Колечко-талисман

Ночью, пока Зина гуляет с Антоном, мне приходится одной разрываться на две палатки. Дети большие выдумщики, я уж не говорю про зубную пасту, порошок тоже в дело пошел, где они прячут спички, вообще не могу предположить, а уж хвоя и насекомые – так это запросто. Девочки, у которых заводилой является Женька, оказались ещё хулиганистее мальчишек. Сколько раз я с ней проводила воспитательные беседы – всё без толку. Глазки в пол, смущенная улыбка:

– Чего это вы на меня наговариваете, Александра Филипповна? За руку вы меня не ловили, засыпаю я раньше всех, сплю крепко, а уж кто там, что вытворяет, и знать не знаю, не ведаю.

Ну, как с такой разговаривать? За руку я её действительно не ловила. А Зина, после своих свиданий, на мои молчаливые упрёки говорила:

– Эх, Сашка, ничего – то ты ещё не понимаешь. Вот влюбишься сама и не будешь на меня такой букой смотреть. У тебя всё ещё впереди.

– Да, я и не тороплюсь. А любовь, кто её знает – как она приходит. Может и вовсе не придет. Это только в книгах пишут о возвышенных чувствах. Как оно в жизни будет никому не известно.

– Поживем – увидим, а сейчас спать. Как наши архаровцы, тебя не очень доставали?

– Не очень, не очень. Угомонились уже. Вот только мне очень спать хочется.

– Всё, всё, спим уже.

Утром, до подъема детей сбор вожатых, уточнение распорядка дня. Я сижу ещё полностью не проснувшаяся, Антон бодр, свеж, полон энергии, такое впечатление, что это я целую ночь гуляла, а он крепко спал.

Сегодня, пока Зина ходила в центральный корпус за «Пионерской» и «Комсомольской правдой» для проведения политинформации, у меня чуть не случилось ЧП. Все дети находились на площадке. Каждый был занят делом – близняшки перевязывали банты, мальчики играли в мяч, «царевна лягушка» хвасталась новым платьем (у неё их как у царицы Елизаветы на каждый день по несколько штук привезено). Оля читала книгу, покусывая зубами травинку. Женька с хитрющей физиономией готовила очередную пакость, о чём-то потихоньку шепчась с Гришей Дёминым и Маратом Азовым и вдруг без каких – либо причин – драка. Градов с Мизякиным катаются по траве и валтузят друг друга. Что делать? Разнять я их физически не смогу, они довольно – таки крепкие мальчики. Только и остаётся:

– Ребята! Прекратите немедленно! Сообщу начальнику лагеря! Пусть он с вами разбирается!

Вдруг тихоня Оля, глядя на мои никчёмные попытки прекратить драку, спокойно, закрыла книгу, заложив в неё травинку, подошла к дерущимся, несколько секунд смотрела на эту кучу – малу и раз… одно мгновение и двое злых покрасневших, ещё не отошедших от драки возмутителей спокойствия пытаются вырваться из её широко разведённых рук. Хватка у Оли просто железная – Серёга и Данька пытались вырываться, но у них ничего не получалось, смирившись с судьбой они, учащённо дыша и шмыгая носами повисли как тряпичные куклы. Оля, обведя всех стальным тяжёлым взглядом, произнесла:

– Слово пионервожатого – закон. Кто ослушается, будет иметь дело со мной. Всем понятно? И вам? – обратилась она к Даньке с Сережей.

– Понятно, понятно…, – нехотя сквозь зубы процедили оба.

Оля разжала кисти, опустила руки, несколько раз взмахнула ресницами и, посмотрев на меня ясными невинными глазами, сказала:

– Александра Филипповна, у меня дома таких озорников – погодков двое. Младшенькие. Знаю, как с ними разбираться, – и уже тише, только для меня одной добавила, – Вам построже с ними надо. А то сядут на шею, свесят ножки, слушаться не будут.

– Спасибо, Оля. Ты меня очень выручила. Я совсем растерялась.

– Не за что, но всё – таки, чуть пожёстче будьте.

Зина сразу почувствовала напряженную обстановку, но видя, что всё в порядке, сделала вид, что ничего не заметила, начала политинформацию.

Только недавно ребята приехали в лагерь, а уже надо готовиться к родительскому дню. Каждый отряд должен приготовить несколько номеров к праздничному концерту. Стали выявлять таланты. Оказывается, это не такое легкое дело – кто на самом деле талантлив – смущается, а «бездари» всеми способами стараются обратить на себя внимание. Наша миссия – к каждому подойти с чувством, толком, осторожностью, постараться никого не обидеть, не оскорбить, не нанести душевную рану. Обидеть легко, но кто знает, во что эта, вроде бы пустяшная обида, выльется в будущем.

Зина более прямолинейная – прямо спросила:

– Кто хочет выступить на празднике?

Нельзя сказать, что поднялся лес рук, но человек десять – двенадцать изъявили желание.

– Мы вас всех выслушаем, – это опять Зина, – И по количеству голосов выберем претендентов на конкурс. Поскольку желающих выступать со всех отрядов будет много, то возможно не все смогут выступить на сцене. Расстраиваться не надо, после концерта мы с родителями соберемся на площадке и каждый, кто подготовит номер, сможет выступить. С тебя, Марина, ещё один рисунок на обще лагерный конкурс. Кстати, рисунки на конкурс могут сдавать все, стенд большой – места всем хватит.

Всё-таки любовь делает чудеса – Антон решил нам помочь. Двенадцать человек отобрал для построения пирамиды. Теперь на празднике будут задействованы все. Пять – рисунков. Близняшки поют частушки, Женя читает «Буревестника» Максима Горького. Люба, Нина и Тамара распевают в обще лагерном хоре. Алиса Крутикова, стройненькая двенадцати летняя девочка, готовит хореографический номер на музыку П. И. Чайковского «Вальс цветов» из балета «Щелкунчик». Логунов, Мизякин и Зайцева будут исполнять юмористическую сценку из жизни лагеря. Три мягких игрушки, панно флористики, поделки из бисера. Все наши дети проявят себя в праздник. Зря я волновалась, талантов у нас много, просто надо их все разглядеть.

Всё пытаюсь узнать у ребят – что же там за пирамида такая будет. Молчат, как партизаны:

– Александра Филипповна, на празднике увидите. А то не интересно будет. Это надо смотреть, а не рассказывать.

Подождем до праздника.

Как быстро летит время. Мы уже посмотрели пять фильмов – «Военная тайна», «Флаги на башнях», «Золушка», «Алёша Птицын вырабатывает характер», «Новые похождения Кота в сапогах». Почти все научились плавать, во всяком случае держатся на воде. Изготовлена уйма поделок в кружках, Оля Катосова научилась играть на горне. Завтра родительский день.

Вечер. Детей уложили спать. Зина ушла на свидание. Мне не спится. Завтра ответственный день. Как он пройдет? Вышла из палатки подышать свежим ночным воздухом. Какая красота. Небо усыпано звёздами, горящими и переливающими, словно яркие кусочки янтаря, серебряная полная луна, печально льющая свет на землю, лёгкий ветерок и… испуганный визг, раздавшийся из палатки девочек. Стремглав туда. Все не спят испуганно, как птенчики сидят на кроватях, укрывшись, кто до самого подбородка, кто почти полностью забрался под одеяло. Напуганные, словно увидели привидение. Как, позже оказалось, я была близка к истине. На ночь глядя, перед сном, девочки рассказывали страшилки. До рассказывались до того, что теперь боятся спать.

– Санна Филипповна, посидите с нами, не уходите, побудьте здесь, – раздавалось со всех сторон.

– Всё хорошо, спокойно, ложитесь поудобнее, расскажите, что произошло?

Оля Катосова сонным голосом произнесла:

– Вот, вот, расскажите Александре Филипповне, какую вы здесь чушь несли. Вроде не маленькие, а ведете себя хуже мальчишек, те хоть взрослеют позже, а вы всё никак поумнеть не можете.

Девчонки наперебой начали:

– Мы сначала погадать хотели.

– Сегодня полнолуние. Луна полная гадать можно.

– Но никто толком гадать не умеет.

– Люська Маслова предложила рассказывать страшилки, сначала было весело, а потом Женька про привидение стала рассказывать, а в окно кто-то белый как заглянет, тут уж нам всем страшно стало, мы и закричали.

– Девочки, вы все пионерки, даже комсомолки среди вас есть. Живете в Советском Союзе, знаете, что никаких привидений, никакой нечисти на свете нет, рассказываете непонятно что, потом сами же этого боитесь.

– Но вы всё – равно посидите с нами. Побудьте у нас.

– Хорошо, хорошо, – я взяла стул, села к окну.

Ночь и в самом деле светлая. Всё видно, как в очень пасмурный день. Вдруг рядом с окном мелькнула какая – то светлая тень.

– Игра теней? – подумала я, – Может, мальчишки балуют. Кто знает?

Но страх заполз в душу. Выйдя от девочек, я, не оглядываясь по сторонам быстро, почти бегом забежала к себе в палатку. Зины ещё не было.

Родительский день наступил. С утра в лагере шум, гам, ребятишки никого не слушают, только и глядят в сторону входа, ждут родителей.

Сколько сюрпризов родительский день принес мне так это просто не счесть. Я думала, что красавица – жеманница Алёна Жабина похожа на маму и с нетерпением ждала появления женщины просто не земной красоты. Оказалось, всё наоборот – красивый, высокий, черноглазый, кудрявый папа, на которого Алёна и была очень похожа и серенькая маленькая «мышка» с перманентной завивкой – мама.

Близняшки – не только копия мамы – просто под «копирку» – три одинаковые мордашки, маме только бантиков не хватает, так ещё и маленький пятилетний брат – точная их копия. Вот уж точно говорят – «не откажешься».

К Марине Усовой приехала бабушка – высокая, седая, стройная, интеллигентная женщина, которую и бабушкой – то назвать неудобно.

Женя Букина познакомила меня со своим папой – полным, грузным мужчиной пред пенсионного возраста.

– Старшие – то у нас довоенные, разлетелись по Союзу. Все уже давно самостоятельные, свои семьи, дети, то есть мои внуки, Женьке почти ровесники. Женечка послевоенная, когда я уже все раны залечил, появилась. Вот и растет нам на радость, старость скрашивает.

При папе эту егозу, Женьку, было просто не узнать – сама скромность, тихая, ласковая, послушная. Ангел, а не ребенок.

На праздничный концерт все собрались в летнем театре – кинотеатре со сценой – ракушкой и скамейками без спинок, в котором мы с ребятами смотрим фильмы.

Концерт был великолепный. Ребята выступали просто замечательно. Наконец – то я увидела таинственную «пирамиду». Просто произведение искусства. Антон превзошел сам себя. Сначала ребята собрались в какой – то немыслимый цветок, который рассыпавшись, превратился в фонтан, фонтан чудесным образом перешел в пятиконечную звезду и завершилось выступление ракетой. Четверо ребят внизу, трое забираются на них, завершает ракету Сеня, у которого в руках остроконечный колпачок с пришитой к нему светло – серой сатиновой тканью, на которой нарисованы белой краской иллюминаторы. Все распрямляются, Сеня одевает колпачок себе на голову, и ткань струясь вниз, закрывая ребят, превращается в ракету. Остальные ребята, стоя на руках вокруг импровизированной ракеты изображают её первую ступень.

Женя так читала «Буревестника», аж мурашки по коже бежали, и будь это не летний, а зимний театр, в нем, наверное, дрожали бы стекла.

Алиса Крутикова в воздушном сиреневом платье просто летала по сцене словно бабочка.

После концерта я с ребятами, к которым не приехали родители, их оказалось семь человек, пошли на пляж.

В родительский день дети всегда ждут родителей.

Грише Носину ждать было некого, папа в рейсе, бабушка старенькая. Оля Катосова сама запретила родителям посещать её в лагере:

– Вот ещё, у них своих дел хватает, да за двоими хулигашками глаз да глаз нужен. Я уже совсем взрослая, мне их посещения не нужны.

Сережу Градова родители только забирать из лагеря будут – путь до Свердловска неблизкий, много не наездишься. Алиса Крутикова живет вдвоём с мамой. Мама работает на трех работах – почтальон – её основная работа, ещё она разносит телеграммы да уборщицей в магазине подрабатывает. Своего жилья у них нет, всё обещают служебную площадь да никак ничего приличного подобрать не могут, вот и ютятся они на съёмной квартире, за которую платят втридорога. Сеня Сажин и не ждал никого – знал, никто к нему не приедет. А Даша Лобова и Егор Талин до последнего смотрели в сторону ворот, надеясь, что появятся их родные, так и не дождались.

Ребятишки даже в море плескаться не захотели. Мы просто побродили по пляжу, позагорали, помочили ноги в прибрежной волне. Сережа Градов нашёл камешек с дырочкой – куриный бог, талисман для привлечения удачи. Хотел подарить мне, но я сказала:

– Это твоя удача, пусть останется с тобой, талисманом будет, память о море.

Когда шли с моря на площадку, Алиса тихо спросила:

– Вам понравилось, как я танцевала?

Я даже рот не успела открыть, как Градов уже ответил:

– Восхитительно, как пёрышко порхала по сцене, то, прям бабочка летает, то стрекоза, то кузнечик. Молодец, Алиска!

– Спасибо. Я всё переживала, получится ли у меня передать в танце музыку. Я очень хотела бы в Вагановском училище учиться, но вряд ли получится. Мы с мамой живем вдвоём, как она без меня?

– После школы институт культуры закончишь, сама будешь постановщиком танцев, – это опять Градов.

Никогда не думала, что он может так чувствовать и видеть прекрасное:

– Почему ты так думаешь?

– Вы что же полагаете, я только хулиганить да безобразничать могу? Я у нас в доме культуры учусь играть на флейте. До школы меня родители на хореографию таскали, терпения не хватило. Не моё это.

Вот уж по истине, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Никогда по внешности и поступкам нельзя судить о душе человека. Душа это что – то объемное, могучее, вместилище и необычайной доброты, и порядочности, и пороков. Чего в этой душе больше, что преобладает, видимо не нам судить. Хороший урок мне преподал мальчик. Сколько не изучай психологию, а постичь всех нюансов жизни невозможно.

Когда ребят нам с Зиной сдавали родители «на руки», очень много хорошего услышала о себе, даже неудобно стало – я не посвящала себя настолько ребятишкам, чтобы иметь столько похвал.

Папа Жени благодарил меня за чуткое отношение:

– Она очень хорошая, добрая девочка, но к ней нужен подход, не каждого к себе в душу пустит. От вас она просто в восторге. Она у нас умница, хозяйка замечательная, готовит прекрасно, шьёт, вяжет, а уж как крестиком и гладью вышивает просто загляденье, картины целые.

Подход к Жене? Да я её только, ругала, никакого другого подхода не было. Но я, естественно, ничего этого не сказала, наоборот:

– Что вы? У вас такая прекрасная дочь, просто замечательно, что у нас такое хорошее поколение растёт.

Эта «заноза», взяв меня под локоток, тихо прошептала на ухо:

– Родителей расстраивать нельзя, их любить надо, лелеять, они нам жизнь дали, большое спасибо им. Давайте сделаем так, чтобы они нас видели такими, какими им хочется нас видеть, и только мы сами будем знать – какие, мы на самом деле.

Глаза хитрющие, хитрющие. Ну, что такой скажешь?

Папа Алёны, чувствуется, он лидер в их семье, но лидер – безумно любящий своих «девочек», просто сказал:

– Спасибо вам за Алёнку. За всё, всё спасибо.

Алёна приколола мне на грудь чуть выше комсомольского значка брошь – в центре круглый плоский лунный камень, а вокруг круги, словно солнечная система.

– Никаких возражений. Это от чистого сердца. Алёнке привезли в подарок, она сама выразила желание вам её подарить на добрую память.

Бабушка Марины поверх пионерского галстука особым образом как – то очень кокетливо повязала мне газовый шарфик, сказав при этом:

– Милочка, вас гораздо приятнее было бы видеть в легком летнем платье, нежели в пионерской форме. Вы же будущая женщина, педагог и дети, глядя на вас и беря с вас пример должны видеть и ценить прекрасное.

Вечером, уложив детей спать, при свете настольной лампы почитала «Обрыв» И. А. Гончарова и прежде чем, ложиться, решила обойти палатки с детьми.

Зина была с Антоном на свидании. Осторожно, чтобы не разбудить, прошлась по палатке девочек. Так приятно смотреть на безмятежно спящих ребятишек. Они такие тихие, спокойные, беззащитные, так хочется их всех обогреть, кому – то поправить одеяло, кому – то подушку. Из палатки девочек пошла к мальчикам. Здесь немножко иначе – у большинства одеяла вообще откинуты в сторону, лежат, разметавшись по кроватям, кто спит, кто притворяется. Градов вообще почему – то накрылся с головой одеялом, подошла, чтобы хоть нос немного открыть, а открывать нечего, нет Градова на кровати – «кукла», свернутая лежит, а его нет. Когда я осознала, до меня дошло, что Сережи нет, у меня душа ушла в пятки, волосы на голове встали дыбом. Мгновенно вылетев из палатки, побежала как сумасшедшая, ничего не видя перед собой, наверное, даже не зная, куда и зачем пока с разбега не налетела на Антона. Они с Зиной гуляли по аллее. Увидев меня, несущуюся сломя голову, Антон попытался меня остановить. Даже когда он схватил меня в охапку, я всё ещё по инерции продолжала перебирать ногами. Сказать вообще не могла ни слова, в горле ком, руками развожу, слов нет. Зина напугалась. Они постарались привести меня в чувство. Разобравшись в чем дело, Антон попытался меня успокоить:

– Никуда он не мог убежать, тем более из лагеря. Ведь какая – то соображалка у него есть? Скорее всего, просто намылился за яблоками к Ефросинии Андреевне. Это та женщина, которая нам яблоки да груши постоянно в лагерь приносит. У неё сад рядом большой, соток тридцать. Так они каждое лето туда лазят воровать. Ворованные яблоки самые вкусные. На лето она даже свою собаку – волкодава на привязи держит, чтобы ребятишек не порвала. Сейчас схожу на разведку, панику поднимать нечего, найдётся пропащий, никуда не денется. Сидите здесь на лавочке, никуда не ходите, ждите меня. Я скоро.

Зина села на лавочку, мне не сиделось. Хожу туда – сюда, туда – сюда. Зина взмолилась:

– Да угомонись ты, сядь, не мельтеши перед глазами, а то от тебя аж рябит.

– Рябит, рябит, – взвилась я, – Случись с ним что, кто отвечать будет? Дай, Господи, чтобы всё утряслось. Комсомолка! В кого угодно поверить готова, лишь бы всё хорошо кончилось. Только бы всё было хорошо. Только бы всё было хорошо. Ну, где, где же Антон, почему его так долго нет?

– И пяти минут не прошло, тебе уже кажется вечность. Сядь, успокойся.

Сев на лавочку рядом с Зиной, заплакала. Слёзы сами текли из глаз, я ничего не могла поделать – текут и текут. На душе стало легче.

Вскоре в конце аллеи послышались голоса, мы увидели Антона с Сергеем. Больше сдерживать себя не было сил. Подлетев к Сергею, схватила его за плечи и, как ненормальная, стала трясти изо всех сил, так, что даже Антон с трудом оторвал меня от него.

– Успокойся, успокойся. Всё хорошо. Видишь, что ты с Александрой Филипповной своими поступками делаешь? – это уже Сергею.

– Я не хотел… не думал…, – забормотал Серёжка и только тут я заметила громадный фингал у него под глазом.

– Кто тебя так?

– Да, так, с местными немного побазарили. Ничего, им тоже от меня досталось. Будут знать, как четверо на одного. Александра Филипповна, не обижайтесь на меня, я не хотел…, а синяк, так он до конца смены пройдет. Кто спрашивать будет – скажу «с кровати упал».

Конфликт был исчерпан.

Время летит моментально. Кажется, только вчера мы с Зиной принимали и размещали ребят по палаткам, совсем недавно был родительский день и вот завтра уже прощальный костер, последняя третья смена заканчивается.

Утром был обще лагерный пионерский сбор. Всё было очень торжественно, ребята нарядные в парадных формах с какой – то грустинкой в глазах под звуки пионерского горна «Подъем флага» – горнистом была Оля Катосова – наблюдали, как флаг в последний раз взметнулся ввысь.

Потом было купание в море. Ребятишки больше баловались, чем купались. Мы с Зиной не делали им замечаний, знали, дети прощаются с морем, летом, друзьями.

За эту смену очень многие подружились, обменялись адресами, чтобы потом не терять друг друга – переписываться.

Вечером был прощальный пионерский костёр. Устройством костра занимался Антон. Он с ребятами нашего отряда сделал его по типу «шалаш» высотой почти два метра. Они обложили его по кругу камнями в целях пожарной безопасности, вокруг установили скамейки, чтобы для каждого отряда было своё место и всем было удобно.

Когда стемнело, все отряды собрались вокруг костра. Начальник лагеря дал сигнал и Сеня Сажин, Серёжа Градов и Марат Азов с трех сторон зажгли костер. Сначала пламя, осторожно потрескивая по сухим веточкам, словно пробуя их на сухость, устремилось вверх и вглубь костра, потом, словно набрав мощь, взметнулось ввысь тёмного неба, рассыпавшись яркими искрами. Прощальный торжественный костёр под стройный хор пионерского гимна занялся.

Ребята обнявшись пели: «Взвейтесь кострами синие ночи…», далее следовала разудалая «Картошка» – «Эх, картошечка в мундире – дире – дире, пи-и -онеров идеал – ал – ал…», затем «Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка, другого нет у нас пути – в руках у нас винтовка…».

Веселые, освещенные пламенем костра лица, песни, сменяющие одна другую – «Широка – а страна моя родная…», «Солнечный круг, небо вокруг…». Это было просто здорово и незабываемо. Из лагеря ребята разъедутся во все концы нашей необъятной Родины, но они навсегда увезут с собой воспоминания о море, тепло пионерского костра и верность пионерской дружбы.

На утро, прощаясь, Марина Усова протянула мне альбом:

– Это вам, на память.

Открыв альбом, на первой странице увидела свой карандашный портрет – сходство было несомненное, сзади – фон – море с купающимися фигурками. На следующей странице – уменьшенный вариант её рисунка на обще лагерный конкурс к родительскому дню – «Миру – мир!» – девочка, бегущая по земному шару, выпуская из рук голубя.

– Спасибо. Надеюсь увидеть тебя в Ленинграде в Мухинском.

– Жизнь покажет.

За Сеней Сажиным приехала бабушка – востроносая, сухая старуха с колючими глазами.

– Ты всё проверил? Ничего не забыл? Ничего своего нельзя оставлять.

– Бабушка, можно я с вожатыми попрощаюсь?

– У тебя что – времени до этого не было?

– Ну, пожалуйста, – умоляюще протянул Сеня.

Увидев, что я краем глаза наблюдаю за ними, слышу их разговор, она нехотя произнесла:

– Иди, иди, прощайся.

Сеня подошёл ко мне и потихоньку, чтобы не видела бабушка, сунул мне в руку свернутую бумажку.

– Там адрес моей соседки, напишите мне, пожалуйста, по этому адресу.

Я потрепала его по пепельным волосам, улыбнулась и тихо произнесла:

– Обязательно напишу.

Вот так и разъехались все наши воспитанники. Остался пустой лагерь. Грустно. Мы с Зиной пробудем здесь ещё пару дней. Надо сдать постельное бельё, инвентарь. Лето кончилось. Прошлась по пустынным аллеям. Глядя на опустевшие корпуса, в голову забрела мысль:

– Учитывая климат Кабардинки, очень нецелесообразно на девять месяцев оставлять без использования этот лагерь. Пусть в наших палатках нельзя жить зимой, но в остальных корпусах дети могут находиться круглогодично. Совмещать отдых с учёбой и лечением.

Пошла с этой мыслью к начальнику лагеря.

Савва Гордеевич, внимательно выслушав меня, сказал:

– Задумка хорошая, но с ней надо выходить на другой уровень. Надо или в райком партии обращаться или в администрацию. Есть у тебя на это время? Сможешь этим заняться?

– Я думала, эти вопросы вы решаете.

– Нет, голуба моя, этими вопросами занимаются там, – он поднял толстый, как сосиска, указательный палец вверх.

– Мы с тобой мелкие сошки. Меня вот прислали сюда с РОНО на лето и всё. Я учитель истории, директор школы. Эти вопросы партия решать должна. Как скажет – так и будет.

На этом разговор закончился.

После окончания смены до отъезда в Ленинград пару дней поживу у Зины в доме её родителей – Кондрата Иннокентьевича и Анисьи Федотовны. Люди они радушные, гостей любят. Анисью Федотовну я знаю по лагерю как замечательного повара и прекрасного доброго человека. В Зининой комнате мне поставили раскладушку, несмотря на мои протесты и желание спать в саду на свежем воздухе.

– Хоть комаров сейчас почти нет, да мало ли какая мошка ночью укусит. Нет, девонька моя, спать надо в доме, и не вздумай со мной спорить, – ласково сказала мне Анисья Федотовна.

Пришлось согласиться.

С билетами беда. Отдыхающие к учебному году стараются возвратиться по месту учёбы и работы. И если, чтобы приехать к родителям мне пришлось отстоять в очереди за билетом почти восемь часов, то сейчас на всех кассах висят объявления: «Билетов нет». С этим ничего не поделаешь. Зине Кондрат Иннокентьевич через знакомых достал билет на самолет. Но он смог купить только один билет.

Вечером, разливая наваристый борщ по тарелкам, Анисья Федотовна говорила:

– Да быть такого не может, чтобы ты не уехала. Не переживай понапрасну, ещё ни один отдыхающий здесь не остался. Все уезжают, и ты уедешь. Мы к поезду на станцию Горячий ключ поедем. Поезд большой, места всем хватит. Там тебя посадим, и поедешь ты учиться да пятёрки получать.

– И будешь ты у нас, Сашка, зайцем, – прогудел Кондрат Иннокентьевич.

– Кондрашка, не выводи меня из себя. Девчонка и так вся испереживалась, а тут ты ещё со своими подковыками.

– Да разве можно тебя из себя вывести – это нереально, – добродушно промолвил Кондрат Иннокентьевич.

– Кушайте, кушайте, а ты не переживай – всё будет хорошо, – тепло промолвила Анисья Федотовна.

Мы, молча, уткнулись в тарелки.

В дорогу меня собирала Анисья Федотовна. Она наготовила пирожков со всевозможными начинками.

– Я тебе только с мясом и рыбой не сделала. В дороге испортиться могут, жарко. А так и сладкие есть – с яблоками, грушей, и просто кушать – с яйцом и луком, с рисом, морковкой, с картошкой с грибами, с капустой. Кушай на здоровье. Главное, чтобы сыта была. Сейчас ещё курочку приготовлю, яички сварю да рыбки вяленой надо не забыть. Помидорчиков, виноградику, яблочек да грушек всё надо в дорогу взять.

– Анисья Федотовна, здесь целый лагерь накормить можно, мне всего два дня ехать.

– В дороге всегда кушать хочется. Делать – то нечего – читай, кушай да спи. Чай у проводницы купишь.

– У меня ещё и билета нет, а вы всего наготовили. Вдруг не уеду?

– Об этом даже не думай. Сейчас батька с работы придет, поужинает, потом все вместе на вокзал к поезду поедем.

Вскоре пришел Кондрат Иннокентьевич.

– Как сборы идут? – бодро спросил он с порога.

– Почти готовы, тебя только ждём.

– Сейчас быстренько поужинаем и как раз к поезду успеем.

На платформе народу уйма. Все с чемоданами, баулами, котомками, авоськами. У меня небольшой чемоданчик с дамской сумочкой и две авоськи с продуктами. Тетя Анисья упаковала все продукты сначала в пергаментную бумагу, чтобы жиром ничего не измазать, потом просто ещё два слоя бумаги намотала, чтобы тепло дольше сохранялось. Как я не отказывалась от такого количества съестного, у меня ничего не получилось.

– В дороге всё съестся. Попутчиков угостишь, что не доешь – в общежитие девчонкам свезёшь – там всё съедят.

Вдали показался поезд. Стоянка пять минут. Напряжение растёт. Волнуюсь – удастся ли уехать.

Только поезд остановился и проводницы вышли из вагонов, раздалось:

– Кондрашка, за мной, – крепко схватив меня за руку, тетя Анисья помчалась вдоль состава. Я с большим трудом поспевала за ней. Выбрав проводницу помоложе, она, быстро подскочив к ней, тихим голосом, чтобы другие не услышали, начала:

– Голубушка, красавица, солнышко, возьми мою племяшку до Ленинграда. На учебу девчонка едет, опоздать ведь может к началу учебного года. Билетов в кассе нет. Будь ласка, возьми девочку, не обидит, как мышка вести себя будет, в уголочку, где- нибудь прикорнет и ладно. Много места ей не надо. Ну, возьми, возьми девочку.

Голос – чистый елей, слёзы в глазах стоят. Никогда бы не подумала, что тетя Анисья такая артистка.

– Вещей много?

– Чемоданчик да две авосечки.

– Быстро в тамбур. Тронемся – размещу.

Я ласточкой влетела в поезд. Даже попрощаться, толком не успела. Единственное на что меня хватило так это:

– До свидания. До встречи.

Поезд тронулся.

– К нам в купе заходи. Сейчас разберёмся.

И уже у проводниц:

– Меня Машей зовут, это Клавдия Степановна, – указала она на вторую проводницу в возрасте, – А тебя как зовут?

– Саша.

– Сашенька, вещи оставь здесь, сама в коридорчике пока в окошко смотри. Вагон у нас купейный. Ты по коридору походи, в тамбуре побудь, к ночи найдём тебе место. Всё поняла? Вот и ладненько. Уж больно тётка за тебя жалостливо просила. Сил отказать не было. Клавдия Степановна, вы уж простите меня. В следующем рейсе исправлюсь.

– Да ты, наверное, никогда не исправишься, – вздохнула та, – Больше чтобы ни одного «зайца». Начальник поезда увидит – не миновать беды. Мне до пенсии три года осталось. И так один «заяц» уже по вагону шастает. Отъехать не успели, второй появился.

– Тот «заяц» в вагон – ресторан пошел. К ночи только появится.

– Так ночь не за горами. Часа два – три и спать их укладывать надо.

– Я не одна такая у вас? – не к месту влезла я в разговор.

– Брысь в коридор и чтоб я тебя часа два не видела и не слышала, – рыкнула Клавдия Степановна.

Меня, как ветром, вымело из купе проводников.

Зря волновалась. Еду в поезде. Спасибо Анисье Федотовне. Через двое суток буду в Ленинграде.

– Сашка, иди в купе, – часа через два позвала меня Маша, – Чаю попьём.

В купе вместе с проводниками сидел молодой человек.

– Мелеша, – представился он.

Услышав столь странное имя, я, сделав вид, что плохо расслышала, уточнила:

– Миша?

– Тогда уж лучше – Митя, – усмехнулся парень.

– Меня Сашей зовут.

– Вот и познакомились.

– Сейчас чайку попьём. И, будем вас спать укладывать, – сказала Маша, ставя стаканы на стол.

– Так я вроде сыт, из вагона – ресторана только пришёл.

– Ничего, стаканчик чая на ночь не помешает.

– Ой, а мне тётя Анисья столько всяких разных пирожков приготовила. Угощайтесь пожалуйста, – сказала я, достав авоську и выкладывая кульки с пирожками на стол.

– Да здесь на целую роту наготовлено. У тебя что, тётя – повар? – спросил Митя.

– Откуда вы знаете? – удивилась я.

– Столько разнообразных пирожков обычно повара готовят.

– Здесь на всех и на всю дорогу хватит. Мы тоже угостимся, – сказала Клавдия Степановна, выбирая себе пирожок позажаристее.

– Кушайте, кушайте, на здоровье.

Спать нас уложили в купе проводников. Меня на верхней полке, Митя внизу. Клавдия Степановна сказала:

– В случае необходимости, Мелеша, мы тебя разбудим. Ты всё- таки мужчина, Сашка пускай спит.

– Я, не против, – проговорил Митя.

Тук – тук, тук – тук – стучат колеса, за окном темень, а мне почему – то никак не уснуть. Может, переволновалась за день? На один бок повернусь, на другой – не спится.

– Барашков посчитай и уснёшь, – насмешливо раздалось снизу.

– Слушай, умник, без тебя обойдусь. А вообще – то имя твоё как настоящее?

– Мелентий. Мелентий Павлович Дорягин. Достаточно?

– Более чем, – буркнула я.

– Спи, Сашка, постарайся уснуть. Завтра ещё неизвестно, когда нас пристроят. Может весь день придётся у окна торчать.