Холодное ущелье Скалистых гор вот уже несколько столетий не помнило такой ужасной грозы. Тучи, чернее сажи, грозно ворочались, насев почти на самые пики скал. А молнии, десятками срывающиеся с небес, ослепительными нитями плели смертоносную вуаль, соединяя ею камень и небо. И не было лишь дождя – буйного ливня – под стать грозе; тучи не желали столь быстрой и благотворной развязки. Только ярость и мощь бесновались сегодня в Холодном ущелье Скалистых гор.

Но если горы помнили в древности грозы и пострашнее, то следующую картину они не видели никогда: по ущелью тихо шел, аккуратно переставляя ноги, серебристый единорог – настоящий серебристый единорог. Его собственное мягкое сияние разгоняло мрак не хуже слепящих молний, но в отличие от них не резало глаза, а успокаивало. Серебристый свет окутывал и всадника – белокурую девушку, единственной одеждой которой была полупрозрачная бесцветная накидка. Неугомонный ветер рвал и трепал накидку, стремясь проникнуть в каждую ее складочку; развевались на ветру пышные грива и хвост единорога, полыхали белым пламенем длинные волосы девушки. Но ни он, ни она не обращали ни на ветер, ни на молнии, ни на всю грозу целиком ровно никакого внимания. Глаза девушки были закрыты, она казалась спящей. Единорог же шел, опустив голову, словно задумавшись, но ни разу не споткнулся.

Серебряным облачком доброго сновидения двигался единорог с прелестной всадницей по дну ущелья, а впереди его уже ждал черный ночной кошмар. Две мрачные фигуры стояли на камнях – одна, закутанная в темно-коричневый балахон с капюшоном, читала над черным шаром, зажатым в ладонях, невыносимо жуткую Литанию-Призыв, а вторая стояла неподвижно – черным изваянием могучего рыцаря с секирой в руках. Но как ни мрачен был их вид, а истинным кошмаром был небольшой саркофаг, серого резного камня, стоящий у их ног, от которого невыразимо явственно исходили волны лютой злобы.

Единорог приблизился к стоящим на два шага и, повинуясь жесту Черного Рыцаря, остановился. Девушка медленно спустилась на землю и все еще в трансе подошла к саркофагу. Черный Рыцарь встал рядом с единорогом, за ее спиной. С последним словом Литании, черный шар в руках жреца исчез. Руки девушки вскинулись вверх, и со следующим громовым раскатом с небес обрушилась длиннейшая нитевидная молния и, зашипев, обвилась вокруг нежных запястий, скрепив их прочней и мучительней чем кандалами. Девушка выгнулась, из прокушенной губы потекла струйка крови, но ни стон, ни крик не огласил стены ущелья. Ветер окончательно сорвал с тела девушки накидку и унес ее во тьму, беспрепятственно и жестоко лаская теперь беззащитное юное тело. Каменные змеи, оплетавшие крышку саркофага, задвигались, расплетаясь, освобождая ее от запоров. Жрец склонился над ней и простер руки.

В этот же миг Черный Рыцарь взмахнул секирой и одним движением срубил под самый корень витой рог, гордо венчавший прекрасную голову единорога. Кровь далеко брызнула из раны, окропив все вокруг, а отрубленный рог перевернулся в воздухе и сам встал в отверстие на крышке саркофага. И в тот же миг единорог встал на дыбы. Дикая боль отрезвила его зачарованный разум, и он, разгневанный, собрался отомстить…

Взлетели над головами страшные, чуть заостренные копыта… Жрец повернул рог как ключ и резко отбросил крышку. Навстречу копытам взлетела черная секира. Смертоносный удар совпал со стуком крышки, а вопль умирающего единорога слился с особо грозным и резким ударом грома, а также с ужасающим криком, который не могло издать ни одно живое существо. Из открытого саркофага вместе с этим криком вылетело черное облако, мгновенно принявшее облик кошмарной драконицы. Повторив свой крик, драконница раскинула крылья и охватила ими девушку, приникнув к ней плотнее, чем в любовном порыве, сливаясь с ней воедино и рождая в этом противоестественном брачном союзе… Фурию!

Уже не девушка стояла перед жрецом высшего посвящения и Воином Черной Силы, а зрелая женщина: с огоньком ярости и злобы в нечеловеческих глазах, с черной чешуей на груди и бедрах, с черным плащом – крыльями за спиной, с когтистыми трехпалыми ступнями, снабженными ядовитой шпорой, с копной черных молний вместо волос и с кровавым знаком во лбу – Драконесса!

х х х

Шесть неугасимых факелов еле тлели, освещая лишь круглую площадку, окруженную массивными каменными колоннами. За пределами каменной ограды, а также в небесах над ней царила непроглядная ночь без луны и звезд. И не менее черное дело вершилось на самой площадке

В ее центре стоял большой каменный алтарь, на котором лежало что-то, прикрытое белой тканью, а рядом с алтарем стояла невысокая тумба, с накинутой на нее тканью черной. И два человека свершали обряд Призыва: босая женщина в лиловом облегающем платье, в глухом стальном шлеме и в стальных же перчатках до локтя, стоящая рядом с тумбой, и Жрец в одеждах под стать Багровому Пламени, читающий Литанию над черным шаром.

По завершении магической формулы покровы были сдернуты. На алтаре лежала, блаженно вытянувшись, обнаженная девушка с волосами цвета зари и как будто спала. На тумбе же оказался стеклянный колпак, под которым сидела птица, размером с сокола, целиком сделанная из металла с черным отливом.

В руке Жреца появился ритуальный нож с массивной рукояткой и изогнутым лезвием, сильно расширявшимся в сторону рукоятки. Острием вниз опустился нож на лицо девушки и провел первую ломаную кровавую полосу у нее на лбу. Затем клинок сместился вниз и отметил каждую скулу и щеку. Дотрагиваясь ритуальным клинком до кожи то здесь, то там, жрец высшего посвящения продолжал свою работу. Кольцевидные порезы “ украсили» плечи и предплечья, крест-накрест надрезалась грудь, кровоточащей линией обозначилась талия. Кольцеобразно разрезав кожу на бедрах и голенях, жрец гортанно и коротко произнес какое-то слово. Девушка шевельнулась и села. За весь сеанс она не произнесла ни звука, и хотя ни один из главных кровеносных сосудов не был задет, ее кожа стала липкой от крови.

Все также с закрытыми глазами и безмятежностью на лице девушка встала на колени и опустилась на пятки. Жрец откинул ее пышные багрово-красные волосы и снова занес нож.

Когда необходимое истязание закончилось, жрец отошел на несколько шагов от алтаря и воздел руки.

Одним ударом металлической кисти женщина разбила стеклянный колпак и вложила в пустые глазницы искусственной птицы два замороженных глаза, сверкающие словно драгоценные камни: глаз ястреба и глаз птицы-феникса. Глаза вспыхнули холодным собственным светом – искусственная птица ожила. Взмахнув со скрежетом крыльями, птица взлетела и уселась на правое предплечье женщины. Совсем по-птичьи, по-живому поворачивая голову, искусственное существо осмотрело поочередно державшую ее женщину, жреца, стоявшего неподалеку, и, наконец, сидящую на алтаре девушку и истекающую кровью. Ледяные глаза полыхнули, и птица рванулась к девушке. Издав истошный, ни на что не похожий клекот, птица жестоко вцепилась когтями в окровавленную спину и раскинула крылья. И тут же жрец Огня резко опустил руки. Вокруг алтаря высоко взвилось яркое пламя, скрывшее и алтарь и тех, кто на нем находился. Через несколько мгновений пламя опало. Теперь девушку окутывало плотное серебрящееся облако. Вот облако сгруппировалось в отдельных местах, приняло форму… и мутно заблестела вороненая сталь. Птица исчезла. От порезов не осталось и следа. Прочные кожаные ремни плотно обвивали тело, и посредством их на девушке крепилась стальная сбруя.

Остро отточенные изогнутые пластины, похожие на птичьи перья, соединенные между собой петлями и шарнирами, шли вдоль рук и ног, и по ключицам; каждый палец завершался длинным кривым когтем. Длинные «перья» за плечами, расположенные в ряд, могли складываться и раскладываться. И когда девушка встала, блеснув ненавистью в жестко прищуренных карих глазах, и взмахнула руками, перья за ее спиной раскрылись в широкие крылья-бритвы, одним взмахом которых она могла рассечь человека пополам – она – Фурия-Стальная Птица!

х х х

Черные рваные тучи, как сумасшедшие, мчались по ночному небу, то открывая, то закрывая только родившуюся луну – жалкий, бледный серпик месяца. Где-то вдали, над горами, еле-еле багровел закат и медленно угасал, подавляемый наступающим темным временем суток. Все тоньше и тоньше становилась полоска заката, затем от нее остался лишь слабый отблеск над горами, потом исчез и он. И тотчас в пещере под огромным холмом зазвучали слова Литании-Призыва. Как только жрец в черно-фиолетовых одеждах делал паузу после каждой законченной фразы, священный палач в бесформенном черном одеянии наносил легкий укол тончайшим и острейшим стилетом в нагое тело бесчувственной черноволосой девушки, свисающее с потолка пещеры на цепях.

Литания лилась и лилась жутким потоком магической речи, а кровоточащие отметины, появляющиеся в определенной последовательности, шаг за шагом образовывали рисунки на груди, животе, спине, плечах и бедрах.

Закончив чтение, Жрец Тьмы передал палачу маленький ларец чистейшего ирриала. Тот подошел к висящей девушке вплотную и, нажав пальцами на подбородок, заставил ее рот приоткрыться. Затем открыл ларец, в котором тщательно хранилась величайшая редкость – живое бьющееся сердце черногребенчатого василиска. Вложив сердце в рот девушки, палач заставил ее его проглотить. Жрец выдернул пробку из фиала с криком умирающей роженицы и направил горлышко сосуда вглубь пещеры. На дикий, исполненный нечеловеческой муки женский крик, откликнулось сразу несколько тонких писков, и из темноты вылетела стайка черных летучих мышей. Пища и скаля зубы, зверьки набросились на окровавленное тело. Жрец Тьмы мгновенно обернулся вокруг своей оси, и черная пелена окутала и девушку и летучих мышей. Потом жрец повел легко рукой, и вся тьма всосалась в его ладонь. Не было цепей, не было окровавленной девушки, не было и мерзких зверьков. Зато посреди пещеры стояла Фурия! Черная гладкая кожа одежд обтягивала стройное тело, больше открывая, чем скрывая, закрывала голову и верхнюю часть лица, струилась широким плащом с плеч. Собственная кожа Фурии была бледна как смерть.

Острые кривые лезвия на затянутых в кожу перчаток предплечьях, алые губы и клыки вампира, кровожадный взгляд миндалевидных черных глаз – Третья сестра рода Фурий – Женщина-Летучая Мышь!

часть I

КОЛЕСА
ВРЕМЕНИ

Тэлмер приподнял голову. Последним, что он помнил, были Ворота, в которые он последовал вслед за Шико. Сейчас же он почему-то лежал на желтом песке и чувствовал себя как обычно. Рядом послышался шорох. Тэлмер повернулся на бок и встретился взглядом с Шико, выкапывающимся из песка, в котором он был наполовину закопан.

– Что произошло? – выдавил он из себя.

Тэлмер пожал плечами, сел и осмотрелся. Шико, отряхиваясь, встал, поднял глаза, чтобы тоже взглянуть на окружающий их пейзаж, потом медленно развернулся. Чем больше он поворачивался, обозревая окрестности, тем больше выпучивал глаза. Когда он совершил оборот на триста шестьдесят градусов, его глаза почти вылезали из прорези перчатки мощи. Он сдавленно глотнул:

– И где же это мы? – во всех направлениях взгляду открывался лишь песок до самого горизонта. Только песок и белесое небо, дающее ровный свет безо всякого светила.

– Не знаю, – коротко отозвался Тэлмер. Он тоже встал и осмотрел себя – ничего в его одежде и снаряжении не изменилось.

– А где же роща, холмы, ворота?… – ошеломленно бормотал Шико.

– Это были Ворота-Оборотень, – Тэлмер снова сел, – Блуждающий по мирам, непредсказуемый артефакт, возможно, работы Элсидана. Есть теория, что он появляется в событийно-узловых точках пространственно-временного континуума.

– И что?… – осторожно поинтересовался Шико.

– А ничего! – в тон ему отозвался Тэлмер, – Смельчак, отважившийся вступить в них, может в результате оказаться где угодно,… а может и не оказаться… – сказав это, Тэлмер открыл «зрение-извне» и осмотрелся снова. С таким же успехом он мог этого и не делать – такой абсолютной «энергетической» пустоты он еще никогда не встречал. От этого бесполезного занятия его отвлек возглас Шико. Тэлмер обернулся:

– Что там?

– Книга! – Шико стоял в нескольких шагах от друга над чем-то, лежащим на песке. Тэлмер подошел, наклонился – это действительно была раскрытая книга, – но тут его наметанный глаз заметил череду ямок, на глазах заполняющихся песком.

– Следы! – сказал он уверенно, – Но… – Тэлмер запнулся, – Такое впечатление, что кто-то здесь появился, забыл книгу, прошел несколько шагов и исчез…

– Да это же твоя «Демонология»! – воскликнул Шико, поднимая книгу, – Смотри, тут загнута страница, словно кто-то читал и оставил себе метку.

– И что же на этой странице написано? – немедленно спросил Тэлмер.

– «Пески Забвения», – бодро начал Шико и осекся. Посмотрел себе под ноги, потом оглядел окружавшую их пустыню и остановил взгляд на Тэлмере. Тот о чем-то усиленно размышлял. Сопоставив некоторые факты, он понял, в чем дело.

– Ясно, – медленно проговорил он, – Это Вечный Странник принес книгу и открыл на нужном месте. А метка – это знак для нас. По всей видимости, это, – он кругом обвел рукой, – И есть Пески Забвения. Ну и что про них пишется в «Демонологии»?

Шико снова уткнулся в книгу:

– «Пески Забвения – основа Обители Утраченной Памяти. Суть – осколок Мироздания, бывшая часть целого – рожден был с отклонениями от нормы и поэтому отторгнут тогда еще молодой Вселенной Во Вне, где и прижился. Это Приют для всего когда-либо забытого. Единственная связь с пространственно-временным континуумом – Колеса Времени». Все.

Тэлмер кивнул:

– Да, так оно и есть. Я немного слышал об этом месте – самый, что ни на есть заброшенный уголок.

– Значит, чтобы нам выбраться, надо найти Кольца Времени, – задумчиво резюмировал Шико.

– Подожди, – перебил его Тэлмер, – Ты же сказал: «Колеса Времени»?

– Ну, вообще-то, – смущенно пробормотал Шико, – Здесь это название написано по-хартьянски. А в их языке, сам знаешь, колеса и кольца – пишутся одинаково.

– Но относительно времени эти два понятия приобретают совершенно разный смысл, – Тэлмер нахмурился, – Ладно, позже разберемся. А может, про эти «Колеса-Кольца» тоже что-нибудь написано?

Шико пролистнул несколько страниц.

– Во, есть! Но тоже название на хартьянском. И написано немного: «Вселенский механизм, центр Вселенной. Основа-основ временной части Мироздания».

– В первый раз слышу, – признался Тэлмер.

– И что будем делать? – Шико захлопнул «Демонологию» и потерянно оглядел окружающие их Пески Забвения.

– Не знаю! – честно ответил Тэлмер и принялся проверять снаряжение. Все, что они взяли с собой в рейд, осталось на местах: одежда, доспехи, мешки с походным снаряжением, оружие (у Шико кроме меча Клона за спиной висело штурмовое ружье, а также арбалет, в разобранном виде лежащий в мешке, а у Тэлмера помимо обычного набора был лишь пистолет). Запаса пищи при разумной экономии должно хватить на две недели, но с водой было туговато, а взять негде.

Проверив «наличность», Тэлмер попробовал хоть как-то определиться со своим местоположением, но серебристый камень в перстне был матовым, Лазурная Игла («лучевая пушка» была размонтирована сразу после победы) оставалась обычным кристаллом, кинжал молчал и не желал связываться с гномами.

Внезапно над Тэлмером захлопали крылья. Он поднял голову – над ним реял Гуланкараук, как-то неуверенно дергаясь из стороны в сторону. Не успел Тэлмер сообразить, что это Шико выпустил демона из меча, как Гуланкараук вдруг мешком шлепнулся невдалеке, ударил пару раз хвостом и затих. Через мгновение от него не осталось и следа.

– Он тоже не знает, куда лететь, – вздохнул Шико, – Может быть, этот житель пустыни нас выручит, – с этими словами на песке появилась каменная тварь из розовой пустыни. Она довольно резво скакнула, но приземляясь – пошатнулась. Тварь протопала еще немного на своих коротких лапах, свернулась клубочком и превратилась в камень, исчезнувший спустя мгновение.

– У них такой вид, как будто они напрочь все позабыли, – проворчал Шико.

– Конечно, это же Пески Забвения, – напомнил Тэлмер.

У Шико холодок прополз по спине:

– А почему же мы ничего не забываем? – этого Тэлмер объяснить не мог, но посоветовал другу не снимать перчатку мощи.

Несколько успокоенный Шико обратил внимание на одно обстоятельство:

– Знаешь, а ведь все они пытались двинуться в том же направлении, куда вели следы Вечного Странника!

Тэлмер проследил направление и после паузы негромко произнес:

– В какой уже раз Вечный Странник помогает нам. Ну что ж, идем!

И друзья отправились в путь, совершенно не зная, не представляя, что им может здесь встретиться, и встретится ли вообще что-нибудь. И час за часом так они шли, и ничего, абсолютно ничего нового они не встречали, ничего не менялось ни в пустыне, ни в небе. Даже температура здесь была словно застывшей на нейтральной полосе, а воздух – замершим неподвижно. И, наверное, в самом деле, путников спасали лишь волшебные доспехи от воздействия Песков Забвения, потому что дух Забытия, самая суть его, постоянно витал где-то рядом. Неосязаемый, но вполне реальный, всегда готовый принять в свои объятия любого, кто здесь окажется.

…Внезапно Тэлмер остановился и достал бинокль. Всмотрелся и, не веря своим глазам, пробормотал:

– Не может быть!…

– Что там? – не выдержал Шико.

– Идем! – бросил Тэлмер и рванул чуть ли не бегом к появившейся на горизонте точке. Идти предстояло еще долго, но в скором времени Шико и сам увидел то, что взволновало Тэлмера – посреди бескрайних песков сидел, скрестив ноги, голый розовокожий человек – совершенно безо всего – и вдобавок абсолютно лысый. Быстро приближаясь к третьему человеку в этой пустоте, друзья заметили, что он и виду не подал, что заметил их. И вообще, его недвижимость была подозрительна. Чем ближе к нему подходили Тэлмер с Шико, тем медленнее становились их шаги. Вплотную они подошли почти с опаской.

Голый человек, как сидел, так и остался сидеть, уставившись неподвижным взглядом прямо перед собой. В его теле не было и следа напряженности или вообще каких-либо чувств или эмоций. Спокойствие и только спокойствие окутывали неизвестного, не оставляя места ни для чего более.

Шико осторожно наклонился к лицу сидящего и прислушался.

– Дыхания не слышно, – сказал он через несколько секунд.

– И, тем не менее, он жив, – выдал свое суждение Тэлмер.

– Да, – согласился Шико, – Похоже на коматозное состояние.

– Но чем оно вызвано? – Тэлмер сел на колени лицом к лицу с неизвестным. Их взгляды встретились и соединились.

Прошла минута, другая. Шико переводил взгляд с одного на другого и обратно – ничего не менялось, и тот, и другой сидели неподвижно. Потом Шико заметил, что дыхание Тэлмера замедляется, взгляд уходит в «никуда», и тут уже Шико медлить не стал. Оттащив друга подальше, он парой легких оплеух (но не таких, чтобы – наповал) привел его в чувство. Придя в себя, Тэлмер сообщил то, что смог узнать:

– Когда-то он был могуч, и пришел сюда в поисках знаний, но уйти не смог…

– А как он сюда попал?

– Он забыл. Он все забыл: кем он был, где он был, как он был.

– Амнезия, – Шико встал перед сидящим и критически его осмотрел.

– Забыл, значит? А что был могучим, помнишь? – Шико презрительно ухмыльнулся, – И что ж ты такой могучий поддался? Не смог справиться с забытьем? Ты слаб!

– Шико! – попробовал одернуть друга Тэлмер.

Но Шико не унимался:

– Помолчи, Тэлмер. Ты уже пытался, и он чуть тебя не утянул. Ну, так что? – Шико снова повернулся к голому человеку и тоже наградил его двумя оплеухами, на этот раз посильнее, – Так и будешь сидеть? Ты, наверняка, сдался без борьбы, и сидишь теперь покоренный, неспособный ни на что! Ты забыл сам себя, значит, ты сам себя бросил. Где твое самоуважение, твоя гордость – ты, бывший могучим?

И тут произошло невероятное – сидящий моргнул правым глазом. Шико опешил и умолк.

– Он моргнул? – не веря своим глазам, переспросил Тэлмер и, подойдя к Шико, вдруг споткнулся.

– Что с тобой? – удивился Шико, а Тэлмер уже шарил руками в воздухе над песком.

– Ступеньки! – воскликнул он, – Невидимая лестница!

– Куда? – не понял Шико.

– Туда! – Тэлмер выпрямился и показал пальцем вверх – в белесое небо.

– Выход! – выдохнул Шико. Он обернулся к сидящему:

– Ты смог это сделать! Значит, ты еще не совсем потерян! Ты можешь спастись. Идем с нами! – спокойно-безмятежное лицо осталось недвижным, но по щеке сползла слезинка, одна единственная слезинка.

– Он не может, – тихо сказал Тэлмер, – И, наверное, не сможет никогда. Пойдем, нам надо выбираться.

– Он не сможет – мы поможем! – Шико подхватил незнакомца под мышки и попытался приподнять. Всех, его и перчатки, сил не хватило на то, чтобы оторвать сидящего от песка.

– Пойдем, Шико, – повторил Тэлмер, – Это его судьба, – он повернулся и начал осторожно подниматься по невидимой лестнице, нащупывая каждую последующую ступеньку. Шико со вздохом последовал за другом, шепнув только: «Прости,» – остающемуся здесь голому человеку.

– И все-таки, кто бы это мог быть? – бормотал себе под нос Шико, карабкаясь за спиной Тэлмера. Тот, не оборачиваясь, отозвался:

– Я, думаю, это был Бог. Старый, забытый всеми Бог, – Шико, погруженный в свои мысли, никак это не прокомментировал.

Ступенька за ступенькой отдалялись Пески Забвения от поднимающихся друзей, но Обитель Утраченной Памяти покинуть было не так просто.

Откуда не возьмись, налетели облака. Сначала их белые пушистые комочки разрозненно кружились, но постепенно они окутали все полностью так, что Тэлмер и Шико поднимались теперь, с трудом различая даже друг друга.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, один за другим.

Скоро облака начали темнеть, но одновременно и как бы рассасываться. Вскоре все вокруг оказалось затянуто в буро-зеленую покачивающуюся хмарь, через разрывы в которой во всех направлениях виднелись сотни огромных курившихся кальянов, рядом с которыми, прямо в пустоте, висели расслабленные нагие тела курильщиков – мужчин и женщин, людей и нелюдей, несомненно пребывающих в полном отрыве от всего.

– Наверное, это те, кто всю свою жизнь отдал лишь на получение удовольствий, ничего не оставив о себе в памяти окружающих, – проговорил, не прерывая шага, Тэлмер.

Еще несколько десятков ступенек, и дым кальянов снова сменился облаками. Зажурчала вода, и друзья с удивлением увидели полноводный ручей, текущий прямо по небесам. Шико уже потянулся за флягой, чтобы набрать чистой, прозрачной как хрусталь небесной воды, но Тэлмер остановил его.

– Это, скорее всего, и есть тот самый Ручей Беспамятства. Капли его воды каким-то образом рассылаются по Вселенной и в дождях попадают на поверхность миров. Колдуны находят эти капли и готовят из них отворотные зелья. Выпьет человек такого зелья, и вся его память уходит, как уходит в песок вода.

Пока Тэлмер рассказывал, друзья поднялись еще выше и оказались в мягкой серой пелене. Рядом кто-то обнаружился.

Тэлмер и Шико повернулись и обомлели: на расстоянии двух вытянутых рук в серой мгле плавал как более темная ее часть Зордрок, дух Тишины. Он тоже заметил друзей и, узнав, кивнул бесплотной головой. Отпущенный Тэлмером в подземельях «Замка на Окраине» дух получил свободу и от чар, удерживающих его в нем. А здесь у него было любимое место, где он отдыхал от шума Миров и где черпал силу и вдохновение.

Шико уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но Зордрок вдруг прошипел:

– Тс-с-с! – а потом негромко произнес мягким хорошо поставленным голосом, – Молчите и слушайте!

Друзья прислушались – действительно, что-то звенело в пустоте, мелодично и успокаивающе.

– Чу! Это звенит тишина, – благоговейно прошептал дух, – Слушайте музыку тишины – она прекрасней всего на свете…

Тэлмер с Шико переглянулись и тихо удалились вверх по лестнице, оставив Зордрока наслаждаться музыкой. Она на друзей не действовала – дух Тишины свято хранил обещание.

Музыка осталась внизу, а серая пелена расползлась в стороны. Черная тень пронеслась, стеная, мимо и умчалась вдаль. Возник звуковой фон – словно безутешный плач сотен голосов. И то тут, то там стали появляться трепещущие тени, стонущие на разные голоса, – неупокоенные души обреченные прозябать здесь вечно, души людей, забытых потомками.

Тэлмер и Шико поднимались все выше и выше. Уже умолк жалобный плач привидений… и вдруг Тэлмер не нащупал очередной ступеньки. Шико успел его поддержать, но некая сила сорвала их с вершины лестницы и повлекла в неизвестность. Проносились мимо них галактики, погибшие во Вселенских катаклизмах, мелькали образы древних миров, забытых за давностью лет, мчались погасшие и сверхновые звезды, огненные стрелы рассекали пространство – своеобразное ноопространство, но только – «анти», ибо содержало оно в себе информацию утраченную и стертую из памяти навсегда.

Еще немного покружив, вихрь уложил Тэлмера и Шико на каменистую почву и воспарил, уносясь дальше в глубины забытого.

Друзья, поднялись и осмотрелись. Насколько хватало глаз, их окружала серая гладко-бугристая пустыня, испещренная кое-где трещинами. На ветках редких, черных и голых, «деревьев» висели колокольчики-бубенчики и вразнобой звенели, раскачиваемые чем-то вроде множества микроветерков, сновавших туда-сюда. А еще здесь были звуки: громкие, тихие, нежные, резкие. Обрывки каких-то мелодий и диссонансные трели, целые фразы, отдельные предложения, слова и их части, разборчивые и неразборчивые, самые разные голоса, на самых разных языках – кое-что можно было понять, кое-что было напрочь лишено смысла – отголоски, отзвуки, слабое эхо. А кроме этих живых звуков, раздающихся тут и там и будто летающих между звенящих деревьев, ничего больше не было – это место предназначалось только для них – для звуков, ставших призраками.

Не успели Шико с Тэлмером определиться с новым направлением, как вдали послышалось нечто вполне определенное и понятное: разудалая мелодия, бой барабанов, литавр, бубнов, смех, хлопание, трещание, гудение, словно там двигалось веселое шествие. И, похоже, эта «процессия» направлялась прямиком к друзьям. Они терпеливо ждали.

Вот «шествие» приблизилось – музыка играла совсем рядом, но друзья по-прежнему ничего не видели, зато слышали прекрасно: как проходили мимо них музыканты, наигрывая задорный марш, как смеялись дети, как радостно переговаривались взрослые, как трещали трещотки и гудели рожки. И это так увлекло Тэлмера и Шико, что когда праздничное шествие их миновало, друзья, не раздумывая, двинулись вслед за ним, заражаясь радостным настроением от идущей впереди веселой толпы.

Постепенно музыка изменялась – уходила куда-то легкомысленность, а ей на смену приходило упорство, пропадало веселье, и появлялась решительность. Сами того не замечая, Тэлмер и Шико ускоряли свой ход, а их настроение менялось в соответствии с музыкой. Теперь уже не вальяжно, а целеустремленно шагали они в ногу, боевое возбуждение распирало у каждого грудь. И менялась поверхность земли у путников под ногами – уже не каменистая почва, а дороги Миров лентами ложились под ними. Семимильными шагами шли Тэлмер и Шико, ставшие вдруг великанами, и все равно им было по чему идти – по горам ли, по рекам, по морям ли, по пустыням. Вот уже с мира на мир за один шаг переходят они, кометы со свистом проносятся мимо, а астероиды мелкими камешками разлетаются из-под сапог. Звезды-гиганты блуждающими огоньками освещают Великий Путь, а черные дыры спешат убраться прочь с дороги. Величие и Мощь сотрясают Вселенную, когда исполинские шаги меряют ее из конца в конец…

Но вот Могучая Музыка стихает, и снова слышна лишь веселая мелодия праздника, быстро удаляющаяся от Тэлмера и Шико. Они изо всех сил стараются догнать уходящее шествие, но это ни к чему не приводит. Процессия уходит далеко-далеко, и Тэлмер с Шико остаются в кромешной тьме одни…

Потом Тэлмер зажег светильник. Его свет выхватил из темноты каменные стены, пол и потолок неширокого коридора, прорубленного в скале. Где-то размеренно капала вода, стены были мокры, а под ногами хлюпало.

– А, мина, – вдруг сказал прямо в левое ухо Тэлмеру грудной женский голос.

– Что? – машинально переспросил Тэлмер, оборачиваясь, но ответом ему был лишь детский смех, пронесшийся под потолком.

– О са, та! – позвал из глубины коридора женский голос, на октаву ниже предыдущего.

– А ла те но, со. Тю, – добавил девичий голосок за спиной Шико. Тот поежился.

– И где мы на этот раз, и что нам пытаются втолковать? – попробовал выяснить он.

– Ми ей нимо на, на, – нежно проворковало вдали. Снова детский смех пробежался по потолку, а горестный мужской голос что-то несколько раз повторил.

– Кажется, нам туда, – указал рукой Тэлмер и пошел первый, сопровождаемый целым хором различных женских голосов, на разные лады произносивших неизвестно что.

– Ку, ку мо! О ко моде. Се, то та, ле? Иксо, ила. Ма тю ви ра? Ла муа, а лао ним? – Шико поплелся за другом.

Женские голоса, чье-то беспрестанное скептичное хмыкание, горестные вопрошания неизвестного мужчины и звенящий детский смех провожали их до самого конца тоннеля, а когда друзья наконец из него вышли, несколько женских голосов выкрикнули что-то, прощаясь, и все звуки коридора смолкли.

Друзья стояли на краю самого грязнейшего во Вселенной Болота. Даже Великие Топи не шли ни в какое сравнение с этим мерзостным местом под сумеречным небом: повсюду гниль, грязь, замешанная черте на чем, заросли сухого тростника, плесень, гигантские словно поеденные червями грибы, тут и там виднеются свалки предметов, оплывших, заросших, окончательно потерявших свой первоначальный облик. Кое-где угадываются кости и даже, кажется, полуразложившиеся трупы неизвестно кого. Что-то где-то чавкает, хлюпает, с утробным урчанием из жижи вырываются болотные газы и совместно с гнилостными испарениями создают совершенно ужасающую вонь. Спасаясь от этой невыносимой атмосферы, Тэлмер замотал лицо платком, Шико было легче – в перчатке. Некоторое время они стояли, пытаясь отыскать хоть какое-то подобие тропинки, а после, свыкнувшись с мыслью, что придется пройти через болото как есть, друзья решительно пошли прямо. Совсем прямо, конечно, пройти не удалось, но, обходя омуты, преодолевая завалы мерзостей, пробиваясь сквозь заросли грибов, Тэлмер и Шико упорно сохраняли направление. И хотя в этом сумрачном болотном месте хорошо видно было не дальше, чем на десять метров, друзья не сомневались, что трясина расстилается далеко-далеко окрест, а сей факт, между прочим, оптимизма не прибавлял.