Он посмотрел на меня с укоризной и покачал головой:
– Это не смешно.
– А я-то думала, над чем бы нам посмеяться. Так больше же не над чем. У нас с тобой всё как-то не смешно складывается.
Он кивнул.
– Прощай, Шокер!
– Удачи тебе, Апрель! Если что, мой номер у тебя есть.
Я выскочила за дверь и забралась в машину к командору.
– Что, не расстаться? – угрюмо спросил Йан, заводя двигатель.
– С кем?
– Да с Шокером. Смотрю, вы прямо не разлей вода стали.
– Он обошёлся со мной по-человечески, только и всего. И ребята у него хорошие, мы даже вроде подружились.
Йан кивнул, но ничего не ответил, занялся манёврами на уставленной машинами улице.
– Я не понял до конца, что там у них ночью произошло? – спросил он, когда мы выехали с Престгатан.
– Лали чуть не умерла.
– Ох, ничего же себе, – Йан вытаращил глаза. – Бедняжка… Славная девушка, исполнительная.
– Понравилась?
– Понравилась! – с вызовом ответил Йан. – Люблю послушных.
– Так вот, Шокер её собрался отчислить за то, что она об изменении твоих планов ему не доложила и всё на себя взяла. А она с горя таблеток банку оприходовала.
– Зачем? – искренне удивился Йан.
– А она без Шокера не может. У неё психологическая зависимость.
– Завидую, – усмехнулся он.
– Кому это?
– Шокеру. Вот почему-то от меня психологической зависимости ни у кого не наблюдается.
– Что, хочешь, чтобы я из-за тебя с горя таблеток наглоталась? Так эта стадия у меня ещё впереди, похоже.
– Тьфу, дура! – рявкнул Йан.
До «Рики» мы ехали молча.
В номере меня ждал ворох пакетов, доставленных вчера с моего шопинга. Пакеты были огромные, из ламинированной калёной бумаги, с ручками-верёвочками. Они занимали полкомнаты. Я вытряхнула из них содержимое, а пакеты выкинула. С обновок срезала этикетки, кусачие ярлычки и запасные пуговицы, свернула и упаковала всё в рюкзак, отчего он снова стал приятно пузатым. Сразу видно – девушка с приданым.
Йан валялся в кресле с мужским журналом и одним глазом нетерпеливо наблюдал за моей тряпичной суетой. Чувствовалось, моё занятие его немного бесило. С одной стороны, он ненавидел возню с тряпками, с другой – ему действительно нравилось, когда рядом с ним хорошо одетая женщина. Я ему редко доставляла такое удовольствие, ходила, в чём мне удобно. В конце концов, пусть жену наряжает и любуется, если уж ему её к другому полезному делу не приспособить.
– Ну, ты закончила? – спросил он, когда рюкзак был, наконец, упакован.
– А что?
– Может быть, наконец-то ляжем спать?
– В семь утра?
– Какая разница, я ночь не спал. Ты практически тоже.
– Как скажешь, командор, – мне было уже совсем всё равно. – Я в душ.
Под горячей водой можно стоять долго. Это холодная вода заставляет извилины быстрее шевелиться, а горячая наоборот их убаюкивает, превращает тебя в растение. Мне сейчас очень хотелось стать таким растением, желательно колючим, жгучим и ядовитым. Чтобы никому не хотелось тянуть ко мне руки.
– Эй, ты там не утонула? – проорал Йан из комнаты.
– Да лучше бы я утонула, – ответила я, понимая, что он не услышит. Ничего, подождёт. Сколько мне надо, столько и буду мокнуть.
Прошло ещё некоторое время, и я выключила душ. И в наступившей тишине я услышала, как Йан страшно, грубо и скверно ругается. Так как других голосов слышно не было, я поняла, что это он кого-то по телефону так ласкает.
В комнату я вышла только после того, как Йан закончил воспитывать собеседника.
– Что случилось? Кого ты тут полощешь?
– Да так, это по службе, не обращай внимание, – фыркнул он, забрал со стола баннер «Не беспокоить!» и пошёл вешать его на дверную ручку снаружи.
Ну что ж, попробуем ещё раз, станцуем от печки. В конце концов, многое прояснилось. Про брата буду помнить, что он есть. Про Шокера – что он классный и умеет напоить кофе. Про Йана – что у меня с ним сделка. Остальное про Йана можно не запоминать, он сам напомнит.
Проснулась я, когда за окном стали опускаться сумерки. Йана рядом не было, и я этому не огорчилась.
Чувствовала я себя так, будто меня немножко выпотрошили. Не до конца. Начали и бросили на полдороги. Пустота и тупая поднывающая боль. И умирать вроде не от чего, и жить что-то не охота.
А всего сутки назад мы с Шокером сидели на причале, пили кофе с коньяком по очереди из одной кружки, и у меня глаза были на мокром месте от блаженного состояния счастья и покоя. Вернуться в тот момент не получится, но его можно просто помнить. Хотя бы раз пережить достаточно, чтобы помнить всю жизнь. Уж я-то знаю.
Командор вошёл в номер с телефоном у уха.
– … Не лезь не в своё дело! – злобно процедил он в трубку и тут же сбросил звонок. – Ну, наконец-то проснулась. Давай-ка, вставай и одевайся. Пойдём куда-нибудь поедим. Я очень голодный.
– Йан, я совсем не хочу есть.
– А когда и где ты ела последний раз?
Я напрягла память.
– Здесь. Вчера, за завтраком.
– А где же ты, мне интересно, шлялась целый вчерашний день?!
– В магазинах.
– Голодная?
– Ну, я… кофе пила. Сладкий.
Командор покачал головой:
– Вот, что значит отбиться от рук. Вставай, пойдём.
– Йан, мне нехорошо. Можно я полежу?
Он раздражённо сдвинул брови, подсел ко мне, положил руку на лоб, подержал пальцы на пульсе.
– У тебя всё в порядке. Просто ты норовишь свалиться в депрессию. Я тебе этого не позволю. Мы сейчас спустимся в ресторан, перекусим, а потом пойдём гулять на Страндвеген. Там вечером много яхт напрокат есть. Покатаемся?
– Мне совсем не до веселья, Йан.
– Это не веселье. Это терапия. Ветер, морской воздух. Просто валяться и смотреть в потолок я тебе не дам.
Он действительно был расстроен и озабочен моим настроением. Смотрел с таким искренним беспокойством и так ласково гладил моё плечо, от локтя до ключицы и обратно.
– Когда мы на поверхность вернёмся?
– Через несколько дней, – строго ответил он. – У меня ещё дела здесь.
– Какие дела? Ты ничего не делаешь. Тебе никто не звонит…
– Кира! Не тебе судить об этом! – оборвал он меня.
– Извини. Ну хорошо, у тебя дела. А у меня-то нет. Можно я одна на поверхность уйду? Может быть, разрешат с Маратом увидеться…
Йан наклонился и поцеловал меня в плечо, защекотал усами.
– Нет, тебе не надо пытаться ничего предпринимать одной. Мы скоро вернёмся домой, потерпи немного.
Я тяжело вздохнула и промолчала. Кому домой, а кому…
Конечно, он ничего никогда не захочет менять. Зачем это ему? У него и так хорошо получается одной рукой тянуть из меня жилы, а другой нежно утешать.
Слёзы подступили к горлу, и я шмыгнула носом.
– Не будем плакать! – нахмурился Йан. – Никаких слёз…
– Я не плачу. Всё в порядке.
– Ну и молодец. Иди-ка лучше ко мне!.. – он потащил с меня одеяло.
– Йан, мы вроде в ресторан собирались!
– Он куда-то убежит? – удивился Йан, торопливо расстёгивая рубашку.
И тут зазвонил мой спаситель-телефон. Я протянула руку к тумбочке.
– Кто там ещё? – недовольно фыркнул Йан, хватаясь за пряжку ремня.
– Шокер.
– Что?! Сбрасывай! – Йан потянулся схватить мой телефон. – Сбрасывай немедленно!
Я отвела его руку:
– Да подожди ты! Он же не будет просто так звонить. Вдруг там случилось что? Может быть, опять Лали плохо…
Йан что-то злобно прорычал сквозь зубы и отвернулся.
– Да, Шокер?
– Тебе Йан рассказал? – Шокер сразу перешёл к делу.
– Видимо, нет. О чём?
– О Тайлере.
У меня сердце остановилось.
– Что с ним?!
– Не рассказал, значит, – глухо пробормотал Шокер. – Так я и знал.
– Что с ним, я спрашиваю?!
– Да ничего пока, – вздохнул Шокер. – Сбежал он.
– Что? Как, откуда?.. – я даже не могла сообразить, какой вопрос задать. – Когда?!
Я повернулась к Йану. Командор сидел на краю кровати, бессильно свесив голову и бросив руки между колен.
– Утром ещё, Кира. Утром. Я так и знал, что он тебе не расскажет… – печально сказал Шокер. – Слушай. Мы с командором отвезли Тайлера на транспортную базу. Сдали проводнику. Но стартовать у них не получилось, сломалась вагонетка. Колёсная пара развалилась, что-то там в этом роде. Йан велел отвезти проводника с Тайлером на другую базу, к вертикальному каналу. Я сам лично отвозил, там недалеко, в общем-то… Высадил я их на вахте базы и уехал в город. В итоге никто каналом так и не воспользовался. Проводника нашли рядом со входом в канал, с проломленной головой. Тайлер исчез.
– Ты когда узнал об этом?
– Так утром же! Мне командор сам и сообщил, часов в семь где-то… Я просто понял по его настрою, что не скажет он тебе ничего. Как можно дольше не будет говорить. Сама знаешь, почему.
Я взглянула на Йана. Он сидел, закрыв лицо рукой.
– А что теперь? Снова открыта охота?
Шокер помолчал немного.
– Да, Кира. Только дело забрал себе департамент безопасности. Все файлы по Тайлеру у нас выгребли. У них есть свои ловцы для особых случаев. Я тебе больше даже информацией не смогу помочь. И командор не сможет. Знай это на тот случай, если он ещё попытается что-нибудь у тебя выторговать.
– Спасибо, Шокер. Ты настоящий друг.
– И всегда им буду… Так что не за что, Пятачок. И ты не переживай сильно. Твой брат хотя бы жив, это главное.
– Да, ты прав. Не буду переживать. Удачи тебе, Шокер!
Я сняла вызов. Посидела в постели просто так, голышом, потом встала и принялась одеваться. Пока я одевалась, Йан всё так же сидел, согнувшись и не шевелясь.
Сколько дней он рассчитывал выиграть у меня? Два-три, не больше. Мы вернулись бы на поверхность, и я тут же отправилась бы в департамент безопасности просить свидания с братом, и всё открылось бы. Зачем же понадобилась такая унизительная, такая мерзкая ложь? Чего ради? Ради того, чтобы ещё пару дней попользоваться мной?
Я взяла телефон и вызвала диспетчера.
– Апрель, код сорок двадцать три. Дайте, пожалуйста, канал на поверхность. Да, поближе и побыстрее. Да, в рамках контракта. Одна, без груза.
Диспетчер предложил через полтора часа горизонтальный канал из Арланды и, за отдельную премиальную доплату, взять небольшой попутный груз. Я согласилась. У меня ещё три недели с хвостиком до истечения контракта, почему бы и не воспользоваться возможностью заработать. Неодушевлённый попутный груз никакого вреда мне не принесёт, ну, подумаешь, станет вагонетка немного тяжелее, так это пустяки. Железо таскать – самое простое дело, оно, хоть и железо, для курьера ничего не весит.
Я собиралась практически на автомате. Меня не оставляло мерзкое ощущение, будто мною какую-то грязь подтёрли. Я уже не первый год в гордом статусе «любимой женщины». Действительно, только глухой и слепой в департаменте не знал, как деликатно выразился Шокер, об особом отношении командора к проводнику Апрель. Простым ребятам в департаменте такой высокий слог был чужд, и они за моей спиной выражались более определённо, называя меня девкой командора. И вот сейчас я именно ею себя и чувствовала. Девкой, которую тискают под шумок, зная, что уже нельзя, но очень уж охота, пока руки дотягиваются.
Я прошла в ванную, посмотрела, не осталось ли там каких-нибудь моих важных мелочей, вернулась и проверила рюкзак напоследок.
– Кира… – Йан поднялся на ноги.
– Лучше молчи.
Он вроде как руку протянул.
– Не прикасайся больше!
– Я хотел…
– Что ты хотел? Ради нескольких перепихонов потерять меня навсегда? Ты справился, командор. У тебя получилось, я поздравляю.
Он вспыхнул, хотел что-то сказать.
– Ну давай, давай. Расскажи ещё что-нибудь про любовь… Про сделку, которую гатрийский лорд так легко заключает с любимой, когда она в отчаянии. И про то, как ты эту сделку выполняешь, тоже расскажи… Хотя, не стоит. С сегодняшнего дня про любовь гатрийских лордов я и так знаю всё.
– Кира…
– Как мне повезло, что много веков назад у вас отменили рабство для тех, кто с изнанки. С каким удовольствием ты бы меня на цепи таскал…
Я надела рюкзак на спину, проверила в карманах куртки документы и банковские карты.
– Значит так, командор! – я собралась с мыслями. – Я возвращаюсь в департамент. Мне всё равно, как расценят то, что задание переправить Тайлера я не выполнила. Хочешь оштрафовать продлением на год? Пожалуйста. Хочешь на оставшиеся три недели выдать новое задание? На здоровье. Напишешь рапорт на сестру Тайлера в департамент безопасности? Мне плевать, я готова. Я буду ждать в жилом секторе департамента, мой телефон будет включён. Любое служебное распоряжение будет выполнено.
– Тебе нельзя работать! Заданий не будет!
– Мне всё равно, командор.
Я пошла к двери.
– Кира, постой…
– Я наёмница с изнанки, командор. Проводник Апрель. Ещё целых три недели я – проводник Апрель. Для всех, без исключения.
На пороге я обернулась. Командор стоял и молча смотрел на меня.
– Ты справедливый командор, хороший любовник и щедрый мужчина. Но ты мерзавец, лорд Клайар. Даже опция «остаться друзьями» – не про твою честь. Знать тебя больше не хочу.
Я бросила свою ключ-карту от номера ему под ноги и захлопнула дверь.
Я три недели честно ждала какого-нибудь подвоха из тех, что пришли на ум, когда я расплевалась с командором. Но не последовало ни продления контракта, ни доноса на меня терракотовым мундирам из департамента безопасности. Даже ни одного простенького задания не выдали. Зато трижды вызывали в госпиталь департамента на обследование. После первого отправили на физиотерапию, после второго – на курс массажа. После третьего поздравили с тем, что я абсолютно здорова. А через пару дней после того и контракт закончился.
За эти три недели я много раз видела командора Клайара издалека, и лишь однажды довелось пройти мимо него по аллее. Я вежливо поклонилась на ходу, как подобает при встрече наёмника с шишкой его ранга. Он кивнул с ледяным спокойствием, как всегда кивал в ответ на приветствия подчинённых.
И вот – свобода. Долгожданный дембель. В кармане, кроме документов для жизни на изнанке – гатрийская личная карта «чужака», замаскированная под кредитку несуществующего изнаночного банка. Кусок пластика с чипами, где всё записано про наёмницу Апрель, теперь уже бывшую наёмницу. Теперь я – агент в отставке, пенсионерка. Таким пенсионерам денег от гатрийской империи больше не полагается, но мне и в самом деле некуда было тратить полученные деньги, поэтому за десять лет службы я обеспечила себя на всю оставшуюся. Департамент, правда, дал дополнительные гарантии. Прав у меня оказалось довольно много. Во-первых, в течение недели после истечения контракта я могу запросить себе полный комплект новых личных документов. Сменить имя, фамилию, гражданство на изнанке, перевести сбережения в другие валюты и в другие страны. Не запрошу в течение недели – за такую услугу при необходимости придётся заплатить. Во-вторых, имею право обосноваться на поверхности – но только полностью на собственные средства. В-третьих, если выберу жизнь на изнанке, могу посещать поверхность, когда захочу. Только придётся сделать запрос на использование канала и оплатить рейс. И самое главное, о чём мне с особым придыханием сообщил работник кадровой службы департамента, когда выдавал документы: я имею право в любой момент возобновить лицензию проводника и заключить любой устраивающий меня контракт с Гатрийской империей. Вот прямо любой устраивающий. Интересно, есть ли у них в принципе такие варианты, которые бы меня устроили?
В общем, гуляй, рванина. Заслужила.
Имя, фамилию и гражданство я пока менять не стала, хотя, возможно, имеет смысл это сделать. Я так и не выяснила, что же известно в Питере о Кире Аксёновой. Наверняка, меня объявляли в розыск. А вот чем дело закончилось, я не знаю. Всё ли я ещё в розыске, или меня уже объявили умершей.
Выскочив из кадровой службы свободным человеком, я первым делом позвонила в местную диспетчерскую и заказала себе канал на изнанку. Прямо на завтра. А что тянуть? На поверхности есть свои прелести, но я их наелась. Друзей здесь я себе не нажила. Кому охота дружить с девкой командора, только неприятностей не оберёшься. А вот на изнанке я надеялась найти кое-кого из тех, с кем судьба сводила во время выполнения заданий. Да и известия о брате я надеялась получить только там. Очевидно же, что на поверхность Марат не пришёл, иначе за три недели он, наверняка, связался бы со мной.
Что было жалко оставлять, так это мои апартаменты в общаге. Такая хорошая комнатка, пусть маленькая, но уютная. За десять лет я не так уж часто в ней ночевала. То на задании, иногда месяцами, то с командором… как бы это поточнее выразиться… путешествовала, и тоже довольно подолгу. Но вот зато, когда возвращалась на какое-то время на поверхность и жила в общаге, понимала, что это-то и есть мой дом. Другого всё равно не было и не скоро бы появился. А это – дом. Место, где я могу побыть совершенно одна и обустроить его так, как хочу.
Если бы я захотела, я могла бы ещё неделю пожить в общаге. Но зачем она мне, эта неделя?
Не было никого и ничего, ради чего бы стоило задержаться на поверхности. Поэтому, заказав себе канал на завтра, я с лёгким сердцем отправилась просто погулять по гатрийской столице, проститься. Не навсегда, конечно, но кто знает, как надолго.
Город мне всегда нравился. Был бы на изнанке подобный, я бы в нём поселилась, пожалуй. Но я много поездила, а ничего похожего не видела. Лондон, возможно… Но нет, Лондон огромный, деловитый, как муравейник, а столица гатрийцев Йери – небольшая по площади, невысокая, тихая. Не просто старый – очень древний город, где пласты тысячелетий мирно покоятся глубоко в земле, а наверху размеренная, пристойная, традиционная гатрийская жизнь. Никому и в голову не приходит с чем-то не согласиться или что-то изменить, потому что всё идеально. Гатрийская империя – самое мощное, самое уважаемое и богатое государство поверхности. Именно здесь находятся почти все действующие каналы на изнанку. Я даже думаю, потому и стали гатрийцы самыми сильными и уважаемыми, что достались им каналы. А кто владеет каналами, тот владеет и поверхностью, и изнанкой. Даже если изнанка об этом и не догадывается.
Странно немного, почему связь с изнанкой здесь настолько важна. Я до сих пор до конца не могла понять, как именно изнанка влияет на жизнь на поверхности. Ну, летают курьеры и проводники туда-сюда. Носят грузы, ведут людей. Так ведь всякую ерунду возят с собой. Безделушки, утварь какую-то, небольшие партии продуктов, а иногда вообще странные артефакты непонятного назначения. Мне доводилось как-то везти на поверхность породистого кота. Орал, зараза, как недорезанный, но, как мне показалось, чисто по привычке. Сам процесс полёта в другое измерение его как-то не очень удивил. А ещё как-то пришлось везти в вертикальном канале целую партию каких-то небольших штучек в упаковке, на которой стояли штампы аукциона Сотбис. Зачем весь этот сыр-бор, к тому же очень недешёвый? Из-за чокнутых частных коллекционеров? Но ничего более серьёзного по каналам и не пронесёшь. Трубопроводы в них не проведёшь, нефть качать не станешь. Да и не нужна гатрийцам нефть, они уже веками такими ресурсами не пользуются. Зачем ещё изнанка нужна? Чтобы молодым и не очень аристократам и богатеям было куда отчалить размять члены? Вкусить остренького и пощекотать нервы, разогнать прокисшую кровь? А кто его знает, может быть, всё дело в этом. Ездят же финские пьянчуги в Выборг и Питер развлекаться, так чем гатрийцы хуже? Тем более, что на родине у них дело даже не в дороговизне, а в том, что многое невозможно или наказуемо.
Хотя на первый взгляд Йери кажется просто раем, зелёным, здоровым, чистым местом, в котором так приятно жить. Впрочем, и на второй тоже. Потому что то, что на поверхности невозможно и наказуемо, лучше в жизнь и не впускать.
Кварталы всяких правительственных учреждений находились не в центре, а на окраине. Ближе к центру располагались жилые кварталы, то победнее, то побогаче.
Особенно мне нравился район к югу от квартала департаментов. Там жили небедные знатные семьи, в милых особнячках, окружённых садами. Район пересекал извилистый рукотворный канал, а на его берегах стояли самые красивые и самые дорогие дома в Йери. Я часто проходила там и любовалась небольшим двухэтажным домиком из серого камня, что стоял на излучине канала. Сад вокруг был тоже симпатичный, но дом меня почему-то притягивал особо. Он чем-то напоминал маленький сказочный замок, домик-пряник. Домик, в котором не может случаться ничего дурного. Однажды я рассказала об этом доме Йану. Через некоторое время он его купил. К сожалению, к тому времени мои отношения с Йаном начали меня очень сильно напрягать, и новость о покупке дома меня не только не обрадовала, а наоборот, разозлила. И не напрасно, как выяснилось.
Поэтому сейчас, когда я пошла погулять по Йери, канал я нарочно обошла стороной. Не хотелось мне даже смотреть на этот дом. Я повернула в другую сторону, к реке, в которую впадал канал. На берегу реки был огромный, невероятной красоты зелёный парк. Начинался он от грандиозного поместья императора и тянулся через весь город вдоль реки. Он назывался семейным парком, тут всегда было много детей с родителями и без, и множество разных невинных развлечений. Гатрийские развлечения меня не очень-то интересовали. Все эти аттракционы, конкурсы, коллективные танцы и бег в мешках… Мне кажется, я из них выросла лет в десять. Когда мы с Йаном сюда приходили, он веселился, как ребёнок, глядя на эти забавы, а мне было за него неловко. Но сам парк мне нравился, и даже сейчас, когда народу на набережной было довольно много, я с удовольствием свернула туда. Музыка, зелень, пёстрая беззаботная толпа, которой до тебя нет совершенно никакого дела – это было то, что мне было сейчас нужно. Очень даже достойное прощание с поверхностью. Я больше не нужна ей, она не нужна мне. Никому ни до кого нет никакого дела.
Люди гуляли по набережной так же, как они гуляют по набережным в Питере и Стокгольме, Дели и Сиднее. Семьями, парами, с колясками, с собаками, с воздушными шариками и с горячими бутербродами. Я шла в толпе, никуда не торопясь, просто дышала воздухом, просто слушала музыку. Я отличалась от остальных только тем, что я была одна. Нет, одиночек на поверхности сколько угодно. Они просто не ходят в этот парк, для них в Йери есть другие места.
Я лениво скользила взглядом по лицам, иногда останавливалась у парапета, смотрела на крошечные парусники на реке и снова шла вперёд. Набережная в парке длинная, гулять можно долго.
Мой взгляд зацепился за высокого мужчину в толпе. Прежде всего потому что он шёл в одежде с изнанки. На поверхности нынче совсем другая мода, чем-то напоминающая изнаночные пятидесятые годы двадцатого века: широкие мешковатые штаны чуть ли не от подмышек на мужчинах и платья с юбкой-колокольчиком на женщинах. А этот был в узких джинсах и лёгкой курточке-стёганке и сразу выделялся из толпы. А уж это лицо теперь я бы ни с кем не спутала, нигде и никогда.
Шокер шёл не один, а с девушкой, настолько юной и прекрасной, что у меня даже сердце отчего-то защемило. Вот прямо взревновалось мне как-то. Хотя, что я удивляюсь? С кем и быть такому парню, как не с красавицей. В модном платье-колокольчике, высокая, тонкая, с темно-русыми волнистыми прядями почти до пояса и с лучистыми глазами какого-то неземного серебристого оттенка, она смотрела на Шокера с любовью и восхищением. Они оба ели мороженое, разноцветные радужные шарики в рожках, и чему-то смеялись. Шокер – суровый, собранный, вечно поглощённый невесёлыми мыслями Шокер – заразительно смеялся! А когда не смеялся – улыбался во все свои тридцать два прекрасных зуба. И обнимал свою юную красавицу за плечи. И чмокнул её в лоб, измазав мороженым, и заботливо вытирал ей лицо носовым платком… И они опять смеялись.
Шли они не куда-нибудь, а вообще прямиком на меня. Мне оставалось лишь одно – дать дёру немедленно, неважно куда и в какую сторону.
И тут Шокер меня заметил. И, конечно же, мгновенно узнал. Ещё бы, меня-то не узнать, мои знаменитые полтора метра с кепкой, и плюс к тому вечный джинс с ног до головы посреди этого праздника гатрийской жизни. В общем, мы с Шокером, как два верблюда в пустыне, просто не могли друг друга не заметить. Он резко затормозил, не сводя с меня глаз, торопливо проглотил мороженое, которое было во рту, и вдруг улыбнулся. Не так уж широко и заразительно, как только что в беседе со своей спутницей, но тепло и, я бы даже предположила, радостно. Не переставая обнимать красавицу, он решительно пошёл ко мне.
– Здравствуй! – проговорил он по-русски, приблизившись. Его девушка с любопытством посмотрела на меня.
– Привет, Шокер! – я пожалела, что на мне и вправду нет какой-нибудь кепки. Самое время было бы залихватски её то ли на затылок сдвинуть, то ли наоборот, надвинуть на глаза.
– Не ожидал, – улыбнулся он. – Вот здесь уж точно не ожидал…
– Да я так, заблудилась немного, – пробурчала я, прикидывая, как его слова расценить. Мне здесь не место, так что ли? Ну он прав, в общем-то, только что я и сама об этом думала.
Красавица лизнула мороженое и покосилась на Шокера:
– Это твоя… новая знакомая? – спросила девушка по-гатрийски.
– Нет, Валюша, это моя… очень старая знакомая, – поправил её Шокер, тоже перейдя на гатри.
– Ну я бы не сказала, что такая уж старая, – фыркнула девушка.
– О, мы с ней познакомились очень давно, ещё тогда, когда она была моложе тебя.
Мне немедленно захотелось отыскать затерявшуюся клюку и удалиться, шаркая подошвами. Отрекомендовать меня, почти как ископаемое – это был очень свежий, очень нестандартный ход.
Шокер сдержанно кашлянул и улыбнулся мне. А потом, не переставая есть меня глазами, обратился к спутнице:
– Познакомься, Валюша, это самая отважная и решительная женщина изнанки и поверхности – проводник Апрель.
– Ух ты!.. – вырвалось у девушки. Она торопливо облизала вымазанные в мороженом губы и выдохнула: – Папа столько про вас рассказывал!
Я хлопала глазами, как последняя идиотка, а этот чёртов папа стоял рядом и смеялся, прикрыв рот ладонью.
– Я, к сожалению, не могу похвастаться тем же, – выдавила я, наконец. – Ваш папа ничего мне про вас не рассказал.
– А не удивляйтесь, – бойко сказала девушка, махнув рукой. – Это очень даже в его духе… Па, я тут вспомнила. Мы с девочками на аттракционы собирались. Я пойду, ладно?
– Иди, – кивнул Шокер даже не глядя на девочку, которая сделала мне большие многозначительные глаза и подмигнула. – В девять чтобы дома была!
Она махнула мне рожком мороженого и удалилась в ту же сторону, откуда они пришли.
– Ну, ты…
– … мудёр! Я знаю! – он снова беззвучно засмеялся.
– Ну, что ты ржёшь?! – возмутилась я. – Чувствую себя… не знаю даже кем! Да я уверена была, что это твоя девушка!
– А это и есть моя девушка. Самая дорогая в моей жизни девушка, – проговорил Шокер, оглядываясь и провожая взглядом дочку. – Её зовут Валея, ей скоро шестнадцать.
– Красавица, просто изумительная. Женихи, должно быть, одолевают?
– Есть такое дело, – Шокер задумчиво почесал нос. – Отстреливаемся по мере сил, но, боюсь, патронов скоро не хватит.
– Она проводник?
– Даже не курьер, к счастью, – сказал Шокер с таким облегчением, что я не стала спрашивать, почему к счастью.
– Мне интересно, что такого ты успел ей про меня «столько» рассказать?
Шокер сделал круглые глаза:
– Ну, уж не больше, чем полагается знать ребёнку.
Говорить Шокеру о том, что ребёнок, похоже, понял про нас намного больше, чем ему полагается, я не стала. Не хотелось портить счастливому отцу настроение.
– У тебя мороженое растаяло. Из рожка течёт. На ботинки.
Шокер тихо выругался, побежал выбрасывать рожок, а вернувшись, сообщил:
– А вкусное, кстати, мороженое. Хочешь?
– Нет, я не люблю мороженое.
– А что любишь?
– Кофе. С коньяком.
Он хлопнул ресницами и смущённо кашлянул:
– Ну, тут мы этого точно не отыщем. Семейный же парк…
– Ладно, не напрягайся. Шучу.
– Но, если ты и правда не прочь немного выпить, то… – Шокер задумался. – Во времена моей бурной юности тут было одно местечко, совсем рядом. Пойдём?
Не дожидаясь моего ответа, он взял меня за локоть, развернулся и повёл меня прочь от шумной набережной, по извилистым тенистым дорожкам к ближайшему выходу из парка. Здесь народу было совсем мало.
– Удивительно, как я на тебя набрёл…
– Это точно. Удивительно, а главное, вовремя. Завтра ты на меня уже бы не набрёл. Я теперь свободный человек, и завтра утром я возвращаюсь на изнанку.
– Поздравляю! – улыбнулся он. – Я помню, ты очень хотела свободы. Но, кажется, не очень-то верила, что этот день наступит.
– Честно говоря, да. А ты почему здесь? Отпуск?
Улыбка сошла с его лица.
– Нет, – коротко ответил он и замолчал.
– Что случилось, Шокер?
– Меня отозвали с изнанки. До особого распоряжения.
– Что, командор спустил всех собак?
– Да нет, его не особо спрашивали, я так понял. Наша группа под расследованием, опять. На этот раз у департамента безопасности. Нас сюда всех вызвали, не только меня.
– Из-за Тайлера?
Он кивнул и развёл руками:
– Этого следовало ожидать. Терракотовые взбесились не на шутку.
Мы вышли из парка, и Шокер свернул в ближайший переулочек.
Заведение, куда он меня привёл, было типичным гатрийским застенчивым кабаком. Застенчивым, потому что визитов в такие заведения принято было стесняться. Поэтому во внутреннем дворике стояли не столы, а целые беседки, заросшие цветущим плющом. Внутри каждой беседки располагались маленький круглый столик и две полукруглые скамейки. Никто толком не видел тех, кто сидел в соседней беседке, не видел, что там те соседи пьют и сколько. Хотя какой смысл в этой застенчивой предосторожности, мне было не понятно. Всё равно напиться по-настоящему в ресторанах поверхности было очень проблематично. Алкоголь подавали очень слабенький, который не может нанести вреда здоровью. Хочешь надраться до бесчувствия – это дома, за задёрнутыми занавесками. Или уж если непременно хочется ещё и разгуляться да себя показать – то это на изнанку.
Мы с Шокером сели в беседке друг напротив друга. Официант принёс винную карту.
– Выберешь сама? – Шокер попытался дать карту мне.
Я отмахнулась:
– Давай ты, мне сегодня даже думать лень.
Шокер что-то заказал, а когда официант ушёл, стал просто смотреть на меня.
Под его взглядом было как-то неуютно. Тяжёлый у него был сегодня взгляд. Тоскливый.
– И давно вы все здесь? – спросила я, чтобы хоть что-то спросить и встряхнуть ауру.
– Две недели уже.
– Странно, почему мы не встретились раньше.
– Я живу дома. А ребята – в городке, и даже не знаю, почему ты с ними не повстречалась.
– Шокер, у меня такое чувство, что я крепко испортила тебе настроение.
– Что за чушь?! – возмутился он.
– Ты был так счастлив с дочкой. А тут я откуда ни возьмись, и ты скис. На тебя смотреть страшно.
Шокер коротко вздохнул.
– Нет. Я очень рад тебя видеть.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: