– Очень, – отвечает Алиса, а в уголках ее глаз уже скапливаются слезинки. Крупные, блестящие. Широкая ладонь Алексея осторожно обнимает окровавленные пальцы, переворачивается, помогает вытряхнуть осколки в пустую пиалу из-под фруктов.

– Иди пожалею, – голос Алексея тихий, тяжелый, надежный.

Алиса подходит к мужу, едва уловимо прижимается, каким-то чудом не задевая бинты. Аккуратные пальчики скользят по родной спине мужа, будто бы просто поглаживая, утешая. Алексей целует маленькую ранку и тянется за пластырем на верхней полке.

– Стой, не нужно, я сама, – выпаливает Алиса, испуганно ловя взгляд карих глаз.

– Что ты, ты же у нас раненая. Нужно обеспечить должный уход, – ласково отвечает Алексей, упрямо игнорируя взрывную боль.

Алиса больше не спорит, молчит. Молчит, пока на пальчике шипит перекись водорода. Молчит, пока оставляет яркий след от помады на чуть шершавой мужской щеке. Молчит, пока муж шелестит упаковкой пластыря. Молчит, пока нож стучит по деревянной доске. Молчит, пока ужин шипит на сковороде, а щипцы для салата стучат по бокам стеклянной миски. Молчит, пока телевизор бормочет что-то о спорте, а телефон раздражающе звенит сообщениями. Сегодняшний вечер тянется утомительно долго.

– Лёшик, пошли ужинать, – снова тянет буквы Алиса с неизменной глупой улыбкой.

– М-м-м, пошли, – мычит Алексей, пряча стоны боли в согласии.

Их стол, как обычно, уставлен красивой едой, которую не стыдно было бы подавать в ресторане. Алиса каждый раз собой гордится, делает снимок и выкладывает фотографии в ленту социальных сетей. Фальшивые комплименты сыплются со всех сторон, трезвоня уведомлениями на протяжении всего ужина. Никто не верит, что глупая Алиса может готовить сама.

– Как дела на работе? – привычно бросает вопрос Алексей, тыкая вилкой в равиоли.

– Книгу «Легче легкого» отдали Ольге, – капризно надувает губы Алиса, особенно громко накалывая салатный лист. – И чем я хуже? Разве я не смогу отредактировать и спроектировать книгу про здоровое питание? Да я же вешу на двадцать кило меньше этой Ольги Андреевны! Мне досталась какая-то «Never give up». Опять с этими контрактами и переводчиками возиться…

Алексей фыркает, но молчит, позволяя жене капризничать, хныкать и тянуть слова. Слушает все печали, вычисляя, когда ему следует осторожно уйти и спрятаться в кровати от боли, от жены, от мира. Трещины в ребрах не дают забыть о себе даже после четырех таблеток обезболивающего. Алиса выдыхается как раз вовремя.

– Я спать, – бросает Алексей слова вместе с тарелкой в раковину. Целует сухими губами нежную щечку.

Алиса замирает, но все же просит уходящего мужа:

– Лёшик, не ходи туда больше.

– Куда? – Спина Алексея напрягается, вся фигура как будто готова к очередному сражению.

– Туда, – тихонько просит Алиса и снова глупо улыбается. – Туда, где сегодня пил.

– Хорошо, – легко соглашается Алексей.

Алиса остается одна. Со звоном роняет недомытую вилку, выключает ревущую воду. Опускается на пол, крепко сжимает пальцами округлые плечи, оставляет мокрые пятна на белой ткани, утыкается лбом в колени.

– Я должна быть глупой, красивой вазой. Глупой, красивой вазой… – шепот не расползается по комнате, оставаясь запертым зверем среди переплетения рук.

Алиса повторяет и повторяет эти слова, пока сама в них снова не поверит. Натягивает глупую улыбку, расставляет посуду в посудомоечной машине, пересчитывает таблетки в черной банке мужских витаминов, ставит ее поближе к краю, а рядом – стакан воды. Вытряхивает портфель Алексея, крепко сжимая в маленьком кулаке стопку купюр. Рассматривает маленькую разбитую птичку, нежно поглаживая клювик, крылья, ажурно-вырезанный хвост. Убирает деревянное произведение искусства обратно. Прячет деньги в шкаф и вздыхает. Завтра придется купить очередную реплику известной сумочки, расцеловать мужа в щеки и приготовить щедрый ужин. И даже испечь десерт.

Подделка, подделка, подделка. Вся ее жизнь – сплошная подделка, фальш и глупая ложь, которую не смыть даже под струями водопада. Не поможет и горячий душ с десятками ароматных баночек. Крема, скрабы, сыворотки, масла. Ритуал, привычный ритм и проворачиваемая в голове мысль.

«Быть красивой глупой вазой».

Мягкая пижама из скользкого шелка облизывает кожу, заворачивает в очередную «подарочную упаковку». Пушистые носки согревают изящные ступни, когда Алиса неудобно сворачивается в комочек на кресле. Мобильный телефон зажат в ладони. Большой палец то касается считывателя отпечатка, то жмет кнопку выключения, заставляя экран гаснуть и зажигаться каждые пару секунд. Алиса прикусывает губу и все же вбивает в поиске «Never give up», жадно изучая все, что найдет. Через пятнадцать минут экран мобильника гаснет.

«Быть красивой глупой вазой, красивой глупой вазой!»

Алиса прикрывает глаза, но сон не идет слишком долго, заставляет ворочаться, покусывать щеку изнутри, облизывать губы, стучать ноготком по корпусу телефона. В голове сам по себе рождается вариант проекта для книги, но его прогоняют. Выметают, выпинывают, выталкивают красивыми глупыми вазами из головы, не позволяют окончательно оформиться. Через час сжатые пальцы ослабевают, выпускают розовенький мобильник. Дыхание выравнивается. Красивое лицо кривится в болезненном выражении. Очередная ночь оборачивается кошмаром.

«– Олимпиада по физике! По фи-зи-ке! Ты с ума сошла? Я сколько раз тебе говорила не высовываться?!

– Я просто… – двенадцатилетняя Алиса съеживается на деревянном стуле.

– Что просто? Что просто, я тебя спрашиваю?! – не унимается мама Алисы, Василиса Егоровна. Ее лицо раскраснелось от гнева, челюсти крепко сжаты, пока она переводит дыхание. – Будешь выдающимся профессором? Или в физики-испытатели пойдешь? А замуж за кого? За доктора наук, который старше тебя на сорок лет? Умная стала? Хорошо это, думаешь? Да кому ж ты такая умная нужна будешь?