Я и мир

Насколько же часты эти замечательные генетические отклонения? Не столь уж редки – гением рождается один из миллиона. Но за всю историю общепризнанных гениев не более пятисот… Значит, остальных мы просто не знаем.

Человек с задатками гения может и умереть в детстве, и погибнуть в любом из бесчисленных вооружённых конфликтов… А может и не обнаружить своего призвания.

Не исключено, что его дар окажется не востребован обществом. Это может быть и примитивное общество, в котором любое образование – это нарушение традиций и оскорбление памяти неграмотных предков, это может быть и патологическая ненависть посредственности, способная погубить «слишком умного». «Сверходарённости» могут и не заметить. По свидетельству путешественников, коренные австралийцы не знали музыки. Возможно, люди с уникальным слухом и композиторским дарованием рождались и у них, но кто мог оценить их уникальность?

Случается, что гений «опаздывает родиться». Лет сорок назад в Китае обычный паркетчик изумлял своей способностью, держа в руках дощечку паркета, точно «угадать», сколько таких планок понадобится на комнату. Размер комнаты определял «на глазок» – и всегда безошибочно. Задача для пятого класса средней школы? Конечно. Но чудо в том, что парень был неграмотным.

Новый Пифагор, опоздавший на две с половиной тысячи лет… А гениев, обогнавших время – десятки. Гости из будущего?

1920 год. Страна ещё не выбралась из Гражданской войны. Жесточайшая засуха. Голод. Паралич транспорта. Жители Калуги озабочены элементарным выживанием. Починкой единственного уцелевшего паровоза – для доставки дров на зиму. Что они должны были думать о глухом школьном учителе, который всё своё свободное от учеников время занят чертежами и расчетами, никому больше в городе не понятными? «Циолковский собирается на Марс»…

Прошло 80 лет. Космические полёты стали не только реальностью, но уже почти обыденностью. И вот журналисты с почтительным трепетом спрашивают одного из старейших жителей Калуги:

– Неужели Вы видели живого Циолковского?

Старик отводит глаза:

– Видел… Только хвастаться мне нечем… Я, вместе с другими мальчишками, в него грязью кидал… Он же был для нас городским сумасшедшим…

И сегодня человечество не знает, как относиться, например, к «детям индиго». Ранняя одарённость в сочетании с пренебрежением законами и условностями «взрослого мира» – явление уже не исключительное, а едва ли не массовое. Действительно ли это – рождение нового человечества, «начало будущего»?

Не исключено, что в погоне за сенсацией, модным понятием «индиго» могут объединить и гения, и аутиста (при этой психической болезни память поистине бездонна – человек запоминает наизусть целые книги), и художественно одарённую поэтическую натуру, и ребёнка, в чём-то талантливого, но элементарно невоспитанного…

Огромное поле деятельности для будущих исследователей. Неподнятая целина…

Если нам на смену действительно идёт поколение гениев, если гениальность из исключения превратится в норму – возможно, она перестанет быть коварным даром насмешливых богов…

Т Е М П Е Р А М Е Н Т

Не надо обладать особой наблюдательностью, чтобы заметить очевидное – на одни и те же житейские ситуации разные люди реагируют очень по-разному.

У датского художника Бидструпа есть серия рисунков, комикс о том, как четверо отреагировали на одну и ту же маленькую неприятность – каждый из них забыл шляпу на скамейке – а на неё кто-то сел… Один рассердился, другой рассмеялся, третий сделал вид, что не заметил, четвёртый заплакал.

Что это – результат разного воспитания, или дело в свойствах психики? В одной семье при одинаковом воспитании могут вырасти совершенно разные дети – общительные и замкнутые, «безудержные» и невозмутимые. Чем это объяснить?

Редкий случай, когда человеческим особенностям попытались найти рациональное, материалистическое объяснение ещё в древности. В V веке до н.э. великий греческий врач Гиппократ выдвинул такую теорию. В теле человека четыре жидкости: кровь (сангвис), слизь (флегма), желчь (холе) и чёрная желчь (мелайна холе). И тип человека определяется пропорциями этих жидкостей, их смешением. А «правильное смешение» по-гречески «темперамент».

Тогда же Гиппократ набросал и психологические портреты четырёх основных типов людей.

Тот, у кого преобладает «сангвис» – кровь – подвижен, общителен и довольно легкомыслен.

Преобладание «флегмы» – малоподвижной слизи – спокойствие, неторопливость, основательность.

Преобладание желчи, «холе» – определяет характер вспыльчивый и решительный. Такой человек страстно увлекается всяким новым делом – и заканчивает его прежде, чем успеет охладеть.

А вот преобладание чёрной желчи даёт странную картину повышенной чувствительности. Такого человека легко вывести из равновесия – обидеть словом, взглядом или даже невниманием. Но так же чувствителен он и к прекрасному! Подмечает гармонию звуков, игру красок, смешные ситуации, тонкости человеческих отношений…

У каждого типа свои недостатки и достоинства. И если учение о четырёх жидкостях сегодня кажется наивным, то всё же нельзя не отдать должное наблюдательности Гиппократа, меткости его характеристик. Вероятно, именно поэтому его «ненаучная» классификация всё же утвердилась в науке, и сегодня мы рассматриваем четыре типа темперамента. Сангвинический, флегматический, холерический, меланхолический.

Научное объяснение природе темперамента дал русский физиолог И.П.Павлов в начале XX века.

Он установил, что нервные процессы возбуждения и торможения можно характеризовать по их силе (а сила зависит от работоспособности нервных клеток), по их подвижности (то есть скорости смены возбуждения – торможением и наоборот), и по равновесию между ними.

Нервная система у человека может быть сильной с преобладанием возбуждения, сильной с преобладанием торможения, сильной с уравновешенными процессами, слабой, средней.

Схематически это выглядит так:

СИЛЬНАЯ СРЕДНЯЯ СЛАБАЯ

Преобладает возбуждение тип работоспособность

возбуждение и торможение «смешанный» нервных клеток

(холерик) в равновесии невысока,

/ \ Быстрая

смена смена утомляемость

«фаз» «фаз» (меланхолик)

Быстрая медленная

(сангвиник) (флегматик)

Если понаблюдаете – обнаружите, что далеко не всех людей можно с уверенностью отнести к одному из этих четырёх типов. Очень у многих тип нервной реакции зависит от обстоятельств. Один и тот же человек может бурно реагировать на успех любимой футбольной команды, а потом обстоятельно, неторопливо копошиться в своём огороде. Быть душой компании – и при этом болезненно переживать недостаток внимания со стороны собственных родителей. Но если многие, едва ли не большинство людей относятся к «смешанному» типу – нет ли смысла список темпераментов дополнить и расширить?

Такие попытки предпринимались многими, и количество темпераментов у разных авторов колеблется от 11 до 20, но практически удобной оказалась всё же традиционная классификация Гиппократа – Павлова. Она используется психологами и сегодня.

Если у каждого типа есть свои слабые стороны, можно ли считать, что какой-нибудь из темпераментов для жизни неудобен, а какой-то напротив, более ценен?

Вероятно, да, но здесь надо учесть, что речь не может идти о жизни «вообще», а только о конкретных условиях, ситуациях, видах деятельности.

Казалось бы, холерик – идеальный тип нервной системы для полководца? Ведь здесь успех нередко зависит от решительности, скорости, натиска… Холериком был, например, Пётр I. Но Кутузов – классический флегматик! А судя по рассказам современников, Жанна д’Арк была «химически чистым» сангвиником. Живость характера, лёгкость в общении, любовь ко всему миру… Даже к врагам, которых она перед каждой битвой пыталась вразумить бескровно, силой убеждения. Нетипичный полководец – но от этого не менее успешный. И ведь к этому же типу принадлежал и абсолютный гений войны – Суворов!

А в «мирных» видах деятельности? И в науке, и в литературе, и в искусстве – представители всех четырёх темпераментов. Уровень способностей – талантов от типа нервной системы, определённо, не зависит.

Но почему Аристотель был уверен, что все выдающиеся люди – меланхолики? Вероятно, более всего ценил их способность замечать в жизни то, что неспособны заметить другие, их особую художественную одарённость. Действительно, в искусстве, в музыке процент меланхоликов довольно высок (хотя никто не брался подсчитывать, каков именно). Мольер, Андерсен, Гоголь – гении юмора – полжизни прожили в депрессии от несовершенства мира. Но какими немеркнущими красками играет это «несовершенство» в их творениях!

А может ли быть так, что врождённый темперамент человеку «мешает»? Например, хотелось бы меньше зависеть от мнения окружающих, менее болезненно реагировать на хамство, больше успевать, легче идти на контакт с людьми…

Самовоспитание может помочь, но только отчасти. Его возможности не беспредельны.

Иван Александрович Гончаров, по-видимому, считал свой темперамент своим проклятием. Ненавидел. Все его товарищи сделали карьеру, вышли в люди, заняли положение в обществе, а он – в 40 лет! – всё ещё начинающий литератор, имеющий в активе один роман и несколько статей. Но не может, просто не может он жить активнее, несчастный флегматик, к тому же уверенный, что голодным не останется – как-нибудь крепостные прокормят.

И Гончаров решает дать бой самому себе – порвать со своей прежней жизнью, отправиться в кругосветное плавание! Навстречу приключениям, опасностям, дикарям… Настоящий подвиг самовоспитания.

Результатом двухлетнего путешествия стал роман «Фрегат Паллада» – один из лучших путевых очерков в литературе, но не лучшее творение Гончарова. Свой шедевр он написал по возвращении – когда снова с наслаждением облачился в старый халат и залёг на диван.

«Обломов» – роман – эпоха в русской литературе, где моделью главного героя послужил сам автор. Илья Ильич бесконечно мил и обаятелен, хоть он и «проспал» всё – свою судьбу, свою любовь, свою жизнь. Жалко и обидно. Но… кто теперь, полтора века спустя, помнит деятельных карьеристов – товарищей автора? Помнят великого писателя, сумевшего использовать достоинства своего «несчастного» темперамента!

Значит, и в этом случае надо прежде всего изучить себя, испытать себя в общении с разными людьми, в самых разных ситуациях – спортивный лагерь, работа, турпоход, армия… Чтобы выяснить не только свои склонности и способности, но и найти для себя тот стиль жизни, который не будет насилием над своей природой. И область деятельности выбирать исходя из своих данных, в том числе и особенностей своей нервной системы. Так, чтобы по возможности нейтрализовать её недостатки – и в полной мере использовать достоинства.

Вопросы и задания:

А. Сценка на детской площадке: три малыша получили по шлепку. Один – почесался, да и побежал дальше. Другой – надулся, и сидит в сторонке. Третий – недоумённо улыбается, подозревает, что мама пошутила – ведь она его любит… Какие темпераменты у них можно предположить?

В. В каких случаях темперамент сангвиника может «помочь»? А в каких «помешать»?

С. Какой вид деятельности невозможен для Вас – в силу вашего темперамента? Почему?

В О Л Я

Нередко приходится слышать о мелких, а то и крупных правонарушителях: «Он неплохой человек, но безвольный. Его увлекла дурная компания»… Как будто, и винить его не за что – воли от природы не дано?

А «волевой» человек – это очень высокая оценка окружающих. Как не уважать, например, участников параолимпийских игр? Инвалидов, которых не приходит в голову жалеть потому, что они способны дать фору любому здоровому. Но – страшно подумать, каким трудом им даются достижения, и, вероятно, поэтому большинство людей не «примеряют» их судьбу на себя. «Они исключительные – мы обыкновенные». Как будто в нашей повседневной действительности воля – это что – то другое. Нет, это всё то же преодоление себя, главным образом, своей лени.

Лень, увы, фундаментальное природное свойство. Из физики вам знакомо явление энтропии – стремления к распаду до состояния атомов всего, к чему не прилагается целенаправленных усилий. Так вот лень – это энтропия души. Без творческих, сознательных усилий по взращиванию собственной души, собственного индивидуального «я», отличного от окружающих, увы, происходит распад личности, и в частности, распад воли.

Человек, не занятый делом (будь то самообразование, работа или спорт), очень быстро «свернёт» свои интересы до еды и сна – того, что не требует усилий. Потребность в общении при этом не исчезнет, но людям занятым наш лентяй просто не будет интересен. Придётся ему найти себе подобных, чтобы незатейливо развлекали в подворотне. Вот и «дурная компания» – абсолютная неизбежность в случае «ничем не занятости».

При этом вполне возможно, что человек он хороший, добрый, в смысле – ничего уголовного не делает. Но это ненадолго. Ведь кто не умеет зарабатывать – тот идёт воровать. Да и где гарантия, что «друзья до гроба» не сотворят что-нибудь похуже? Тогда наш добрый лентяй «сядет» вместе с ними лишь потому, что его все и всегда видели в этом обществе.

А гарантия одна – способность жить без компании, отвечая за себя—самому. Самодостаточность. Подросток, которому интересно наедине с собой, который находит себе увлекательные занятия, находит, о чём думать, не ждёт, когда его придут развлекать другие – уже заложил фундамент для будущих личных достижений.

Второе не менее необходимое слагаемое собственной состоятельности – воля. Способность делать не то, что в данную минуту хочется, а то, что необходимо для поставленной цели.

И третье – умение поставить достойную цель.

А ведь сколько людей – образованных, интересных, добрых, любимых окружающими, даже имеющих мечты и идеалы – никаких целей перед собой не ставят. Живут, как живётся, убивая время то у телевизора, то у компьютера – зависая в сетях, «общаясь». Этакие потомки «лишних людей» из классических романов. «Онегины» жили без техники – общались к себе подобными милыми умниками, не опускаясь до подворотни – сословные перегородки этого не допускали. Но их «рак души» тот же, что и у наших бездеятельных современников – безволие. Неспособность к усилиям по изменению собственной жизни и окружающей действительности.

Хоть и считается, что образы «лишних людей» – достижение русской литературы, американка Гарриет Бичер-Стоу открыла для себя этот типаж самостоятельно – и вывела на страницах своего романа «Хижина дяди Тома».

Молодой помещик Сен-Клер – человек, которым автор, как будто, любуется. Умница, красивый, обаятельный, щедро наделённый чувством юмора. Добрый – в смысле, неспособный на зло. Бесконечно снисходительный к ближним – его жена, глупая и эгоистичная, способна вывести из себя кого угодно, но не мужа. В ответ на его доверие рабы отвечают ему искренней привязанностью. Идиллия?

Но когда его маленькая дочка Ева говорит, что папа мог бы сделать много добра несчастным, Сен-Клер искренне удивляется. Негры у него не перерабатываются, всегда сыты и хорошо одеты с барского плеча… Какие же они несчастные? Что? Почему бы не научить их грамоте, чтобы писали своим родным, с которыми их разлучили при продаже? Так этого никто не делает, это даже и закон запрещает… Освободить? Что за детские фантазии…

Потеряв Еву, Сен-Клер всё же задумался о том, что её «фантазии» надо понимать, как завещание. Сделать то, что зависит только от него – освободить рабов. И… откладывает осуществление своего похвального намерения на неопределённый срок – лень! Упиваясь своим горем, он безвольно спивается – и с каждым днём всё менее способен заняться делами…

В конце концов, именно он по причине своего безволия принёс больше горя, чем все садисты – работорговцы в романе. Обрёк людей на настоящий ад. А главного героя, дядю Тома – и на гибель.

К счастью, от нас не зависит столько людей? Но наша семья зависит от нас. И сделать её несчастной, увы, в нашей власти.

А наша собственная судьба, главная угроза которой – привычка всё откладывать на завтра? Назревающая трагедия. Ничуть не менее масштабная оттого, что личная.

Хотите понять, не грозит ли она лично вам?

Проведите простой эксперимент:

Вечером распланируйте на листочке бумаги свой завтрашний день (для чистоты эксперимента лучше, если это будет выходной). Распишите педантично, по минутам, стараясь включить все неотложные дела.

Назавтра проверьте, всё ли вы сделали, и уложились ли в эти минуты. Это очень непросто, но если у вас получится – есть надежда, что атрофия воли вам не угрожает.

Вопросы и задания:

А. Бороться с ленью – нормально, а с темпераментом – бесполезно. Но как вы отличите лентяя от флегматика?

В. Откладывать на завтра, на последний момент – для многих – стиль жизни. Чем он опасен?

С. «Праздность – мать всех пороков» – гласит народная мудрость. Но высшие классы общества веками считали праздность – нормой, а труд – позором. Были ли они поголовно порочны? Обоснуйте свою точку зрения.

ХА Р А К Т Е Р

Люди по-разному относятся к самим себе, к другим людям, к миру, труду и культуре – и тем отличаются друг от друга. Разное поведение, разные поступки, разные реакции на чужие слова и дела. Если определённые отношения и реакции для человека не случайны, если можно предсказать, как поведёт себя человек в той или иной ситуации, что скажет, узнав о чужом поступке – можно говорить об устойчивых свойствах его личности. А это и есть слагаемые характера.

Может ли быть тот или иной поступок для человека случайным, вызванным непредвиденными обстоятельствами? Конечно. Случается сделать то, чего никто от человека не ожидал, в том числе и он сам от себя. Трусишка вдруг забывает об опасности, а лентяй справляется с работой, требующей долговременного напряжения. Но смелыми или настойчивыми этих людей назовут не раньше, чем их единичные поступки превратятся в систему и начнут восприниматься окружающими, как свойства их личности, черты характера.

Изумительна по точности поговорка: «Посеешь поступок – пожнёшь привычку, посеешь привычку – пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу».

Само слово «характер» означает по-гречески «примета». Отдельных «примет» у человека может быть множество. На индивидуальный психологический портрет накладывает отпечаток наследственность, воспитание, самовоспитание, образование, социальная и религиозная принадлежность, состояние здоровья, наличие или отсутствие волевых качеств, представление о норме и идеале… Комбинации качеств могут быть какими угодно – они и порождают бесконечное многообразие человеческих характеров.

Темперамент сам по себе не формирует характер – но, безусловно, дополняет его неповторимыми оттенками.

Роман Александра Дюма «Три мушкетёра» известен, конечно, каждому.

В первые часы своего знакомства с тремя героями д’Артаньян не может понять, что общего у этих людей, совершенно разных? Что сделало их друзьями? Но, приглядевшись, он восклицает:

– Я вижу, ваша дружба основана не на различии характеров, а на сходстве их!

Общего у этих друзей очень много: происхождение, мировоззрение, воспитание, врождённое благородство (даже, пожалуй, интеллигентность – умение смотреть на себя со стороны), и все качества, необходимые солдатам. Но при этом герои совсем не выглядят близнецами – напротив, это – ярко очерченные индивидуальности, более «живые», чем многие реальные, окружающие нас люди. Став в компании четвёртым, д’Артаньян внёс то, чего не хватало до полного единства, завершённости – у четверых друзей четыре разных темперамента! То, что теперь называют «особенностями нервной системы» придало каждому неповторимое своеобразие, но основа – то всё равно – характер. Как друзья, они абсолютно надёжны именно потому, что – предсказуемы.

Значит, рассуждая «от противного», человек без характера – непредсказуем? Получается, да. Тот же Дюма, «легкомысленный» мастер серьёзных психологических портретов, сумел создать и персонажа без характера – Луизу Лавальер (в последней части мушкетёрской трилогии). Окружающие видят в этой девушке всё, что хотят видеть. Рауль приписывает ей лучшие человеческие качества, Атос – худшие, и оба ошибаются. Луиза просто… никакая. Из тех людей, на кого невозможно написать характеристику. Это вполне устраивает короля – ему и не нужен характер, только тело. А читатель до последнего не может угадать, как поведёт себя Луиза в ситуации выбора.

Таких людей и осуждать, как будто, не за что, но с ними просто опасно связываться. Не на что опереться. Трясина…

Возможна ли такая крайность в жизни, или это – намеренное заострение проблемы? А разве так уж мало вокруг людей, «не определившихся»? Не научившихся быть «равными самим себе», способных на мелкие, а то и крупные пакости «случайно», под влиянием людей и обстоятельств? Страшно представить себе такого человека где-нибудь в партизанском отряде…

Наши возможности влияния на других людей очень невелики, возможно даже, что они «стремятся к нулю». Но влиять на самих себя, анализировать свои слова и поступки, смотреть на себя глазами окружающих – это мы можем – и обязаны. И, наверное, каждый согласится, что лучше быть «хорошим», чем «плохим», и лучше «плохим», чем «никаким».

Почему эти слова взяты в кавычки? Потому, что столь общие характеристики – это для уровня мышления детского сада. Но для краткости можно использовать и их – ведь они предельно ёмкие.

***

Всё это относится к индивидуальным человеческим характерам. Гораздо более спорное явление – характер народа, нации. Можно ли сомневаться в том, что он существует? Ведь невозможно себе представить «никакой» народ, не сумевший внести в копилку человеческого опыта – ничего. Если такая общность людей когда и была – то сгинула, не оставив о себе и памяти.

В общественном сознании прочно утвердились стереотипы о немецкой деловитости, английской чопорности, французском легкомыслии, украинской щедрости, китайском трудолюбии, русской широте души… Насколько они верны? Никто никогда не вёл серьёзной статистики, выясняя, какому проценту народа свойственны «типичные» черты. Но несомненно одно – то, что та или иная нация считает правильным, образцовым – она культивирует в себе и своих детях. И те, кто теснится на маленьком пространстве, будут психологически отличаться от обладателей «полумира», а «земледельцы» будут иметь мало общего с «торговцами». И едва ли найдут у себя хоть что-нибудь общее с «завоевателями».

Нередко соседям по планете случается и заблуждаться. Можно ли ответить на вопрос, кто – самый «революционный» народ, самые большие бунтари?

В XVI веке мир был уверен, что это – голландцы! В XVII – англичане, в XVIII- французы, в XIX на эту роль претендовали поочерёдно греки, венгры, аргентинцы. В XX- русские. В XXI, похоже, «главные революционеры» окажутся в мусульманском мире… Всегда более всего впечатляла последняя революция.

Впрочем, сегодня говорить об отличии национальных характеров считается едва ли не дурным тоном. При таком обострении национальных самосознаний и самолюбий затевать подобный разговор – всё равно, что ступать на минное поле. Но это никак не отменяет того факта, что общие черты, присущие представителям того или иного народа, действительно, существуют. И формируют его особенности территории и климата, история и традиции, религия и род занятий – примерно та же совокупность факторов, которая формирует характер и отдельного человека.

А значит, национальный характер – не искусственное обобщение, не расхожий стереотип, а всё – таки реальность. Но сохранятся ли неповторимые особенности людей и целых народов в наступающую постиндустриальную эпоху, или человечество растеряет неповторимые черты – сначала национальные, а затем и индивидуальные?

Вопросы:

А. Являются ли синонимами слова «безволие», «непостоянство» и «бесхарактерность»?

В. Может ли человек формировать свой характер сам, и если да, то с какого возраста?

С. Может ли быть фактором сохранения национального характера изучение отечественной истории?

О Б Р А З О В А Н И Е

Одна из важнейших характеристик, как человека, так и общества.

В старинной притче учитель был уподоблен щедрому источнику, бесконечно изливающему драгоценную влагу. А ученик… при всём желании не так уж много может он зачерпнуть своей чашечкой.

Вопрос о том, чему учить и как учить – один из важнейших вопросов любой цивилизации, но никому, кроме самых отъявленных мракобесов, не приходило в голову отрицать ценность образования, как такового.

Не только прогресс, какое бы то ни было движение вперёд, но и поддержание существования человеческого общества было бы невозможно без передачи знаний, навыков, опыта следующему поколению.

На протяжении большей части истории человечества не было ни школ, ни учителей – коллективным учителем выступало племя. И в условиях примитивного общества нельзя было провести грань между собственно образованием, воспитанием, обучением и социализацией. В Эфиопии и сегодня бытует поговорка: «Воспитать ребёнка можно только всей деревней», только там, где он может учиться у старших – и сам учить младших. Такое образование в социологии называется неформальным. Цивилизованное общество о нём надолго забыло – и создание в начале ХХ века разновозрастных скаутских отрядов, в которых подростки должны были сами добывать у взрослых полезные для жизни знания и умения – и передавать их малышам – было воспринято, как педагогическое новаторство. Баден-Пауэль, создатель скаутского движения, был генералом – а в историю вошёл, как талантливый педагог.

А история «формального» образования началась не раньше изобретения письменности. Лишь тогда, с общественным разделением труда, с появлением сословного неравенства, школа возникла – и превратилась в общественный институт. Обучение с самого начала было не единственной задачей школы – общество невольно, а нередко и сознательно давало заказ – кого, как и чему обучать, чтобы «на выходе» получить желаемый продукт – представителей привилегированного класса.

Один из древнейших египетских папирусов, дошедших до нас, не может не вызвать улыбку: чиновник повествует, как он в детстве не хотел учиться. Тогда родители привели его в храм, приковали на цепь к колонне, и попросили жрецов с цепи не снимать, пока не выучит иероглифы. Всю жизнь благодарен родителям – и вот, теперь пишет сыну: «Учись, чтобы не таскать песок и камни!»

Школа в Древней Греции существовала для благородного сословия, детей граждан. Плебеям учиться не запрещалось, но плата для них была такой, что позволить себе мог далеко не каждый.

Семь предметов греческой школы (математика, риторика, философия и т. д.) определяли такой умственный уровень, такую широту интересов выпускника, что он сам находил у себя мало общего с представителями низших сословий.

Ремесленники за определённую плату брали учеников – и обучали их своему ремеслу. Традиция такого обучения сохранялась вплоть до начала ХХ века.

Крестьяне учили своих детей сами, в процессе труда. Ещё и потому, что в крестьянской семье человек включался в процесс раньше, чем его можно было бы послать в школу.

Рабам образование не полагалось.

Такие же традиции сохранялись и в Древнем Риме, но в целом римляне понимали, что греческая школа – это то, до чего им, народу, более молодому, расти и расти. А ведь Греция была покорена Римом. И создалось курьёзное положение: рабы из Греции (пленники) нередко оказывались образованнее своих хозяев.

И римляне оказали грекам самый своеобразный почёт и уважение – на невольничьих рынках за них назначали самую высокую цену. Самые дорогие рабы – только для состоятельных семей. Секретари, библиотекари, домашние учителя… Когда ещё цена образования понималась так буквально?

***

В Средние века христианская церковь была и заказчиком, и организатором образования – ведь она была заинтересована в кадрах. После падения Рима – разрушения великой цивилизации, – уже через несколько поколений потомки недоуменно взирали на развалины акведуков. Даже не могли себе представить масштаб задач, которые империя ставила перед собой – и решала.

Раннее средневековье называют тёмными веками не случайно – библиотеки сожжены, грамотность забыта. На несколько веков церковь оказалась единственной хранительницей знаний. В этих условиях, когда огромному большинству населения ценность образования была совсем неочевидна, церковь готова была учить всех, кто хочет учиться. При монастырях начальное образование давали всем желающим.

Но тот, кто желал учиться дальше, оказывался перед выбором: или платить за обучение по программе университета (а позволить себе это могли только крупные феодалы), или принять постриг. Стать монахом. Для лиц духовного звания образование было бесплатным.

Но жизнь настоятельно диктовала необходимостьсветского образования – врачи и юристы были нужны. И европейские университеты (с ХI века), при полном почти отсутствии материальной базы – отстаивали своё право учить всех, кто хочет и может учиться. Становились фактически маленькими республиками, государством в государстве – со своими уставами, правилами и обычаями, со своей поэзией и легендами.

Однако доступным для всех образование в каждой европейской стране становилось только в результате буржуазно-демократических революций. Развивающейся промышленности, армии, колониям образованные люди были нужны в неограниченных количествах – и то, что образование – очень выгодное вложение денег, – общество открыло для себя лишь на исходе XVIII столетия. Подлинная революция в образовании означала то, что оно перестало быть элитарным, становилось массовым, общедоступным.

С наших современных позиций – такие перемены могут только радовать. Но…

«Научите негров читать – и через двадцать лет они отменят рабство»! – эта фраза, достойная стать поговоркой, действительно была произнесена одним из американских законодателей. А чем, по сути, отличается от этого циркуляр российского императора Александра III, вошедший в историю, как «Закон о кухаркиных детях»? Циркуляр от 1887 года предписывал освободить гимназии от «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». В результате отверженными оказалось девять десятых населения Российской империи. Народ получил великолепный урок политграмоты!

Но ведь сегодня Александр III считается едва ли не просветителем – так бурно при нём росло количество школ?! Да, но это были школы начальные – церковноприходские и земские.

Двух-трёх или четырёх- классные.

Настоятельная потребность в людях, владеющих хотя бы грамотой, диктовала необходимость создания общедоступной школы – а инстинкт самосохранения не допускал проникновения «в народ» настоящего образования.