Шлем Громовержца. Почти антигероическое фентези

Глава III
Ужас

I

Оборотень сидел на обломках крепостной стены и, подперев голову кулаком, мрачно думал о своём. Мягко ступавшую Велену он приметил не сразу. Она подошла, молча присела рядом и положила руки ему на плечо. Волк вздрогнул, замер, а потом расслабился. Так они и сидели некоторое время, не двигаясь и ни о чём не говоря.

Карислав со Святомором время от времени появлялись рядом, обшаривая развалины. Судя по обрывкам разговоров, Карислав пытался найти какую-нибудь добычу, лучше – выпивку. Святомор же просто любопытствовал, пытаясь разобраться, кто и когда построил эти стены. Впрочем, его предположения Оборотень не слушал, больше наблюдая за Золотинкой, которая просто ходила по двору, кончиками пальцев касаясь стен. Наконец она обернулась к ним, сказала устало:

– Как это тяжело, слышать голоса живших здесь когда-то людей. Я чувствую, что чувствовали они тогда, вижу, как они умирали. Даже не знаю, во благо или во зло мне этот дар.

– А можно от него освободиться? – появился из-за камней Карислав.

– Не знаю. Зачем?

– Ну, если во зло. А если во благо, то понятно, не надо.

– Знаешь, Карислав, – подошёл и Святомор. – Дареному коню в зубы не смотрят. Дар, он и есть дар, разве ж от него отказываются? Тем более, если это дар богов. Боги дали, боги и возьмут, если надо.

– Ну да, – согласился Карислав, – Это точно. Я только хотел сказать, что если во зло, то это…. Но если вы говорите, что боги…. Вот дерьмо! – под его ногой что-то хрустнуло и чавкнуло, Горимиров дружинник принялся разглядывать подошву своего сапога. – Вот вляпался! Ещё и жука раздавил какого-то! Эти боги… наделают всяких тварей, дерьмо наплодят! Хотя, если во благо…

Оборотень не стал слушать дальше. Осторожно высвободившись из рук Велены, он пошёл доставать из тайников то, что ещё могло пригодиться из вещей его умерших здесь сородичей. Это Карислав со Святомором ничего не нашли, он же – знал где искать. Хотя выпивки и в тех местах не было.

Вскоре Оборотень объявил выход, стремясь как можно быстрее удалиться дальше от этого скорбного места. Они зашагали на запад, вглубь сумрачного леса, оставляя за собой мёртвые развалины Гранитного острога, которым он, прежде чем окончательно скрыться в чаще, помахал рукой на прощание.

II

Постепенно облик леса стал меняться. Всё чаще попадались островки ельника, пока весь лес вокруг не захмурел, закрывая небо. Здесь была самая корба, как называли венеды еловую чащу, откуда и пошло название всего этого страшного леса. Под густыми колючими ветвями было не только темно и сыро, но и одуряющее тихо. Шаги венедов гасились пружинистым слоем хвои, многие десятки лет устилающей землю. Ни травинки не пробивалось сквозь этот преющий слой, усыпанный еловыми шишками и гниющими ветками. Ни пения птиц, ни шума зверья, ни комариного звона не слышалось здесь. Даже пауки не навешивали свои сети, даже древоточцы не оставляли следов на засохших деревьях. Ныряя под лохматые ветви, спутники осторожно продвигались вперёд, обходя повалившиеся от старости стволы, покрытые густым мхом, засохшие на корню деревца, так и не пробившиеся к свету, проплешины гари, на которых не решался расти даже вездесущий кипрей, обожающий старые пожарища.

Золотинку угнетала тишина. Её слух улавливал только шелест раздвигаемых веток и тоскливое позвякивание кольчуги идущего впереди Карислава. Обзор сузился, ограниченный серыми стволами деревьев, которые были столь похожи друг на друга, что иди она одна – давно бы потеряла всякое представление о направлении, ведь даже бег Яра здесь оказалось невозможно отследить. Боги ведут вилл по жизни, но не указывают конкретной дороги. Это Яр-солнце не может сбиться с пути, безостановочно мчась от рассвета до заката. И раз в лесу потемнело, значит, Яр уже спешит к виднокраю.

Оборотень выбрал место на краю небольшого горельника, распорядился разбивать лагерь, а сам, скользнув в чащу, исчез. Огонь грозного Поревита, в своё время пробивший в лесном покрове брешь, так и не смог распространиться далеко, заглох, увяз в сырой хвое, за то венеды теперь могли видеть небо. Правда и это было не слишком радостно. Золотинка с тревогой посматривала на восходящую полную луну – Число. Неверная богиня давала свет, но этот свет редко служил добру. Непостоянно то, что не создано самим Родом.

О Роде венеды говорили так: «И не было ничего. Но ничто не длится вечно. И возник Творец – великий Род. Но, всё, что возникло, всегда оставляет след. И появился Сатанаил. Как две стороны одного, как два смысла единого, так похожи и противоположны друг другу Род – повелитель Света и Порядка и Сатанаил – повелитель Тьмы и Хаоса. Нет жизни в покое. И началась меж Родом и Сатанаилом борьба. И от столкновения великих сил появились земля и вода, огонь и воздух. Бессчётное количество лет длилась битва, и одолел Род. Но не окончательна его победа, не погиб Сатанаил, лишь затаился, выжидая.

Порядок во всём любит Род. Он собрал воду, воздух, огонь и землю и создал Мир. А чтобы Мир снова не обратился в Хаос, он создал богов. Землю Род дал Зибогу, Огонь, Сварогу, а воду – Дане. Богом Неба и воздуха стал Белбог, он властелин всех светлых сил в Мире. Но, во всех четырёх стихиях есть частица тьмы – Сатанаила, один лишь Род полностью чист от тьмы, его же творения – нет. В помощь Белбогу Род создал Яра – прекрасное Солнце. Это Яр каждый день шагает над землёй, отгоняя Тьму. Однажды Зибог и Дана захотели уподобиться Роду и создать своё солнце, но у них получилось лишь слабое, тусклое подобие, её – Число, видно в небе, когда уходит за пределы земли Яр. Число светит лишь ночью и нельзя понять, к чему она ближе, к свету или тьме».

«Ещё бы ей быть постоянной! – думала Золотинка, глядя на Число, – ведь не постоянен даже сам Белбог, не зря его чаще кличут Триглавом и призывают в помощь ведуны, вещуны и маги. Говорят даже, что Зибог, Сварог и Дана лишь три головы Белбога, но кто знает? Не всем делятся с людьми боги».

Волчий вой, резанувший тишину, заставил Золотинку вздрогнуть. Её спутники также замерли, вслушиваясь в этот зловещий звук. Карислав схватился за топор, Велена придвинулась ближе к разгорающемуся костру, а Святомор выхватил меч. Но время шло, а вой не повторялся и ничего не происходило. Однако это только ещё больше растревожило венедов, Золотинка чувствовала, что все думают только об одном – Оборотень ли это выл и что с ним происходит при свете полной Число? Чего ждать? Сбившись к костру, они молча прислушивались и вглядывались в темноту. В чаще хрустнула ветка…. Все обернулись в ту сторону…

– Чего сидите? – голос за спиной заставил Золотинку подскочить и с ужасом вскрикнуть. На ногах оказались и остальные. Вилла была готова поклясться, что сердце её чуть не разорвалось от испуга. А между тем, ничего страшного не случилось, оказалось, что Оборотень уже сидит рядом с ними, причём с таким видом, словно никуда и не уходил.

– Как ты нас напугал! – выдохнула Золотинка.

– Чем это? – Оборотень сделал вид, или правда удивился?

Золотинка не нашла, что сказать, за то Святомор спросил за всех:

– Это ты выл?

– Не знаю. – Оборотень глянул на них, и огонь отразился в его глазах. Увидев, как вытянулись лица венедов (Золотинка не сомневалось, что её лицо сейчас не краше, чем у остальных), он как-то странно усмехнулся и добавил: – Ежели вы уверены, что слышали вой, то это ваше дело, я лично ничего не слышал.

Нельзя сказать, что его ответ хоть сколько-нибудь прояснил дело. Карислав вызвался дежурить ночью первым, и по его лицу было видно – все старые подозрения дружинника снова в строю. Он уселся не как-нибудь, а прямо напротив бродяги, всем своим видом показывая, что намеревается не спускать с него глаз.

Желтый зрачок Число по-прежнему светился на небе. Укутанная тишиной, Золотинка как-то неожиданно провалилась в сон.

III

– Стой! – резкий крик разбудил Велену. Она подскочила и успела увидеть, как от них в ночь метнулось что-то тёмное, а затем оттуда раздался жуткий надтреснутый хохот и зашуршали ветки.

– Я проснулся и увидел, как это сидит над Кариславом! – воскликнул Святомор, склонившись над товарищем. Велена обернулась на Оборотня, убедилась, что он здесь и тоже вроде бы ничего не понимает, и кинулась к Кариславу. Его поднесли ближе к костру. Сын Велемира был без сознания и очень бледен, на его горле виднелись два рядом расположенных прокола, из которых сочилась кровь.

– Типичный случай укуса могильного побегальца, – с сочувствием утвердил Оборотень.

– Чего-о?!

– Лабир-аниране так говорят. А по-простому – упырь. – Велене показалось, что Волк засмущался вырвавшейся чушью. – Оставайтесь здесь и ждите меня. – Он бесшумно растворился в темноте.

Золотинка с состраданием гладила рукой по голове поверженного воина.

– Он умрёт. Я была ещё маленькой, когда к нашему селищу повадился упырь. Все укушенные умирали. Так долго продолжалось, пока не догадались, что это умерший кузнец встаёт. Я не знаю, как лечить укушенного упырём человека. – Золотинка с надеждой посмотрела на них. Но Велена не знала тоже. И Святомор отрицательно покачал головой. Только теперь Велена почувствовала, как дороги ей товарищи и сколько она взяла на себя, когда уговорила Горимира послать Карислава через лес.

IV

Волк-Оборотень крадучись преследовал упыря, напрягая все чувства. Тенью он проскальзывал под низкими ветвями деревьев, нашаривал стопою надёжную дорогу, чтоб ветка не хрустнула, хвоинка не зашелестела. Стоит кровопийце заслышать погоню – будет петлять по лесу до самого рассвета, и обязательно собьёт со следа, либо заманит в ловушку. А упустить его никак нельзя.

Вот, ещё не успокоившись, качается ветка. А вот слышен и шорох. Волк мягко шёл на звук, но всё равно потерял бы след, если бы не звериное чутьё, приобретённое за долгие годы жизни в этом лесу. К тому же, он знал, куда возвращался упырь, потому что место такое было только одно – старое капище тёмных богов…

Вслед за упырём Оборотень спустился в лощину, послушал как чавкают по болоту шаги мертвеца и даже увидел в лунном свете косматую тощую фигуру, кутающуюся в полуистлевший плащ. Сам переходя болотце, он вырубил по пути кол из молодой осины и принялся нагонять упыря. Память не подвела, вот она – плоская вершина холма, очищенная когда-то от леса, а теперь вся запаршивевшая густым бурьяном. Холодный лунный свет мертвенно заливал эту небольшую проплешину, резкими тенями выделяя несколько покосившихся исщербленных идолов и ряд камней, поставленных в головах просевших могил, оставшихся от народа, коего и след давно простыл в поселенной. Ведь сами венеды всегда сжигали своих умерших на крадах, не желая, чтобы в ирии предки ходили обезображенные могильными червями. В землю бросали только колдунов, да преступников, не достойных ирия. Но преступникам не ставят памятных камней в изголовье.

Из всего ряда могил, три выделялись свежей землёй, а ещё одна была разворошена и пуста. Туда-то, к пустой яме, и торопился упырь. Походка у него была довольно шаткая. Упырями часто становились не только умершие колдуны, но и горькие пьяницы, умершие вне дома, так что понять чего он шатается было сложно. Да и не хотелось разбираться. Капище пользовалось дурной славой ещё до прихода Ужаса, ещё до того, как князь Вадимир пролил кровь лесных вождей, так что находиться здесь было вовсе не радостно.

Оборотень дождался, пока мертвец уляжется в могилу и закопается, выждал ещё немного и крадучись направился туда. Разбудить всех четырёх упырей и расстаться с душой прямо тут вовсе не входило в его планы. Небо на востоке, между тем, стало понемногу светлеть.

Слушая лихорадочное биение сердца, и чувствуя, как зверски потеют руки, Оборотень подобрался к могиле и, задержав дыхание, с размаху всадил кол в самую её середину, туда, где должна быть грудь мертвеца. Раздался булькающий звук, расшвыривая грунт, оттуда выметнулась синюшная, когтистая рука упыря, земля всколыхнулась и снова опала, рука безжизненно замерла. Упырь был мёртв.

Но тут уже из другой могилы показалась лысая, клыкастая голова, кожа на которой напоминала по цвету и виду поверхность шляпки бледной поганки.

– Кто ты? – прошипела она, уставившись блеклыми глазами на Оборотня.

Бродяге сделалось нехорошо, он помедлил, прежде чем нашёлся что ответить:

– Да я, собственно, так, прохожий…. Гулял вот…

– Гулял?! Здесь? – голова сипло захихикала, обнажив острые, желтые клыки, а потом, замолкнув, воззрилась на торчащий из могилы кол.

– Вот, – заметив её взгляд, поспешил добавить Оборотень, – Вашего соседа домой проводил.

– А кол зачем же? – голос упыря стал вкрадчиво жестким.

– А это в подарок, на долгую память. – Не сдержавшись, усмехнулся Волк. Первый страх прошёл, деваться было некуда, и он неожиданно расхрабрился.

– Шутить изволишь! – зловеще оскалилась голова. – Я жил здесь ещё тогда, когда самые старые деревья этого леса были слабыми ростками, когда здесь жили люди, поминавшие Нута, Гебу и Шаи, уже тогда я был стар, мёртв, и охотился за кровью. Я видел, как шли мимо воины Радомира, как прокладывался Лесной тракт, видел, как заблудилась корова Пеструшка, но никто, никогда, не пытался шутить со мной!

Пожалуй, мне стоит встать и познакомиться с тобою поближе! – Упырь выпростал из-под земли руку.

Оборотня прошиб холодный пот.

– По-моему, вставать не стоит, уже скоро рассвет. Мало ли что, можно и не успеть в могилу до солнца.

Упырь огляделся. Убедившись, что утро действительно близко, он окинул Оборотня долгим взглядом, задумчиво поскрёб когтями голову и сказал:

– Ну что ж, пожалуй, действительно не стоит. Бре-Дальф всё равно был дураком и неудачником, кол по нему давно плакал. А теперь беги, ладно…. Но мы ещё встретимся. Жди меня и бойся!

– Обязательно! – Не спуская глаз с головы, Оборотень гребанул в кулак землю с могилы мёртвого упыря и пятился до самого склона, там только повернувшись и помчавшись вниз по склону, к спасительной чаще, подальше от капища.

«Вечно этот Карислав найдёт себе каких-нибудь приключений! – думал он, пробираясь обратно. – Какого Ния он ночью не сменился? Или что, сразу уснул? Хоть не спи совсем. Но половина Чёрной чащи всё же пройдена, а ведь и в лучшие времена здесь небезопасно ходить было. Кто знает, сколько костей под этой хвоёй? И немного найдётся людей, кроме него, кто осмелится проторить здесь путь».

рис. автора

V

Не-скудняк с волнением следил за судилищем. Не то чтобы это могло как-то отразиться на его добре, просто сердце у него было жалостливое, а чудо придавало значимость всему, что сегодня делалось и говорилось.

– Итак, Не-такой обвиняется в поведении, порочащим доброе имя людоеда, – вещал со своего места Не-бестолковейший. – Вот, давеча, он был пойман за посадкой в землю зерна! Старуха Без-дельная не поленилась пройти до его хатки семь укоротских вёрст, и сама видела, как он его закапывал на заднем дворе, а потом поливал!

Не-скудняк был поражён. Надо же – зерно сажать! Да как он не побоялся эту отраву в руки брать!? Интересно, а много ли он закопал?

– Но это ещё не всё! – продолжал старейшина. – Помните, у нас несколько отличнейших черепов с заборов пропало?

Ещё бы Не-скудняку не помнить! Два замечательнейших черепа с полным набором зубов на обоих челюстях! Они так красивейшее смотрелись возле его хатки! Он даже планировал привязать верёвочку, так, чтобы при открывании калиточки черепа клацали зубищами. Не успел он найти безхозный шнурочек, как черепа взяли и стибрили!

– Помним, помним! – закричал он вместе с остальными.

– Так вот, Без-дельная засекла Не-такого. Это именно он воровал с наших заборов!

– Казнить, казнить гнилоеда!

– Казнить ореховыми прутьями!

– Терновником его по голой заднице!

– Оборвём червю уши!

– Так и это ещё не всё! – старейшина замахал костью. – Он их не просто воровал. Без-дельная карга видела, как он их закапывал!

– ???

– Да, да, закапывал, милые вы мои людоедики!

Не-скудняк не знал чему больше дивиться. Тому, что Не-такой закапывал вполне годные к употреблению черепа, или тому, что Не-бестолковейший называет их милыми. Старая подлюка совсем выжил из ума? Или тут какой-то подвох?

– И наконец… – Не-бестолковейший сделал многозначительную паузу, – Не-такой стал заявлять, что людоеды не должны есть людей!!!

Это последнее и так уже все знали благодаря стараниям глупых людоедих Без-тихушки и Без-молчушки, которые третий день трезвонили об этом по всей деревне. Тем не менее, все укороты сделали вид, что слышат об этом впервые и начали усиленно возмущаться и шуметь.

Не-такой стоял молча, делал вид, что никого не замечает и криков не слышит. Вообще-то Не-скудняк его жалел. Молодой ещё, глупый людоед. И имущества почти не имеет. Можно и простить его, только пусть черепа вернёт сторицей.

Но не у всех были такие жалостливые сердца:

– Давайте его засудим уже и казним! – кричали они. И, разумеется, более громкие крики раздавались со стороны дуплей. Ишь ты, хотят засудить природного папана!

Старейшина, кажется, думал тоже самое, но не начал, как обычно, поливать всех грязью, а заявил совершенно миролюбиво:

– Я прошу добрых дуплей замолчать. Пускай Не-такой сначала скажет что-нибудь в своё оправдание. Вы не забыли, что у нас наисправедливейший суд сегодня? Ну-ка, скажи нам, Не-такой.

– А чё говорить? По-моему, вы полные болванищи! Я зачем зернище закапывал? Думаете, чтоб оно росло? Не-е-ет! Чтоб сгнило! Правда, правда! – Не-такой развёл руками и скорчил вполне правдивую мину.

– А зачем поливал?

– Чтоб не пахло. А то крысищи по запаху разыщут, нажрутся, ядом пропитаются, а мы их слопаем и подохнем все.

– Так они ведь яд не впитывают и от зерна не дохнут! – справедливо заметил Не-простак, сидевший рядом.

– Правда, правда? А я и не подумал!

Не-скудняк стал подозревать, что Не-такой наглейше врёт. Уж очень морда у него была самодовольная. Но Не-бестолковейший усиленно закивал:

– И верно, он спасти нас хотел, только не подумал. А что ты скажешь на счёт черепов?

– Уфф! Мне такой страшный сон приснился! Будто в деревню прилетела воронища с железным клювом и ну в черепах наших дырищи пробивать! Прямо так садиться сверху и тук, тук! А вдруг сон вещий? Ну я и побежал самые лучшие черепищи прятать, соседушек своих от горя спасать. А как опасность пройдёт – обратно верну, вот так и знайте! А вы сами сна такого не видали что ли? Лучше бы сны толковые смотрели, чем длинноносую дуру Без-дельную слушать. У неё ума-то с кукишок, вот она и носится всюду, выискивает, где, что не так! – Не-такой разошёлся не на шутку, так что уже и непонятно было, кого здесь судят.

Не-скудняку даже неудобно стало перед укоротом. Он-то его имущество спасал, а они на него подумали… Без-дельная действительно проныра была ещё та, в каждую щелку влезет, в каждый карман заглянет, да всякой дурости наплетёт. Эх, после судилища надо срочно домой бежать, остальные черепа с забора снимать, пока воронища не налетела.

В общем, обвинение отпало само собой, хотя Не-простак и бурчал что-то себе под нос. Но осталось последнее, самое страшное. Ведь не есть человечину – это подрыв самых могучейших устоев людоедского общества!

И опять Не-такой всё отрицал. Укороты уже не знали чего и думать. Поднялся старейшина:

– Ну, что, славные укороты, всё ясно! Справедливость восторжествовала! Не-такой – настоящий людоед! Ну а чтобы у нас не осталось никаких сомнений, ему предстоит прилюдоедно откушать человечины, вернуть черепа, а потом отправиться с провиантной дружиной в поход, где, как мы надеемся, он проявит и храбрость, и надлежащий аппетит. Кто за такую справедливость?

Многоголосый рёв был ему ответом. Послали в деревню за человечиной. Это оказалось не просто. Всё, что было, давно уже съели. Кое-как отыскали какую-то застарелую, полуобглоданную мосалыгу, притащили, вручили её Не-такому. Не-скудняк наблюдал во все глаза. Что-то не выглядел Не-такой счастливым, заполучив последнюю в деревне достойную кость. Но всё-таки грыз. Мудро всё придумал Не-бестолковейший. Не иначе ему череп сегодня подсказал.

Потом быстренько засудили Не-доброго. Ему достались и розги и палки, и всё, что они смогли придумать. И поделом ему, боги терпят, терпят, зато потом как накажут…

VI

Оборотень вернулся так же неожиданно, как и ушёл. Святомор как раз бросил безуспешные попытки влить целебный отвар в рот стиснувшего зубы и едва дышавшего Карислава.

– Он ещё жив?

– Всё ещё да, – ответила осунувшаяся Золотинка, держа голову раненого на своих коленях. – Но ему не долго осталось.

– Это не нам решать. – Оборотень присел рядом, и наложил на рану комок какой-то грязи.

– Что это? – Святомор недоверчиво смотрел за действиями бродяги, пытаясь понять, что тот задумал и где столько времени находился.

– Земля с могилы упыря, – ответил тот, накладывая на шею Карислава повязку из тряпицы, которой Золотинка только что протирала горячий лоб воина. – Только это и помогает от упырьского яда, так что этот силькикринг наверное будет жить. Если захочет.

– Ты следовал за упырём до самой его могилы? – удивился Святомор.

– Да. Сходил вот к нему в гости.

Святомор больше ни о чём не спрашивал. Укушенного близ могилы человека упыри затаскивали к себе, и он становился ещё одним кровохлёбом, навсегда теряя душу. А потеря души во много раз страшнее потери жизни. Видать Оборотень настолько к нечисти близок, что совсем её не боится. Ну и нашли же они себе проводника!

Вскоре сын Велемира стал дышать глубже, а потом и вовсе пришёл в себя, разжал зубы, и даже выпил приготовленный отвар. Его рассказ был краток:

– Я сторожил всю ночь, а потом, по-видимому, уснул. А что, разве что-то произошло? А что это мне на шею такое навязали?

– Не трогай пока. – Велена слегка шлёпнула его по рукам. – Мы тебя еле из могилы подняли.

– Из какой могилы? – не понял Карислав.

Велена вкратце пересказала ему всё, что произошло. Карислав недоверчиво потрогал ещё раз повязку, поёжился и промямлил что-то про то, что упырь, видно, совершенно бесшумно ходит. Услышав это, Оборотень только презрительно сплюнул и велел собираться в дорогу. Наползшие к утру тучи загасили свет едва поднявшегося на небосвод Яра и заволокли небо так, что было непонятно день это или вечерний сумрак.