На память о Чукотке. Рассказы

© Николай Бережной, 2024

ISBN 978-5-4485-2528-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Кто будет читать эту книгу? Если честно – не знаю.

Вначале писал для себя, потом для детей, внуков, друзей. Для людей, с которыми жил и работал, для земляков, в разное время покинувших Чукотку. Для тех, кто ещё живёт в родном Эгвекиноте.

Эту книгу можно читать от первой страницы до последней или от последней до первой. Можно вообще не читать, но если вы в пути, то эта книга для вас.

В книге нет нехороших слов и кровавых преступлений. В ней вы найдёте приключения, рассказы о людях, о животных и о природе.

В книге описаны походы и путешествия по замечательной земле Чукотки, до сих пор хранящей свои тайны. Хотите расслабиться, отдохнуть? Купите эту книгу, и вам будет чем увлечься, занять себя, коротая время на вокзале аэропорта Анадырь, во время восьмичасового перелёта в столицу нашей родины Москву.

Это тот самый случай, о котором сегодня говорят – человеческий фактор.

Правда, моя история со счастливым концом.

Что называется – Happy end! Счастливое завершение!

Рассказ о том, как ошибка одного человека могла привести к трагедии. Но об этом знал только узкий круг специалистов.

Счастливая ошибка одного радиста

«Дежурство сдал».

«Дежурство принял 14.00 31 декабря 1976 года», – сделав запись в журнале, поставил я свою подпись.

– С наступающим Новым годом! – на прощание обменялись поздравлениями с коллегой и дружески попрощались. Ведь в следующий раз мы увидимся уже в новом, наступившем году.

За стенкой радиобюро – кабинет метеослужбы. С другой стороны, за большим окном, АДП – административно-диспетчерский пункт. Сквозь стекло большого окна видно спину сидящего за пультом диспетчера УВД – управления воздушным движением.

Щёлкнула крышка, и в окошке метеослужбы появился бланк погоды, который следовало передать в другое окно напротив, диспетчеру. Текст погоды со второго бланка я должен немедленно отправить по радио во все аэропорты Чукотки. Фактическое состояние погоды передаётся три раза в течение часа, каждые двадцать минут. В ноль часов, двадцать и сорок минут. Передавали так часто, чтобы готовящиеся к вылету экипажи могли оценить метеообстановку, а их командиры – своевременно принять решение для вылета в тот или иной населённый пункт или отмены рейса. Кроме сводок фактической погоды, были и другие телеграммы: краткосрочные и долгосрочные прогнозы, техническое состояние аэропорта, сообщения о текущих проблемах предприятия. Телеграммы технического характера. На Ми-4 02322 заменить подредукторную раму. Для 02284 прислать автомат перекоса. Начальнику АТБ срочно прибыть в Анадырь. Ми-4 02317 отправить в Магадан для проведения технического регламента.

Здесь, в радиобюро, как в узком горлышке, концентрируется весь поток информации: о состоянии авиационной техники, о наличии загрузки, планы полётов воздушных судов. Работа радиста живая, интересная, увлекательная! Главное – значимая! Стоит надеть наушники, как сразу погружаешься в мир радио, в эфир, в понятный и знакомый только тебе одному мир точек и тире, и никто, кроме тебя, не может извлечь из этого неизвестного окружающим измерения столь необходимую информацию, от которой зависит, вылетит сегодня экипаж или же придётся ночевать в нашем аэропорту.

Ещё недавно в распоряжении радиста были: радиоприёмник, телеграфный ключ и микрофон. Но год назад в нашем радиобюро установили новенькие телетайпы. Один на приём, другой на передачу. Тот, который для приёма информации, немецкого производства, печатал на рулонной бумаге. Распечаталась телеграмма, оторвал её от рулона, поставил свою подпись и передал получателю: диспетчеру, синоптику или в штаб.

Для передачи стоял аппарат другого типа. Распечатка информации, для контроля переданных данных, велась на узенькую бумажную клейкую ленту. Лента наматывалась на металлическую бобину, закреплённую на левой стенке аппарата.

Почти как в кино про революцию, когда Ф. Э. Дзержинский читает на ленточке телеграмму от В. И. Ленина.

Настроение самое что ни на есть праздничное!

С самого утра с небольшими перерывами идёт снег. Белый, пушистый! Лёгкий, совсем невесомый! Огромными снежинками, медленно кружась, снег укрывает сопки, дороги, крыши домов. Именно о такой погоде говорят: «Как на Новый год!»

На взлётно-посадочной полосе (ВПП) работает ротор – чистит полосу от снега. Диспетчер, сидя за пультом, читает какой-то свеженький журнал. Сейчас он сделал движение, повернулся к моему окну. Взял бланк с последней погодой, бросил взгляд на короткий текст и лениво сказал: «Пойду домой. Ничего сегодня не будет. Погода наша! Если вдруг что – звони». Он вышел из-за диспетчерского пульта, накинул кожаную лётную куртку, шапку и ушёл.

Деревянный двухэтажный восьмиквартирный дом, в котором жили семьи работников аэропорта, находился совсем рядом, буквально в пятидесяти метрах от здания аэровокзала.

Положив на полочку телетайпного аппарата бланк с погодой, я щёлкнул тумблером. Аппарат зажужжал, запел свою механическую мелодию. Пальцы забегали по клавиатуре, набирая цифровые и буквенные группы знаков, добавляя ритмический рисунок в музыку шелестящих шестерёнок телетайпа.

«Плохо текст видно. Света мало», – промелькнула в моём сознании мысль. А ведь сказали мне: «Надо лампочку подсветки поменять…» Перегорела накануне. «Ладно, сейчас передам погоду и заменю…»

В дверь радиобюро заглянул в лохматой заснеженной шапке Серёга, радиотехник. «Пойду домой. Чего сидеть зря. Всё равно уже ничего не будет. Если вдруг понадоблюсь – позвони».

Я согласно кивнул. Иди, конечно! Диспетчер ушёл. Радиотехник мне тоже ни к чему. Пусть идут! Это только добавляло мне уверенности, что ещё час, полтора – и диспетчер Анадыря отпустит дежурную смену домой. Пора и к празднику готовиться! Кому охота сидеть допоздна?

А пока полётов нет, один из приёмников можно настроить на музыкальную волну. Вдруг новую песню посчастливится услышать, и тогда… О-о! Тогда её можно записать на магнитофон, разобрать на партии и ноты, подобрать на слух, разучить и сыграть на танцах в клубе или даже в ресторане. Иногда нас приглашали в ресторан. На свадьбу или день рождения. Но в большом дефиците были новые песни. Если повезёт! С этими мыслями я надел наушники и стал крутить ручку настройки радиоприёмника.

Приёмники у нас профессиональные! Военные! Не то что какой-нибудь VEF или «Спидола». Таким приёмником и «Голос Америки», и «Радио „Свобода“», и «Би-Би-Си» можно поймать. Недавно Тель-Авив было слышно, причём на русском языке. Правда, передача была не очень приятная. После воя сирены диктор объявлял, какие районы города могут быть подвергнуты ракетной атаке, и перечислял адреса бомбоубежищ, где можно укрыться, спрятаться от палестинских ракет. «Вот это проблемы у людей!» – посочувствовал я жителям Израиля.

Включился и застучал приёмный телетайп. Я подошёл, оторвал появившийся в щели аппарата листок бумаги – бланк, прочитал напечатанный текст и не поверил своим глазам. Сосредоточился. Сконцентрировал внимание и прочитал ещё раз по буквам. Из текста телеграммы следовало, что в 14 часов 42 минуты к нам вылетел самолёт Як-40 с пассажирами на борту.

– Не понял! – искренне удивившись, вслух произнёс я сам себе. Мой взгляд через оконное стекло переместился на опустевшее кресло диспетчера.

Надо звонить!

Володя взял трубку. Молча выслушал мою короткую взволнованную речь и без лишних эмоций коротко сказал:

– Уже иду.

С Володей нам повезло. Спокойный, даже слегка флегматичный по характеру, он никогда не паниковал. В любой обстановке принимал единственно верное решение. Наверное, диспетчер УВД таким и должен быть. Уравновешенным. Спокойным. Надёжным. С твёрдым характером.

Я посмотрел в окно. Снег продолжал медленно ложиться на землю. Видимость почти ноль.

«Локатор!» – пронзила меня мысль. Серёга! Где Серёга? Звоню Сергею. Не отвечает. Надеваю шапку и бегу.

Серёга – многодетный папа. Двое маленьких детей. В квартире горшки, пелёнки, висящие на верёвках. Некогда подойти к телефону. Или не слышал звонка из-за детского плача. Взглянув на меня, без лишних слов всё понял.

– Летит?

– Запускай локатор!

– У-у…!!!

Бегом возвращаюсь в радиобюро. Ещё на бегу по крутой железной лестнице в диспетчерской из динамика слышу требовательный голос командира Як-40:

– «Провиант», я борт 87456, время вылета – сорок вторая минута, расчётное время прибытия – шесть часов пятнадцать минут. Прошу вашу погоду.

Читаю в микрофон последнюю метеосводку. В ответ тишина. Долгая пауза. Видно, командир задумался, принимая решение.

– Прошу техническое состояние аэропорта Шмидт.

– Вас понял. Ждите.

Бегу в радиобюро. Делаю запрос технического состояния аэропорта Шмидт и тут же получаю ответ: «Аэропорт Шмидт прекратил приём воздушных судов всех типов в связи с отсутствием готовности взлётно-посадочной полосы».

Читаю текст телеграммы на борт.

– Дайте другую погоду! – с настойчивостью в голосе требует командир Як-40.

Иду на метео.

– Девочки, Як-40 к нам летит. Просит другую погоду дать… – неуверенно спрашиваю я.

– Какой Як-40? Куда летит? Как это «другую погоду»? – в растерянности спрашивает синоптик. Подходит к окну, за которым идёт снег. – Какую другую?! Я не могу! Я не дам «другую погоду», – с испугом и возмущением, категорично говорит молоденькая девушка, техник-наблюдатель.

Послышались шаги по ступеням лестницы, ведущей к нам на второй этаж. Появился спокойный, улыбающийся, вселяющий надежду и уверенность диспетчер.

В окно увидели, как тронулась и начала вращаться антенна обзорного радиолокатора. Объяснил Владимиру обстановку и пошёл к себе в радиобюро.

«Каков молодец! – нахваливал я сам себя. – Чётко сработал! Локатор крутится. Диспетчер – на месте!» Главное – вовремя успеть! Чувство гордости переполняло меня за оперативность и проявленные организационные способности!

Из переговоров диспетчера с экипажем стало понятно, что командир принял решение сажать самолёт в нашем аэропорту. А мог бы и в Анадырь вернуться. Благо, что снег прекратился. Видимость улучшилась.

– Полосу наблюдаю. Шасси выпущены. К посадке готов, – доносятся чёткие, отрывистые фразы из диспетчерской.

– Давление 758, тихо, посадку разрешаю.

Через минуту тишину аэродрома взорвал рёв реактивных двигателей, и красавец Як-40, виртуозно прокатившись по рулёжной полосе, выключил двигатели на стояночной площадке.

Опустился трап в задней части самолёта. Пассажиры, как будто с детской горки выкатываясь один за другим, с сумками и чемоданам в руках торопились к зданию аэровокзала.

«Ну вот, – подумал я, глядя на них из окна диспетчерской. – Счастливчики!» А ведь могли бы новогоднюю ночь в Анадырском аэровокзале провести. Вот это командир! Ай да молодец! Не побоялся лететь в такую погоду! Новый год ведь! Людям домой надо! Рисковый мужик!

Вот и сам герой! Высокий, стройный, подтянутый, молодой красавец в новой аэрофлотовской форме с золотыми погонами на плечах.

Поднявшись по металлическим ступеням лестницы, лётчики обычно заходят на метеослужбу или в диспетчерскую. Делают отметки в лётных документах, узнают погоду. Оформляют прибытие, убытие, заправку, предельную загрузку. Погоду по маршруту, ветер на высотах, подбирают запасной аэродром. А в это время вспомогательные службы аэропорта выгружают багаж, почту. Заправляют топливные баки самолёта. Загружают новых пассажиров, почту, необходимый груз.

Но в этот раз бравый командир, даже не поздоровавшись, взглянул на меня и как-то недружелюбно, даже вызывающе спросил:

– Радист?

Я утвердительно кивнул.

Командир взял меня за руку выше локтя и подтолкнул в открытую дверь радиобюро.

– Погоду за 14.20 ты передавал? Где бланк? – суровым, стальным голосом потребовал командир.

При этих словах мне стало как-то не по себе. В предчувствии чего-то нехорошего, ещё не совсем понимая, я протянул ему бланк переданной и подписанной мной метеосводки.

Командир посмотрел в текст, многозначительно покивал головой, молча подошёл к телетайпу, отмотал с бобины контрольную ленту переданной мной телеграммы.

– Иди сюда, смотри! Видишь? – указал на текст на бланке.

– Тут написано: «Девять баллов облачности на высоте 600 метров».

– А ты передал: «Три балла на 600», – и с этими словами он ткнул мне в лицо контрольную ленту телетайпа. – Разницу, надеюсь, понимаешь между «девять» и «три»?

С этими словами командир оторвал часть ленты, где была напечатана моя ошибка.

С бланком погоды и лентой в руке, сверкнув молнией испепеляющего взгляда, командир в ярости хлопнул за собой дверью.

Внутри у меня похолодело. «Так значит?..» – пронзила меня страшная догадка. «Значит, это я стал причиной „всепогодного“ рейса?» Разницу я, конечно, понимал.

При девяти баллах облачности на высоте шестисот метров командир Як-40 не имел права вылетать в наш аэропорт, а при трёх баллах – имел. Вместо фактических «девять» я ошибочно передал «три» балла!

Косяк явно мой, и теперь мне придётся за него нести ответственность!

Радость за прибывших пассажиров и гордость за себя тут же сменились растерянностью и смятением. И пока мой мозг с бешеной скоростью анализировал ситуацию и прогнозировал предстоящие последствия, из динамика громкой связи диспетчера раздался грозный голос начальника аэропорта: «АДП, дежурного радиста немедленно ко мне в кабинет!»

Диспетчер, сидя на вращающемся кресле, повернулся вполоборота: «Слышал? Иди за наградой!» – с улыбкой и долей сочувствия проговорил в форточку Володька.

«Провиант, я 87442. Вылетел к вам в пятьдесят третью минуту, расчётное время прибытия… Прошу фактическую погоду».

«Ну вот, второй летит», – как бы между прочим, не без ухмылки проговорил диспетчер. Мы оба посмотрели в окно. Снег идти перестал. Показались вершины сопок, и даже стали видны краны морского порта. Значит, жизнь налаживается!

Когда после трёпки я вышел из кабинета начальника аэропорта, на стоянке уже стоял второй Як-40. Из одного самолёта люди выходили, в другой шли на посадку.

Молодая счастливая пара, обнимаясь, целовалась перед зданием аэровокзала, радуясь встрече. Новый год они встретят вместе!

«Если бы вы только знали, кто устроил вам эту встречу…» – грустно подумал я.

Ведь впереди меня ждут совсем не радостные события.

Объяснительные. Служебное расследование. Неотвратимость наказания.

Конечно, я вполне осознавал, что всё это мелочи в сравнении с тем, во что могла обойтись цена моей ошибки всего в одну неверную цифру. И всё из-за какой-то лампочки! Вот такая она, романтическая профессия радиста.

Старый винчестер
Trade mark 1879

Экспонаты Эгвекинотского краеведческого музея

Ночью моросил мелкий, противный дождь. Я вышел из балка. Туман тихо и безмятежно висел ниже середины сопок. На противоположной стороне галечной косы, под плотным одеялом серого тумана, плавно поднималась и опускалась тёмно-зелёная поверхность воды. Море дышало.

Осмотрев прилегающее пространство, вернулся в балок. Затопил печь. Привёл в порядок постель. Свернул спальный мешок. Собрал ещё тёплые ватные куртки на нарах. Подмёл дощатый, обитый жестяными заплатками пол. На корабле должен быть порядок!

К утру морось прекратилась. Сквозь туман местами пробивалось солнце. За водой идти метров сто пятьдесят. Чистейшей пробы вода, пройдя сквозь толщу скальных пород, обогатилась нужными минералами, впитав в себя аромат трав и кореньев, журча стекала по краю скалы, наполняя мой котелок.

На завтрак остатки дикой утки, случайно запутавшейся в сети. Тушёное мясо молодой гаги со свежей картошкой и чесночком. Половина жареной головы кижуча размером на всю сковороду. Крепкий, сладкий чай. Хлеб с маслом, икра-пятиминутка с мелко нашинкованным диким луком. Мечта браконьера!

Когда вернутся мои друзья, сказать сложно. Если вчера не пришли, значит, дело дрянь! Случилось что-то серьёзное. Скорее всего, проблемы с «Вихрем». Есть и другие предположения, но об этом думать не хочется. Никто из них не падкий на водку, и ничего непредвиденного произойти как будто не должно, хотя исключать ничего нельзя.

Всё необходимое для жизни у меня есть. Крыша над головой, печь, дрова, уголь. Спички, соль. Даже карабин на случай визита непрошеного гостя. Один такой вчера уже приходил. Вечером по отливу. Протопал через всю лагуну, но близко к балку подходить не стал. Да и слава богу! Не хотелось бы мне подобных приключений.

Вышел на улицу. Ватные клочья тумана, обнимая каменистые серые склоны сопок, из последних сил желая удержаться, цеплялись рваными краями за чёрные клыки неприступных скал, похожих на сказочные замки, а над головой уже прояснялось высокое голубое небо. С первыми лучами солнца, пробившимися сквозь туман, потеплело. Бисером засверкала роса на траве. Заиграла зелень кустарника поодаль в тундре. Защебетали, засуетились мелкие юркие птахи. Начался дневной прогрев. Тундра ожила. Запела. Закипела жизнь! Настроение стало улучшаться. Судя по всему, день обещает быть летним!

Почистил от травы и прочего мусора сеть, растянутую со вчерашнего вечера на галечном берегу. Наломал топором дров из плавника. Вымыл посуду. Всё. Свободен! Можно в отгул. Когда ещё представится возможность осмотреть окрестности. В этих местах я первый раз. Пройдусь налегке вверх по ручью. Поднимусь на правую сторону поймы реки. На обратном пути пройду по склону сопок. Загляну в два-три распадка. Проведу разведку на предмет наличия грибов. Их здесь должно быть немерено!

Так спланировал я свою дневную прогулку. Если всё будет нормально, часам к шести или семи вернусь на базу. Если лодка с друзьями придёт, я всегда услышу её или увижу. Море и долина передо мной как на ладони.

Пакуемся. Несколько ломтиков жареной рыбы в пакет. Пакет в ведро. Туда же хлеб. Кружку. Флягу со сладким чаем. Ведро в рюкзак. Спички в карман. Бинокль. Нож на пояс. Болотные сапоги. Карабин. Закрыл дверь снаружи. Осмотрелся. Всё. Пока отлив, можно сократить расстояние, перейти по дну лагуны на другую сторону.

Дно почти ровное, твёрдое, как футбольное поле, в основном из мелкого щебня, покрытого тёмно-зелёной тиной. На пути попадались грязевые лужи, которые я предпочёл обойти. Речка, каких здесь много, несёт свой горный поток из верховья долины. Перед впадением в залив она рассыпается на множество мелких ручейков. Самый полноводный и глубокий из них подмыл правый, обрывистый берег. Поднявшись по сыпучему, крутому склону, я оказался на ровном плоскогорье. Идти по такому плато – просто удовольствие! Сверху видно, как вдоль русла реки зеленеют густые заросли кустарника, уходящие в верховья незнакомой долины. Должно быть, там обитает настоящее заячье царство. Зайцы любят такие места. Еды вдоволь, легко укрыться в зарослях от потенциального врага.

Километра через три повернул к подножию сопок. На склонах, как ожидалось, краснеют шляпы грибов. Маленькие, большие, молоденькие, ярко-красные огоньки, а рядом забуревшие шляпы старых подосиновиков. Пока не беру. Далеко нести придётся. Вот только перейду через распадок на другой склон, там и начну собирать. Брать буду только молодые плотные грибы. Они лучше сохранятся, и если повезёт, довезу домой, замариную на зиму. Так и шёл, рассуждая про себя. Куда ни кинешь взгляд, по всему склону блестят на солнце грибные шляпы. Как жаль, что ни у кого из нас нет кинокамеры. Удовольствие не из дешёвых, но я давно мечтаю купить шестнадцатимиллиметровую камеру «Красногорск-3». Каких красот можно наснимать!

Углубляюсь по склону в распадок, поднимаюсь на очередной холм. Ух ты!.. Что это? Кажется, нечто подобное я видел на фотографиях. Так чукчи раньше хоронили своих умерших сородичей. Умер человек в тундре. Положили его на бугорке. Тело обложили крупными камнями по окружности. Рядом с телом оставляли личные вещи ушедшего к «верхним людям», которыми человек пользовался при жизни. Обычно это: нож, кружка, ружьё. Пройдёт зима, лето, тело истлеет, его останки растащат по всей тундре дикие животные: волки, лисы, песцы. Останется только овал из камней и вещи, которые принадлежали умершему человеку. Это и будет ему памятником.

Похоже, я набрёл именно на такое место. Никаких признаков: ни одежды, ни останков человеческого тела – давно нет. Только выложенный на бугорке каменный эллипс, внутри которого лежит старое, ржавое ружьё. Беру в руки. Да это не простое ружьё! Американский винчестер! Вот это да! Вот это находка! Интересно, сколько же лет он здесь лежит? Скорей всего, не один десяток! Такого оружия я ещё никогда не видел. Даже у чукчей, когда работал в оленеводческой бригаде. Надо посмотреть внимательнее. Вдруг ещё что-нибудь найду. Так и есть. Металлическая трубка, свёрнутая из тонкого листа ржавого железа. На трубке нанесён чукотский орнамент. Несколько прямых линий в виде ёлочки. Трубка чуть толще диаметра карандаша, длиной сантиметров пять-шесть, открытая с двух сторон. Может быть, мундштук? Или пенал для хранения рыболовных крючков, швейных игл.

Да! Не каждый день дарит такие находки! Самое время сделать привал. Вот и место, располагающее к отдыху. Сухой бугорок, плоский камень, рядом задорно журчит ручеёк. Устроившись поудобнее, открываю рюкзак, достаю сухой паёк. Августовский день в полном разгаре. Видимость до горизонта. Ветра нет. «Жу-у-у-у…» – прогудел пролетающий мимо шмель.

Перекусил. Чай ещё сохранил тепло утреннего огня. Принялся рассматривать интересную находку. Ствол винчестера снаружи шестигранный. Деревянный выцветший приклад искривлён временем. Снизу, под ствольной коробкой, скоба для перезарядки патронов. Скоба намертво прикипела ржавчиной к внутренностям механизма коробки. Сверху на стволе просматриваются буквы латинского алфавита: Trade mark 1879.

Ого! В этом году находке ровно сто лет! Подумать только! Сто лет назад этот винчестер изготовили в Америке. Потом много раз его передавали из рук в руки, продавали, покупали. Каким образом он попал на Чукотку? Возможно, чукотские охотники обменяли на шкуры песца. Кем были его хозяева? Сколько пуль из него выпущено. Сколько жертв оказалось на его пути. Ведь это целая история! Не каждый человек может похвастаться такими приключениями. И ведь они ещё не окончились! Эх, если бы в нашем посёлке был музей. Да вот только местная администрация без особого энтузиазма относится к этой идее. Я даже в Анадырь писал по этому вопросу. Ответ был неожиданным и категоричным: «Краеведческий музей должен быть только в столице Чукотки, в городе Анадыре». Точка. «Почему?» – недоумевал я. Почему не может быть музея в Эгвекиноте? И пошёл я искать ответ в поселковый совет. Там меня выслушали и сказали как-то неопределённо, что этот вопрос пока не актуален. Посмотри, в каком здании у нас поселковый совет размещается, а ты хочешь музей. Для музея надо специальное помещение изыскивать!

Ну да! Конечно, надо! Только кому этот вопрос решать, коли не вам, работникам поселковой администрации. Так, пригревшись на солнце, размышлял я, разглядывая свои находки.

Со стороны моря послышался звук лодочного мотора. Вдоль берега, в направлении нашей стоянки, оставляя за собой белый след на воде, появилась моторная лодка. Скорее всего, наша «Казанка». Пора идти, а то станут искать.

Искать меня никто не собирался. Ребята уже затопили печь, чтобы просушить намокшую одежду. На столе стояли две открытые банки тушёнки, порезанная луковица и початая бутылка «Столичной». Они, конечно, догадались, что я где-то рядом. Скорее всего, пошёл собирать грибы. Первым делом стали рассматривать находку. Не то чтобы завидовали, но проявляли явно мужской интерес к оружию.

– Ну и что ты будешь с этим делать?

– Дома на стену повешу, а когда будет музей в посёлке, подарю музею!

– А когда он будет?

– Не знаю. В поссовете сказали, что надо искать помещение.

Допили оставшуюся водку. На ночь решили поставить сеть, чтобы поймать немного горбуши.

– Где-то в этом районе менты шарахаются, – предупреждающе вспомнил Валерка.

– Надо быть осторожнее. Если что, сетку из воды, икру с кастрюлей под берег в песок закопать!

Месяц назад у нас уже были неприятности с рыбинспекцией. Кажется, наше дело передали в суд. Думать об этом не хотелось. От таких мыслей настроение сразу ухудшалось.

После летних событий в лагуне на старом аэродроме меня охватывал жуткий страх, когда со стороны моря слышался звук чужого лодочного мотора. Ещё хуже, когда неожиданно низко над берегом появлялся вертолёт. В такие минуты возникает паническое желание бросить лодку, сети. Надеть на спину рюкзак и бежать, бежать подальше от берега, в тундру, в сопки, чтобы никто тебя не догнал и не нашёл!

А если разобраться – да какие мы браконьеры! Ну поймали сотню, другую хвостов за весь сезон. Это что, непоправимый ущерб нанесли природе? Запустили руку в государственную казну? Если бы можно было приобрести разрешительный билет на вылов рыбы, или как говорят, лицензию, у нас бы не было проблем. Так ведь нет у нас такой возможности. Живём на берегу моря. Отцы наши всю жизнь рыбу ловили, и никто им этого делать не запрещал. А пойдите в наши магазины. Разве в них можно купить свежевыловленную рыбу? Нет! Обидно как-то получается. Живём на берегу моря, а свежей рыбы не видим. Вот и приходится идти на злостные нарушения закона! Всё это очень напоминает мне какую-то странную игру, «кто кого перехитрит»! Мы, молодые, здоровые мужики, родившиеся и живущие на Чукотке, или государство в лице инспектора рыбоохраны, наделённого всеми властными полномочиями. Только игра эта для нас вынужденная, искусственно навязанная обстоятельствами. Мы совершенно не желаем нарушать законы. Это инстинкт мужчины-охотника, живущий в каждом из нас, гонит нас в море, в горы, в тундру за приключениями, за очередной порцией адреналина!

Вечерело. Солнце спряталось за сопку. Похолодало и стало темнеть. В этот момент послышался гул лодочного мотора. Судя по всему, лодка уже вошла в устье протоки.

Не сговариваясь бросаемся собирать сеть, лежащую на берегу. Хорошо, что сеть сухая и чистая, собрать такую не составляет труда. Мешок с сеткой бросаем под балок. Если сети у нас нет, сильно шманать не станут. Тем более лодка наша обсохла, стоит на берегу. Никаких следов браконьерства нет, и по всему видно – рыбу мы не ловим.

Из-за поворота дальнего мыска вырулила лодка. Старый, неуклюжий «Прогресс» медленно ползёт в нашу сторону. В лодке двое. Инспектор рыбоохраны Евгений Суханов и инспектор по оружию местного ОВД Василий Шурдук.

С чрезмерно строгими масками на лицах сошли на берег. Закрепив лодку, приступили к осмотру прилегающей местности. Нам бояться нечего. Рыбы у нас и правда нет. Карабин и сети спрятаны. В то время как рыбинспектор пошёл осматривать берег, Василий подошёл к нашей лодке. Увидев старый винчестер, взял в руки, стал вертеть, осматривая со всех сторон.

– Ух ты! – не без восторга приговаривал Василий.

– Откуда это у тебя? – удивился инспектор по оружию.

– В тундре нашёл, – заподозрив недоброе, проговорил я.

– Хороший реквизит! – радостно заявил Василий. – Будем изымать или добровольно отдашь?

– Зачем изымать? – смотрел я на Василия. – Ведь он совсем старый и стрелять из него невозможно, – ещё надеясь, что всё может обойтись, взмолился я.

– А ты что, специалист по оружию? – повысив голос, властно спросил мент.

Я покорно замолчал.

– Вот то-то! – для убедительности проговорил Василий и, взяв винчестер за цевьё, направился к своей лодке.

«Чёрт меня дёрнул оставить винчестер на видном месте, – с досадой подумал я. – Как теперь его вернуть?»

Не оборачиваясь, как будто прочитав мои мысли, инспектор проговорил:

– Если есть вопросы, придёшь ко мне в отдел, там и разберёмся.

Он, конечно, думал, что я испугаюсь и не позволю себе такую «наглость». Но я пришёл. К девяти утра в понедельник я был в дежурке местного ОВД.

Ждать долго не пришлось. Из-за угла соседнего здания появился инспектор. В форме и сапогах он брёл, ещё не совсем проснувшись ото сна. Проходя мимо, бросил на меня вопросительный взгляд и, конечно, понял, для чего я здесь.

– Напрасно ты пришёл, – как-то вяло и безразлично бросил на ходу инспектор. – Твой винчестер я передал начальнику отдела, – обречённо добавил Василий. – Если хочешь, можешь обратиться к нему, правда, сегодня начальника не будет, – и поднявшись по высоким ступеням деревянного крыльца, инспектор скрылся за дверью пристроенного к зданию тамбура.

Начальник отдела – мой сосед по подъезду. Не скажу, что мы были добрыми соседями. Достаточно пожилой, не совсем приветливый, даже угрюмый мужчина. Хоть и жили мы в одном подъезде, но встречались редко. На моё «Здравствуйте» мог ответить ленивым кивком головы, но чаще всего проходил мимо. Семьи у него не было, да и жил он как-то странно. Однажды забыл закрыть кран с водой в ванной комнате. Когда дали воду, она полилась мимо ванны на пол и далее, через щели в полу, в нашу квартиру, так как жили мы этажом ниже. Мы с другом звонили по телефону дежурному отделения милиции, пытаясь найти хозяина квартиры, но безуспешно. Пришлось идти на умышленный взлом злополучной квартиры. Отжав монтировкой замок, дверь без особого труда открылась. Интерьер и обстановку в квартире описывать не стану. Скажу только, что вместо мебели в комнате на полу стояли деревянные ящики из-под картошки. Наверное, так живут те, кто приехал на Чукотку не жить, а отбывать свой срок. Всё у них временно. В народе их так и называют простым, коротким словом «временщики». За дверью ванной комнаты шумела выливающаяся из крана вода, а пол прихожей и комнат полностью залит. Полы в комнатах дощатые с щелями между досок толщиной в палец. Перекрыв кран, мы принялись убирать воду с пола. Совок, ведро, половые тряпки. Использовали все подручные средства. По завершении трудоёмкой работы написали хозяину записку не без юмора о том, что это я, сосед со второго этажа, вынужден был нелегально проникнуть в вашу квартиру, так как вы забыли закрыть кран, в результате чего с высоты моего потолка обрушился весенний проливной дождь. Не знаю, как отреагировал начальник отдела милиции на наше «самоуправство», но последствий для меня никаких не было. Не последовало и ожидаемых извинений с его стороны.

Вспоминая эту историю, обращаться к начальнику районного отдела мне представилось как минимум затеей неоправданной. Надо подумать. А не пойти ли мне в районную администрацию? Сразу к председателю райисполкома? Обрадовавшись такой идее, я стал обдумывать план действий и к какому результату мой визит может привести.

Базика Магомедовича Добриева я знал. Не помню точно, где и как мы познакомились. Наверное, на одном из заседаний исполкома, где я, как внештатный корреспондент, занимался фотосъёмкой для районной газеты «Горняк Заполярья». Чем чёрт не шутит, а вдруг Базик Магомедович меня поймёт и поможет? По крайней мере, есть повод для разговора о сохранении культурного наследия Чукотки, о создании районного музея, и я уверенно зашагал в сторону райисполкома. В приёмной секретарь, как положено, спросила меня, по какому я вопросу.