожарищами и сиянием бездонного космоса впереди, я не могу точно сказать, где начинался этот путь. Как я нашел его среди множества иных в запутанном лабиринте бесконечных вариантов, возможностей и случайностей?

Может, путь был предначертан, а я только лишь выбирал «развилки» – направо пойдешь, налево пойдешь…

А может, никакого выбора и не было.

Я бесцельно блуждал по серым удушливым коридорам бытия и не ожидал от жизни ничего особенного – дотянуть бы до последнего порога более-менее достойно, да и хватит с меня. Я не ждал ни радостей, ни горестей, ни наград, ни наказаний, я даже не верил, что какая-нибудь живая душа разделит мое одиночество.

Как будто я стоял на обрыве, а впереди мерцал ПРОЩАЛЬНЫЙ СВЕТ ОБРЕЧЕННЫХ.

Но однажды неведомая сказочная сила бросила мне под ноги волшебный клубок и я, не размышляя, отправился вслед за тоненькой алой ниточкой исчезающих следов ускользающей памяти по тайным тропинкам Вселенной маршрутами загадочных комет к ослепительной точке, где сходятся начало и конец времен, к радужному мостику над ледяным разломом между былью и небылью.

Я не думал о том, ЧТО ждет меня на другом берегу, но я давно догадывался, КТО меня там встретит.

Я был обречен на этот путь.

Я был ПРИГОВОРЕН К ЖИЗНИ!

И меня не оставили на этом пути одного!

Из рассеянной в безвременье пыли вдруг возродилась новая ПЛАНЕТА, а рядом с ней – неутомимые верные СПУТНИКИ.

Данные судьбой – «… и на праздник, и на бой».

О чем это я?

Да пока ни о чем – это присказка, а сказка будет впереди.

***

Как-то раз я шел по аллее, ведущей к угловому вольеру с «моими» песцами, мимо пустующих в холода обиталищ беспокойных енотов и задорных носух, мимо вечно унылой и задумчивой енотовидной собаки, мимо зажигательных своей хищной энергией лисиц.

Я собирался угостить лукавых арктических весельчаков чем-то вкусненьким, полюбоваться их сверкающими зимними шубками, посмотреть на их бесконечные игры-догонялки.

Песцы – удивительные животные!

В дикой природе песцы абсолютно не боятся людей.

У них нет врожденного страха перед человеком, который проявляется даже у котят домашней кошки – те шипят и пугаются при виде незнакомца, а песцы оживленно и весьма настойчиво идут на контакт.

Где-то я читал про «тайну погибшей экспедиции», «погибшей» – это шутка, никто, конечно же, не погиб, но маленькие хитроумные обитатели снежных просторов сыграли главную роль в том, чтобы это путешествие закончилось преждевременно.

Как-то давным-давно отважные путешественники остановились лагерем по своим важным исследовательским делам. К ним немедленно прибежали веселые и общительные обитатели тундры, начали активно «знакомиться» с людьми, их снаряжением и запасами, обследуя все уголки лагеря, беззастенчиво выпрашивали лакомые кусочки, как будто всю жизнь прожили среди людей, хотя явно впервые повстречались с двуногими. Поначалу путешественники умилялись зверькам, но когда те начали доставлять уже серьезное беспокойство и причинять некий существенный урон пищевым запасам, участники экспедиции принялись их гонять и кого-то даже чуть не прибили.

И после этого последовала массовая песцовая месть: как же так – эти двуногие пришельцы не оценили нашего полярного гостеприимства и даже пнули под слегка облезлый хвост премудрого многоуважаемого старейшину!

Песцы посовещались долгой безлунной ночью, определили стратегические цели и тактические планы, согласовали взаимодействие личного состава, а затем дружным натиском практически лишили экспедицию нормальной жизни! Пуховые мстители пытались обкусывать людям носы в спальниках (хотя до этого вели себя совершенно мирно и добронравно), на ходу ухитрялись оттяпывать каблуки на обуви, портили и грызли все, до чего могли дотянуться и даже, сплотившись коллективом, укатывали в тундру бочки с провиантом! В результате экспедицию свернули раньше времени. Так что обижать песцов нельзя! Может быть, с той поры и пошел в народ забавный фольклор про песцов, которые подкрались незаметно. Это, конечно, я уже сам придумал про «исторические истоки» широко известного песцового фольклора, но, как говорится, – из песни слов не выкинешь.

А еще их по какой-то причине не трогают страшные белые медведи. И пышнохвостые семейки частенько сопровождают огромных хищников, преспокойно доедают за ними добычу, а медведи нисколько на них не реагируют.

А еще они очень верные однолюбы и создают одну-единственную пару на всю жизнь, и даже в неволе их нельзя содержать раздельно – они впадают в депрессию и погибают.

А еще есть страна Исландия, где песец – единственное исконное земное млекопитающее, кроме, разумеется, человека. Страна людей и песцов!

А еще… А еще они мне просто сразу очень и очень понравились!

Но самое главное в песцах – это даже не их диковинная полярная красота и своеобразный нрав, а глаза: такого умного и проникновенного взгляда больше нет ни у кого из всех обитающих в нашем зоопарке зверей.

Как только подходишь к ним, они начинают бегать, прыгать, плясать, хватать друг дружку за бока, а потом вдруг усядутся поближе к сетке и с интересом разглядывают меня. Эти две маленькие серьезные мордочки так смотрят, прищурившись, словно заглядывают в самые дальние уголки моей души и примечают там что-то, неведомое мне самому. И на секунду кажется, что не такой уж я пропащий и что-то хорошее все-таки осталось во мне, раз хоть кто-то может так вдохновенно смотреть на меня. Даже если этот глядящий – просто полярный зверек.

Глаза у зверей – они очень разные.

Отрешенные и загадочные – у снежных барсов, как будто, находясь совсем рядом, они одновременно блуждают среди высоких вершин и диких ледников, где грозные ветра срывают со скальных стен снежные вихри.

Суровые и премудрые – у таинственных манулов, как будто в их зрачках навеки застыло отражение иных миров.

Беспечные и обворожительные – у игривых выдр, заинтересованно-интригующие – у гибких леопардов, глубокие и беспощадные – у грозных ягуаров, величественные и пугающие – у огненных тигров.

Им всем дано видеть, чуять и слышать самые тайные струны Вселенной, которые никогда не будут доступны нам.

Иной раз, глядя на все это – на снег, на сосны, на зверей и птиц – я думаю о том, что мир природы непозволительно хорош. Он гораздо мудрее задуман и тоньше выполнен, чем мы можем познать или представить. Мы воображаем себя царями природы, но стоит лишь посильнее вздрогнуть поверхности земли, извергнуться из жерла вулкана потоку огненной лавы или просто ветру посильнее дунуть на крутом горном склоне – и весь наш «всечеловеческий царизм» настигает мгновенное развенчание. И гордый «царь природы» неумолимо превращается в уязвимую плоть, взывающую к милости великих сил, такую же беззащитную и подневольную, как все остальные живые существа – большие и малые, сухопутные и водоплавающие. И даже как те, что иногда прикасаются крылами к облакам.

Мир природы грозен и могуч. И вместе с тем невыносимо, ослепительно прекрасен. Он может одновременно повергнуть нас в пыль и через миг заставить дрожать сердце от умиления каплей росы на лепестке алого мака ранним июньским утром или запахом разогретой полуденным солнцем хвои на белоснежном снегу.

Он слишком роскошен для нас, ослепших и оглохших на бегу в своем замкнутом круговороте жизни. Вот как, например, недосягаемая роскошь – разноцветная радуга для тех, у кого черно-белое зрение. Зачем это многоцветье, когда ты видишь только черное и белое? Зачем музыка для глухого? И может, потому люди бывают так жестоки к живому миру, что он… НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНО ХОРОШ. И осознание собственной слепоты и глухоты вызывает желание мстить, что-ли, этой красоте за свою неспособность ее постичь в полной мере. И особенно за то, что при всем громогласном объявлении о нашем невероятном величии, в глубине души мы прекрасно знаем, что если дрогнет земля, извергнется лава, мы из напыщенных «генералов бытия» превратимся в сметенных огненной волной «рядовых». И в отчаянии побежим к пропасти в обезумевшей стае наших собратьев по планете, ничем не хуже и не лучше их…

Вился – искрился мелкий снежок, потихоньку укрывая пышные уютные ели и царственно-величественные сосны. Этот первый снег как будто старался украсить и сделать праздничным все вокруг, а мохнатая братия казалась еще красивее – от их посеребренных снежинками меховых нарядов было невозможно отвести взгляд.

«Эй… – внезапно пробудился во мне внутренний голос. – Мужик, ты… это… вообще… здоров? Ничего не болит, нет? Стоишь тут, умиляешься елочкам и нарядным шубкам, с тобой все в порядке? Тебе не кажется, что сорокалетний здоровый лоб, распускающий сопли перед клеточками с пушистыми зверушками – это нечто, требующее медицинского вмешательства?»

«-Ага… – мрачно ответил я сам себе. – Я понимаю, это искаженный „дух времени“. Простое и доброе кажется ненормальным, а зато всякие гадости принимаются, как должное. Если бы я оторвал голову зверушке и сожрал ее на глазах восторженной публики, никто бы не удивился, сказали бы – некультурно, конечно, но, в принципе, ничего такого из ряда вон. А стоять и восхищенно улыбаться – это нечто болезненное и требуется доктор. Понятно…»

Я решительно заткнул внутренний голос, чтоб не дать ему возможность нарушить мое благостное состояние, и огляделся по сторонам.

По пути к песцам располагался просторный вольер с лисами.

Возле него толпились дети с учительницей.

Лисы громко орали, бесились, прыгали на сетку, заглядывали в глаза посетителям, выпрашивая лакомства. Лисиц у нас было много. Обычные рыжие, черно-бурые, белые с черными пятнами грузинские, все совершенно ручные во многих поколениях. Они были сытые и лоснящиеся, их кормили более чем достаточно, но одно дело – просто положенная им еда, а другое дело – то особенное, что частенько кидали им гости в нарушение запретов.

Если бы меня спросили, зачем нужны зоопарки, я бы обязательно вспомнил именно этот момент.

Учительница, здоровая такая рыжая деваха, указала когтистым наманикюренным пальцем на лисиц и громогласно возвестила: «Посмотрите, дети, вот из них делают шапки и воротники!»

Я остолбенел от такого гениального педагогического приема, почувствовал острое желание приложить дамочку чем-то тяжелым, хотя бы увесистым словесным аргументом, но не успел.

Одна девочка стянула с себя меховую шапку и крикнула, буквально обливаясь внезапными слезами:

– Никогда, никогда… не одену больше одежду из зверей, я же не знала, что они ТАКИЕ.

– Надень немедленно головной убор! – заорала «добрая» учительница.

Девочка швырнула лисий мех в снег, замотала голову шарфом и пробормотала:

– Шарф теплый… И никого не надо убивать…

И пока «добрая» учительница уныло орала на нее, я поднял шапку и протянул девочке:

– Не надо выбрасывать вещь… она, наверняка, недешево стоила твоей маме, ты права… но не стоит огорчать маму. Просто… не покупайте больше такое барахло, из-за него убивают красивых и умных зверей. Хорошо? А зоопарки нужны для того, чтобы хоть одна маленькая девочка посмотрела в глаза зверушкам… и никогда больше не носила из них шапки.

Девочка молча подняла рыжий мех с белого снега, натянула на голову шапку и сказала:

– Я поняла. Но ведь все люди будут их носить… все равно.

– Ну и пусть! – помедлив, ответил я – Не обращай на них внимания, на этих ВСЕЛЮДЕЙ. Представь, что на тебе шапка-невидимка, им надоест тебя доставать.

Девочка улыбнулась, а учительница продолжала утомительно орать.

Орала она только ртом, глаза у нее были пустые и безразличные. Девочка не дура, подумал я. А учительницу я бы публично судил и расстрелял за жестокое обращение с детской психикой, если бы был королем. Но я и так тут король, в волшебном царстве удивительных животных и таинственных деревьев. Только без права на массовые расстрелы, поэтому жить ей еще и жить, сеять «доброе и вечное» долгие годы.

Хотя… я все-таки большой гуманист и, наверняка, помиловал бы дамочку – в любом королевстве полно работ, где не обязательно быть умным и добрым, достаточно как можно старательней махать метлой.

Усмехнулся своим мыслям, да и пошел себе дальше, насвистывая какой-то бодрый, воодушевляющий марш.

Шапка-невидимка… А ведь как верно я сказал этой девочке, я уже давно сам надел эту шапку-невидимку и спрятался от всего и всех, что только может меня потревожить. Или сбить с пути. Я надел шапку-невидимку, брожу бесконечно по аллеям зоопарка и не хочу ее снимать, чтобы меня не заметили… ВСЕЛЮДИ…

Эти самые ВСЕЛЮДИ преследовали меня буквально с детства. Да, фразой моей жизни, карающим мечом в руках ближних моих и не очень ближних всегда была фраза: «ВСЕ ЛЮДИ…», ну и дальше по списку, в зависимости от ситуации:

– ВСЕ ЛЮДИ так живут,

– ВСЕ ЛЮДИ так делают,

– ВСЕ ЛЮДИ так думают,

– У ВСЕХ ЛЮДЕЙ есть,

– ВСЕ ЛЮДИ хотят этого,

– Жить КАК ВСЕ ЛЮДИ,

– ВСЕЛЮДИ стремятся получить образование и достичь чего-то в жизни, а ты читаешь бесполезные книжки и возишься с бездомными псами.

– ВСЕЛЮДИ хотят создать семью, а ты бродишь с рюкзаком по горам и бренчишь на гитаре…

И так далее до бесконечности.

Я всегда так мечтал увидеть живьем этих самых ВСЕЛЮДЕЙ!

Ну где же, где они, эти легендарные ВСЕЛЮДИ, которых постоянно противопоставляют мне, и ссылки на которых показывают мне, что я больной на голову и живу не так, как полагается?

Со временем мне начало казаться, что этих мифических ВСЕЛЮДЕЙ никто никогда и не видел, их создавало воображение каждого, упоминающего о них, в зависимости от собственных жизненных взглядов или сиюминутных интересов.

Что может быть проще!

Зачем доказывать собственную правоту, когда можно просто сослаться на этих самых ВСЕЛЮДЕЙ… Не надо ничего обосновывать, достаточно просто указать магическую формулу – ВСЕЛЮДИ.

Любишь шоколад? Не надо расписывать, как хорош и полезен шоколад. Просто скажи – «ВСЕЛЮДИ ЛЮБЯТ шоколад».

ВСЕЛЮДИ – это самый беспроигрышный способ оправдывать свои слабости:

– Не хочешь преодолевать трудности в жизни? Ну и ничего страшного! ВСЕЛЮДИ ленивы, никто не хочет сложностей!

Они, эти ВСЕЛЮДИ, такие удивительные создания – ВСЕЛЮДИ лгут, ВСЕЛЮДИ хвастаются, ВСЕЛЮДИ изменяют супругам, ВСЕЛЮДИ любят пожрать и поразвлекаться, ВСЕЛЮДИ хотят стать миллионерами, ВСЕЛЮДИ завидуют чужому успеху, ВСЕЛЮДИ трусоваты и вороваты. И одновременно эти ВСЕЛЮДИ диктуют тебе, не похожему на них по какой-то ошибке природы, как следует жить!!! Это разрывало мне мозг, раскаляло нервы и вгоняло в состояние, когда колеблются почвы под ногами.

Несмотря на свое несуществование, эти пресловутые ВСЕЛЮДИ умудрились изрядно попортить мне жизнь, особенно в ее начале. Их безусловная авторитетность, которая почему-то никогда не сходилась с моими мыслями и желаниями, вынуждала меня постоянно действовать вопреки себе. А человек, который живет не так, как хочет – он не может быть счастлив.

Я еще в детстве понял, что счастье – это очень просто: жить так, как ты хочешь, ну, конечно, если это твое «хочешь» не сильно противоречит уголовному кодексу.

Я же хотел простых вещей.

Чтобы меня не трогали.

Чтобы было много книг.

Чтобы ходить в походы и неделями бродить среди осенних холмов под пронзительно-синим небом.

Чтобы у меня было много собак. Они умные и поэтому неразговорчивые.

И главное – чтоб меня не трогали, не поучали, не наставляли, не развлекали, не заботились, в общем, мне было легко стать счастливым – лишь бы мне не мешал этот легион ВСЕЛЮДЕЙ. Но этого никогда не получалось. ВСЕЛЮДИ постоянно вторгались в мою жизнь, убедительно показывая, что я больной на голову, и если я не хочу жить так, как ВСЕЛЮДИ, со мной определенно что-то не так. И необходимо, для моего же блага, особо заботиться обо мне, поучать меня, спасать, развлекать… понуждать жить так, чтоб ВСЕЛЮДИ были мной довольны.

Наверное, поэтому такая зловредная опека мне не принесла особого счастья и ничего хорошего из меня не получилось, а выросло то, что выросло – не очень-то удачное.

Я слишком поздно понял, что этих ВСЕЛЮДЕЙ не существует и совершенно не обязательно жить так, как они велят. А до этого момента мои детские и юношеские годы были перелопачены борьбой между моим ХОЧУ и властными ВСЕЛЮДСКИМИ канонами.

Может, если бы я сразу следовал своим устремлениям, я бы выучился на зоолога какого-то, ходил в экспедиции по затерянным горным плато, изучал животных или подался бы в лесники да бродил по дремучей тайге… Может, я действительно стал бы кем-то НАСТОЯЩИМ, но в результате я никем не стал. Я пошел учиться не туда, куда влекло сердце, потому что «ВСЕЛЮДИ хотят зарабатывать деньги, а не существовать на нищенскую зарплату». Я забросил дела, которые меня увлекали, потому что «ВСЕЛЮДИ считают их пустой тратой времени». Я рано женился, потому что «ВСЕЛЮДИ хотят семью»…

Впрочем, это уже совершенно не важно – почему я жил не так, как хотел. Скорее всего, был слишком слабым и не уверенным в себе, чтобы посметь перевести внутреннее сопротивление на какие-то деятельные рельсы. Это что ж такое, я один «умнее всех»? Если ВСЕЛЮДИ полагают иначе – значит явно со мной что-то не так, а не с ними. Я запутался в смыслах и направлениях, я отчаянно спорил и возмущался в душе, но все равно поступал так, как ВСЕЛЮДИ считают правильным. Для того чтобы пойти на открытый мятеж и восстать всерьез – для этого нужна немалая сила духа, а у меня ее, увы, явно не доставало.

Сердито пыхтеть и досадовать на свое бытие – это легче легкого…

ВСТАТЬ И СДЕЛАТЬ – тут уже необходимы другие энергии, которые вроде бы и сияли где-то очень близко, но не проникали в мое сердце, заставляя кровь – вскипеть, а крылья за спиной – распрямиться.

В моем молчаливом, мысленном поединке со ВСЕЛЮДЬМИ еще в детстве у меня появился воображаемый друг (что-то типа самозащиты мозга), с которым я постоянно вел мысленный диалог, доказывая ему свою правоту или оправдываясь в неправоте. Я постоянно «беседовал» с какой-то частью собственного сознания, словно защищаясь от могущества ВСЕЛЮДЕЙ дискуссиями с самим собой, потому что больше говорить о том, о чем я на самом деле думаю, мне было не с кем. Этот воображаемый друг был моим единственным настоящим собеседником, ему можно было сказать все, не опасаясь, что не так поймут, не то скажут, обидят или, что еще хуже, обидятся. Он всегда поддерживал меня и никогда не бросал.

С возрастом воображаемый друг вместе со мной ожесточился, «отрастил клыки» и все чаще начал грызть меня за самое больное вместо того, чтобы утешать и поддерживать. Я стал называть его «внутренним голосом», а потом и «внутренним демоном». Из милого пушистого комочка выросла здоровая агрессивная зверюга, которая грызла мне душу и мозги, вырывая куски мяса и кроша кости… Нет, ну конечно же, я не слышал никаких «голосов» в клиническом смысле этого слова, просто в моей голове существовала какая-то часть сознания, которая… А что «которая»??? Даже не знаю. Которая просто была. Как факт. Всегда.

Я брел по зоопарку, свежий снежок кружился и сиял, он налетел очень рано в этом году, листья еще не опали, и снег на багряном и желтом смотрелся неестественно и одновременно ослепительно красиво. Тепло еще наверняка вернется, но сейчас природа баловала нас зрелищем невероятной встречи рыженькой девчонки-осени с белоснежной старшей сестрицей-зимой.

Я прошел мимо необщительного кавказского леопарда, немногочисленные собратья которого сохранились только в зоопарках, мимо загадочных манулов – их еще попробуй разгляди в вольере, такие они скрытные и боязливые, мимо нежной семейки рыжих рысей, мимо лис, от которых уже ушли дети и учительница, и вернулся к песцам. Они встретили меня радостными криками, прыжками, я угостил их куриной печенкой, постоял, наблюдая за игрищами двух хитрых комочков пуха, смотрел и улыбался… Просто улыбался и понимал, какое это для меня достижение – стоять и улыбаться. И чувствовать РАДОСТЬ. Просто так! Без каких-либо особенных причин для этого. Оттого что снег искрится, оттого что песцы прыгают и хватают друг друга за толстые бочка, оттого что лошади неторопливо бродят по загону, оттого что солнце клонится к закату и сосны вспыхивают алым огнем… Я давно… так давно не ощущал этого простого чувства радости от жизни! Я изголодался по радости, я не чувствовал ее, наверное, с тех пор, как рухнула МОЯ ПЛАНЕТА.

И тут мне ясно вспомнилось, как погибала моя Планета. А ведь она была такой большой и незыблемой… Как мне казалось.

Да, у меня была собственная Планета, ее населяли разные люди и разные звери. Там вовсю кипела жизнь, было шумно и беспорядочно, меня раздражало это постоянное столпотворение вокруг. Люди, животные, заботы, громкие радости и громкие слезы – жизни было так много, что она казалась утомительной…

Я был уверен, что так будет всегда и иначе просто не может быть. Но… Моя Планета гибла, и я погибал вместе с ней.

А началось все с черного щенка-полупуделя.

Я никогда не любил этого пса.

Да и завелся он у нас не по моему желанию, а скорее по недоразумению. Он появился на свет по ошибке и стал моей собакой тоже по ошибке.

За его породистой маман не успели вовремя углядеть бдительные хозяева, и в положенный природой срок появились три щенка, чернявенькие кучерявенькие полупудели, смахивающие на смешные варежки с блестящими глазами-пуговками.

Однажды мы что-то отмечали большой шумной компанией. И то ли под впечатлением от этих милейших щенячьих глазок, то ли от всеобъемлющего благодушия после изрядной порции домашнего винца меня вдруг пробило на невыразимую сентиментальность, и я ни с того ни с сего пообещал хозяину взять себе одного щеночка. Да и благополучно забыл об этом на следующий же день.

Но владельцы кучерявого выводка не забыли.

И вот в один промозглый осенний вечер, когда за окном хлестал дождь, безжалостно обдирая остатки житейского оптимизма словно последние листья с оголенных деревьев, зазвонил тревожный звонок, и на пороге возник он, владелец собачьего семейства! Злодей коварно улыбнулся, извлек из- под развевающегося на ветру черного плаща и сунул мне, понимаете ли, прям-таки под нос, обещанный подарочек. Щеночка. Я, бесспорно, слегка обалдел и постыдно уронил в моральную лужу костыли здравого смысла, но отступать было некуда: мужик сказал – мужик сделал! Обещал взять… взял.

Чтоб его! И владельца, который бесстыдно воспользовался моей маленькой винной слабостью, и меня самого, которого жизнь не учит ничему, ну и… полупуделя, который со временем значительно подрос и уже мало походил на очаровашку-варежку.

Вот так и завелся у нас этот самый пес. Нежданный, нелюбимый и совершенно ненужный.

У меня, вернее, не у меня лично, а у нашего многочисленного семейства, к тому времени в наличии было два пса, три кота, кошка и хомячок. Один пес, весьма устрашающей внешности, «сторожевал» в будке во дворе. Этот уличный дворняг-увалень с хромой лапой, подобранный моей жалостливой тещей, был дурной на всю голову, но такой же на всю голову добродушный – с улицы запросто заходили соседи и вовсе незнакомые, пес радостно встречал каждого входящего. Хотя свои охранные обязанности он исполнял чисто символически, этому балбесу в нашем безалаберном семействе прощалось все, даже его безостановочные тявканья по поводу и без, даже то, что он еще был и шкодлив до безобразия – то сгрызет или перепортит что-либо, то огород истопчет и перероет, то еще что непотребное сотворит…

Про хомяка мне сказать нечего, его вроде бы откуда-то принесли дочки. Как я предположил, со своим «добрым отцовским юмором», наверное, хотели котиков покормить, а может, сами коты его притащили, а проголодавшиеся детишки отобрали у них добычу.

А в доме обитал злобный, как тысяча нильских крокодилов, такс с наглой мордой, не скрывающей намерения сожрать либо задушить все живое, явившееся его взору, за исключением моей жены, с которой был кроткой овечкой, но лишь только с ней. Такс чувствовал себя царем природы, жену нежно обожал, а всех остальных терпел. О чем он мечтал в качестве компенсации за свое терпение, можно только догадываться, но ритуалы попыток куснуть очередную жертву практиковал регулярно.

Я, конечно, наивно понадеялся, что такс немедленно сожрет нашего нового члена семьи и проблема отпадет сама по себе. Но, увы, мерзкий характер такса проявился и в этой ситуации. Такс, едва взглянув на щенка, видимо, сразу сообразил, что кровавое убиение хвостатого младенца доставит мне невыразимое удовольствие, чего он допустить, естественно, не смог. Взвесив соблазн убиения и соблазн доставить мне неудовольствие, он выбрал второе. Поэтому просто рыкнул, невозмутимо отритуалил потугу прокуса хоть чего-нибудь, на сей раз моей щиколотки, после чего, в естественное продолжение традиционного обряда, гордо прошествовал в коридор, оросив там ковер. Возмущенные вопли нашей любимой тещи доставили царственной особе отдельное удовольствие.

В общем, на нашей большой шумной Планете появилось еще одно создание, оказавшееся никому не нужным.

Я любил своего мудрого рыжего красавца кота, преисполненного королевского достоинства, жена лелеяла злобную тварь такса, теща обожала кошечку и хромого дворового пса, коты жили своей жизнью, их любили все кошки на пять кварталов вокруг, в общем, всех кто-то так или иначе любил. Только щенка-полупуделя не полюбил никто. Пока он был еще крошкой, с ним возились дочки-племянники-подружки по причине его щенячьей игривости и еще относительной миловидности, но когда подрос и превратился в неуклюжую невеселую псину, до него уже никому не было дела. А мне так и подавно.

Я уже говорил, что тогда в нашем доме жили три кота и кошка. Двух котов подобрали на соседней улице дети, а кошку полуслепым котенком прямо из мусорного бака вытащила теща, недели три выкармливала и обогревала заморыша, пока он не окреп. И постоянно сокрушалась содеянной кем-то жестокостью – как же можно было так безжалостно выбросить на погибель эту кроху. И даже представить тогда было невозможно, что из найденыша-заморыша вырастет такое пушистое чудо.

Третий кот – был моим!

Единственное существо в этой зооораве, которое считало себя моим и только моим – был рыжий пушистый кот, которого завел я по собственному желанию в те времена, когда у нас никаких котов еще не было, а мыши съели что-то существенное в сарае, уж не помню, что конкретно.

Хотя даже слово «завел» не подходило к случаю с моим необыкновенным котом. Я его не заводил, он пришел сам. Накануне вечером, ругаясь за изгрызенные вещи, я решил, что неплохо было бы где-то достать хвостатого мышелова. И на следующий же день, словно подслушав мысли, за окном моей комнаты появился кот. Просто пришел, искоса взглянул на меня и по-хозяйски расположился на подоконнике, как бы спрашивая: «Ну… чего ждешь? Я пришел, растворяй окно!» Я толкнул створку, и кот спокойно вошел в дом, как будто жил тут всю жизнь. И остался.

Кот мой был нереально огромный, царственно-красивый, с огненно-львиной гривой. У него были такие глубокие и умные глаза, словно он знал все тайны Вселенной, все до единой звезды по именам, все тайные тропинки галактик, все маршруты комет и все мои сны наизусть… Что бы я ни делал, где бы я ни находился, кот бесшумно подкрадывался и присаживался поближе, я даже и не замечал, как он появлялся. Он всегда был со мной, не навязывался играть, не мяукал, просто… беззвучно присутствовал рядом. Он так внимательно глядел своими умными глазами из-под широкого лба, будто бы хотел запомнить каждую минуту… проведенную вместе.

Братья меньшие значительно разнообразили наше домашнее мироустройство. Например, кормежка этой оравы представляла собой неповторимое зрелище, вряд ли где еще, кроме как у нас во дворе, имевшее место быть. Всех кормила наша теща, только у нее хватало нервов и природной заботливости опекать все заведенное нами стадо. Потому как, дурные и сердобольные, мы все были горазды притаскивать животину, а вот заботиться о ней у нас «не хватало времени», а точнее – терпения и постоянства, потому как к дурноте и сердобольности в комплекте всегда прилагается вселенская лень.

«Приглашая к обеду» хвостатое население, теща сначала громко сзывала всех, постукивая ложкой по кастрюльке. Когда орава сбегалась на зов, она раскладывала по мискам еду, строго следя за тем, чтобы всем досталось и чтобы все наелись досыта. Во время приема пищи у наших животных особо проявлялась стойкая иерархическая система.

Это было настоящее театральное представление! Первым всегда ел зловредный такс. Несколько наполненных мисок стояли в ряд, к ним смиренно пристраивались, не прикасаясь к еде, пес-дворняг и изрядно подросший щенок-полупудель, причем оба были значительно мощнее и крупнее злобного такса. А вокруг мисок, глотая слюнки, сидели коты, тоже не дотрагиваясь до еды! Кошка вальяжно располагалась рядом с тещей в качестве зрителя этого цирка, но в «застолье» не участвовала, так как ее кормили отдельно в доме, а общественное мероприятие она исправно посещала вполне сытой и явно для развлечения.

Такс не спеша отъедал из каждой миски, возвращаясь то к одной, то к другой, а все остальные терпеливо ждали, когда король нажрется. Закончив трапезу, он степенно отходил в сторону, а орава вперемежку – и коты, и пес-дворняг – тут же накидывалась на миски. Только полупудель подходил к еде последним, он дожидался, когда все разбредутся, и доедал то, что оставалось – так уж с детства повелось, что старшие его оттесняли от мисок. Естественно, теща следила, чтобы полупудель наедался вдоволь, но тем не менее – он ел последним и только после того, как все остальные насытятся от пуза. Да и был он в этой ораве последним, занимая младшее, самое низкое положение. Даже среди котов.

Словно все чувствовали – его никто не любит, поэтому он слабее всех и хуже всех. Почему именно этого полупуделя никто не любил, непонятно. И вообще, никому не известно, почему одних любят, хоть они и не достойны особой любви, а других, даже обладающих бесспорными достоинствами – не любят, хоть тресни, хоть пополам разорвись. Не любят, и все. Вот полупудель и стал таким изгоем. А ведь был лучше своих собратьев, добрее царственного такса с мерзопакостным характером, сообразительнее хромой дворовой бестолочи. Умного, добродушного нешкодливого полупуделя не любил никто, а обладающую массовой психозностью ораву зверья – любили все. Такова житейская несправедливость и творится она повсеместно, как у зверей, так и у людей.