Стояла теплая летняя ночь. Звезды тихо перемигивались, позванивая серебром. Часы на комоде пробили два раза. Маленький китайский болванчик ехидно кивнул и покачал головой. Ну и черт с тобой. Тоже мне философ нашелся! Нет у меня времени слушать твои колкости и затасканные притчи. Полчаса назад мне позвонил Марк, и взволнованно сообщил новость… Что-то там насчет Лефрона и сбоев в аппаратуре слежения. Все укатили на озера, и я единственная, кто ему может помочь.

Старенький пикап завелся на удивление быстро, и через минуту я уже неслась по желтой пыльной дороге в сторону гор, где находилась обсерватория…

– Смотри, смотри сюда… – Марк водил пальцем по снимкам и озабоченно скреб щетину недельной давности. Пренеприятнейшая привычка бриться раз в неделю. Но приходилось закрывать на это глаза, так как лучшего ассистента найти было нелегко. Я внимательно разглядывала снимки, и никак не могла понять, каким же чутьем надо обладать, чтобы определить место рождения новой звезды… А у Марка это получилось легко и непринужденно. Вот она родимая. В Большом Магеллановом Облаке. К сожалению, нужный снимок получился размытым, а последующие – вообще никакие. Это уже было по моей части. Мысленно я проигрывала возможные причины отказа аппаратуры и в пол-уха слушала, как Марк, возбужденно жестикулируя, в сотый раз доказывал гениальность теории звездной эволюции Лефрона. И теперь перед нами долгожданное подтверждение – безымянная маленькая звездочка.

– Я сварю тебе кофе, – наконец опомнился он, увидев перед собой не битком набитый зал, а мое усталое не выспавшееся лицо.

– Да, пожалуй, если остальные не против, – согласилась я, вопросительно оглядев ряд мерцающих экранов.

– Молчат, – улыбнулся он, и мы оба прыснули со смеху…

Через полтора часа, изрядно попотев, я устранила неисправность и с чувством выполненного долга откинулась на спинку кресла. Жадно затягиваясь сигаретой, я наблюдала, как Марк самозабвенно возился за компьютерами.

– Готово, – сказал он, и я почувствовала мягкое качание – заработала гидравлика. Под мерное и тихое жужжание, меня, словно Дюймовочку, бережно и осторожно переместили вверх к визиру телескопа, и мои глаза заглянули за сотни тысяч световых лет от Земли… Я задумчиво смотрела на мир, который был старше и мудрее нашего, и искала маленькую звездочку, способную приоткрыть некоторые его тайны, помочь понять его, нас и тайный смысл мироздания.

В какой-то момент ко мне подкралось неуютное ощущение бездны… Я покрутила настройку… Что-то больно кольнуло глаза и я, крепко зажмурившись, отпрянула от телескопа. Потирая веки, я осторожно приоткрыла глаза. Мягкий приглушенный свет внизу сглаживал силуэты предметов, и успокаивал боль. Марка нигде не было видно. Досадливо поморщившись, я вновь прильнула к объективу. И тотчас же вернулось ощущение бездны, нахлынула неизъяснимая тревога… То, что потом произошло со мной, с окружающей реальностью и Вселенной, настолько невероятно и непостижимо, что я, пожалуй, ограничусь простым изложением фактов…

Из глубин космоса на меня смотрела Маленькая Звездочка и грустно улыбалась. У меня перехватило дыхание.

– Что случилось, девочка? – невольно вырвалось у меня.

– Мне плохо. Я потеряла Ее и теперь никак не могу найти.

– Кого, милая? – Cлова непроизвольно слетали с моих губ.

– Мою любовь. Если я Ее не найду, мне суждено погаснуть и умереть.

Из глаз Звездочки скатилась янтарная слеза.

– Как я могу тебе помочь? Кто она?

– Спасибо… Но это очень трудно будет сделать.

– Я попробую.

Мои губы беззвучно шевелились, не произнося вслух ни слова.

– Но для этого тебе потребуется, – тяжело вздохнула Маленькая Звездочка, – уйти из своего мира.

– Как это уйти и куда?

– Я перенесу тебя к себе.

– Но почему? Почему ты выбрала меня?

– Я твоя звезда. Когда ты родилась, на небе появилась и я… Ты согласна?

Выдохнув «Да», я огненным следом перечеркнула свою жизнь…

Вертолет приземлился у ангара, рядом с обсерваторией… Марк бежал рядом с носилками, прижимая к груди мою куртку, словно боясь меня отпустить. Глупенький. Он еще на что-то надеялся. Я представила его с осунувшимся лицом за просмотром новых фотографий и его колючую небритую физиономию, внезапно расплывшуюся в счастливой улыбке. В руках он будет держать снимок, на котором вместо маленькой звездочки будет четко видна система двойной звезды… Кто знает, может через пару миллионов лет в этой точке Вселенной вновь вспыхнет Сверхновая… если только моя половинка не перестанет меня расспрашивать о китайских болванчиках.

Царь, царевич, король, королевич

Помню, давно в детстве, мне нравилась одна девчонка. Жила она в соседнем подъезде. Я часто встречал ее во дворе с другими девчонками, но они и рядом с ней не стояли. А было мне тогда лет семь. И вот играем мы, считаемся – царь, царевич, король, королевич… ну и все такое… И был среди нас толстяк. Мишка. Отец его работал каким-то важным начальником. Все родители ставили его нам в пример. И такой Миша вежливый и аккуратный и ведет себя, как взрослый – в носу не ковыряет, юлой не вертится (это при его-то весе!) – пай-мальчик, да и только… Но зуб на него я заимел еще с тех пор, как он на моем дне рождении все конфеты слопал. «Мишка на севере». Вкусные конфеты были. Редкие в нашем доме. Я их разложил так, чтобы нам всем по конфете хватило. И вот пока мы дружно задували свечи на торте, этот тип незаметно уединился с тарелкой конфет и полагая, что все «Мишки» – Мишке, съел их. Все. Гад… Помнится, я чуть не заплакал от досады. И не из-за того, что мне не досталось, а потому что я хотел девчонку ту угостить… Ну так вот, считаем мы значит, кто водой будет и выпадает на него, а этот тип (а сидит он аккурат рядом с ней), возьми и скажи, что я сжульничал. Не знаю, что на меня нашло. Но, ох, и разозлился я тогда! Взял и высказал все, что о нем думаю. Ну, известное дело драка началась. Он напирает на меня – красный весь, как индюк, животом меня толкает и руками норовит повалить на землю. Не выдержал я, ну и врезал ему по первое число. Хорошо так врезал. От души. Что началось! Он как заревел! Весь двор на ноги поднял. На его вой сбежались ребята постарше. А среди них брат Мишки. Года на три старше… Ну думаю, держись!.. А девчонка та стоит – тихая такая, как голубка. И только глаза широко раскрыла и смотрит на нас. Схватил я тогда палку и стал размахивать ею вокруг себя. По фигу мне было, если кого задену. Вначале меня еще пытались как-то достать, но потом плюнули. Его брат покрутил пальцем у виска и сказал что у меня явно не все дома… С тех пор меня стали обходить стороной и редко звали играть. Но мне было как-то по барабану. У меня и без них дел хватало. Вот только жаль, что девчонка та, тоже стала сторониться меня и вскоре перестала со мной вообще разговаривать… Гнусно это все. Несправедливо.

А был случай, еще – в пионерском лагере. Я в то время Конан Дойлем зачитывался. Была у него такая книжка – «Этюд в багровых тонах». Очень мне понравилась. Несколько раз перечитывал… И влюбился я в очень симпатичную девчонку. Так влюбился, что только о ней и думать мог. А она возьми – и заболей. Поместили ее в изолятор. С подозрением на скарлатину. Два дня я изводил себя, как положено Ромео, а на третий – ночью, осторожно вылез из домика, где спал наш отряд и спустился к речке. Вода была ледяная (нас уже неделю как не пускали купаться). Залез я в нее и пока весь не посинел от холода – не вылезал. Вернулся, нырнул под одеяло. А на утро – температура под сорок. Горло болит, хриплю, и колотит меня здорово… Так я очутился в том же изоляторе, только, понятное дело, в другой комнате. И вот наступает долгожданная ночь. Медсестра уложила нас и куда-то ушла. Слышу – девчонки хихикают, о разной ерунде болтают. А у нас – тихо. Только я один. Вдруг слышу – зовут. Но я, хоть и бравый солдат, но жутко стеснительный. Короче – не иду… Только я собрался спать, как вдруг полуприкрытые двери открываются – и я вижу ее. Ума не приложу, как они чувствуют, когда в них влюбляешься? Так они вас еще и с ума хотят свести. Хобби у них такое. Стоит моя девчонка в одной ночной рубашке, а я руки прижал к груди, боюсь сердце выскочит. Помню, голос ее нежный, чуть грустный… Она тихо позвала меня несколько раз… и ушла. А я лежу, молчу. С досады на себя я после этого всю ночь проплакал. А через день конец смены. Меня с врачем – в уазик и в город. Больше я ее так и не видел.

А потом пришла Она. Первая любовь… Наш 10«В» собрали в последний раз. Было весело, шумно и немножко грустно. Классный руководитель – преподаватель физики, травил анекдоты и разговаривал по душам. Все наперебой делились своими планами, кто, куда пойдет учиться, чем займется после школы… Столько лет прошло, а я, как сейчас, все помню. Она стояла у окна с подругами и болтала о чем-то. Короткий сарафан с блузкой шотландкой, нежно-пепельные волосы, серо-голубые глаза. Временами она рассеянно, чуть отстранено пробегала взглядом по оживленным лицам одноклассников, что-то кому-то отвечала, улыбалась, но, по-моему, как и я, не могла до конца поверить, что все – на этом школьная жизнь закончилась. Не будет больше звонка на урок, шумных переменок, записочек, сплетен, дурашливого соседа по парте, нудной физры по понедельникам и непременных контрольных в конце четверти. Все разлетится как карточный домик… В какой-то момент я поймал ее взгляд. Она с недоумением посмотрела на меня, словно увидела впервые, затем отвела глаза, а я так и остался с открытым ртом. Сердце бешено колотилось, и весь мир пропал в тумане ее серых глаз… А за окном во дворе цвела сирень, теплый ветер дышал в открытые окна и солнечные лучики заходящего солнца цеплялись за наши макушки, словно прощались с нами навсегда… В тот день я впервые проводил ее домой. Оказалось, что она живет в соседнем доме, в двух шагах от меня. А я и не знал этого. Я только сейчас понял, что целый год не замечал ее вообще. Не знал, что она существует… Потом были выпускные экзамены и встречи, и первый поцелуй, и первое прикосновение, и невыносимая жажда видеть, слышать, осязать друг друга. И мы обнимались, целовались прямо у всех на глазах. Не таясь. В школе, на улице, в парке. Да, пожалуй, мы и не замечали никого и ничего. Мы были молоды, счастливы и любили друг друга.

не сезон

холодный, пронизывающий ветер с моря… маленькая пристройка к дому… две кровати… старые гобелены над ними… запотевшие стекла… дождь за окном уже третий день… на подоконнике – пустая фляжка с коньяком… небольшая книжка в мягком переплете и засохшие апельсиновые корки на блюдце… разбросанная одежда… карандаш, блокнотик, клочки бумаги на полу… вещи, за которыми уже никто не вернется… только еле заметный след от чьих-то пальцев, выводивших сотни раз по ковру одни и те же имена…

Садовник и цветок

Цветок проснулся рано утром. Тонкий зеленый стебель сладко потянулся. Бледно-розовые лепестки причудливо изогнулись, раскрывая перламутровую чашечку с золотистым сердечком. Раннее солнышко украдкой заглянуло внутрь цветка и скатилось капелькой росы. Долгая зимняя ночь миновала… Вокруг пробуждались соседи – звенели синие Колокольчики, раскрывались прелестные Розы, прихорашивались пышные Астры. Листок к листку клонились душистые Ландыши, приветствовали друг друга белые Лотосы, любовались собой Нарциссы и царственные Лилии.

Цветок растерянно осмотрелся. Шепот и аромат сотен цветов, голоса незнакомых птиц, загадочный прозрачный купол вверху. Где он? И как здесь оказался?

Неподалеку несколько цветков о чем-то оживленно беседовали:

– Первые две цифры – красный, вторые две – зеленый и третьи – синий. 00 – минимальное значение, АА – максимальное…

– Откройся таинственный умняф! Ринулась пробовать с цветами…

– Главное свойство любого миррора в том, что он (оно) красив настолько, насколько красив тот, кто смотрит на него.

– Это просто факт. Их не бывает тут. А хорошо или плохо – это у меня причины над этим задумываться…

– Хрустящее, хрустящее счастье…

– Как ты сотворил сиреневый, ума не приложу! – произнес чей-то голос.

Цветок поднял глаза и понял что пропал. Совсем. Это был… Садовник. Некоторое время Садовник не замечал Цветок, поглощенный заботой о других цветах. Цветок попробовал робко кашлянуть. Садовник повернулся и приветливо улыбнулся новичку. Потом присел, зачерпнул ладошкой воды из лейки и полил ею Цветок. На душе у Цветка потеплело, забылись прежние печали и радости. Осталось лишь сокровенное желание ласки Садовника.

– Где я? – осмелился спросить Цветок.

– У меня в Оранжерее, – вновь улыбнулся Садовник.

– Но как я сюда попал?

– Не знаю, – пожал плечами Садовник. – Но раз ты уже здесь, то позволь я за тобой поухаживаю.

– Да-да… конечно, – пролепетал Цветок, и смущенно покраснел, когда рука Садовника тихонько прикоснулась к лепесткам.

– Ты мне нравишься. Пожалуй, даже мы сможем познакомиться поближе… Но не сейчас… Сейчас мне пора уходить.

Садовник встал и, обратившись к цветам, сказал:

– Милые мои! Я ухожу… пока всем… – Поцелуй, слетел с ладони легким ветерком, коснувшись чашечки каждого цветка. Садовник ушел и плотно прикрыл за собою дверь в Оранжерею…

В Оранжерее у Цветка появились новые знакомые, новые чувства, новые мечты. Порой бывало довольно шумно; как-никак, а цветы – самые болтливые существа на свете. Однако стоило им услышать знакомый скрип двери, и наступала благоговейная тишина – смолкали разговоры, забывались взаимные обиды, утихали споры и мелкие сплетни, грусть сменялась радостью, и снова пели, умолкнувшие было птицы… Все были влюблены в Садовника… Конечно же, каждый по-своему. И каждый по-своему выражал радость от встречи. Колокольчики – непосредственно и открыто, манерные Лилии – высокомерно и снисходительно, а в Цветке просыпалась нежность и угловатым ребенком стучалась в самое сердце. Цветок всячески старался привлечь внимание Садовника. Но почему-то все получалось как-то неуклюже, неумело, а порой и просто навязчиво. Цветок болтал всякие глупости и ласкался к каждому брошенному на него взгляду. Садовник мило улыбался, не забывал полить водой, а потом уходил к другим… Цветок не понимал, что с ним происходит. Дни и ночи сомкнулись, сжались в бесконечную круговерть и стали похожи на имя Садовника, слепившееся в комок, и звенящее болезненным эхом…

Как-то раз утром, Цветок услышал поблизости знакомый голос:

– Мне трудно это объяснить… Прости… – Садовник сидел на земле рядом с его соседкой – Хризантемой и виновато нежно касался ее лепестков.

– Почему ты все время говоришь, прости? За что? За то, что ты любишь Любовь, за то, что я теперь умею чувствовать… за то, что я влюбилась в Любовь, далеко не сейчас, нет – три года назад… Я не ждала ничего, как и сейчас, кроме одного, я буду просыпаться с ощущением того, что сегодня я, возможно, встречу Ее. Я буду знать, что Она есть, не смотря ни на что…, есть далеко, но во мне Ее так много… Я рада тебя видеть… И мне больно тебя видеть… каждый раз… – И она грустно оплела своими листьями руку Садовника. Маленькие темные капельки упали на подставленную ладонь… – Все так легко сотворить из воображения и чувств… – тихо прошептала Хризантема.

Со смешанным чувством зависти и легкой ревности Цветок слушал их, прикрывшись дрожащими лепестками. Ну почему он – не Хризантема, почему он здесь? Ведь мое место сейчас там, рядом с Садовником, – думал Цветок. Я же вижу, что нравлюсь ему… А он так мило улыбается и молчит, молчит, молчит… – И тут Цветок внезапно осознал, что он влюбился. Втрескался. По самую макушку. И никуда от этого не деться… Да и нужно ли?

На следующий день куда-то исчезла Хризантема. В дальнем углу о чем-то тревожно шушукались Лилии, а появившиеся на ее месте желтые Нарциссы ничего вразумительного рассказать не смогли. Цветок не знал, радоваться ли ему или огорчаться. Он уже привык к грустной, чуточку рассеянной Хризантеме и ему было немного не по себе, что она исчезла, но с другой стороны выходило, что теперь Садовник сможет уделять ему больше внимания. Ведь Хризантема больше не заслоняла его лепестки.

Так и случилось. Однажды, чье-то ласковое прикосновение разбудило Цветок.

– Доброе утро, мой маленький… – глаза Садовника заглянули в самую душу.

– И никакой я не маленький! – вырвалось у Цветка – А очень даже взрослый!

– Взрослый – не значит «не маленький», – примирительно улыбнулся Садовник и огорченно добавил: – Прости, я не хотел тебя обидеть… Все мы – маленькие… Просто я была не умна…

– Ты знаешь, я не обижаюсь, да и вряд ли смог бы.. – Внутри Цветка творилось черт знает что, но он стойко держался.

– Ты изменился за последнее время… – Садовник залюбовался Цветком.

– А я думал, что ты меня не замечаешь…

– Что за глупости? Просто так много дел…

– Я знаю… Ты просто чудо, – выпалил Цветок, и весь зарделся от смущения.

– Спасибо. Это приятно. Будем знакомиться ближе?

– Будем…

– Расскажи мне о себе…

С тех пор Садовник и Цветок виделись каждый день и подолгу о чем-то беседовали. Вечерами, когда все цветы засыпали, Садовник садился недалеко в уголке на потемневшую от времени доску, вынимал блокнот и что-то записывал, изредка поднимая голову и задумчиво поглядывая на спящие цветы.

– Можно узнать, что ты пишешь? – спросил его как-то раз Цветок. Последнее время он почти не спал и наблюдал за Садовником, но до сих пор не решался нарушить его одиночество.

– Так… небольшие истории.

– О чем они?

– Обо всем на свете, но главным образом о Вас, о моих любимых Цветах…

– Но разве можно так – любить всех?.. И меня?

– В моем сердце много места. Там есть уголочек и для тебя.

– И для Колокольчиков?

– И для Колокольчиков.

– И для Лилии?

– И для Лилии.

– И для Фиалок?

– И для них.

– Но так невозможно… так не бывает… – Цветок запнулся, и с трудом подбирая слова, продолжил: – Любить всех нельзя… Наверное, я что-то не понимаю, но мне кажется, что любить всех – значит, никого не любить… по-настоящему… кроме себя… Ты знаешь, Хризантема как-то сказала, что тебе только и надо – одному испытывать чувства… не взаимно… – И в перламутровой чашечке заблестели слезы.

– Глупый, глупый Цветочек… Ну, что ты такое несешь?.. Мало ли что, сказала Хризантема… Мне нравится впитывать Людей и Мир, и Вас… И своего я не добиваюсь, – мягко сказал Садовник, и, озорно посмотрев на Цветок, добавил: – Если только оно не добивается меня.

Цветок смутился и спросил невпопад:

– Тебе бывает одиноко?

– Одиноко бывает всегда… Это мой панцирь, – грустно улыбнулся Садовник. – Не болезненно, а свежо…

Наступило недолгое молчание.

– Почитай, пожалуйста, – попросил Цветок – Если можно…

– Хорошо… Слушай…

Садовник присел рядом с Цветком, и тот нежно приник к синим джинсам, заворожено слушая, как в воздухе тихо звенят слова.

Надо ли говорить, с каким нетерпением Цветок ожидал появления Садовника! Как ловил каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд. Как трепетно прислушивался к его настроению, как грустил, как радовался, как ждал вечеров, когда чуткие пальцы приласкают его и прольются мелодии его неповторимых историй. Но стоило Цветку попытаться заговорить о своей любви, как он натыкался на невидимую преграду и слова комом застревали у горла, обжигая и терзая его…

– Я слушаю тебя и не понимаю, почему так… Почему у тебя Любовь и Боль всегда рядом.

– Полагаю Любовь=Боль… Для меня это так…

– Это печально. Мне всегда хочется плакать после твоих историй. Даже если они светлые и озорные. Но почему их так мало? Почему у тебя так много грустного?

– Не знаю… Может оттого, что печаль трогает больше, чем радость… Радость – повод для зависти. А печаль – повод для сострадания… Представь, если я буду излучать только щенячий восторг и карамельную сладость, – долго ли ты будешь меня слушать?.. То, что я пишу – это часть Мира, который меня окружает…

– Это… там, за дверью?

– И там тоже.

– Я хочу быть с тобой… Там… Или ты боишься?

– Я не боюсь, нет, просто не хочу «переедать».

– Ну, пожалуйста… Возьми меня с собой… – взмолился Цветок и неуклюже попытался сострить: – За часок не поправишься.

– Поправиться может и невозможно, но отравление заработать – запросто!

– Ну, спасибочки… Неужели я похож на поганку? – обиженно надулся Цветок, и замолчал.

– Ты торопишься… не нужно… Нужно знать друг друга много ближе и точнее, чтоб не разломаться… – глаза Садовника погрустнели. Он закрыл лицо руками, словно пряча его. Цветок продолжал молчать. Наконец, тягостное молчание прервал Садовник:

– Не думаю, что стоит обижаться и чего-то требовать, правда? Может быть, завершим нашу историю?

От этих слов у Цветка перехватило дыхание и ледяной волной прокатилось по каждой клеточке. Что? Что за глупость он сказал Садовнику… Чем обидел?.. Я же люблю его, разве он не понимает этого? Зачем он так? Цветок хотел ответить грубостью, но мысль о том, что он может потерять Садовника навсегда, остановила его. Проглотив горькую пилюлю, он лаской попытался все сгладить.

– Прости меня, я что-то не так сказал… Тебе плохо? Я могу, чем-нибудь помочь?

– Просто будь недалеко от меня.

– Но как? Ты же меня не подпускаешь?

– Напротив, ты близко… слишком близко…

…Никто не должен знать… Никто… – стучало в голове Садовника, когда он, уходя, закрывал за собою дверь в Оранжерею, где яростно полыхали языки пламени… Тяжело вздохнув, он наклонился над железным баком с водой и плеснул ею себе на лицо. На темной рябистой поверхности отразился силуэт цветка с розовыми лепестками.

12 3 4 След.

Нежные тайны

Тень улыбки

Сверхновая

Царь, царевич, король, королевич

не сезон

Садовник и цветок

С этой книгой читают