Пещера Тимура

© Наталья Низамудинова, 2016

ISBN 978-5-4483-1207-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аня

– Ти саабражяищь, что гаврищь?! Как балнис останца без мяс?!

– А что, гнилое им распределять?

– Какой гнилой?! Савсэм башка нет?! – Рустамов вытер платком потный лоб, Несмотря на работающий кондиционер, в отделе было душно. Его мощности явно не хватало на 80 кв. метров. Нужно было бы добавить хотя бы еще парочку таких чудо-агрегатов, но и этот, единственный,

Рашид с трудом «выбил» у администрации.

– Ну, я же не виновата, что холодильник сгорел! – Анна с отчаянием уставилась на начальника. – Как ему объяснить?

– Рашид Рустамович, в городском холодильнике сгорело реле. Уже неделю все мясо находится в неподобающем температурном режиме. Распределять НЕЧЕГО! Я всегда хожу на холодильник по пятницам, в прошлый раз все было нормально.

– Какой нормално?! Это – нормално? Ти в тюрма будищь! – от отчаяния Рустамов орал на товароведа, понимая, что та действительно ни в чем не виновата.

– Завитра в Обком со мной пайдощь, сама будищь обияснат!

– Завтра же суббота! – Анна с тоской посмотрела в окно. Там, с 5-го этажа Горпотребсоюза, открывался чудесный вид – широкая асфальтированная дорога, сужаясь в перспективе, уходила прямо к горизонту, на котором в голубом мареве виднелись горы. Это Агалык. Сегодня после работы, Аня должна была быть там…

– А этот идиот, Рустамов, вопит, что завтра надо идти в Обком партии…

Последние 4 года Аня с друзьями каждое лето по пятницам уезжала в горы на выходные дни.

Компания из 3-х семей собиралась на загородной конечной автобусной остановке с рюкзаками, палатками и 3-хдневным запасом еды. Радостно-возбужденные, шутя и беспричинно веселясь, предвкушая длиннющие 2 дня полнейшего слияния с чистой, не тронутой цивилизацией, природой, они заполняли половину автобуса. Доехав до последнего кишлака, шумная гурьба высыпала на пыльную площадку и, одев рюкзаки, отправлялась вверх по тропе до «своего» места. Шли часа полтора. Преодолев 3 затяжных подъема, еле шевеля ногами к 9-ти вечера, они, наконец, добирались до небольшой зеленой лужайки вдоль горной речушки. Поспешно освободившись от тяжелых ношь, женщины и дети бросались в теплую, словно ленивую, ласковую воду… Мужчины, покурив, ставили палатки.

Вдоволь накупавшись, подруги вытаскивали дрожащих ребят из Агалычки, переодевали их в сухую одежду и, затем, приводили в порядок себя. Потом, по неписанным, но четко соблюдаемым правилам, детвора шла собирать хворост и кизяки (сухие коровьи лепешки) для костра, женщины накрывали «стол», а мужчины тем временем, громко рыча и фыркая плескались в темном, но еще теплом озерце, образованном плотиной из камней, перегородившей речку. Сашка стелила на траву дастархан, Лерочка вокруг него устраивала «сидалища» из старых курток, одеял, и поролоновых матрасов, Аня нарезала помидоры для салата… Смыв дневную жару, мужчины устраивали из речных камней две стеночки на пртив друг друга, между ними разводили огонь и сверху водружали прокопченный 3-х литровый чайник.

Наконец все усаживались за поздний ужин.

– Здравствуй, Агалычка!!! (секундная пауза) – Гип-гип – УРА!!! – зычным, командным голосом провозглашал традиционный первый тост Коля.

– Ура! -Ура! -Ура! – дружно, по-армейски коротко, рявкала в ответ компания, включая детей.

– Неужели все это будет без меня? И какого черта мне делать в Обкоме? Что от этого изменится? Испорченное мясо станет неиспорченным? Или холодильник сам по себе заработает? Что я – мастер-электрик? Я не хочу, не хочу париться в 40-ка градусной жаре эти два дня! – с отчаянием думала Аня.

Она взяла лист бумаги, ручку и написала:

«Председателю Горпотребсоюза Хафизову Г. Р.

От Литвиновой А. С.

Заявление

Прошу предоставить мне очередной трудовой отпуск с последующим увольнением по собственному желанию.

Литвинова А. С. 08 07 85г

Молча встала и положила заявление Рустамову на стол.

– Что-о-О-О-О!!! – заорал Рашид – Никаких заявлений!! Никаких!!!

Он разорвал в клочья поданный листок и топнул по ним ногой.

Аня пожала плечами, написала второй экземпляр и отнесла его секретарше:

– Зарегистрируй, Лен?

– Ты, что? Чекнулась? – прочитав, удивилась Лена.

– Да надоело все. Не хочу больше, что б на меня орали, не хочу быть козлом отпущения…

– Ну? И куда ты пойдешь?

– Не знаю, пока никуда.

– Анька, не дури, подумай, здесь хоть и зар. плата маленькая, зато все по СВОИМ ценам можно достать – и мясо, и сливочное масло, и шмотки! Да за одни Югославские сапоги, если брать в магазине, надо переплатить рублей 40! Это же половина твоей получки! А ты позавчера их взяла здесь за 65р.! Нет, Ань, ты «тронулась» чуток. Регистрировать не буду, пока Рашид не подпишет!

Аня взяла листок, повертела его в руках и бросила в урну: «Ленка права, нельзя мне уходить, в магазинах ничего нет, что бы что-то купить, надо унижаться перед продавцами, просить, дико переплачивать, а потом еще, приятно улыбаясь, униженно благодарить за то, что соизволили тебе продать в тридорога.. Нет уж, видно судьба у меня такая…»

Аня посмотрела на часы, стрелки показывали 16—40. В пятницу рабочий день заканчивался на 12 минут раньше, чем обычно. Через 8 минут можно идти домой…

Почему укоротили пятницу именно на 12 минут, а не на 10, или – 15 – никто не знал. Кто-то в далекой «умной» Москве кропотливо высчитывал рабочие часы и минуты за неделю, за месяц, за год – и вот такая арифметика у них получилась…

– Ну что ж, за 10 минут можно доехать на троллейбусе до базарчика, там купить свежие лепешки у «апайки» (апа – сестра, апайка – русский сленг) и по Заводской пешечком, минут за 7 дойти до дома… Пока, Лен.

– Угу, пока, до понедельника.

***

– Вот, мамочка пришла! – улыбнулся Коля. – А мы уже готовы!

В середине комнаты стояли рюкзаки – 2 больших и 2 маленьких.

– Вот лепешки, Коль, надо перекладывать вещи, я не поеду. Мне надо завтра быть в Обкоме – обреченно сказала Аня.

– Вот еще – новость! Поехали! Ничего они тебе не сделают! Поорут на Рашида, он, в свою очередь, поорет на тебя в понедельник, но подумай! В ПО-НЕ-ДЕЛЬ-НИК!! А эти 2 дня уже будут ТВО-И-МИ! Поехали! Я объясню тебе в горах, как надо отвечать на всякие нападки и открою тайну магических слов. А сейчас: «Цигель-цигель! Ай-лю-лю! (крылатое выражение из к.ф-ма « Бриллиантовая рука»)

– Что за ерунду ты несешь? Какая магия? – недоверчиво покосилась Аня. – Говорю же – долго объяснять! Ну, не дрейфь, Анюта! Да за твою зарплату, ты должна работать 2 дня в месяц, как говорил Райкин – 5-го и 20-го и то, с 9 до 10-ти утра! Ну, подумай, что ОНИ могут тебе сделать? – Побить? – Нет! Лишить премии? – нет!, потому что премий у вас не бывает! Понизить зарплату? – НЕТ! – ниже не бывает!!! Уволить? – Нет! – Где они еще найдут такую «Изауру»? Да если ты сама захочешь уйти – не отпустят!

– Да уж, в этом ты прав – Аня вспомнила реакцию Рашида на свое заявление. – А ну их всех! И – правда!! Что ОНИ мне могут сделать?!

Аня улыбнулась, вдруг осознав свою безнаказанность! – Поехали!!

– Ну?! УМНИЦА! Конечно! Пусть завтра парятся, доказывают – кто прав- кто – виноват, а ты будешь в Агалычке балдеть!!!!

Агалычка – горная речушка, протекающая по склонам Агалыкских гор. Вода в ней необыкновенная чистая, прозрачная и лечебная, содержащая большое количество буры, которая играет роль естественного антисептика. Интересно то, что любые ранки на коже – будь то – нарывы, ссадины, или порезы, заживают в ней буквально за считанные часы…

Сидя на большом валуне, Аня опустила в воду натертые пятки в воду… Сегодня днем она была еще на работе и почти уверенна, что вот этот чудесный вечер пройдет без нее… – Спасибо Коле, если бы не он, она ни за что бы не решилась бы ослушаться начальство. Как хорошо то, Господи!

Вода бьется о камни, журчит и словно напевает свою успокаивающую бесконечную мелодию…

Уже стемнело, Сашка накрыла «стол» и разложила по кругу лепешки:

– Анюта! Ты чего там мечтаешь в одиночестве? Давай, сюда! Уже все готово! Рюмки ты несла? – перекрикивая шум воды, позвала Сашка.

Аня встала по колено в воду и вышла на плоский берег, покрытый мягкой ровной травой. Речушка в этом месте была чуть пошире. Ниже, по течению – она сужалась, и там ребята устроили из речных камней небольшую плотину – «запруду», сквозь которую вода продолжала течь, но все же замедляла свою скорость. Так получилось небольшое озерцо. С обеих сторон ручья высились старые горы Агалыка. Скалы почти полностью заросли землей, образовав холмы, которые весной покрывались густой зеленью с огромными полянами красного мака. Но с прекращением дождей, трава моментально высыхала и горы становились колючими, серо-желтыми. Только вдоль речки все лето буйствовала живая природа – трава, осока, аспарагус и плотные шапки кустов, дававшие спасительную тень чабанам и редким туристам

– Здравствуй, Агалычка! – торжественно, будто на трибуне принимая первомайский парад, традиционно прогремел Колин голос:

– Гип, гип – ур —р рааа! – Ура!.Ура! Ура! – отозвался слаженный хор. Все выпили – взрослые водку, дети – лимонад. Сочные, еще теплые котлеты, пожаренные Лерочкой буквально перед отъездом, издавали аппетитный аромат, который смешивался с запахом свежего салата, чеснока, укропа, тархуна, и райхона. Примятая трава благоухала чебрецом, душицей и мятой. Казалось Агалычка быстро-быстро, взахлеб, перебивая самое себя, рассказывает, как она прожила эту неделю, как ждала, как соскучилась и, как она, наконец, рада шумным, веселым друзьям.

Черное бархатное небо засияло огромными, южными звездами.

– Вон НАШ Олень появился! – тихо прошептала Сашка. Все повернулись к расщелине между двумя грядами гор, которые четкими черными силуэтами врезались в чуть светлевший на горизонте, ночной купол. Перед полуночью, там появлялось, нарисованное звездами, гордо парящее животное. Изящно выгнутая шея несла улыбающуюся мордочку, увенчанную короной из ветвистых рогов. Передние ноги застыли в прыжке и создавалось впечатление, что Олень перелетает пропасть от одной вершины к другой. Его полет будет длиться часа полтора. Потом за горой исчезнет сначала одно копытце, затем – полностью – передние ноги, грудь, втянутый живот и, наконец, скроется весь…

Причем, Олень вырисовывался только с этой площадки. Если компания по каким – то причинам останавливалась выше, или ниже «своего места», звезды не складывались в этот рисунок, а хаотично разбегались…

– Ну, что ты там говорил о «волшебных словах»? – лежа на спине, безразлично, лениво, спросила Аня.

– А-а… – отозвался Коля: – «Кусак касал»…

– ЧТО- что?

– Кусак – живот, касал – больной – перевел Коля.

– Ну? И?…

– Мой отец в 50-е годы работал агрономом в колхозе «Коммунизм» – Коля закурил и продолжил свой рассказ:

– С дисциплиной после войны, тогда было очень строго. За опоздание на 5 минут объявлялся строгий выговор с занесением в личное дело, за 15 минут – могли уволить по статье с клеймом «разгильдяйство». С такой трудовой книжкой уже не было надежды устроиться на другою работу. Слова начальника были непререкаемыми. На сезонные сельхозработы отправляли солдат строевой службы, школьников, студентов, рабочих – ну всех, как сейчас отправляют на хлопок. (В сентябре в Средней Азии созревает хлопок и всех горожан и поныне мобилизуют на 2 месяца на сбор урожая). Тогда, в 53-ем, отцу дали 2 группы студентов для сбора яблок. Ребята работали нормально, но все равно не успевали и отец попросил увеличить рабочий отряд по меньшей мере – вдвое. К нему направили еще 20 человек, но не студентов, а «люля»

– «Люля»? – переспросила Лерочка.

– Ага, «люля». Это – узбекские цыгане

– Узбекские цыгане? Что, бывают и – такие? А негритянские цыгане может тоже бывают? – засмеялась Аня.

– «Люля» и по сей день живут за Регистаном (Регистан – древний архитектурный ансамбль из 3-х мечетей) – невозмутимо продолжал Коля. – Они строят глинобитные лачуги без всяких планов, разрешений и регистраций, образуя свой городок – без правил, который прозвали «Шанхаем». Вот к ним-то и отправили участкового мента с заданием: – «мобилизовать на сельхозработы местное население». Мент пригрозил свободношатающимся Советским гражданам, что запросто арестует всех за тунеядство, если те ДОБРОВОЛЬНО не помогут Родине в борьбе за спасение урожая.

Та-аак. Привезли, значит, цыган в колхоз «Коммунизм». Отец выделил им часть сада для сбора яблок. «Люля» подтвердили, что поставленная задача им ясна и принялись за работу: поставили ящики из тонких дощечек в длинные ряды, установили лестницы-стремянки…, короче – все путем. Часа в 2—3 отец делал обход рабочих точек. Подошел к участку «люляшек» – никого нет. Лестницы стоят так же, как их утром поставили, ящики пустые. Ни одного яблока не собрано.

– Да куда они подевались-то? Неужели сбежали? – подумал отец, растерянно озираясь.

Сентябрьское солнце грело по-летнему жарко, но в тени, на ветерочке – было просто приятно-тепло. Сонную дремоту сада иногда нарушало мычание коров, доносившееся издалека, лай собак, или пение «бедонажки», (Среднеазиатский скворец) перебиваемое чириканьем воробьев… Вот добавился еще какой-то звук… Толи – рык? Толи – свист… Отец прислушался.

– Показалось, что ли? – Нет, вот – опять:

– Пр-р-р-р… сью-ууу…

Пройдя метров 15, он вдруг увидел цыган! Все они преспокойно спали в арыке, заросшим густой травой. Дружный храп просто безобразно звучал в середине рабочего дня.

– ВСТА-А-АТЬ! – заорал отец

Некоторые «люля» лениво приоткрыли глаза, некоторые – продолжали спать. Наконец, отец растолкал и поднял лентяев.

– Как это понимать? Почему не работаете? – Вне себя от ярости бесновался отец.

Невинно улыбаясь, «люля» в один голос коротко ответили: – «Кусак касал»

– Какой живо-о-от? Что? У всех сразу? И эта «животная» болезнь не помешала вам храпеть?!! – отец продолжал возмущенно кричать, призывая к совести, невинно моргавших наглецов. Но все его слова были, как о стенку-горох. «Люля» молча слушали, не перебивали и не оправдывались. Но на любой намек, требование, или приказ – идти работать, односложно твердили: – «кусак касал».

Промучившись с ними 2 дня, отец сам выгнал их домой, чему они были, конечно, рады.

Закончив свой рассказ, Коля ласково приобнял жену:

– Так вот! Я и говорю! На все вопли твоего Рустамова в понедельник, опускай скромно глазки и тверди свое: – «Голова болела», повторяя про себя, как заклинание – «кусак-касал». Пусть он бесится, психует, выкручивается, оправдывается. А ты – СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК! И чем скорее ты это поймешь и ощутишь себя таковой, тем труднее ИМ будет тебя «согнуть»! Поняла?

– Я на эту тему анекдот вспомнила! – воскликнула Сашка: – Морда спрашивает у задницы: – «Скажи, дорогуша, как тебе удалось так сохраниться? Ведь мы с тобой одного возраста, принадлежим одному и тому же человеку, но я вся в морщинах, а ты – такая пухленькая, гладенькая, молоденькая? Жопа подумала немного и ответила: – «Да срать надо на все больше».

Дружный взрыв хохота разбудил сонных детей. Родители засуетились, уложили ребят в палатки и, затушив костер, отправились спать.

Зеленовато-серое утро неслышно подкралось в палаточный лагерь. В 6 утра приятная прохлада, как заботливая мать, нежно оберегает сладкий сон своих детей. Но вот кому-то уже не спится. Тихонько, на четвереньках, Костик выползает из палатки, выпрямляется во весь рост, потягивается, подходит к холодному очагу и начинает разводить костер. Потом, зачерпнув чайником воду из Агалычки, ставит его на огонь. Голубоватый дымок струйкой поднимается вверх. Днем, когда наступит жара, дым от костра будет стелиться по поляне и есть глаза, а пока он ровным столбиком устремляется в светло-голубое небо…

Из соседней палатки высовывается заспанное, чуть припухшее Лерочкино личико. Она выбирается тоже неслышно, чтоб никого не разбудить. У нее в руках полотенце, зубная щетка, паста и мыло. Устроившись на плоском валуне в середине речки, Лерочка, чуть повизгивая, умывается обжигающе-холодной водой.

Постепенно поляна все больше заполняется проснувшимися туристами, разговаривающими шепотом, чтоб не разбудить тех, кто еще нежится в последних минутах прохлады.

– Дядь Кость, скипел?!! Я кофе хочу!!! – громко, «по- дневному» орет Пашка.

Все возмущенно шикают на него: – «Тише! Тише! Еще рано!»

– Че-оо! Ра-но! Все уже проснулись!

Растерянно оглянувшись, Сашка пересчитывает осторожно снующих по траве, обитателей лагеря. И вдруг хохоча с визгом бежит к речке:

– Да все!!! Все уже встали!!! А-а-а-а!! —

Брызги ледяным веером разлетаются вокруг Сашки, бомбой ворвавшейся в сонную гладь озера. Все… Понеслось… День начался.

– Ань! Достань там яйца! – укутавшись в полотенце, Сашка машет рукой в сторону дерева, на котором висит болониевая котомка.

Лерочка мечется от палатки к палатке, вытаскивая из них одеяла и раскладывает их вокруг дастархана (длинная скатерть – по узбекски). Аня, стоя на коленях, намазывает хлебные ломтики маслом.

И вот, наконец, вся компания садится завтракать. Наступило первое субботнее утро. Тень от горы быстро сокращается и Его Величество Солнце неутомимо поднимается над ущельем, речкой и поляной, настойчиво загоняя людей в озерцо. Вода еще прохладная, но уже не такая обжигающая, как в 6 утра, к полудню она еще потеплеет, а к 3—4 часам станет вообще почти горячей…

– «Доброе утро, товарищи!» – приветливо-бодрый голос диктора из «спидолы» наполняет беззаботным счастьем маленький островок оазиса, среди бесконечных, пышущих зноем, Агалыкских гор. Низкий баритон задорно разносится из приемника: – «Выйду на улицу, гляну на село – девки гуляют и мне – весело!»

Пашка, стоя по колено в воде, хлопает ладонями по зеркалу озера, поднимая фонтан бриллиантовых брызг и самозабвенно вторит певцу тоненьким писклявым голоском: – «Девки гуляют – и мне весело!!»

Лерочка, тихонько улыбаясь, кивает головой подругам: —

– Гляньте-ка, «ему весело» от того, что «девки гуляют»…

Потом запела Пугачиха: – «Я так хочу, чтобы лето не кончалось…»

Сашка лежит на полотенце с прикрытыми глазами. Сквозь мокрые ресницы видно пронзительно-синее небо, окруженное ярко-желтыми горами.

Было всего 11 часов утра… Впереди – целый день, теплый вечер, прохладная ночь с костром, а завтра – ЕЩЕ такой же день… И никуда не надо торопиться… И лето в Узбекистане длинное-длинное…, бесконечное…

***

В понедельник, как и предсказывал Коля, Рашид поорал на всех товароведов – вообще, на каждого – в частности, конечно, досталось и Ане. Но ругань была больше профилактической, беззлобной, потому, что в субботу починили городской холодильник, мясо – списали, все виновники этого ЧП тоже получили по порции взбучки, на том скандал и закончился – из «Партии» никого не исключили, с работы – не выгнали, в тюрьму – не посадили. Буря улеглась.