Я не могла оторваться от видеозаписи своей смерти, выложенной в интернет. Мама твердила, что это ужасно и я не должна на это смотреть. Я понимала, что она права, но каждую ночь, прежде чем заснуть, я накрывалась с головой одеялом, убавляла звук телефона до шёпота и сворачивалась калачиком над крошечным экраном. Достаточно было нажать лишь первую букву моего имени – остальное выпадало само.

Аделин Спенсер. Несчастный случай на соревнованиях по фридайвингу^[1].

Переполненная людьми лодка качается возле квадратного участка океана, отгороженного белыми пластиковыми трубами. Ослепительный тропический день, аквамариновые волны отражают солнечный свет. Я как раз должна закончить погружение на шестьдесят три метра – глубину, равную девятнадцатиэтажному дому. Ни груза, ни ластов, всё зависит только от моего тела.

Все кричат.

Не от восторга. От ужаса.

На линзу объектива попадают капли воды. Трое ныряльщиков – моих страхующих дайверов – вырываются на поверхность и тащат меня за собой. Мои глаза распахнуты и неподвижны, рот разинут.

– Дыши, Адди, дыши!!! – кричат они.

Но я не дышу. На видео вода и паника, изображение пёстрое из-за морской соли. Камера наезжает на моё лицо, фокусируясь на розовой пене, стекающей из угла рта. Тонкая струйка делается всё толще, розовый цвет сменяется алым, и все в лодке замолкают. Мама бросается в воду и плывёт ко мне прямо в нарядном летнем платье. Её широкополую шляпу уносит в открытое море.

Один из спасателей вытирает кровавую пену и прижимается ко мне ртом, резко выдыхая воздух мне в лёгкие.

– Дыши! – надрываются все в лодке. – Адди, давай же! Дыши!

Я слышу их сейчас, но не слышала тогда. Это никак не укладывается у меня в голове. И заставляет прокручивать видеозапись снова и снова. Я вижу себя: вижу своё тело – но не думаю, что нахожусь внутри его. Я не понимаю, что это значит, куда я могла уйти, если внутренняя сущность покинула моё тело. И всё из-за собственной глупости: вместо того чтобы отвернуться от пережитой боли и идти дальше, я пытаюсь прорваться сквозь неё.

Запись кончалась на том, как меня поднимают в лодку. Мне сказали, я была мертва в течение восьми с половиной минут. Но я не помню ни яркого света, ни бесконечного туннеля, ни тепла, ни безусловной любви, которые, как это принято считать, ждут нас после смерти. Не было ни ада, ни рая, ни чего-то другого между ними. Просто из моего существования пропали пятьсот десять секунд. Я упрямо жала на кнопку «пуск», снова и снова прокручивая запись, но так и не приблизилась к разгадке. Мне не давал покоя вопрос, ответа на который не было.

Куда я тогда ушла?

Глава 2

Остров Евлалии имел форму полумесяца, внутренняя дуга представляла собой полосу сахарно-белого песчаного пляжа под сенью качающихся пальм. За пальмами начинался лес, столь густой и полный жизни, что для него явно не хватало простого слова «зелёный». Запах гниющих водорослей и тропических цветов, заполнивший нос и лёгкие, был таким густым, что хотелось откашляться.

Рядом со мной стоял принайтовленный^[2] к причалу гидроплан. Перелёт от Санта-Томаса был долгим, над бесконечной чередой островов, становившихся всё меньше и всё ниже, так что под конец пропали из виду и последние клочки песка. Ещё долгое время мы парили в безоблачном небе над бесконечным простором океана, окружённые одной лишь синевой. И мне стоило немалых усилий подавлять то и дело возникавший порыв распахнуть дверцу самолёта и ринуться в эту синеву.

Но я этого не сделала. И вот теперь мы здесь. На нашем личном острове, который станет моей тюрьмой на следующие две недели. Я – пятое колесо в экипаже маминого медового месяца с человеком, носящим шорты цвета хаки и ремень с тиснёными китами. Она ужасно боялась оставлять меня одну после травмы из-за несчастного случая, и я, хоть и не признавалась в этом, тоже была рада, что меня взяли с собой.

– Ну же, детка! – Мама призывно махала мне с пляжа одной рукой, другой обнимая за талию Дэвида. Мне казалось неправильным, что какая-то двадцатиминутная церемония делает меня чьей-то дочерью, пусть даже приёмной. Но мама планировала этот медовый месяц чуть ли не год, и я не собиралась разрушать её планы. Я стянула с запястья резинку и скрутила потные каштановые волосы в узел на макушке.

– Не стесняйся, Адди. – Кен Карпентер, бородатый смотритель острова, помогал пилоту сгружать с гидроплана наш багаж. – Мелинда проводит вас в дом и всё покажет, а потом мы принесём вещи.

– Вот увидишь, тебе понравится! – Его жена, женщина в бесформенном кафтане с начинающими седеть волосами, ободряюще мне улыбнулась. Похоже, все здесь успели узнать о том, что со мной случилось, и это одновременно смущало меня и облегчало ситуацию – по крайней мере, не требовалось объяснять постоянно повторяющиеся приступы жёсткого кашля. Оставив позади гидроплан – и эту невероятную бирюзовую воду, в которую мне не дано было погрузиться, – мы пошли по пляжу. Каменная дамба выдавалась в море ещё дальше, чем пирс, и на её конце стоял белый маяк.

Запах цветов так усилился, что я ощущала его на вкус: приторный, липкий, с какой-то чуть ли не гнилостной ноткой. Он делался всё гуще по мере приближения к лесу, и я громко сглотнула, а потом сделала шумный вдох.

Не кашлять!

– Разве это не прекрасно? – повторяла мама. И я кивала ей с приклеенной улыбкой.

– Погоди, ты ещё не всё видела, – подхватил Дэвид, хотя он сам никогда не бывал здесь раньше.

Мелинда повела нас по утоптанной тропе сквозь чащу леса, и под плотными лиственными сводами нам пришлось ждать, пока глаза привыкнут к царившим здесь сумеркам. Мама схватила меня за руку.

– Ох, Адди, взгляни!

Белые цветы распускались буквально повсюду: гибискусы, лилии, амариллисы и ещё куча каких-то, названий которых я не знала. Они закрывали собой кусты, пробивались сквозь почву под ногами, карабкались по деревьям на гибких лианах. И не было ни одного цветка, ни одного бутона не белого цвета. Я сделала глубокий медленный вдох, неистово борясь с одышкой. Я не испорчу эту поездку! Только не после того, как чуть не заставила маму отменить свадьбу.

– Очень мило, – выдавила я.

Мелинда отвела от лица цветок.

– В лесу очень влажно, но вы не расстраивайтесь. В доме всегда лёгкий сквознячок.

Я замедлила шаг, чтобы отдышаться, чувствуя жаркие солнечные лучи, пробивавшиеся через прорези в гигантских веерах над головой. Воздух звенел от тысяч птичьих голосов, хотя я не видела ни одной птицы. Интересно, они все такие же белые, как здешние цветы? Несмотря на их красоту, мне не терпелось поскорее попасть в дом, где обещанный сквозняк выдует наконец из лёгких этот цветочный дух.

Впереди Мелинда, Дэвид и мама уже поднимались по каменной лестнице, но я не чувствовала в себе достаточно сил на такой подъём. Лицо горело и мёрзло одновременно, а перед глазами плясали чёрные точки. Я наклонилась, опираясь руками на колени. Если уж я смогла научиться не дышать в течение семи минут, я могу научиться не кашлять. Я могу научиться снова быть здоровой. Это лишь вопрос контроля. Победа духа над плотью. Постепенно желание очистить лёгкие отступило, я выпрямилась и прислонилась спиной к толстому стволу старого дерева.

Закрыв глаза, я сосредоточилась на дыхании и стала мерно дышать, стараясь успокоиться. Я потянулась к внутреннему центру, к точке тишины, но, как и всегда в последнее время, только разбудила память о катастрофе. На меня налетел рой тревожных мыслей, жаливших напоминаниями о том, что я теперь другая. Что я стала другой, хотя до сих пор и не имею понятия, что со мною случилось, пока я оставалась мёртвой.

Что-то вырвало меня из задумчивости, вернув в наполненный цветами лес. Я поняла, что здесь стало слишком тихо. Даже птицы замолчали. Не было слышно гуденья насекомых. И тут за спиной у меня раздался шелест, и детский смех взорвался, как будто открыли музыкальную шкатулку.

– Кто здесь? – окликнула я.

Волоски на шее поднялись, как будто под чьим-то взглядом: но если за мной кто-то следил, он легко мог укрываться в этом хаотичном сплетении растений. То есть стоять буквально на расстоянии вытянутой руки – и я всё равно никого не увижу.

– Эй! – повторила я. – Кто здесь?

И снова зазвучал этот смех, тонкий и какой-то визгливый, совершенно не похожий на птичью трель. Это смеялся человек.

Листья вдруг зашелестели, и я отпрянула от чёрного кота, выскочившего из-под покрытого белыми цветами куста. Он задел мою ногу и понёсся вверх по лестнице, а у меня так перехватило дыхание, что пришлось снова нагнуться, опираясь на колени.

– Кайло, негодник! Ты опять удрал? – голос Мелинды пробился через призрачную неподвижность леса. Мало-помалу паника отступила, хотя кожу на затылке по-прежнему покалывало. Но смеялся явно не кот. Я была уверена, что это был детский смех.

– Кто здесь? – опять крикнула я.

Лес в ответ молчал.

Глава 3

Домик – если вы готовы назвать домиком несколько крытых тростником бунгало, связанных переходами, – располагался на плоском утёсе, обращённом к океану, на южной оконечности острова. Ближе к лесу был устроен бассейн в окружении шезлонгов и растений в кадках, ещё более редких, чем те, что росли в джунглях. И все они тоже были усыпаны белыми цветами.

Дэвид сам был владельцем сети дорогих отелей, и вместо того чтобы провести медовый месяц в одном из них, они с мамой решили отказаться от всего, что напоминало бы о настоящем отеле, – чтобы ему было легче отключиться от работы. Я толком не знала, как они вообще нашли этот остров, для этого явно необходимо было знать кого-то, кто уже успел здесь побывать.

Было довольно странно в один миг стать очень богатой. Я так и не привыкла ни к массивному, полному мрачного эха особняку, где мы теперь жили и где у Дэвида имелась коллекция шикарных винтажных авто, ни к его манере платить за что угодно, даже не спрашивая о цене. И в какой-то мере эта тропическая глушь, или оазис на острове – как вы его ни назовите, – внесла в мою жизнь свежую струю. Дэвид не был мне отцом, и я не хотела привыкать к избытку комфорта и роскоши в его далёком от реальности образе жизни. Я всего лишь брала его взаймы до тех пор, пока мне в следующем году не исполнится восемнадцать и я не начну самостоятельную жизнь. Что бы сейчас ни происходило – это лишь временное отступление от нормального существования.

Мои пальцы нащупали серебряный образок на цепочке на шее и пробежались по чертам святого Брендана. Я не религиозна, но это небесный покровитель моряков и ныряльщиков. И я носила его как талисман на удачу. Теперь он стал напоминанием о том, чего я не смогу больше делать. Врачи твёрдо заявили, что я не должна нырять до тех пор, пока лёгкие не восстановятся полностью, и что на это уйдут месяцы, а то и годы. А может, этого вообще не случится.

– Адди! – меня звала Мелинда с порога одного из бунгало. Внутри над морем из синей плитки гордо плыла высокая белоснежная кровать. Стеклянные двери с тюлевыми занавесками открывались на внутренний дворик на краю скалы с видом на океан.

– Твоя мама сказала, ты любишь синий. – Она поправила в вазе лилии величиной с мою голову. – Вот мы и решили, что это бунгало понравится тебе больше всего, но если захочешь, только скажи, и мы перенесём твои вещи, куда пожелаешь.

– Здесь замечательно. – Я скинула босоножки и с удовольствием почувствовала под ногами прохладный пол. – А у вас тоже есть свой дом?

– Мы живём на маяке, – улыбнулась в ответ Мелинда.

– Ух ты, потрясающе! – Никогда не думала, что такое возможно, но внезапно мне ужасно захотелось жить на маяке, чтобы кругом были лишь вода и небо.

– Нам нравится, – сказала она. – Приходи, когда захочешь, там прекрасный вид с самого верха.

Порыв ветра приподнял занавески. За распахнутой задней дверью бунгало зашелестела листва и закачались ветки кустов. У меня резко закололо в груди. Я поднесла руки ко рту, чтобы задушить приступ кашля, но не успела. На синей плитке появились алые капли. Мелинда снова возилась с цветами, и я наступила на пятно крови, чтобы она не увидела.

– А у вас есть… дети? – прохрипела я, вспомнив детский смех в лесу.

– Двое мальчишек. – Мелинда сорвала с лилии увядший лепесток и вздохнула. – Билли пятнадцать, и он сейчас принесёт сюда твои вещи. Ну а что касается его старшего брата, Шона, надеюсь, что он ещё покажется, хотя его невозможно оторвать от бесконечных видеоигр. Ты ведь знаешь, как это бывает.

Мне вообще не хватало времени на видеоигры или телевизор… точнее, раньше не хватало – но я всё равно кивнула.

– И больше на острове никто не живёт?

– Никто, – сказала Мелинда. – Пока вы здесь, он остаётся вашим личным раем.

Меня покоробило это слово. Рай – одно из возможных мест, куда я должна была попасть после смерти, но не попала. И каким бы великолепным ни был этот остров, он не мог стать для меня раем без погружений в воду. Не говоря уже о том, что в раю не место необъяснимому издевательскому смеху, который я услышала в лесу. Это могла оказаться птица – я понимала, что в джунглях водятся самые странные виды, – но это не делало перспективу слышать этот смех в течение двух недель более приятной.

На пороге возник костлявый белобрысый мальчишка с моим чемоданом. Он оказался сантиметров на пять ниже меня, и судя по тому, как он переминался босыми ногами, ему было не по себе.

– А вот и он! – воскликнула Мелинда. – Адди, это Билли.

– Приятно познакомиться, – сказала я.

– И мне. – Его веснушчатая физиономия залилась краской. – Куда это поставить?

– Можно на кровать, спасибо. – Я не привыкла, чтобы меня обслуживали другие люди, и, наверное, полагалось дать ему чаевые, но почему-то мне показалось это неправильным.

Билли с натугой поднял чемодан, прежде чем плюхнул его на кровать, так что заскрипели пружины. Он театральным жестом вытер пот со лба.

– Ты что, возишь в нём кирпичи?

– Билли! – одёрнула его мать, но я не удержалась от смеха – пожалуй, первого настоящего смеха после катастрофы.

Не кашляй!

– Ну, вообще-то я привезла специальное оборудование для кузницы, – ухмыльнулась я. – У вас ведь здесь найдётся приличная наковальня?

– Спрашиваешь! – расхохотался Билли. – Она внизу, на площадке для сквоша.

– Адди, здесь нет ни площадки для сквоша, ни наковальни. – Мелинда закатила глаза. – Надеюсь, это не станет проблемой?

– Определённо нет. – Пожалуй, я бы выкашляла себе все лёгкие, если бы попыталась играть в сквош. – А в чемодане у меня кое-какие проекты, которыми я собираюсь заняться здесь, пока нет интернета.

Мой психотерапевт советовал отнестись к этой поездке как к возможности выяснить, кто я такая на самом деле – то есть та часть меня, которая не является ныряльщицей. И хотя я сомневалась, что такая часть вообще существует, я привезла кое-что для таких занятий, на которые у меня обычно не хватало времени. Альбом и набор цветных фломастеров. Наполовину выполненную вышивку, над которой было легко представить себя персонажем романа Джейн Остин. Рабочие тетради для изучения французского, немецкого и китайского языков. Набор для оригами. Руководство для садовода… Проблема заключалась в том, что я не особо разбиралась ни в одном из этих дел, и вместо того, чтобы успокаивать меня, они вызывали приступы сильной тревоги. Мама считала, что мне просто не хватает терпения, но при одной мысли о том, что я такая нетерпеливая, я впадала в депрессию.

– На маяке у нас есть самый медленный в мире интернет – если тебе понадобится, – сказал Билли. И хотя он всё это время не двинулся с места, его ноги пребывали в непрерывном движении.

– Круто, спасибо, – сказала я, и он снова покраснел. Что-то запищало у него в кармане, и он вытащил рацию.

– Да, слушаю, – ответил он.

Послышались помехи и какие-то слова, неразборчивые из-за треска в эфире.

– Сейчас буду. – Билли пожал плечами и спрятал уоки-токи в карман.

– Просто крикни нам, если что-то понадобится, – улыбнулась Мелинда. – Ах да, тут на днях для тебя пришла открытка. Она на столике у кровати.

Я взглянула на открытку и почувствовала, как похолодело внутри.

– Большое спасибо.

– Увидимся, – сказал Билли.

Наконец все ушли, и я вытерла кровь на полу. Потом взяла открытку и легла на кровать. Это была фотография золотых песчаных гор над безбрежным бирюзовым морем. И в самом центре океана темнела глубокая синяя дыра.

Внизу стояла подпись: «Дахаб».

Обе мои лучшие подруги, Иви и Миа, сейчас тренировались в Египте: на весь июль у них были запланированы погружения с нашим тренером. Я тоже должна была нырять с ними. Но вместо этого я умерла и теперь оказалась в аду. Стараясь справиться с тошнотворным отчаянием, я перевернула открытку.

Здесь всё бесподобно, но мы успеваем только есть, спать и тренироваться. Хоть бы Грант дал нам свободный уик-энд, чтобы осмотреться!

Но без тебя всё не так.

Ужасно скучаем без тебя!

И+М

Я отдала бы что угодно, чтобы оказаться сейчас в Дахабе – пусть даже без свободного времени на достопримечательности и красоты побережья. Иви и Миа были не просто моими лучшими подругами, но и самыми жестокими соперницами, и с каждым днём пропасть между нами только росла. Я прикована к этому острову и не знаю, чем занять своё время, а они становятся сильнее и выносливее. Грант утверждал, что одна из нас непременно побьёт мировой рекорд, и это должна была быть я. Но с таким отставанием мне ничего не светит.

С горьким вздохом я отбросила открытку прочь, и она спланировала под шкаф. Закрыв глаза и представив себя на берегу в Египте, я проделала цикл дыхательных упражнений, которые вроде бы должны были помогать восстанавливаться лёгким, но вместо этого лишний раз напоминали, в какое жалкое подобие себя прежней я превратилась.

* * *

На ужин мы ели холодное куриное жаркое и картофельный салат, заботливо припасённые Мелиндой в холодильнике с парой бутылок ледяного белого вина. Дэвид с мамой едва успели одолеть половину первой бутылки, с удобством расположившись за стеклянным столиком на краю террасы. Деревянная лестница вела с нашего утёса к узкой полосе пляжа, неразличимого из-за края скалы. Морской бриз почти полностью развеял цветочные ароматы, но воздух по-прежнему оставался настолько влажным, что вызывал у меня кашель.

– Ты была права насчёт этого места, Керри. – Дэвид чокнулся своим бокалом с мамой и снова откинулся в кресле. – Я уже помолодел на десять лет.

– Я заметила. – От маминой игривой улыбки у меня всё сжалось внутри. Эта поездка была задумана не для меня, и как бы я ни старалась быть снисходительной, есть вещи, которые не получается примерять на собственную маму. Она поднесла бокал к губам. – Посмотрим, что ты скажешь на второй день жизни без интернета.

Дэвид многозначительно посмотрел на меня и ответил:

– Всем нам эта изоляция пойдёт на пользу.

Он явно намекал на то, что мне пойдёт на пользу, если я перестану вновь и вновь крутить видео собственной смерти, но готова поспорить, он и сам залип бы на такое кино с собой в главной роли. Дэвид не скрывал, что считает избранный мной вид спорта слишком опасным и маме следует вообще запретить тренировки, но мы с нею пришли к соглашению, что не будем спешить и посмотрим, как я буду восстанавливаться. А я непременно собиралась восстановиться и не нуждалась в советах кого-то третьего.

«Не огрызайся на Дэвида. Не порти им первый вечер на острове. Не кашляй».

Он пододвинул ко мне пустой бокал и позвенел по нему бутылкой в качестве предложения мира.

– Дэвид! – встрепенулась мама, но он отмахнулся.

– Не бойся. Вряд ли она сегодня сядет за руль. – Он подмигнул мне, на подбородке у него блеснула капля майонеза, и я снова удивилась: неужели теперь он моя семья? Прежде чем мама отняла у меня бокал, я успела сделать хороший глоток. Терпкая ледяная жидкость приятно охладила раздражённое горло. Я и не заметила, как бокал опустел, и всё как-то смягчилось, и я больше не хотела кашлять, но готова была проспать трое суток подряд. Может, даже до самого отъезда с острова.

Дэвид собрал посуду и вернулся со второй бутылкой. На этот раз он налил только себе и маме. Она выпрямила под столом ноги, уложив их ему на колени, и мне пришлось отвернуться, но тогда смотреть приходилось на прекрасное бесконечное море, в которое я не могу нырять.

– Пожалуй, пойду спать, – сказала я.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Мамин лоб тут же прорезала беспокойная морщинка.

– Да, просто устала. А вы наслаждайтесь вечером, ладно?

«Только, пожалуйста, не так громко, чтобы я ничего не слышала». От этой мысли я невольно стиснула зубы. Между нашими бунгало находилось ещё несколько построек, и я молча поблагодарила за это Мелинду.

– Смотри не проспи! – напомнил Дэвид. – Утром Кен поведёт нас гулять по острову.

– За свои семнадцать лет Адди ни разу не проснулась позднее семи утра, – рассмеялась мама. – Ни разу. Люблю тебя, милая!

– И я тебя. – Я послала ей воздушный поцелуй, вежливо помахала Дэвиду и поплелась к бунгало размером больше нашей квартиры. Когда я включила свет, заработал вентилятор на потолке, разметав по полу лепестки лилий. Не обращая на это внимания, я почистила зубы в ванной, отделанной синей плиткой, и надела пижаму: светло-серые шорты и топик. Даже измученная дальним перелётом, я не верила, что смогу заснуть без ставшего привычным видео. Я снова проверила телефон. Сигнала не было, да и аккумулятор почти сел.

На столе возле вазы с лилиями была приготовлена целая стопка открыток, но я пока не чувствовала в себе силы писать ответ Иви и Мие. Мне надоело прикидываться, будто всё хорошо, чтобы не расстраивать других людей.

В изножье кровати я обнаружила маленький букетик, перевязанный стебельком травы. Кажется, раньше его здесь не было. Я взяла букет, и что-то выпало из него. Сколопендра длиной с мой указательный палец. Взвизгнув от испуга, я отбросила букет и стряхнула тварь с кровати. Она шлёпнулась на пол с каким-то чавкающим звуком, и я не удержалась от слёз, следя за тем, как проворно она скрылась в тени. И нечего было реветь. Подумаешь, насекомое! Я вытерла слёзы и забралась под холодные простыни.

Я хочу домой. Я хочу жить как прежде. Я хочу вернуться назад во времени и целиком изменить день, когда я умерла. Хочу исправить все свои ошибки. Повторяя упражнения для дыхания, я старалась восстановить в памяти прекрасную погоду и сверкающее море. Острую боль в левой пазухе, которую я игнорировала, позволив силе тяжести увлечь меня на морское дно.

Боль нарастала, делалась всё сильнее, независимо от того, сколько бы я ни выравнивала давление в ушах. На критической отметке в тридцать шесть метров рассудок затуманился и возникло жуткое ощущение, будто глаза вылезают из орбит. Я попыталась выровнять давление в последний раз, на этот раз с помощью другой техники. Я знала, что это не лучшая идея, поскольку мне придётся запустить в пазухи морскую воду. Наш тренер недаром строго-настрого запретил использовать такой приём. Произошла последовательность ужасных ошибок, которые не следовало совершать. А потом всё вышло из-под контроля.

Память перескочила на видео из интернета, только вместо смартфона оно прокручивалось в голове. Мой раскрытый рот и тусклые рыбьи глаза. Вода плещет вокруг лица, рябит на подбородке. Розовая пена. Крики.

Адди, на которую я смотрю, их не слышит.

Я их не слышу.

Я не слышу.

Я ничего не слышу.

* * *

Позже, когда мой матрас промок от пота, на край кровати присела мама. Она провела пальцами по моим влажным волосам, распутывая пряди и напевая странную песню, которую я никогда не слышала.

– Дай мне попить, пожалуйста, – пролепетала я.

Она не ответила, я протёрла глаза и всмотрелась в темноту.

Это не мама сидела на кровати. Молодая женщина с гривой вьющихся тёмных волос, обрамлявших такое измождённое и бледное лицо, что оно походило на череп. Я охнула от испуга и села.

Женщина исчезла.

1. Фридайвинг – подводное плавание с задержкой дыхания. Эта самая старая форма подводного плавания до сих пор практикуется как в спортивных, так и в коммерческих целях (здесь и далее примеч. переводчика и редактора).

2. То есть привязанный.