The Wes Anderson Collection. Беседы с Уэсом Андерсоном о его фильмах. От «Бутылочной ракеты» до «Королевства полной луны»

Matt Zoller Seitz

The Wes Anderson Collection

Copyright © 2013 Matt Zoller Seitz

Introduction copyright © 2013 Michael Chabon

First published in the English language in 2013 by Abrams, an imprint of ABRAMS, New York.

ORIGINAL ENGLISH TITLE: The Wes Anderson Collection

(All rights reserved in all countries by Harry N. Abrams, Inc.)

© 2013 Matt Zoller Seitz Introduction copyright

© 2013 Michael Chabon First published in the English language in 2013 by Abrams, an imprint of ABRAMS, New York

© Фалькон А., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Переводчик – Анастасия Фалькон («Тайная история Marvel Comics. Как группа изгоев создала супергероев», «Гарри Поттер. Учебник магии. Путеводитель по чарам и заклинаниям», «Гарри Поттер. Косой переулок. Путеводитель по самой известной улице магического мира»)

Научный редактор – Ольга Нестерова («Тарантино. От криминального до омерзительного: все грани режиссера (исправленное издание с новой главой)», «Стивен Кинг. Король ужасов. Все экранизации книг мастера: от «Кэрри» до «Доктор Сон», «Гильермо дель Торо. Дом монстров. Путеводитель по темной вселенной режиссера»)

Литературный редактор – Ирина Гончарова («Гильермо дель Торо. Дом монстров. Путеводитель по темной вселенной режиссера»)

Корректор – Нина Тимохина («Тарантино. От криминального до омерзительного: все грани режиссера», «Гарри Поттер. Учебник магии. Путеводитель по чарам и заклинаниям», «Гарри Поттер. Косой переулок. Путеводитель по самой известной улице магического мира»)

Корректор – Марина Пищаева («Дюна. Иллюстрированная история создания классики научной фантастики», «Тим Бёртон. Культовый режиссер и его работы»)

Корректор – Екатерина Сергеенко («Дюна. Иллюстрированная история создания классики научной фантастики»)

Предисловие
длиной в 1 001 слово
Майкл Шейбон

МИР ТАКОЙ БОЛЬШОЙ, ТАКОЙ СЛОЖНЫЙ, ТАКОЙ НАСЫЩЕННЫЙ ЧУДЕСАМИ И СЮРПРИЗАМИ, ЧТО ПРОХОДЯТ ГОДЫ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ НАЧИНАЕТ ЗАМЕЧАТЬ, ЧТО ОН ЕЩЕ И БЕЗНАДЕЖНО СЛОМАН. ЭТОТ ПЕРИОД ПОЗНАНИЯ МЫ НАЗЫВАЕМ ДЕТСТВОМ.

Далее следуют новые, зачастую невольные, открытия о природе, смертности, хаосе, разочарованиях, насилии, неудачах, трусости, лицемерии, жестокости и горе. Исследователь знакомится с ними и наизусть запоминает уроки, которые они преподносят. По пути он или она обнаруживает, что мир был сломан так давно, что едва ли кто-то помнит, когда именно, и пытается примирить этот факт с болью вселенской ностальгии, которая время от времени возникает в сердце в виде намеков об ушедшем блаженстве, потерянной целостности и памяти о еще не сломанном мире. Момент, когда эта боль появляется впервые, мы называем отрочеством. Чувство, появившееся тогда, преследует людей на протяжении всей жизни.

Рано или поздно все знакомятся со сломленностью и разобщенностью. И тогда возникает вопрос: что делать с обломками? Некоторые опускаются на корточки рядом с верхушкой ближайшей кучи руин и смиряются, бедуины пасут своих коз в тени разваленных гигантов. Другие разбивают то, что осталось от мира, на еще более мелкие кусочки, пробиваясь сквозь обломки, как дети сквозь груду листвы. А некоторые, бродя среди разрозненных кусочков этого грандиозного рассыпавшегося пазла, начинают собирать их, думая, что еще можно сделать что-то, чтобы собрать все воедино.

Но на этом пути мы сразу сталкиваемся с двумя проблемами. Прежде всего, мы лишь когда-то давно совсем мельком, словно в замочную скважину, видели изображение на крышке коробки с пазлом. Во-вторых, как бы мы ни старались собрать кусочки по пути, их никогда не хватит, чтобы закончить работу. Самое большее, чего мы можем надеяться достигнуть с помощью горстки спасенных кусочков, горько-сладких плодов наблюдений и опыта, – это построить собственный маленький мир. Модель того таинственного, еще не сломанного оригинала, который мы помним лишь отчасти. Конечно, миры, которые мы строим из того небольшого количества фрагментов, что нам достались, – лишь приблизительные, частичные и неточные. Как отражения исчезнувшего целого, преследующего нас, они должны рассматриваться как неудачи. И все же со всеми неудачами, пробелами и неточностями они могут быть достоверными картами, правильными моделями прекрасного разрушенного мира. Эти модели мы называем произведениями искусства.

Со своими декорациями, операторской работой, стоп-кадрами, картами и моделями фильмы Уэса Андерсона с готовностью и даже нетерпением уступают «миниатюрному» качеству миров, которые он создает. И все же эти миры охватывают континенты и десятилетия. В них есть преступления, прелюбодеяния, жестокость, убийства, смерти родителей и детей, моменты искренней радости и трансцендентности. Владимир Набоков, чья жизнь раскололась с изгнанием, создал миниатюрную версию родины, которую ему так и не суждено было увидеть вновь, и с ювелирной точностью спрятал ее в миниатюрной скорбной поэме Джона Шейда. Андерсон, предположивший, что развод родителей стал определяющим опытом в его жизни, в основе всех своих фильмов, начиная с «Академии Рашмор», использовал набоковский прием с семьями и квазисемьями. И таким образом создал миниатюрные модели семейств, которые, как Зембла, Эстотиленд и другие «королевства у моря» Набокова, усиливали наш опыт разрушения и потерь, сжимая его.

В этом заключается парадоксальная сила миниатюрных моделей. Ребенок, держащий в руках глобус, обладает более полным, более наглядным восприятием Земли, ее просторов и космической хрупкости, чем человек, проведший год в кругосветном плавании. Горе в полном масштабе слишком велико, чтобы мы могли охватить его; оно буквально не может быть осознано полностью. Андерсон, как и Набоков, понимает, что расстояние может помочь нам осознать горе, увидеть его целиком. Но расстояние не обязательно должно означать отдаление. Чтобы получить достаточное представление о боли от изгнания и убийства его отца, Набоков, работая над «Бледным огнем», не уходил от них. Он лишь уменьшил масштаб и позволил своему терпению, точности, мастерской работе с деталями (а детали – это божество моделиста) сделать все остальное. В каждом фильме абсолютная приверженность Андерсона к деталям – как физической проработанности декораций, костюмов, так и эмоциональной точечной работе над невероятными выступлениями актеров, которых он добивается, – позволяет сделать его собственную семейную Земблу более убедительной. При этом он не теряет парадоксальную эмоциональную силу, которую дает расстояние.

Фильмы Андерсона часто сравнивают с ассамбляжами Джозефа Корнелла. И это разумное сравнение, если помнить, что главными элементами в коробке Корнелла являются не образы, не объекты, не романтическая интерпретация, которую он сам дает и затем разрушает, не игривость, не точность, с которой упорядочены объекты и их смысл. Самое важное в коробке Корнелла – сама коробка.

Корнелл всегда старался сам конструировать свои коробки. Действительно, коробки – единственная часть его работ, буквально «сделанная» художником. Для него коробка является жестом – она очерчивает границы вещей, которые содержит, и регулирует отношения не только между ними, но и со всем, что находится за ее пределами. Коробка определяет масштабы пропорций, тем самым связывая половинки метафоры. Так, простое обработанное вручную дерево и стекло отражают стремление художника создать аналогию с миром, но в то же время подчеркивают, что возможность сделать это ограничена.

В фильмах Андерсона есть то, что напоминает об ассамбляжах Корнелла: строгая устойчивая конструкция из четырех квадратов, в каждом из которых показывают индивидуальные сцены. Благодаря этому кинокадр превращается в прием Корнелла – коробку, нарисованную вокруг мира фильма. Переполненные, витринные, словно разделенные по сетке декорации «Водной жизни», «Поезда на Дарджилинг» и «Бесподобного мистера Фокса» часто приводят как пример «искусственности» его работ. При этом простодушно и ошибочно намекая, что высокая степень искусственности противоречит серьезности, искренности эмоций, так называемой подлинности. Конечно же, все фильмы одинаково искусственны. Просто некоторые откровеннее признаются в этом, чем другие. В этом аспекте созданный вручную образец искусственности за стеклом ассамбляжа Андерсона – это гарант подлинности. Я бы даже сказал, что открыто заявленная искусственность – это на самом деле единственная подлинность, на которую может претендовать художник.

Фильмы Андерсона – как ассамбляжи Корнелла или романы Набокова. Они осознают и показывают, что магия искусства, передающая красоту разрушений, разочарований, неудач, упадка, даже уродства и жестокости, подлинна только в той степени, в которой готова не умалчивать мрачные факты и уловки для изменения ситуации. Она честна только в той степени, в которой выстраивает свою строгую и неизбежную коробку вокруг миниатюрной версии мира художника.

«Для следующего фокуса, – говорит Джозеф Корнелл или Владимир Набоков, или Уэс Андерсон, – мне пришлось создать мир в коробке». И когда он открывает ее, ты видишь нечто темное и переливающееся – упорядоченный хаос из осколков и мусора, перьев и крылышек бабочек, значков и тотемов памяти, карт изгнания, спис-ков потерь. И, принимая вызов, ты говоришь: «Мир!»

Майкл Шейбон – лауреат Пулитцеровской премии, автор «Тайн Питтсбурга», «Вундеркиндов», «Приключений Кавалера и Клея», «Саммерленда» (роман для детей), «Последнего решения», «Союза еврейских полисменов», «Джентльмена дороги», «Телеграф-авеню», сборников рассказов «Образцовый мир» и «Волчье отродье», а также сборников эссе «Карты и легенды» и «Мужество для начинающих». Шейбон – председатель совета Макдауэллской колонии. Вместе с детьми и женой, писательницей Эйлет Уолдман, он живет в Беркли, штат Калифорния.

Введение
длиной в 821 слово
Мэтт Золлер Сайтц

Я ПИСАЛ ЭТУ КНИГУ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ. НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ЗВУЧАЛО КАК НЕЧТО ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ ИЛИ ЧТОБЫ У ВАС СЛОЖИЛОСЬ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, БУДТО Я БЕСПРЕРЫВНО РАБОТАЛ НАД НЕЙ ВСЕ ЭТИ ГОДЫ, НО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВРЕМЕНИ ЭТО ФАКТ.

С именем Уэса Андерсона я впервые столкнулся в Далласе в 1993 году. Я был начинающим кинокритиком в местной еженедельной газете Dallas Observer. А Андерсон был начинающим режиссером, чей первый короткометражный фильм «Бутылочная ракета» взяли на местный кинофестиваль. Я написал небольшую положительную рецензию на короткометражку и нашел стиль Уэса довольно занятным. А затем написал еще несколько текстов о нем и его партнере по сценариям и главном актере Оуэне Уилсоне, потому как они хотели получить большую статью.

С тех пор моя жизнь стала переплетаться с жизнью Уэса в самых разных сферах – профессиональной, личной – и иногда довольно необычными способами. В конце 1990-х, когда мы оба жили в Нью-Йорке, мы несколько раз обедали вместе. Но никогда, вплоть до момента, пока не начал обсуждать с ним эту книгу, я не уделял ему по-настоящему много времени. На протяжении многих лет я звонил Уэсу или Оуэну, чтобы получить комментарий для той или иной статьи, тема которой, как я знал, будет им интересна. Например, для статьи о тридцатой годовщине мультфильма «Рождество Чарли Брауна» или об уходе Чарльза Шульца из мира комиксов. Самое странное пересечение наших путей произошло в 2000 году. Уэс снимал «Семейку Тененбаум» неподалеку от центра Бруклина на Стейт-стрит, где я уже много лет жил с женой и детьми. Я увидел кинотрейлеры, припаркованные ужилого дома в двух кварталах от кирпичного здания, где мы снимали квартиру на первом этаже, и спросил у ассистентки продюсера, как называется фильм. «“Семейка Тененбаум”, режиссер – Уэс Андерсон», – ответила она. Я спешил на работу, поэтому написал записку и попросил девушку передать ее Уэсу во время обеда. Чуть позже в тот же день он позвонил и оставил сообщение на автоответчике, в котором говорил, как ему жаль, что мы не пересеклись. Я подумал: «Что ж, действительно жаль», – и решил, что на этом конец истории.

Перенесемся на год вперед на показ «Семейки Тененбаум» для критиков в рамках Нью-Йоркского кинофестиваля. Мы с Уэсом немного поболтали перед показом, он представил фильм, и свет погас. В какой-то момент на экране начался видеоряд под композицию Me and Julio Down by the Schoolyard. Джин Хэкмен и мальчики бросили шарики, наполненные водой, в такси, и, к моему удивлению, оно остановилось прямо перед моим домом на Стейт-стрит. Все мои претензии на образ крутого профессионала мигом испарились, и я простодушно указал пальцем на экран, выпалив: «Эй! Это же мой дом!» Коллеги сердито шикнули на меня. И я почти уверен, что среди них был и Рекс Рид.

Пристыженный, я на секунду замолчал, но затем снова пробормотал: «Но это же был мой дом».

Помните об этой истории, просматривая «Коллекцию Уэса Андерсона», – беседу длиной в книгу, где перемешались критические эссе, фотографии и рисунки. Хотя уже после «Академии Рашмор» я понимал, что Уэс – выдающийся американский кинорежиссер, мне казалось, что я слишком пристрастен, чтобы писать отзывы о его работах. Даже в своем пятисерийном видеоэссе о фильмах Уэса The Substance of Style, опубликованном в 2009 году онлайн-изданием Moving Image Source, я подошел к работе аналитически, как гастроном, определяющий, какие ингредиенты потребовались для создания уникального вкуса. Часть меня всегда болела за Уэса, ровесника-техасца, снимавшего некоторые сцены своего первого фильма в районах, хорошо знакомых мне. Кроме того, он разделял такие определившие меня интересы, как французская новая волна, Орсон Уэллс и комиксы Peanuts.

Эта книга – очень личная, но по-прежнему рассказывает о сути стиля Уэса. Мне не очень нравится называть ее интервью длиной в книгу, потому как это долгая беседа между режиссером и журналистом, которые достаточно хорошо знают друг друга. Она движется по карьере Уэса от фильма к фильму. И хотя он делится историями о забавных случаях, особенно в главах о «Бутылочной ракете» и «Поезде на Дарджилинг», акцент всегда делается именно на работе. Отчасти это связано с тем, что Уэс – очень закрытый человек, но в основном это следствие того, как работает наше сознание. Все наши беседы – о кино, музыке, литературе, искусстве, связи между творчеством и критикой и других темах, касающихся нашей работы. Время от времени я озвучиваю Уэсу одну из своих любимых теорий относительно его творчества, чтобы услышать, что он думает. Это, как ничто другое, позволяет понять, что каждая деталь в фильмах Уэса Андерсона является частью великого замысла.

В августе 2010 года мы два дня проговорили в Тоскане и еще один – во время монтажа «Королевства полной луны» в 2011 году, затем последовало несколько коротких разговоров в 2012-м. В конце концов все беседы превратились в книгу с иллюстрациями на любые темы, которые только всплывали во время встреч. Уэсу всегда удавалось показывать, как вещи описывают и определяют индивидуальности. Эта книга была задумана с таким же подходом. Я назвал ее «Коллекция Уэса Андерсона», потому что результат напомнил мне библиотеку Марго из «Семейки Тененбаум», подводную лабораторию/киностудию Стива Зиссу из «Водной жизни» и коллекцию украденных библиотечных книг Сьюзи Бишоп из «Королевства полной луны». Это путешествие по сознанию художника с самим художником в качестве проводника и дружелюбного компаньона.

«Бутылочная ракета»
Эссе длиной в 853 слова

Я БЫЛ ПЕРВЫМ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ КРИТИКОМ, КОТОРЫЙ НАПИСАЛ ОБЗОР НА ФИЛЬМ УЭСА АНДЕРСОНА. ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ «ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ» КАЖЕТСЯ МНЕ ЗАБАВНЫМ, ПОТОМУ ЧТО ТОГДА МНЕ БЫЛО ЧУТЬ ЗА ДВАДЦАТЬ, КАК И САМОМУ УЭСУ. К ТОМУ ВРЕМЕНИ Я ДВА ГОДА РАБОТАЛ ЖУРНАЛИСТОМ, А УЭС ТОЛЬКО НАЧАЛ СВОЙ ПУТЬ. ТЕМ ФИЛЬМОМ БЫЛА ДВЕНАДЦАТИМИНУТНАЯ «БУТЫЛОЧНАЯ РАКЕТА», КОРОТКОМЕТРАЖКА, СНЯТАЯ АНДЕРСОНОМ И БРАТЬЯМИ УИЛСОН НА 16-МИЛЛИМЕТРОВУЮ ЧЕРНО-БЕЛУЮ ПЛЕНКУ ВСКОРЕ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ТЕХАССКОГО УНИВЕРСИТЕТА В ОСТИНЕ.

Мой обзор был опубликован в 1993 году в материале об Американском кинофестивале в Далласе, в шорт-лист которого попала «Бутылочная ракета». К тому моменту фильм уже достиг определенного успеха. В 1993-м его показывали на кинофестивале «Сандэнс», где он привлек внимание ветеранов индустрии, которые в итоге привели Андерсона и его команду в Columbia Pictures. Уже там они сняли полнометражную версию фильма с теми же актерами в главных ролях. Эта комедия о богатых детишках без цели в жизни, которые решили стать профессиональными грабителями, положила начало режиссерской карьере Андерсона и превратила Оуэна и Люка Уилсонов, обладавших харизмой, но не базовой актерской подготовкой, в восходящих звезд. Благодаря «Ракете» образовалась сценарная команда Андерсона и Оуэна Уилсона, которые впоследствии вместе работали еще над двумя проектами – «Академией Рашмор» в 1998 году и «Семейкой Тененбаум» в 2001-м. Последняя получила номинацию на «Оскар» за лучший оригинальный сценарий. Благодаря этому из забытья вышла кинопродюсер Полли Плэтт («Последний киносеанс»). А Джеймс Каан, прошедший широко обсуждаемую в прессе реабилитацию, сыграл в фильме второстепенную роль мистера Генри, покровителя главных героев. Фильм стал еще одной творческой победой исполнительного продюсера Джеймса Л. Брукса, покровителя молодых талантов, который также известен по «Шоу Мэри Тайлер Мур», «Языку нежности», «Теленовостям» и другим легендам поп-культуры. Список его протеже включает Мэтта Грейнинга («Симпсоны»), Дэнни ДеВито («Сбрось маму с поезда», «Война супругов Роуз»), Стивена Кловза («Знаменитые братья Бейкер») и Кэмерона Кроу («Скажи что-нибудь»).

В то время сам факт существования фильма Андерсона казался поразительным. После 1980-х годов формула режиссерского успеха определялась такими низкобюджетными инди-фильмами без участия звезд, как «Более странно, чем в раю» и «Ей это нужно позарез». Мода требовала от кинематографистов искать небольшие бюджеты вне голливудских источников, отправлять готовые картины на «Сандэнс», около года играть в артхаусное кино, получать достаточное количество положительных отзывов и хорошие кассовые сборы, чтобы уже потом перейти к работе в какой-нибудь крупной киностудии. Съемочная группа «Бутылочной ракеты» проскочила студийную часть. Сплоченное кинематографическое сообщество публично поздравило ребят с успехом, хотя в кулуарах слышалось недовольное ворчание: как вышло, что эти парни прошли вне очереди?

Если вы видели короткометражную версию, то вряд ли задаетесь этим вопросом. «Бутылочная ракета» выделялась среди фильмов, представленных на фестивале в том году. По сути, она вообще не была похожа ни на что. Черно-белая картинка, простые титры, забавное остроумие и джазовый саундтрек (в том числе «Снежинки», входящие в легендарный альбом Винса Гуральди «Рождество Чарли Брауна») свидетельствовали о верности кинематографу 1960–1970-х годов, особенно французской и американской новой волне. Было ясно, что фильм сняли люди, знакомые с историей кино, но не рассматривавшие ее как неотъемлемую часть своей работы. Короткометражка казалась интеллектуальной, но не фальшивой. Она выглядела холодной и теплой одновременно. Андерсон не делал отсылок, но в фильме ощущалось влияние мирового кино. Уже тогда было заметно, что он неплохо представляет, кем является как режиссер, и ему довольно комфортно в этой роли. «Бутылочная ракета» – это не просто начало карьеры, но и рождение голоса.

Полнометражная «Бутылочная ракета» – гораздо более противоречивая работа, по крайней мере, для меня. Несмотря на то что она мне нравится, мне сложно воспринимать ее просто как фильм, потому что на протяжении нескольких месяцев в 1995 году я вел хронику ее создания для Dallas Observer. Я был в курсе всех творческих разногласий между молодыми кинематографистами и их наставниками и боссами. Я наблюдал, как Columbia отреагировала на провальные предпоказы, отказавшись от первоначального позиционирования «Бутылочной ракеты» как хита для молодежи, в итоге выпустив ее ограниченной серией показов в начале 1996 года. Учитывая необычные условия создания «Бутылочной ракеты», нельзя сказать, что это на сто процентов работа Андерсона и Уилсона. И Андерсон не скрывал этого, особенно во время обсуждений технических деталей фильма. Например, он хотел снять его в анаморфированном широкоэкранном киноформате (2.35:1), но в итоге снял в формате 1.85:1 (или «плоском»), потому что так было легче работать с освещением. Есть как минимум одна сцена, которую Андерсону пришлось вырезать, поскольку киностудия не считала ее забавной.

Андерсон был очень осторожен с закулисными драмами, что соответствует его стилю поведения. Спустя почти двадцать лет после съемок «Бутылочной ракеты» он говорит о фильме с большой любовью. Это по-прежнему его самая свободная, самая расслабленная работа. Один мой друг как-то сказал, что «Бутылочная ракета» похожа на третий или четвертый фильм режиссера, у которого уже было несколько успешных картин до этого и который чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы убрать масляные краски и рисовать наброски карандашом в блокноте. Когда понимаешь, насколько рисковали режиссер и его друзья – их ждал либо триумф, либо позор, два наиболее вероятных результата для новичков, которых финансирует крупная студия, – легкость фильма кажется еще более замечательной. Это необычный дебют – дерзкий, но спокойный, в ритме, который напоминает мне, каково это – прогуляться по Далласу летними сумерками и слушать стрекот цикад. Пересматривая «Бутылочную ракету», я вижу не только популярную комедию 1990-х, но и документальный фильм, который показывает определенное время и место и запечатлевает самый главный момент в карьере художника – ее начало.