Рассказы, повести, сценарии и другое

Свет фар разрезает тьму, мелькают по бокам дороги деревья.

12. Натура. Беговой круг возле конюшни. Вечер. Закат.

Ольга проходит мимо. Изрытая копытами земля. На горизонте медленно опускается солнце. Ольга останавливается, смотрит на солнце. Ей слышатся странные слова, произнесённые чуть хрипловатым, низким голосом:

«…Крыльев трепет, Да песнь без слов над росами седыми». Звук ниоткуда. Ольга видит жёлтый круг солнца, оно всё ближе, заполняет всё вокруг, меняет цвет и форму: словно кошачий глаз с чёрной, узкой поперечиной зрачка.

13. Ночная дорога, машина Игорь подъезжает к воротам фабрики, мигает фарами, ворота медленно открываются.

32. Интерьер. Кабинет директора. Игорь и Сидоров листают бумаги, которые приготовил для него директор.

– Милое дело! Как ты такое, Сидорович, допустил? И мне не сразу сообщил?

– Смотри – вот факс о возврате партии, помечено вчерашним числом, здесь и время указано, 14.20. Я немедленно связался с магазином, там утверждают, вся партия заражена.

– И как они обнаружили?

– Им позвонил какой-то тип, не назвался, предупредил, доброхот сраный! У них одна работает, не баба, гений в юбке, между прочим, доктор наук, мы по её книжкам учились. Что творится, Игорь, что делается! Всю науку уничтожили…

– Опять запричитал! Давай ближе к сути. На лесопильню кого-нибудь командировал?

– Сначала решил с тобой посоветоваться. Есть кандидатура, мой сокурсник бывший. Парень порядочный. Готов выехать завтра утром.

– Отлично. С лесничеством связался, вдруг все делянки заражёны?!

– Уже. Они на той неделе проверяли, полный порядок. Ни листоедок берёзовых, ни хрущей, не усачей-дровосеков, ни короедов, ни златок – ни одного вредителя. Эти жуки развиваются…

– Ты ещё лекцию надумал читать, чёрт возьми?! А заразить уже готовую продукцию возможно?

– Всё в этом мире возможно, – проборматывает Сидоров, – узнаю, перекопаю все свои старые конспекты, поговорю кое-с кем.

– Резвее поворачивайся. Сейчас пойдём по цехам, потом пригонишь мне начальника службы безопасности, пусть захватит резюме на каждого.

– Зачем?

– Посмотрим, кто из новеньких принят на работу за последние неделю-две.

– Да они у меня все наперечёт!

– Вот и покумекаем, кто есть кто.

33. Натура. Вечер. Конюшня.

Прислонившись к стене, стоит Ольга. На ней прорезиненный фартук почти до пола, большие резиновые перчатки до локтей. И то и другое в кровяных разводах и слизи. Ольга дрожит, втягивает со свистом сквозь стиснутые зубы воздух.

Из денника выходят Ким Кимыч и Док.

– Плачешь? – спрашивает Ким. – Ишь, мы какие нежные! Первый раз роды приняла?

– Она не плачет, – отвечает за Ольгу Аполлинарий, – она пробуждается.

– Спящая красавица, – смеётся Ким.

– Вы злой, очень злой! – произносит Ольга.

– Замолкни, глупая женщина! – раздаётся из-за стены конюшни голос Бенó. – Ничего не понимаешь! Иди лучше взгляни, как твой первенец мамку сосёт.

16. Интерьер. Конюшня.

Тонконогий, чёрный, с белой звёздочкой посредине лба жеребёнок. Ольга подходит к нему, гладит, что-то шепчет. Док наблюдает за тем, как меняется Ольгино лицо, как будто мягчает, даже лёгкая улыбка появляется. Ким и Док переглядываются, тихо выходят.

– Не мешай, – сердится Бенó, – это его первый завтрак. Лучше помоги убраться, вынеси на задний двор подстилку. Ну что застыла-то?

Ольга не возражая, собирает мусор, выносит.

– Малахольная, – ворчит Бенó ей вслед.

Ольга возвращается, берёт правой рукой мальчика за подбородок и тихо произносит:

– Смени-ка тон. Я тебе в матери гожусь.

– Ой, ой, ой, мамуля! Больше не буду, прости!

– Дурачок, – ласково трепет его волосы, но вдруг отдёргивает руку, резко поворачивается, выбегает.

17. Интерьер. Квартира Доктора. За окнами темно.

Ольга и Док на кухне, Ольга готовит завтрак, накрывает на стол, подаёт, садится напротив Доктора.

– Аполлон Аполлинарьевич, можно я буду звать, как все, а то очень длинно, мудрёно.

– Хоть горшком называй, только в печь не сажай.

– Какое имя жеребёночку дадите?

– Это у человеческих детёнышей всё просто, либо в честь святого, иль мамы-папы-деда-бабки, а то и просто, с потолка. А у нас, ой, какие проблемы. Хозяин скоро прибудет, сочинит имечко твоему первенцу.

Ольга резко вздрагивает, съёживается, шепчет:

– Не говорите так.

– Намаялась ты, видно, девонька! – Док хочет погладить Ольгу по плечу, но та резко отстраняется. Док меняет тему, – попроси Ким Кимыча научить тебя ездить на лошади, хочешь?

– Его? Нет, он злой.

– Ничего-то ты в людях не понимаешь. Ладно, пойдём-ка лучше, у меня обход.

18. Интерьер. Конюшня.

Доктор и Ольга заходят в денники, почётным эскортом их сопровождают собаки по имени Мальчики. Доктор осматривает коней. Вместо докторского саквояжа, у него перекинута через плечо большая сумка, в которой всевозможные мази, лекарства и специальные, широкие бинты. Лошади тянутся к нему, блестит влажный глаз одного из коней. Док бормочет:

– Ну, Гомер, полегче нынче? То-то, друг ситный, а как на дыбки-то вставал, а кто меня укусил? Стыдно теперь?! И не фырчи, пожалуйста, никто тебя не боится. Олюшка, – обращается старик к Ольге, – поговори с ним, сахарку дай, сейчас мне швы снимать надо.

Ольга достаёт из кармана кусок сахара, протягивает Гомеру, другой рукой с опаской гладит коня по морде. Доктор исподтишка смотрит, готовый в любой момент придти на помощь, но конь спокоен. А Ольга совсем близко приблизилась и тихо, еле слышно заговаривает:

– Не вздрагивай, не трясись ты, доктор больно не сделает, – сама того не замечая, она всё ближе и ближе к коню, и вдруг целует его в щипец, приговаривает, – детка моя, деточка моя!

Конь осторожно кладёт голову Ольге на плечо, жарко дышит, прядёт ушами. Ольга уже не шепчет, бормочет что-то бессвязное, даже воет, словно плакальщица на похоронах. Док внимателен, но не делает ни одного движения в её сторону.

Неподалёку в пустом деннике, чуть приоткрыв загородку, наблюдают эту безумную сцену Бенó и Ким.

Ольга обнимает коня за шею, даже раскачивается из сторону в сторону, бормотание стихает, вдруг очень громко кричит:

– Господи! Если ты есть, объясни мне!

Конь неподвижен, и, кажется, да, всего лишь кажется, что медленная, тяжёлая слеза стекает из его глаза. Ну, конечно, конечно же, это игра света.

19. Интерьер. Цех сборки мебели.

Игорь Нездольев и Сидоров разговаривают с несколькими рабочими.

Первый рабочий: Никого здесь не было. Только мы.

Второй: Чё говоришь-то? А на той неделе рыскал один, вынюхивал.

Третий: Дак пожарный.

Первый: И взаправду! Я и забыл. Их разе упомнишь, пчёлок-то ентих?! Что ни неделя, дань собирают.

Третий: Хватит трундеть! Хуже баб на завалинке. Ты ему взятку давал? Нет. И молчи.

Сидоров, неожиданно озлившись, рявкает:

– Почему не доложили? Сто раз говорено…

– Успокойся, Сидорович, не приставай к ребятам. И пошли в лакокрасочный, – вступился за рабочих Игорь.

20. Интерьер. Лакокрасочный цех.

Рабочие в масках, словно марсианские пришельцы, движения их неспешны, даже ритмичны. Возле двух муфельных печей, где обжигают стекло, придавая им необходимую для горок и телевизионных столиков форму, веера огня падают на асбестовый пол, усыпанный песком. К Сидорову и Нездольеву быстро подбежал мастер:

– Начальству привет! Пошто по ночам, аки тать, бродите? – мастер – любитель поговорок и прибауток – окал картинно, двигаясь, пританцовывая пластично.

– Нарушаем, мастер, трудовое законодательство? Третьи сутки вкалываешь?

– Трудолюбец будь, добро наживёшь!

– Хватит ерничать-то! – злится Сидоров. – Отвечай по-человечески! Перед хозяином хвост не распускай, зарплату не повысит.

– Да ладно тебе, Иван Сидорович, – сразу перестав окать, произносит мастер, – сам знаешь, партия должна быть готова ещё вчера, не справляются ребята, а со стороны сам запретил брать, квалификации-то нет!

– Значит, говоришь, посторонних здесь не видел.

– Отчего же? Вчера приходил. Но, вроде не совсем посторонний.

– То есть?

– Пожарник.

– В каске?

– Шутишь? Нормально одет, цивильно. В нос удостоверение сунул, по цеху прошёлся и дальше погрёб. Обещал, отчёт составит, утром придёт, ознакомит, что б без обид.

– Вот тебе мой приказ: как придёт, немедленно мне сообщи.

– Слушаюсь, мой генерал.

– Шут гороховый!

21. Интерьер. Фабрика. Утро.

Кабинет директора. Игорь, стоя возле окна, пьёт из большой кружки чай. Сидоров говорит по телефону:

– Анна Ильинична, начальника охраны ко мне. И побыстрее, – вешает трубку, – Ох, не нравится мне всё это, Игорь.

Нездольев не успевает ответить, входит подтянутый, явно из бывших офицеров, начальник охраны.

– Звали, Иван Сидорович?

– Кто вчера пропустил пожарника на территорию?

– Выясню. У меня отгул был, не в курсе. Можно позвоню с вашего телефона?

– Давай.

Стук в дверь, осторожно «просачивается» секретарша – седовласая дама.

– К вам рабочий из цеха сборки. Можно ему войти?

– Обязательно.

Входит Первый рабочий.

– Я, это, который пожарник вчера, ну, возле проходной видел, у меня смена-то кончилась, ну, вот я домой и пошёл, а он топчется возле.

– Сейчас?

– Ну!

– Спасибо. Иди, отдыхай, – Сидоров, обращается к начальнику охраны, – задержать немедленно и ко мне в кабинет!

– Кто там у проходной, – не повышая голоса, произносит начальник в трубку, – задержать и к директору!

22. Интерьер. Дом Доктора. Утро.

В доме Ольга. Она сидит за компьютером. Пальцы, явно приученные к клавиатуре быстро «летают» по буквам и знакам. Увлечена, не слышит, как входит Доктор, походка у него лёгкая, мягкая. Доктор достаёт с полки нужную ему книгу, листает, потом мельком бросает взгляд на монитор.

– Ого!

Ольга вздрагивает, оборачивается.

– Чем это ты занимаешься, девонька?

– Не сердитесь, Док.

– Объясни быстренько.

– Можно потом? Вот доделаю, тогда и расскажу.

– Ладно. Кстати, – уже у порога бросает, – Ким Кимыч ждёт тебя.

– Зачем?

– На первый урок.

– Какой урок?

– Обучения езды на лошади.

– Не хочу.

– Ты на коньках умеешь?

– Нет.

– А машину водишь?

– Нет.

– Недотёпа, однако.

– Какая есть. И при чём здесь коньки?

– А просто нужно хоть что-то уметь. Мало ли, как жизнь повернётся, – загадочно произносит, – собирайся, не забудь лосины надеть и сапожки для езды. Я тебе приготовил, стоят в твоей комнате.

23. Натура. Беговой круг возле конюшен.

Бенó помогает Ольге взобраться на лошадь. Рядом крутятся Мальчики, собаки словно опекают Ольгу. Ким Кимыч постукивает стеком по голенищу своего сапога. Бенó подставляет Ольге сложенные лодочкой ладони:

– Давай, становись, хватайся руками за луку, да не за гриву, шайтан тебя раздери!

– Перестань ругаться!

– Молчи, женщина, делай, что приказываю! Опа! Молодец. Повод-то возьми! Да не дёргай, коню губы порвёшь! Пошла, пошла!

– Выпрямись! – приказывает Ким. – Подбородок вверх, откинь голову чуть-чуть. Не горбись, сидишь, как мешок с картошкой. Тяни подбородок! Представь, что входишь в тронный зал! Не зарывайся носом в холку коня, выше подбородок! Как ходит принцесса? Плавно, горделиво! Слейся с конём, ты и он – одно целое. Пошла, пошла! – Ким стеком ударяет Ольгу по спине, конь останавливается, как вкопанный. – Опять ныряешь? Сожми колени, шенкелями чуть ударь, давай, давай, не трусь!

Ольга злится, губы сжаты, лицо напряжённое, бледное. С силой бьёт шпорами, конь взвивается и мчится, взбрыкивает задними ногами, потом становится на дыбы, Ольга съезжает по крупу к хвосту, но удерживается. Бенó догоняет всадницу, хватает коня под уздцы, останавливает коня.

– Молодец, женщина! Только не злобничай, лошади ещё злее, твою ярость подавят, будь спокойна. Свалят, покалечишься.

– Ну, что, Бенó? – произносит Ким. – Характерец у девочки! Подходит она нам?

– Зато вы мне не подходите, – хрипло произносит Ольга.

– Ничего, стерпится – слюбится! – отвечает ей Ким.

24. Фабрика. Кабинет директора.

Открывается дверь, охранники втаскивают низкорослого и худосочного мужичка.

Видно, напуган он до дрожи.

– Только не бейте, не по голове!

– Пока не трепещи, – довольно мрачно произносит Сидоров, – всё впереди.

– Что, что, что?

– Заклинило, – констатирует один из охранников, – «чтокал» всю дорогу, пока его тащили сюда. Такой вёрткий, жилистый!

– А на вид не скажешь, – язвит начальник охраны.

– Я не виноват, не виноват!

– В чём? – тихо произносит Игорь.

– Ни в чём, ни в чём, в чё…, – договорить не успевает, охранник затыкает ему рот ладонью.

– Садитесь, будьте любезны, не волнуйтесь, никто вам плохого не сделает, – потом Игорь обращается к начальнику охраны, – дайте ему воды, пусть успокоится.

Жадно пьёт, зубы стучат о край стакана.

– Рассказывайте, – Игорь смотрит на мужичка даже с некоторым сочувствием.

– Ничего не знаю.

– Кто вас сюда послал, какие поручения дал, кстати, покажите документы. Вы, вроде, пожарным представлялись вчера?

– Да! Вот, смотрите, – протягивает красную книжечку.

Начальник охраны открывает документ, внимательно осматривает, передаёт Игорю и чётко произносит:

– Липа.

– Похоже, подделка, – соглашается Игорь, протягивает документ директору.

– У нашей пожарной инспекции другой номер и совершенно другая печать, сейчас позвоню в милицию, – соглашается директор.

– Не надо милицию! – заполошно кричит мужичок.

– Значит так, – грозно произносит начальник охраны, – либо отправляешься в нашу родную милицию, либо в нашу котельную, а там т-а-ак жарко, особенно внутри котла! Либо всё, как на духу – кто и зачем тебя сюда прислал! Ну? Может, всё же выберешь последнее?

– Мне поручили, – уныло бормочет мужичок.

– Кто и когда? – ласково произносит Игорь.

– Не помню.

– В котельную его.

25. Дом Доктора. Вечер.

Ольга снимает сапоги, плечи опущены, устала смертельно. Садится за компьютер. Начинает писать.

Без стука, стремительно вваливается Ким, и сразу в комнату. Стоит за спиной Ольги, которая его не замечает. Ким смотрит на монитор, Хватает спинку кресла, раскручивает Ольгу лицом к себе, сжимает её плечи.

– Да как вы смеете?

– Чем это ты занимаешься? Отвечай!

– А вам-то что?

– Шпионишь?

– Ага! Мата Хари местного разлива.

Входит Доктор.

– Отпусти девочку, Ким.

– Ты видел, что она тут ваяет?

– Пока нет. Обещала показать, когда допишет.

– А я уж закончила. Потерпите минутку, последнюю схемку дорисую. Пусть только он уйдёт, видеть его не хочу, – кивает в сторону Кима.

– Не дождёшься. Говори, на кого работаешь?

– Контуженный, да?

– Не смей, – ярится Ким и совершенно неожиданно замахивается.

Но Доктор перехватывает его руку:

– Тихо, тихо. Потом сам пожалеешь.

– Бессовестная. Мы её пригрели, приютили…

– Пригрел меня Доктор! И не рычите, тоже мне тигр бенгальский. Оставьте меня в покое!

– Пошли, Ким, – Доктор берёт Кима под локоть, с неожиданной для него силой буквально вытаскивает его из комнаты, а Ольга поворачивается к монитору.

26. Натура. Двор Доктора.

Собаки крутятся возле калитки, повизгивают, становятся лапами на штакетник.

– Цыц! Нечего тут клянчить, быстро на конюшню, – отгоняет собак Доктор, потом поворачивается к Киму, – зачем её цепляешь?

– Доверчивый вы очень. Пришла неизвестно откуда и зачем.

– Я её подобрал у поля, силком засадил в бричку, сам.

– Пожалел, значится, пичужку. А вдруг это всё игра, обманка.

– Ты меня младше на два поколения, а живёшь по-стариковски, везде тебе чудятся подставы и злодейские козни.

– Вы идеалист, я прагматик.

– Жизнь тебя ещё мало крутила и била.

– Ну, конечно, особенно, в Чечне.

– Там другое, по долгу службы. Однако, на Лубянку, да невиновного, в воронке не везли, в карцере ледяном не держали, кости не выворачивали, по почкам не были, жену и дочку не…

– Не надо, Док. Душу свою не надрывайте.

Доктор отворачивается, Ким с нежностью смотрит ему в спину. Доктор, шаркая, сгорбившись, возвращается в дом, Ким идёт за ним.

27. Дом Доктора. Интерьер.

Доктор зажигает плиту под чайником, ставит на стол корзинку с сушками.

– Садись, прагматик, чаю попьёшь, может, помудреешь.

– Это можно, отчего ж не похлебать-то, а вы поосторожней с пичужкой.

– Учи, учи меня, дурака, – смеётся Доктор.

Входит Ольга с пачкой отпечатанных бумаг, кладёт их перед Доктором.

– Вот. Читайте. Дискету я тоже сделала, возле компьютера лежит, – Ольга резко поворачивается, выходит из дома.

28. Интерьер. Котельная фабрики.

Пылает кирпичным огнём жерло котла. Охранники втаскивают в помещение сопротивляющегося «пожарного», он скребёт ногами по полу. От страха, или от пламени горловины котла лицо несчастного будто движется, как стекло меняет цвет и форму при нагреве. У входа в котельную остаются Игорь Нездольев, директор фабрики и начальник охраны.

– Не трясись, заячий хвост. Расскажешь всё, волос с твоей головы не упадет. Будешь молчать, башкой в огонь, – ну, решайся! – начальник охраны и голоса не повышает, но угроза вполне серьёзна.

– Ладно, ладно!

– Давай, колись. И поподробнее, в деталях.

– Две недели назад мне позвонил кореш, предложил работёнку, баял, не пыльная, без душегубства, никогда ничем таким не занимался, воровал по маленькой – да, химичил – да, но без всякого убивства.

– Короче.

– Дал мне коробочку, в ней какие-то белые такие личинки, справил документы и…

– Заказчик кто?

– Знать не знаю.

– Адрес, имя и фамилия кореша быстро!

Игорь, открыв дверь котельной, на пороге уже произносит:

– Вытрясите из него всё, до донышка. Потом доложите, а мы с Сидоровым наверх, в кабинет.

– Только посмей обмануть, – уходя вслед за Игорем, Сидоров со злостью ударяет «пожарника» по загривку, – мразь!

19. Натура. Деревянный дом в конце улицы.

Начальник охраны фабрики, возле двери, обтянутой облезлым дерматином, останавливается, стучит по косяку кулаком. Дверь резко распахивается.

– Чего надо? – на пороге мужичина в майке, трусах и кроссовках на босу ногу, явно с похмелья.

– Ты Вася Кровососов?

– Ну.

– Поговорим?

– Об чём?

– Впусти в дом-то, дело есть.

– Проходи.

20. Интерьер дома.

В комнате железная кровать с шишечками, клочковатый матрас без простыни, вместо подушки сальный ватник. Стол с остатками пищи, над которыми вьются и жужжат синие навозные мухи. Пустые бутылки свалены горкой в углу комнаты.

Начальник охраны достаёт из кармана куртки бутылку водки:

– Стакан давай.

– Да вот же, – оживляется Кровососов, протягивает грязный стакан.

Начальник охраны наливает чуть-чуть, на донышке. Вася стремительно опрокидывает содержимое в рот, тянет дрожащую руку за второй порцией.

– Налью, но сперва расскажешь кое-что.

– Дай, дай, сушняк замучил.

– Ответь-ка мне: кто тебя нанял, кто правил «пожарнику» документы.

– Дай! – Вася делает шаг в сторону начальник охраны.

– Стоять на месте! Отвечай! – наклоняет горлышко бутылки над стаканом, но ни капли не наливает.

Вася заворожено следит за бутылкой:

– Дружбан.

– Кто такой?

– Наливай, не томи.

– Нет.

– Большой человек, богатый.

– Откуда его знаешь?

– На зоне поручкались. Я ему по гроб благодарный.

– За что?

– Спас, отбил, чтоб не опустили. Налей, видишь, плохо мне, помираю, «белочка» начинается.

– Фамилию, имя, как он с тобой связывается, где живёт, – скажешь, отдам всю бутылку, да ещё на ящик водки получишь.

21. Интерьер квартиры Нездольева.

Игорь переодевается в домашние тапочки, ходит по комнате, возле уха телефон, кивает головой, время от времени вставляет короткое «Да» с разными интонациями, потом произносит:

– Спасибо, Сидорович. Выпиши премию начальнику охраны. Обязательно свяжись со мной после встречи со своей профессоршей, она-то наверняка знает, как избавиться от заразы, не можем мы все партии уничтожить. Кто заказчик, выясню, сообщу. Пока.

Нездольев подходит к портрету женщины-всадницы.

22. Натура. Огороженный брусьями беговой круг. Мчится конь. Бенó без седла и удил верхом, приговаривает:

– Опля! Барьер!

Конь взвивается над первым барьером, легко приземляется. Потом взвивается над третьим, четвёртым…

Возле ограждения стоит Ольга, наблюдает. И слышится ей тот странноватый, чуть с хрипотцой голос, тот, что читал стихи (или пел?) в самом начале, когда Игорь ехал по ночному шоссе. И нараспев читает этот голос: «Всё пройдёт!» Ты ведь помнишь кольцо Соломона?\\ Голубая волна. Этот запах солёный,\\ И прилив,\ \И отлив,\\ И цветение слив.\\ Облетает с деревьев листва золотая.\\ И ложится к подножью,\\ порошью\\ её запорошит.\\ И надрывно кричит журавлиная стая,\\ Разлуку вещая,\\ прощаясь,\\ прощая.\\ Всё проходит, но ты – неизменна.\\ Уходит,\\ приходит,\\ и солнце восходит.\\ Вечен розовый стог ароматного сена.\\ Всё бессмертно – ничто не проходит,\\ Только в высшую степень душа переходит.

Ольга чуть шевелит губами, кажется, повторяет она про себя эти слова. Солнце плавно стекает к горизонту, Ольга смотрит пристально, и чудится ей, что цвет меняется, солнце становится зелёным, а посередине пересекает его чёрная полоска кошачьего глаза.

Бенó соскакивает с коня, неслышно ступая, приближается к Ольге.

– Эй, женщина! Ты чего? Застыла памятником?

Ольга вздрагивает:

– Смотри!

– Куда?

– Что видишь?

– Солнце садится.

– И больше ничего?

– Шайтан тебя раздери! Психованная!

Ольга уходит. Бенó взлетает на спину коня, мчится мимо, пыль поднимается и медленно оседает.

23. Интерьер. Квартира Нездольева.

Игорь говорит по телефону:

– Антон? Ты где? Очень занят? Я дома, ужин заказал, скоро привезут, да только одному есть тоска смертная. Может, заскочишь, поговорим о том, о сём, и про договор с Вьюченко расскажу, а?

Звонит видеодомофон.

– Кто там? – спрашивает Игорь, хотя прекрасно видит форменный пиджак ресторанного посыльного.

– Разносчик из ресторана «Моя прекрасная леди».

Улыбаясь, Игорь нажимает кнопку, потом открывает дверь.

Посыльный, нагруженный четырьмя коробками, топчется на пороге.

– Накрыть? Где и на сколько человек?

– Себя я как-нибудь сам обслужу.

Игорь расписывается на чеке, протягивает деньги, посыльный, передавая коробки, заговорщически усмехается. Игорь на кухне. Ставит на стол две тарелки, два бокала. Открывает балконную дверь, врывается ветер, поднимает занавесы, Игорь смотрит вниз, из подъезда торопливо, приплясывая, выскакивает посыльный, садится за руль маленькой машины, на дверях и на крыше которой крупными буквами реклама «Моя прекрасная леди». Машина срывается с места. И почти сразу подъезжает другая, из неё степенно «выплывает» Антон.

Интерьер. Игорь встречает Антона:

– Проходи быстрей, есть хочется.

24. Интерьер. Квартира Доктора.

Ворох бумаг на столе, Док и Ким дочитывают последнюю страницу.

– Ничего себе! – присвистнув, произносит Ким. – Вот так пичужка!

– А ты: промышленный шпионаж, засланный казачок!

– Это надо же! Такую работёнку провернула, да ещё буквально в два счёта. Всё по полочкам разложила, по минутам рассчитала кормление, сколько сена, сколько овса в зависимости от веса, витамины, даже когда кобыл покрывать лучше – утром ли, вечером…

– Угомонись, сам вижу. Ты повнимательней изучи вот здесь, – листает бумаги, – тебе, тренер, рекомендации.

– И откуда она всё это знает-то?! Явилась птичка-невеличка из ниоткуда!

– Мозги хорошие, вот и весь секрет. Все книжки мои проштудировала, в интернет лазала. Иди теперь, проси прощения за хамство.

– И попрошу, меня не убудет.

25. Натура. Конюшня.

Бенó ведёт коня. Подходит Ким.

– Где Ольга, не видел?

– Ушла.

– Куда?

– По дороге, – Бенó машет рукой куда-то на восток.

– Ничего не сказала?

– Нет. Попрощалась.

– Как это?

– Просила передать привет и спасибо, говорит, за всё Доктору.

– А про меня?

– Ни словечка.

– Да тут до посёлка километров шесть.

– Дохромает, не помрёт.

– Это ты у нас хроменький на всю голову! Почему не остановил?! Ночь же!

– Нянька я ей, что ли?

– Давно ушла?

– Да как солнце село.

Ким взлетает на спину лошади, пыль из-под копыт.

Машина подъезжает к полустанку, останавливается, Ольга выходит, направляется к кассам. Покупает билет. И буквально сразу останавливается поезд. Ольга в вагоне электрички.

Только трогается поезд, подлетает Ким, осаживает коня и видит Ольгин профиль за тусклым, грязным окном.

26. Интерьер. Квартира Игоря.

– Еда хороша, Антон? А вино?

– Очень. Зачем звал-то?

– Хочу попросить тебя об услуге. Сделаешь?

– Смотря что.

– Так, мелочь. Узнай-ка ты мне, кто владеет конезаводом вместе с Вьюченко. И обязательно составь подробный список, сколько процентов акций у каждого. Да ещё, обязательно поинтересуйся, есть ли у акционеров долги, не отданные кредиты, материальное положение самого Вьюченко. Впрочем, сам понимаешь, составь полное досье.

– И не подумаю.

– Да?

Игорь встаёт, посуду аккуратно складывает в мойку, резко и неожиданно поворачивается к Антону, слегка ударяет его ребром ладони по шее и одновременно другой рукой защёлкивает на запястье Антона наручник, вторую же половину закрепляет на своей руке.

– Больно же!

– Несомненно, – Игорь ни разу не повысил голос, да и с лица улыбка не сходит.

– Шутка такая?

– Нет, Антоша.

– За что?

– А за что ты хотел мою фабрику уничтожить?

– Я-я-яа???

– Не актёрствуй, друг мой бывший. Не убедителен.

– Отстегни меня, кончай выё…!

Игорь сильно ударяет Антона в солнечное сплетение, тот со стоном сгибается, стонет.

– Это на первый раз.

– Ты… меня убьешь?

– Зачем? На зону отправлю. Соскучился, поди?

– Разнюхал?

– Я всё теперь про тебя знаю. И про Кровососова твоего, и про того, которого ко мне на фабрику отправил, и про многое другое! А чтобы в серьёзности моих деяний не было сомнений, позвони-ка ты в свою строительную фирму и узнай, как там и что, – Игорь шарит по карманам Антона, находит его телефон, протягивает, – набирай, одна-то рука свободна.

Дрожащими пальцами нажимает на клавиши Антон:

– Это я. Что там у вас? Давно? Нет, позже приеду.

– Пока ещё налоговики не знают где искать и что. Однако если ты откажешься от моего лестного и простого предложения, не предоставишь нужные сведения, будь спокоен, я им все пути дорожки, все схемки твои сложные раскрою.

– Ненавижу!

– Ну, конечно.

– Отомщу!

– Как?

– Убью!

– Ты? Нагадить по мелочи – это да, убить – нет. Прежде, чем я тебя отпущу, скажи, зачем моё дело хотел уничтожить?

– Всё тебе легко, весь ты такой гладенький, сытый, благополучный. А я – горбом, потом, унижениями!

– Знаешь в чём твоя проблема? Не умеешь держаться в седле.

– Не мучь меня! Как я про акционеров-то узнаю, у кого спрашивать? А для тебя – как два пальца…

– И то верно. Но ты свою мерзость отработать должен, хочу, чтобы навсегда запомнил, пакостник, как людям вредить, – Игорь отстегивает наручники, – пошёл вон! Даю тебе неделю сроку. Не выполнишь – с тобой случится то, что с тем гадёнышем, который на моей фабрике побывал.

– Что? Что? – уже у самой двери кричит Антон.

– Узнаешь вскорости. Выметайся.

27. Натура. Улица посёлка. Поздний вечер.

Площадь с облупившимся памятником Ленину. Идёт Ольга, сворачивает к своему дому.

Интерьер. Квартира Сомовых. Ольга открывает своим ключом дверь, входит в квартиру. Мать Ольги выходит из кухни, останавливается на пороге:

– Нагулялась? Отправляйся туда, откуда пришла.

– Здравствуй. Где Петя?

– Вспомнила про мужа?! Не прошло и полугода. Тю-тю твой Петя.

– Мама, отчего ты такая?

– А именно?

– Даже голос… брезентовый.

– Что мелешь-то, дочь?

– Жёсткая ты, шершавая.

– Не смей хамить.

– Хорошо, – Ольга проходит в бывшую свою комнату, открывает ящик письменного стола, берёт из него паспорт, диплом и свидетельство о браке.

– Ты что это задумала? – Мать стоит на пороге.

– Где всё же Петя?

– Съехал.

– В деревню вернулся?

– Зачем? Подобрали добрые люди, нынче мужчины товар ходовой.

– Адрес знаешь?

– Он мне не отчитывался, не обязан.

– Ох, мама, как же с тобой трудно!

– А с честными людьми всегда не легко.

– О, Господи! – Ольга резко поворачивает, выходит.

Ольга выходит из подъезда, переходит узкую улочку. Небольшой деревянный домик о трёх окнах, за занавеской в оборках и цветочках – герань и столетник. Ольга заглядывает через стекло, видит, как за столом ужинают её бывшая коллега по школе и Петр. На скатерти, помимо тарелок и еды, большая бутылка мутной самогонки.

Интерьер. Ольга входит в комнату:

– Мужьям и подругам пламенный привет!

– Ой! – коллега по школе вскакивает, опрокинув стул.

– Не ждали, голубки.

– Ольга, – Пётр растерян и от того нагл, – где ты пропадала? Можно было хоть позвонить, в конце концов!

– У нас ведь телефона-то нет.

– Олюшка, садись, я тебе самогоночки налью, – коллега суетится, ставит приборы, рюмку.

– Я не пью, забыла?

– Ах, да, ах, да.

– Перестань метаться. Я сейчас уйду, а вот завтра, суженый мой, к 12 жду в ЗАГСе.

– Зачем?

– Разводиться будем.

– А я против!

– Так кто ж тебя спрашивает? И вам не хорошо-то во грехе жить, правда, подружка, а? Пора честь по чести оформить отношения.

– Оля, прости! – коллега умоляюще складывает ладошки, словно молиться собирается.

– Да за что? Всё правильно.

Интерьер. Вечер следующего дня. Квартира Ольги и матери.

Ольга складывает в небольшую сумку книги по программированию да нехитрые свои пожитки. И слышит негромкую музыку, которая, как ей кажется, звучит с улицы. Она подходит к окошку. Единственный в посёлке светофор горит жёлтым круглым глазом. И приближается он, заполняя всё видимое пространство. И чудится Ольге: поперечный, чёрный зрачок, а музыка едва слышна и, то ли пропетые, то ли произнесённые чуть хрипловатым голосом слова: «Там две берёзы сиротливо// Роняли листьев влажную прозрачность,// и частый, мелкий дождь слезливый// На поле чёрное и заколоченные дачи// Летел крупинками рассыпчатыми ртути.// Выл пёс, покинутый до будущего лета.// Стучали зябко ивовые прутья,// И лишь рябина пламенела щедро,// Доказывая кровью тяжких гроздьев,// Что радость вечную хранит земля,// И будет снег, и синий след полозьев,// Потом капель, и песня соловья».

– Так что же теперь, дочь, ты намерена делать? Место в школе занято, детям-то наплевать на твои печали, гулянки и томленья, – мать неслышно входит и становится рядом с Ольгой.

– Ничего. Ухожу.

– Далёко ли, позволь спросить?

– Очень, на другую планету.

– Личность должна иметь чёткую цель и стержень, нельзя…

– Ты прямо ходячий сборник цитат, – смеётся Ольга.

– Всю жизнь я отдала педагогике, а свою дочь так и не сумела воспитать человеком с большой буквы.

– Мама! – Ольга обнимает мать. – Я напишу тебе. Слово даю!

– Дети уходят, родители ждут, такова участь…, – плечи матери опускаются, в глазах слёзы – своеобразный контрпунк между тусклой банальностью и истинным страданием..

28. Вечер. Переулок в центре Москвы. Вход в ресторан «Моя прекрасная леди».

Швейцар открывает дверь Антону.

Интерьер ресторана. Антона встречает метрдотель:

– Добрый вечер. Хотите столик на одного, или…?

– Кто тут у вас главный. Его хочу. Проводи к нему.

– Как вам угодно, – метрдотель подчёркнуто вежлив.

– Угодно. Попроворней поворачивайся.

Интерьер. Комната заведующего.

– Вы заведуете этим рестораном?

– Допустим. А в чём проблема?