Когда стали разносить кофе и чай, самолет стало потряхивать. Турбулентность. Это уже стало авиационной приметой, как разносят кофе, так начинает трясти.

Самолет летит по воздуху точно так же, как и моторная лодка несется по водной поверхности. Когда нет ветра, вода ровная и лодка идет ровно, не шелохнувшись. При небольшом ветре создается рябь и лодку начинает бить днищем о воду, как машину при езде по неровной дороге. При большой волне лодка-самолет старается все время держаться на гребне волны и самолет то подбрасывает вверх, то опускает вниз, и пассажиры боятся упасть вниз. Почему-то в воздухе люди боятся больше, чем на воде, хотя это практически одно и то же: и там, и там под ними среда, которая не является для них средой обитания, если они не рыбы и не птицы.

Последующие двое суток в поезде тоже не вернули меня к действительности. Вокруг была какая-то чужая жизнь. Куда-то спешили и бежали люди, держа в руках сумки, сумочки, барсетки, портфели, кейсы, тележки с поклажей, платформы с грузами… Кто-то делал деньги, кто-то их тратил, кто-то думал, как их сделать, кто-то думал, как их потратить. Вот что объединяет все времена и всех людей в них, наводит хоть какой-то порядок во взаимоотношениях. Деньги. Настоящими хозяевами мира являются не короли и президенты, а банкиры. Короли и президенты могут растоптать банкиров, но без денег банкиров растопчут королей и президентов. Причем топтать будут с большим наслаждением, чем банкиров.

Представьте, если бы не было денег вообще. Все равно нашлись бы какие-то предметы, которые бы стали заменой денег. А если бы таких предметов не было, то человек не додумался бы простого товарообмена, спросите вы? Тогда деньгами станет грубая физическая сила. Сейчас сила служит деньгам, а раньше силе служили все. Нет уж, пусть будет в мире деньги, чем мы будем в услужении горилл.

Так, за философскими рассуждениями я и добрался до дома, где меня ждали. Когда я уходил в путешествие, меня преследовало недопонимание со своей половинкой, которая уезжала жить к маме. Уехала так уехала, мама уже в возрасте и ее нужно проведать.

Каждый человек должен разобраться в себе и решить, что ему нужно. Если кто-то думает, что я буду бегать и суетиться, заваливать букетами цветов, на коленях вымаливать прощение за то, что я не делал, то этот человек глубоко ошибается. Это поняла и моя жена, которая была дома и встретила меня так, как будто никакая черная кошка между нами не пробегала. Хотя, так для сведения, я ужасно люблю черных кошек. Самые умнейшие и преданные существа.

Когда жена в душе увидела шрамы на моем теле, она не сказала ничего, только посмотрела на меня каким-то странно-строгим взглядом, не одобряя мои увлечения и манеру исчезать в никуда на неопределенное время.

– Когда-нибудь ты не сносишь своей головы, – сказала она задумчиво, – если бы я знала, где ты, то я бы меньше волновалась. Каждый раз ты возвращаешься совершенно другой, и я даже не знаю, какого человека я полюбила, и что от него осталось в том, которого я вижу сейчас.

– Я все такой же, – успокоил я ее, – каждый писатель выезжает в творческие командировки, чтобы набраться впечатлений, собраться с мыслями и окунуться в ту среду, о которой он собирается писать. И я всегда уезжаю буквально на два-три дня. Сейчас вот вернулся из Калининграда, буду писать о средневековых приключениях. Когда-нибудь я тебя возьму с собой в командировку, чтобы ты сама посмотрела, что значит погружение в среду.

– Не хочу я ни в какие командировки, – запротестовала жена, – ты мне лучше ответь, что это за шрамы?

– Это не шрамы, – с улыбкой сказал я, – это глубокие царапины, полученные во время конной охоты.

– Не доведет до добра тебя эта охота, – сказала мне жена.

Вообще-то она права. Все, я заканчиваю с путешествиями во времени. Пора остепениться и вообще заняться домом. Вот, краска в ванной потемнела. Нужно подновить косяки, дверь. Правда краска у меня просто масляная, а не синтетическая, сохнуть будет дольше, зато экологически чистый продукт и никаких вредных испарений в атмосферу квартиры.

– Милый, иди сюда, я уже накрыла стол и все приготовила так, как ты любишь, – донесся из залы голос жены.

Вот что значит любящий человек. С сегодняшнего дня я из дома ни ногой. Проснусь, сразу за компьютер и буду описывать все накопившиеся приключения. Не каждому дано такое.

Глава 2

Когда начинаешь новое произведение, то долго думаешь над тем, с какого слова начать его. Традиционное «жили-были» или «жил-был» заезжено до такой степени, что любой прочитавший эти слова сразу думает, читать дальше или не читать, и будет больше склоняться к тому, чтобы не читать. Начать с «однажды»? Но у меня все это было не однажды, и даже не дважды.

Начну со слов: «с утра мне было скучно». А что, пойдет. С утра многим людям бывает скучно, хочется заняться сразу всем и ничем одновременно. А, может, взять и покрасить дверь в ванной, а потом уже сесть и написать что-нибудь такое умное. Все-таки я хозяин в доме и что-то должен делать по хозяйству.

Я встал и пошел в кладовую, где хранятся мои инструменты и разные строительные запасы. Нашел банку с краской. Кое-как открыл. На краске толстая пленка. Проткнул ее, брызнув на себя жидкостью типа подсолнечного масла. Нет, это не масло, это олифа. Краска и олифа разделились и существовали отдельно. Краска внизу в виде густой белой массы и сверху темный слой олифы. Попытка смешать палочкой эту массу особого энтузиазма у меня не вызвали.

– На дворе новый век, а я должен палочкой булькать краску? – сказал я себе и пошел смотреть, чем мне может помочь имеющаяся в доме техника.

На кухне нашелся электромиксер.

– Слабоват, – сказал я и пошел в кладовую за электродрелью.

Дрель небольшая, имеет регулятор скорости и направления движения рабочего элемента. Венчик миксера как будто специально приспособлен для использования в дрели. Я поставил банку с краской на пол, подстелив газетку, чтобы не испачкать линолеум, и включил дрель. Техника есть техника. Не прошло и пяти минут осторожной работы с краскодрелемиксером, как в банке оказалась легкая и однородная масса белого цвета.

Аккуратно вытер венчик тряпкой и отправил его на место, на кухню. Перед входом в ванную комнату настелил на пол старые газеты, открыл дверь и стал красить дверную коробку, а если сказать просто – косяки, начиная с верхнего.

Никому не захотелось вместе со мной покрасить что-нибудь? Когда кто-то начинает красить, то со стороны всегда видно, где прокрашено хорошо, где плохо, где капли краски начинают свисать нитями и их нужно подцепить кистью.

Вертикальные и горизонтальные поверхности красить легче, чем те элементы, которые находятся вверху. Я привязал к банке веревочку и сделал веревочное кольцо, чтобы банку можно было повесить на шею. Удобно и руки свободны. Правой рукой я держусь за дверь ванной комнаты, левой рукой крашу верхний косяк. Прижал кисть к дереву, и вдруг немалая струя белой краски пролилась мне на руку. Знаете, всегда, когда стараешься красить очень аккуратно, чтобы ничего не запачкать, не забрызгать краской, всегда какая-нибудь струйка краски прольется туда, куда она не должна была пролиться. И кисть в краске, и рука в краске, и тряпки под рукой нет. И перстень мой заветный залит масляной краской.

Я попытался его снять, но вместо этого он провернулся в моей руке и не снялся. То ли рука затекла, то ли краска мешает снять, но перстень крутился, и ничего не происходило. Вероятно, краска как-то подействовала на перстень, что он не унес меня в то время, когда я только замышлял, красить мне дверь или не красить. Я бы тогда не стал красить. Не так уж плохо и выглядит эта дверь. В прошлом году красил. Обе руки испачканы в краске и никак не могу снять перстень. Зараза, да снимайся же ты. Ведь палец скользкий, ну чего бы тебе не сняться? Я крутил перстень, чтобы снять его побыстрее, вытереть, вымыть и самому очистить свои руки и вдруг в глазах моих потемнело.

Я стоял где-то на опушке леса. Густая трава по колено, а невдалеке песчаная проплешина, рядом с которой росло огромное дерево. И тишина. Абсолютная тишина. Хотя нет, подул легкий ветерок, и я услышал, как зашевелился лес, издавая шелест, который в тишине слышен как явственный звук. Где-то хрустнула ветка.

– Возможно, старая ветка упала под напором ветра, – подумал я и обернулся.

Метрах в двадцати от меня стояло стадо обезьян. Похоже, что это гориллы.

– Какие гориллы в Сибири? – сказал я себе. – Здесь горилл отродясь не было. В местных зоопарках их штук с десяток наберется, и никто их на выпас не отпускал. А тут их немало, примерно десятков пять будет вместе с детенышами. Хотя, не совсем они похожи на горилл. Больше на людей похожи, но на таких, какие жили в незапамятные времена на заре зарождения человечества. Тогда эволюция пошла двумя путями – одни человекообразные пошли дальше и стали развиваться как люди, добывая себе трудом пропитание. Другие сказали, что нам хватит еды и на деревьях, а если что, то сопрем у вас недостающее, но останемся свободными человекоподобными, которых не стесняют такие понятия, как совесть, ответственность и долг. Похоже, что эти из тех, кто решил эволюционировать дальше. Вот черт, мобильника с собой нет, а так бы сфотографировал на память и сказал… А что бы я сказал? Так мне и поверит кто-то.

Я хотел крутить кольцо, чтобы возвращаться, но зычный крик за спиной: «А-а-а-а-а-а» – просто-напросто напугал меня своей неожиданностью. Я повернулся и получил кулаком по физиономии. Падая, я схватил банку с краской, чтобы не разлить ее на себя.

Заросший волосами верзила с отнюдь не обезьяньим лицом схватил банку, сорвал ее с моей шеи и начал пить краску. Олифа она по вкусу сродни подсолнечному маслу. Меня сразу затошнило, как только я представил, что чувствует нормальный человек, которому захотелось выпить масляной краски. Вероятно, то же самое почувствовал и верзила. Он отбросил банку, и на его лице появилась гримаса отвращения к краске, ко мне и вообще ко всему, что его окружает.

Стуча кулаком по своей груди и крича что-то страшное, он бросился на меня. Поверьте, что у меня от изумления даже не сработало чувство самосохранения, чтобы как-то увернуться или убежать. Хотя, вряд ли бы я убежал от него. Просто раздразнил бы и разбудил в нем охотничий инстинкт.

Во времена, когда мне пришлось жить в одной съемной квартире на первом этаже старинного дома, мой домашний персидский кот поймал здоровенную крысу. Прижал ее лапой и с интересом смотрел, что она будет делать. Крыса не делала никаких резких и агрессивных движений. Аккуратно выползла из-под его лапы и так же не торопясь удалилась в дырку, откуда она пришла. Она не вела себя как дичь, и кот не бросился на нее. Иногда так и нужно вести себя в опасной ситуации, показывая, что я вас не боюсь, воевать не собираюсь, но мои зубы остры.

Глава 3

Соображать я начал только тогда, когда увидел, что руки этого существа, которые были несколько длиннее, чем мои, вот-вот сомкнутся на моем горле.

– Вот это да, – подумал я, – я у меня нет никакой «мамаша гиря», чтобы достойно встретить товарища. Сейчас сомкнет руки на горле, хрустнут позвонки, и не успеешь даже «мяу» сказать. И под рукой нет ни камня, ни палки, чтобы стукнуть этого типа по темечку. Одни руки остались и те в краске.

Когда не за что ухватиться, то хватаешься за соломинку. На то, чтобы струсить, не осталось времени. Думай, что можно сделать? Ничего лучшего я не придумал, как сложить в щепотку большой, указательный и средний палец и ударить этими щепотками прямо в глазные яблоки существа.

Мои удары достигли цели. Противник схватился руками за глаза и заревел, стоя на земле на коленях. У меня были секунды на дальнейшие действия. Нельзя ему дать опомниться. Вложив всю силу в удар, я ударил ногой по мошонке, болтающейся у него между ног. Результатом такого удара обычно является шок. Мой враг согнулся, встал на четвереньки и его начало выворачивать белой краской. Все, что было съедено им за последнее время, как по маслу вылетало из него. Затем он начал испражняться таким же цветом.

Попробуйте кто-нибудь выпить стакан подсолнечного масла. Не нужно никакой клизмы, потому что через несколько минут ваш кишечник очистится так быстро, что приведет в изумление видавших виды врачей. Я схватил дубину нападавшего и начал охаживать ею по его спине и по голове. Нужно было довести его такого состояния, чтобы он не имел сил к сопротивлению. Если я это не сделаю, то племя разорвет меня на куски. Неизвестно, чем они питаются. Может, они каннибалы и я с белым цветом кожи и румяным лицом сойду за молочного поросенка на их торжественный день по поводу удачной охоты.

Поверженный вожак потихоньку полз к огромному дереву, а я поднял над собой дубину и начал материться семиэтажными матами в отношении их самих, их родственников до седьмого колена, их создателей и врагов. Наконец, я выговорился, погрозил им кулаком и увидел, что на моем пальце нет перстня. Где же я его уронил? Я встал на коленки и начал поиски на земле, обходя белые следы лежавшего под деревом здоровилы.

Ничего я не нашел. Снова начал поиски. Без результата. Начало смеркаться. Племя стало укладываться на ночлег. Огня нет. Вероятно, не дошли еще до огня. Металлических и других предметов или орудий труда не видно. Есть дубины. Какой-то старик осколком большой кости орудовал над чем-то, раздавая всем пищу, которую они быстренько прожевывали.

Похоже, что это даже не каменный век. И у меня нет никаких инструментов, кроме банки с остатками краски. Эх, была не была. Я сунул палец в банку, испачкал его в краске и нарисовал на лбу две белые полосы, одну полосу я провел по подбородку. Как клоун, но выглядеть должно устрашающе. Опираясь на палку, я пошел к племени. Племя расступилось. Старик поднялся и подал мне кусок сырого мяса. Грязный кусок сырого мяса, от какого-то животного, я даже не представляю от какого. Голод не тетка, но сырое мясо я не стал есть. Все удивились.

Я отошел в сторону и прилег отдохнуть, размышляя, что мне делать дальше. Внезапно ко мне подошла молодая девушка и легла рядом, глядя в глаза и угадывая каждое мое желание. Понятно. Девушка вождя. Поодаль от меня пары деловито и со страстью занимались сексом, совершенно не заботясь о том, видят их или не видят. Естество на фоне естества. Одновременно продолжение рода человеческого, сексуальное воспитание подрастающего поколения и возбуждение людей, с возрастом утрачивающих потенцию. Глядя на такие картинки эрекцию можно увеличить и без домкрата, но у меня совершенно не было никакого желания на это, несмотря на горячее тело, прильнувшее ко мне.

Утром я встал с первыми лучами солнцами и пошел в лес. Лес был богат. Ягоды, грибы, ручеек с водой. Я умылся, вдоволь напился и начал жадно есть ягоды, по наитию определяя, что можно есть, а что нельзя. Племя было рядом и стало делать то же самое, что и я. Бывший вожак держался поодаль.

Я вернулся к дереву, собрал вокруг себя племя и стал им объяснять, что мне нужны камни, разные камни. Похоже, что они только подходили к каменному веку, потому что на их дубинах не было привязанных камней, не было копий с каменными наконечниками. Племя разошлось и скоро мне стали приносить разные камни, маленькие и большие, светлые и темные. Большую груду. Камни я стал сортировать по типам, чертыхаясь, что совершенно не уделял внимания каменному веку и вообще характеристикам камней.

Так, поверхностно, я знал, что самым распространенным элементом в земной коре является кремний в виде кремнезема, который может быть стеклообразным, кристаллическим, волокнистым. И минералы кремнезема могут иметь совершенно фантастический цвет. Часть камней я сразу отложил в сторону, потому что даже на неискушенный взгляд это были полудрагоценные камни и кроме как для поделок они ни на что не годились.

В числе поделочных камней был один серый камень с такими кристаллами, которые я не удержался и лизнул языком. И что бы это было, мои уважаемые пытливые читатели? Угадали. В точку. Кристаллы каменной соли. Обыкновенный натрий хлор, хлористый натрий, который мы ежедневно кладем в пищу, а некоторые люди вне зависимости от степени солености пищи все равно подсаливают ее. А это вредно. Для себя я сделал вывод о том, что где-то есть выход на поверхность месторождения каменной соли. И где-то недалеко. Поэтому мне нужно будет мобилизовать племя и застолбить эту территорию. Определить ее размеры, вступить в союз с соседними племенами и создать независимое государство со строгой иерархией. Плохо, что они говорить не умеют.

На большом камне я раскалывал принесенные мне образцы, отобрал камни, которые поддаются обработке, и из которых я им сделаю орудия труда. А сейчас я ищу камни, которые в простом языке называются кремнями, то есть те, которые могут высекать искры. Даже в детстве мы брали голыши, стукали их друг о друга и искры вылетали, небольшие, но вылетали. И сейчас я хочу сделать себе зажигалку, чтобы можно было развести огонь, и приготовить что-нибудь поесть.

Глава 4

Нужные мне камни я уже нашел, но время было к вечеру и искры стали видны очень хорошо. Яркие, мощные. Я собрал сухой травы, надергал ниточек из рубашки, знаками показал, какие дрова мне нужны и стал разводить огонь. Реальная жизнь отличается от киношной. Если мне придется надолго задержаться здесь, то я научу их разводить огонь при помощи больших кусков дерева, если им вдруг станет скучно и способ добывания огня при помощи кремней им наскучит.

Пучок из сухой травы и ниток лежал среди веток, но сколько я ни стучал камнями над ними, редкие искры падали на них и не производили того действия, которое я ожидал.

– Остановись, – сказал я себе, – подумай, из чего состоял зажигательный прибор. Первое – камень-кремень. Это у меня есть. Второе – кресало. Это железка, типа что-то напильника. Тверже кремня и за счет неровностей на металле количество искр возрастает в несколько раз. Трут – это тряпка, вываренная в щелоке и натертая углем и серой, чтобы разгоралась быстрее.

Среди обломков камней я нашел один камень с неровным разломом. Стал стучать камнями друг о друга и искры стали сыпаться поактивнее. И как будто даже дымком пахнуло. Минут сорок я колотился, и вдруг затлела ниточка, вслед за ней вспыхнула травинка, за ней другая, третья и пламя охватила зажигательный клубок. Сверху маленькие веточки, затем большие ветки и вскоре возле меня полыхал костер. Племя опасливо отодвинулось, только девушка спряталась за моей спиной и дрожала крупной дрожью.

Я встал, подошел к старику, ведавшему провизией, и протянул руку. Он понял и снова дал мой кусок мяса. Я не стал проверять его на степень сохранности и качества. В темноте ничего не разглядишь. Нашел палку, нанизал на нее мясо и стал поджаривать на костре. Мужчины из племени с опаской смотрели на меня, но по моим жестам ходили, собирали ветки или обламывали их с одиноко стоящего дерева.

Мясо сверху поджарилось и шипело пузырьками жира. Я клал кусок на камень, придавливал его палочкой и смотрел, какой сок бежит. Если с кроваво-красный, то мясо сырое (удивляюсь, как англичане едят мясо с кровью. Вероятно, по этой причине у них такое же брезгливое отношение к другим людям и такая же политика в мире). Наконец, пошел прозрачный сок. Зверек был жирненький, но не настолько, чтобы иметь куски сала сверху. А какой зверек, я даже и не стал фантазировать, чтобы не отбросить уже прожаренное мясо подальше.

С каким удовольствием я вцепился зубами в это мясо. Вкуснее ничего не едал, полизывая камень с кристалликами каменной соли. Немного мяса я оставил девушке. Она отрицательно замотала головой, но я оскалил зубы и зарычал на нее. С превеликим отвращением она стала есть мясо, все более входя в его вкус, и скоро на вертеле не осталось ни единого мясного волокна.

Я подложил еще дров в костер, проверил, где моя банка из-под краски, камни-кремни и уснул. Я чувствовал, что меня кто-то обнимал и гладил по всему телу, но это мне казалось просто сладким сном. Я спал на улице в теплой ночи под звездным небом, совершенно не думая о том, что могу и не проснуться, потому что консерваторы – враги всего нового, могли просто-напросто удушить меня и продолжать преспокойно себе жить по прежним порядкам и обычаям.

Я спал, и мне снилось, что я уже проснулся, лежу в своей постели, рядом жена, моя голова лежит у нее коленях, она гладит мои волосы и улыбается, а солнечные лучи ласкают мое лицо. Я сладко потянулся и увидел, что солнце бьет мне в лицо, вокруг меня стоит племя, а моя голова лежит на коленях женщины победителя во вчерашней схватке. В толпе я заметил и моего вчерашнего противника. Он стоял там как равный среди равных, и ничего угрожающего в его поведении я не заметил.

Я встал, взглянул на костер и увидел, что он потух. Я сунул руку в пепел и не почувствовал ничего горячего. Стал разгребать пепел и дуть на оставшиеся угольки и не увидел ни одного «живого». Неужели никто не догадался бросить несколько палок в огонь? Не догадались, а их нужно приучить к тому, что управляемый огонь – это друг, а не враг. Но, вероятно, повозиться с этим мне еще придется.

Я встал и в сердцах выматерился. Племя шарахнулось и отбежало от меня шагов на пять. Неужели и они знакомы с нашим матом? Вряд ли. Сами попробуйте, встаньте перед зеркалом и попробуйте произнести матерное слово. Только не делайте вид, что не знаете, что это такое и ни одного матерного слова не знаете.

В старые времена ходил такой анекдот. Чем отличается мат от диамата (диалектического материализма)? Мат знают все, но делают вид, что не знает никто, а диамат не знает никто, но делают вид, что знают все.

Так вот, встаньте перед зеркалом и выматеритесь. Увидите, что для произнесения матерных слов вам придется оскаливать зубы, потому что мат несет в себе агрессию. Любой мат, даже тот, который, как говорят некоторые люди, используется для связки слов. Мат должен пресекаться как словесная агрессия, направленная против находящихся рядом людей. Должна быть соответствующая статья в уголовном кодексе, потому что все преступления начинаются с мата, с агрессии. Так и я, сказав бранные слова, обнажил свои зубы и показал агрессию по отношении к племени.

Командование над ними я принял вчера в бою. Сейчас племя ждет, какие последуют команды по распорядку дня и последующему существованию. Назвался груздем, полезай в кузов.

Многие туповатого мышления граждане на все лады кричат, что офицеры в армии дармоеды и т. д. т. п. Если бы в армии можно было обойтись без офицеров, то без них бы и обходились. Сами бы добывали себе пропитание, обмундирование. Сами занимались боевой и идеологической подготовкой. Сами проводили строевые занятия, смотры. Сами садили себя на гауптвахту и отдавали под трибунал. Сами боролись с дедовщиной и неуставными отношениями. Сами писали себе уставы. Сами думали, как им защищать свою родину и т. п. И армия была бы не армией, а бандой, против которой, в конце концов, объединились бы все порядочные граждане страны и уничтожили ее до последнего человека, создав новую по образу и подобию всех существующих в мире армий.

Плохо, что туповатого мышления граждан избирают на различного рода должности и они уже по своему разумению недисциплинированного солдата, всегда мечтающего покомандовать генералами, начинают проводить военные реформы и хихикать, что, получили?

Я стоял перед племенем, а оно стояло передо мной и говорило – давай, командир, командуй. И, похоже, что у них даже языка своего нет, чтобы мысли свои выражать. Поставьте каждый себя на мое место и подскажите же, что мне нужно делать. А нужно что-то делать и немедленно, иначе люди опомнятся и скажут, а, ну, друг ситный, дуй отсюда, да побыстрее, а то мы тебя догоним, и тебе придется долго и с болью вспоминать о нашей встрече.

В армии с этим легко. В две шеренги, становись! Равняйсь! Смирно! По порядку номеров рассчитайсь! Вот уже и количественный состав известен, можно думать о силах и потребном количестве продовольствия. А еще нужен заместитель из местных, чтобы в случае чего подсказать, что мол, не едят они этого или водку не пьют совсем, вера не та.

Я пальцем подозвал к себе вожака. Этот жест понятен всем. И племя заинтересованно смотрело на меня, неужели я с утра буду утверждать свою власть побитием прежнего кумира? Не нужно создавать себе кумиров и тем более делать из кумиров своих врагов.

Я решил сделать инвентаризацию того, что есть в племени. Как я понял, скарбом и лишним имуществом они не отягощены. Постель – земля, крыша – небо, дом – весь мир. Я жестами ткнул в сторону племени указательным пальцем несколько раз, потом показал тем же указательным пальцем, что каждый должен подойти к нам и показать, что у них есть. Для этого я достал все, что было у меня в карманах. Минбай? Это по-китайски, обозначает ясно-бело, то есть понятно? Я еще добавил наше русское – «понятно?» Буду учить русскому языку всех. Так, потихоньку и языком будут владеть, хоть скажут что-нибудь. На мое вопросительное «понятно» бывший вожак не отреагировал никак. Пришлось это же «понятно» произнести как матерное слово. Мой помощник утвердительно закивал головой. Ну, что за люди? Говоришь им по-человечески – как об стенку горох. Но это же скажешь матом – с полуслова понимают. Так бы и сказал, начальник, а то все намеки да намеки.

12 След.

Кольцо приключений. Книга 7. Кольцо спасения

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

С этой книгой читают

Другие книги автора