Верёвка

– Давай тогда брать заказы не на продвижение брендов, а на их уничтожение! Маленьким зверькам гораздо лучше удаются взломы, чем большим. Ты кстати в курсе, что на логотипе Apple нарисовано не яблоко, а жопа?

Паша хмыкнул:

– Да уж, маленьким зверькам… Только крыша у зверьков должна быть ого-го какая, если хочешь на крупняков наезжать. Заметил, как мощно разносят табачную индустрию? На каждой пачке – то инфаркт, то импотенция. Думаешь, это Минздрав про нас беспокоится? Ага, надо ему… Просто зашла группа клиентов на самом высшем уровне. И показали с цифрами: некурящее население будет жрать значительно больше. А значит, и откаты от производителей жрачки будут больше. Ну и гляди, весь центр теперь – сплошная жральня.

Впереди по курсу показалась громада «Метрополиса». На стене торгового центра среди вывесок ресторанов Егор с удивлением прочитал слово «Швали». Надо же, как смело назвались! Он прищурился. Нет, всё-таки наверно «Швили».

– Это твой утёнок меня разбередил, – вздохнул Паша. – И как люди обучаются тому, что повторялось в раннем возрасте… Но ведь дети не любят однообразные повторения. Выходит, мы лучше всего делаем то, что нас заставляли повторять. И это правда. Я вот умею выступать. Как сейчас помню – все эти стишки перед Дедом Морозом, потом музыкальная школа и хор, держи пятки вместе, спинку прямо, и улыбайся всему залу… Ненавижу всё это. Но делаю это лучше всего.

– Ты, кажется, не уловил мою мысль, Пабло. В детстве мы много чего зацепляем. Всякие увлечения, дворовые игры. Наверняка и у тебя варианты были. Да и гены очень влияют на то, что мы выбираем.

Они остановились на красный. В соседнем ряду встала блестящая ярко-жёлтая машинка, словно игрушечная. Внутри сидела девушка в больших тёмных очках.

– Я майских жуков любил, – вздохнул Паша, разглядывая соседнюю тачку. – Не, биология меня вообще не вставляла, просто уличная забава такая: поймаешь жука и держишь у себя в спичечном коробке, он там шуршит… Может, моим генам шуршание нравилось. Или контроль. Но знаешь, какая фигня случилась прошлой весной? Поехали мы к приятелю на день рожденья за город. Там речка, шашлыки, вискарь… Сидим на веранде, а чьи-то дети вокруг носятся, кричат про майских жуков, которые в саду. Они придумали ловить этих жуков, прибежали к нам за пластиковыми бутылками, убежали. Потом одна девчонка прибежала опять, у ней жук сидел в киндер-сюрпризе и она переживала, что он задохнется. Я взял у неё эту жёлтую коробочку, провернул пару дырок ножом, и вернул ей. А потом, когда домой приехал, до меня вдруг дошло: я ни одного майского жука не видел! Даже того, которого в руках держал, в киндер-сюрпризе. Понимаешь, мы сидели весь вечер и обсуждали тачки, бизнес, а жуки были тут же рядом, но я даже не посмотрел…

– Да ладно, какие твои годы! Откроешь стартап по продаже жуков в коробках. А умная машинка на нейросетях посчитает и скажет, что твоя основная аудитория – скучающие миллионеры. Смотри, вон метро, давай я выскочу уже.

Они обменялись рукопожатиями, и Егор, чувствуя себя неловко из-за желания побыстрее смыться, даже похлопал печального Пашу по плечу, чтобы хоть как-то приободрить.

Вот тебе и гадкий утёнок… Хорошо ещё, что ты не рассказал ему про лоренцовских гусей.

В классификации стартапщиков категория «два гуся» была у Егора самой выстраданной. И не потому, что шутка по гусей когда-то привела к драке с киношниками. Та драка даже помогла. Именно после неё Егор заметил прямую аналогию гусиной истории с некоторыми сложными кейсами на работе – когда стартап создан крепкой парой. Это может быть и пара родственников, вроде братьев Дуровых. Но чаще – тандемы однокашников, как Волож с Сегаловичем, родившие «Яндекс». Или как их зазеркальные близнецы Пейдж и Брин.

Навязать «двум гусям» свои услуги очень трудно. Профайлинг может предсказывать реакции одного человека, но смоделировать таким способом пару сцепленных мозгов не получится: их решениями управляет небанальная диалектика противостояний и дополнений, это не даёт паре залипнуть в тех потенциальных ямах, куда скатываются руководители-одиночки.

Силу подобного тандема Егор прочувствовал и на собственном опыте, когда делал карту родников вместе с геологом. Но тогда же выявилось и слабое место подобных стартапов: не все пары гусей одинаково крепки. «Платон мне друг, но платина дороже». Может быть, надо притираться друг к другу с детства, долгие годы, чтобы создать стойкий тандем. А значит, попытки сыграть такую бизнес-пару с Пашей скорее всего тоже обречены на провал.

13. Кундалини

На станции «Балтийская», которая оказалось не старым метро, а новым МЦК, он посмотрел на часы: до встречи с Ольгой ещё куча времени. Пожалуй, можно покататься.

Народу в поезде было немного, сразу удалось сесть у окна. Он любил новую кольцевую, как любил поезда вообще – не метро, а именно поезда с плывущим за окном пейзажем, на фоне которого можно спокойно читать или размышлять, крутить в голове впечатления последних дней и смотреть, как они сливаются в одну картинку вместе с летящими за окном деревьями и облаками, так что в итоге нет ничего такого уж важного и неизбежного, как оно казалось в замороченных городских лабиринтах.

Правда, аккуратные современные электрички МЦК очень контрастируют с тем, что снаружи. Промзоны, свалки, гаражи… всё то неприглядное, что Игги Поп в своей пассажирской песне назвал «сity's ripped backsides». Натурально, как будто внутренности города вскрыли. Хотя и плюс в таком пейзаже есть, практически ни одного рекламного билборда не попадается на глаза. Никто пока не догадался развернуть городской макияж в сторону пассажиров новой кольцевой. Эффект машины времени: ностальгическое возвращение в 90-е, но ненадолго и только через стекло.

Забавно ещё, что эту железную дорогу назвали по-английски Central Cycle. От старой кольцевой линии метро – Cycle – отличается только эпитетом Central. Отличная топологическая головоломка для гостей столицы. Тебе надо в центр, дружок? Тогда из двух колец выбирай центральное. А то, что оно идёт по промзонам – так это у нас такая неевклидовая столица. Девочка на торе.

Зато русская карта метро хороша тем, что показывает, какие красивые названия рожал когда-то родной язык. Кажется, в современной литературе от этого языка только мокрое место осталась. Кучу фантастики про московское метро написали, а так и не догадались использовать прекрасные названия с метрокарты. Поглядывая на стену вагона со схемой станций, Егор принялся сочинять синопсис для правильного метроромана.

Две тысячи… ну скажем, сто восемнадцатый год. Пост-апоплексическая Москва. На развалинах города сражаются стада пост-москвачей. С северо-запада наступают малахольные, но очень хитрые ховрики. Им противостоят мощные и тупые бицеваны с юга. В центре повествования – романтическая встреча молодого продвинутого бицевана и не очень умной, но соблазнительно мохноногой девушки-ховрика (её мама на самом деле была из северных алтуфелей, однако всю жизнь косила под ховрика, потому что алтуфели вообще скрытные, большинство из них мимикрируют под деревянную мебель).

Итак, юноша и девушка встречаются во время битвы за супермаркет «Шестёрочка» – и понимают, что не могут просто так съесть друг друга. Думаете, у этой сладкой парочки что-то склеится? Всё не так однозначно! Ведь на девушку уже положил глаз один залётный крылац, которого ховрики подбили из метательной биопушки (котопульты), приняв его за миродроческий дрон. И хотя этот престарелый крылац больше не может летать, он умеет волочиться за девушками. К тому же крылацы обычно богатенькие ребята (потому ховрики и не съели его сразу).

Тем временем в городе объявилась Неведомая Хрень, которая пугает ховриков и бицеванов даже больше, чем они пугают друг друга. Бицеваны считают, что это активизировались жулебы с востока, куда долгие годы улетал весь индустриальный дым города, и оттого там появились существа с телепатическими способностями – они могут управлять троллейбусами. А по мнению ховриков, Неведомую Хрень творят гомовампирические ижоры, которые незаметно подкрались из-под Питера на подземных сапсанах.

Хватит ли смелому и влюблённому бицевану метательных гантелей, чтобы спасти свою мохноногую подругу из перепончатых лап мерзкого крылаца? Не сменит ли парень свою ориентацию, когда столкнётся с заунывным боевым рыпом питерских ижор или с танцующим зомби-троллейбусом? И какую драматическую роль сыграют в этой истории двоякодышащие угреши на своих проворных пятиногих свиблах? Всё это вы узнаете из нашей книги, где будет ещё много крови, грязи и неприкрытого идиотизма. А секса там не будет, ведь эта книга и без секса обречена на массовый успех, будучи написана красивым русским языком и духовно близка любому, кто катался в московском метро.

Проехали «Автозаводскую». За окном стало совсем уныло, фантазии иссякли. Егор вытащил верёвку и сделал фигуру под настроение – чукотский «каяк», который превращается в «далёкие горы». Говорят, именно так выглядело открытие Аляски. Русский бот «Святой Гавриил» после посещения двух Диомидовых островов в Беринговом проливе подошёл к третьему острову, но не смог пристать из-за плохой погоды. Однако к боту подплыл чукча на каяке и рассказал, что перед ними не остров, а Большая Земля, где есть леса и реки, и живут такие же…

Стоп. Совсем из головы вылетело: на офисном компе остался скан старинной публикации с фигурами из Гайаны. «Ловушка для рыбы» там красивая. И хорошо бы её распечатать, чтоб не мучиться на смартфоне.

Он посмотрел на схему станций. Поезд подходил к «Верхним Котлам». Можно успеть до работы метнуться, а после уже в театр.

# # #

В сумеречном офисе его встретило лишь согласное гуденье кондиционеров. Видимо, по случаю пашиного отъезда все разошлись пораньше. Егор не стал включать свет, просто открыл на компе нужную PDF-ку и послал на печать. Услышал, как на другом конце опенспейса, около пашиного кабинета, включился принтер, и пошёл на звук. Не глядя схватил распечатку из лотка и уже направился к выходу – но тут заметил, что на листах нет верёвочных рисунков. Какой-то договор и счёт-фактура.

Он вернулся к принтеру и увидел, как в лоток вылетает другая распечатка.

– Это наверно моя.

Он вздрогнул. В проходе стояла Вера. В сумраке офиса её лицо белело, словно маска, отдельно висящая в воздухе. Егор передал ей документы.

– Точно, извини. У меня совсем другое должно быть… детские игры.

– Да уж Паша мне рассказал по телефону.

Вера вынула из принтера вторую распечатку, полистала и передала Егору. Последние листы были ещё горячие.

– Что рассказал?

– Как ты с помощью детской игры договор заключил. Покажешь, что за фокус?

– Ну, это такое старинное развлечение, во многих странах раньше играли…

Егор сунул распечатку под мышку и вытащил верёвку. “Колыбель” показывать долго, лучше какую-нибудь одиночную фигуру. Пусть будет тибетское “солнце”.

– Мне, кстати, очень понравилось твое гавайское приветствие. – Вера провела пальцем по щеке. – Прямо какая-то энергия по всему телу прошла. Знаешь, что такое кундалини?

Ничего себе… Егор чуть не уронил верёвку, однако успел подхватить слетевшую петлю. Пальцы помнили следующее движение, но заданный вопрос уже искал в голове ответа, и он остановился с недоделанной фигурой.

– Кундалини? Кажется, это такая индийская змея, которая живет внизу спины… ну, в районе кунды.

– Где-где?!

Вера застыла на миг с приоткрытым ртом… и громко захохотала, чуть присев и откинув голову. Длинная белая шея, блестящие зубы, взметнувшиеся волосы и подавшаяся вперёд грудь – всё это разом хлестнуло Егора по глазам, показывая совершенно другого человека.

Тори Эймос. Он наконец вспомнил певицу, которую напоминала ему Вера. Сейчас такое уже никто не слушает, но, когда он учился в школе, многие фанатели от этой рыжей бестии. А по MTV крутили фильм о её непростом пути к славе: дочь священника, днём изображала прилежную школьницу, а по ночам играла рок в гей-барах.

И даже отсмеявшись, эта другая Вера посмотрела на него так, что не осталось никаких сомнений. Выжидающе, закусив губу. От удивления он дернул рукой, и вместо «солнца» верёвка стянулась в узел, похожий на паука.

А в паху зажужжало и зазвенело.

Егор выхватил мобильник, махнул по зелёной кнопке:

– Да, уже еду!

– И куда же ты едешь? – спросил насмешливый голос. Не ольгин, который он ожидал услышать. Но тоже знакомый. Мягкий туман.

– Инна?

– Смотри-ка, запомнил.

– Сейчас, погоди секунду…

Он повернулся обратно к Вере, но её уже не было около принтера, она медленно уходила по коридору в сумерки, покачивая бёдрами. Проступающие под платьем позвонки рисовали на спине змеиный танец. Та самая девушка-аватар, которую показывал Паша, демонстрируя сервис знакомств по походке.

Но если она так легко готова кинуть Пашу… А может, уже?

“Грейд” перехватил трёх клиентов, предложив им почти такие же акции”.

Ты возомнил себя наездником динозавров – но забыл, что внутри паразита тоже может поселиться паразит. Ты увлёкся необычными движениями, которые включают затухшие нейроконтуры – и забыл о движениях простых, но не менее действенных. Примитивная шистосома, ощутив в воде молекулы существа-хозяина, не заморачивается с точным прицелом: она начинает просто метаться из стороны в сторону во всех направлениях, и в итоге успешно достигает цели – кожи человека. Точно так же попавшая в кишечник трихинелла добирается до печени, хотя у неё нет никакой карты: она начинает извиваться змейкой, почуяв желчь, и эти простая синусоида приводит её в нужную протоку…

– Алё-алё, – сказала трубка. – Давай перезвоню, если я не вовремя.

– Нет, всё в порядке. – Поговорить с Инной хотелось гораздо больше, чем думать о паразитах. – А куда ты пропала? Я тебе звонил на той неделе.

– Переехала в Питер, заодно и номер сменила. Как та девушка на Луне. После того, как тебе эту сказку рассказала, так и поняла – про меня ведь история. А значит, пора на Луну. Неплохое место, кстати. Представляешь, здесь тоже востребованы врачи, замаскированные под турагентов. А ты как, всё крутишь свои верёвки?

– Да, могу уже диссертацию по ним написать.

– Значит, я как раз в тему. Смотри, моя подруга здесь учится, на историческом факультете питерского универа. Недавно у них появился настоящий чокнутый профессор. Показывал эти самые верёвочные фигуры. Обещал на следующий лекции про них рассказать подробнее. Если у тебя ещё не прошла эта мания… Лекция завтра в три.

Он ответил, что у него работа, хотя может быть, он все-таки и закосит ради такого дела. Утром есть “сапсан” в семь, сказала она. Нет, сама точно не смогу, работа допоздна. Но если задержишься аж до Луны, то звони. Пока-пока, царь угрей. Ему показалось, что он чувствует запах какао.

На пороге офиса он притормозил: может, сказать что-нибудь Вере на прощанье… И тут же отругал себя за то, что так громко говорил про поездку в Питер. Наверное, она до сих пор там, в сумраке пашиного кабинета. И всё слышала. А может, и ушла уже. Нет, лучше не проверять.

# # #

Всё первое отделение спектакля он откровенно скучал, хотя и успешно скрывал это от Ольги. Пьеса обстёбывала жизнь провинциальной молодежи, звучало много мата и пошлых шуток, над которыми хорошо одетая публика дружно ржала, словно бы именно этого им так не хватало в стерильной офисной жизни столицы. Егор же вполне насмотрелся такой быдлокультуры в реале, в своём родном Подольске до переезда в Москву.

К тому же из головы не выходили подозрения относительно Веры, а театральные кривляния лишь добавили мрачных мыслей. Ещё в университете его поражал хипстерский бум вокруг явно фальшивых медиа-проектов – то ли революция образования в супер-лекториях, то ли пионерский лагерь на 15 тысяч человек… Лидерами таких проектов частенько становились выпускники ВГИКа и ГИТИСа. Актёры. Не создавая ничего нового, они быстро становились лицом всего нового за счет выверенной мимикрии.

Бабочке достаточно пары ярких пятен на крыльях, чтобы сбить с толку птицу. У современных комедиантов роль этих пятен играет набор красивых слов вроде «технологической сингулярности». Конечно, для успешного выступления таким имитаторам нужна специальная сцена, где будет видна лишь часть крыла бабочки, а остальное спрячется, сольётся с фоном. Интернет стал именно такой сценой: максимальная близость к зрителю, но при этом всё стерильно, всё отредактировано как надо. Вот клоуны и властвуют в медиа-бизнесе. Ну а что, природа уже считай подчинена, фармкомпании стоят на страже здоровья по самые гланды, миротворцы поддерживают мир во всем мире, а в космос могут и роботы летать. Самое время дурить друг друга, товарищ Станиславский.

«Внутри меня

живёт человек,

который метает ножи…»

– продекламировал на сцене актёр, играющий пьяного учителя старших классов. Он покачивался, держась за кулису, а после произнесённых слов изобразил, будто кидает нечто в зал. Но выброшенная вперёд рука словно бы утянула пьяного за собой, он потерял равновесие и упал. Егор отметил, что это, пожалуй, первый неплохой момент в постановке, да и то не действие зацепило, а фраза про ножи, интересно откуда цитата…

Действие же по-прежнему было так себе, все жесты подчёркнуто размашисты и гротескны. И это вернуло Егора к образу другого театра, процветающего на маленьких экранчиках смартфонов.

Для такой мобильно-карманной сцены и Станиславского не нужно. Это только в живом театре, когда расстояние до зрителей – десятки метров, приходится так активно лицедействовать, чтобы даже на галёрке поняли, что изображается. Отсюда и слова actor, action. А если сцена придвинулась тебе под самый нос, если главной формой жизни стало безногое селфи…

…Тогда из всех искусств для нас важнейшим является джудло. Любое джудло со знакомым лицом. Они сейчас даже не гримируются особо, везде играют собственные лица. Вот скажем, тревожно-загадочное: Николас Кейдж, Киану Ривс, из наших – Хабенский. В реальности такая застывшая мина, как будто тебя пыльным мешком по голове треснули, бывает только на паспортах. А в кино этот паралич лицевого нерва – сплошь и рядом. Ведь распознавание работает лучше, если лицо не меняется. То есть выражение лица уже неважно, если можно просто повысить частоту показа.

А дальше – обычный павловский рефлекс. Ты видишь популярного актёра чаще, чем собственных родственников, лицо становится “своим”, связывается с положительными ощущениями от фильма… и вот ты уже идёшь брать кредит в том банке, на рекламе которого – родной Брюс Уиллис.

Правда, Брюс подозрительно интеллектуален, уже трижды снялся у тревожного Шьямалана. А ведь самые массовые положительные эмоции – от комедий. Поэтому наши главные лица прогресса – Нагиев, Светлаков и мультяшная девочка Маша, которая страдает гидроцефалией и базедовой болезнью, зато у неё весёлая личная жизнь с Медведем.

Хотя нет, в политкорректных странах Машу скоро запретят. Это ведь эксплуатация женского образа, ни-ни! Вместо неё нейронная сеть Фейсбука, обучившись на миллионах идиотов, выведет другую идеальную картинку. Филип Дик почему-то считал, что андроиды мечтают об электро-овцах. Наверное, он жил на ферме, и как говорится, катриджа не нюхал. Сейчас уже ясно, что на идеальной картинке будет не овца, а помесь котяшки с поняшкой.

Эти маленькие лохматые лошадки с кошачьими ушками постепенно заполонят весь Интернет через лайки и рекомендации, к огромной радости тех самых идиотов, на которых тренировалась нейросеть. Получив такой огромный позитивный фидбэк, искусственный интеллект ещё больше взбодрится и закидает население рекламой поняграфических товаров: пижамы с лошадиными гривами, шапочки с кошачьими ушками, айфоны с рингтоном «мяу-го-го!» Зато все прочие изображения – будь то женская грудь или Жерар Депардьё – робот будет банить как неприличные. Такая победа поняграфии на отдельно взятой планете произведёт много побочных эффектов, включая победу на выборах в разных странах кандидатов с лошадиными лицами и мурлыкающими голосами.

Конечно, защитники прав животных будут возмущаться. И тогда останется последний шаг, чтобы создать главного медийного персонажа будущего, к которому идёт и аниме, и все прочие смайлики-смишарики. Огромная башка с огромными глазами, а тела как такового и не нужно. Никаких тебе оскорбительных половых признаков или меховых конечностей, достаточно просто дёргать башкой туда-сюда. Считается, что дети рисуют таких головоногов из-за того, что в раннем возрасте они лучше всего воспринимают лицо, ближнюю сцену. Ну вот, с мобилами мы все к этой ближней сцене вернулись.

А может, ты злишься на актёров лишь потому, что видишь в этих клоунах сильных конкурентов, заметил внутренний собеседник. Сам ведь такими же трюками занимаешься, когда клиентов обрабатываешь. А тут – сюрприз – целая паразитная профессия. И жесты, и голоса, всё рассчитано, чтобы прямо в мозг долбить. Завидно, да?

В антракте он выпил коньяку. Началось второе отделение.

От алкоголя внутри как-то посветлело. Да и действие на сцене заметно оживилось. В пьесе дело шло к свадьбе, герои обсуждали, кто повезёт гостей из ЗАГСа в ресторан – и тут они ловко включили в игру парня, сидевшего у самой сцены. Просто обратились к нему по имени, мол, Саша нас подбросит, у него же микроавтобус. Удивлённый зритель признал, что действительно работает шофёром маршрутки.

Потом точно так же включили в действие ещё одного зрителя, и ещё, и вот уже вся публика – это гости на свадьбе, что вполне соответствовало интерьеру: в театре не было классических рядов, все сидели в креслах за столиками разной формы. Один актёр подошёл к Ольге и заговорил с нею прямо как старый приятель, бывший коллега. Он поинтересовался, как дела в редакции, упоминая общих знакомых и какие-то скандальные публикации, всё это как будто и в правду имело место в ольгином журнале, потому что она сразу включилась в разговор, и вот уже псевдо-коллега ей признаётся, что на свадьбу он приехал по секретному заданию другого журнала, чтобы накопать компромат на отца невесты, и неплохо было бы, если бы Ольга помогла ему в этом расследовании…

Продолжения их диалога Егор не услышал, поскольку его самого взяли под руки две актрисы, мать и сестра жениха – они спорили, какую музыку ставить на свадьбе. Пожилая настаивала на Саре Брайтман, которая пела в «Кошках» и в «Иисусе Суперзвезде», а молодая ругала старьё и требовала LP, которая красиво свистит. Они обратились к Егору как «знатоку женского рока», и теперь он сам испытал момент изумления – как они узнали? – но тут же понял, почему Паша рекомендовал ему эту пьесу. Тот же профайлинг, конечно, они заранее пробили всех зрителей, и хотя Егор мало писал в Фейсбуке, там есть его плейлист…

Он посоветовал спорящим родственницам группу «Серебряная свадьба», из колонок тут же полилась песня «Пилоты», обе актрисы одобрили его выбор и пустились в пляс. Но к разговору присоединился ещё какой-то тип, заявивший, что все студийные записи – отстой, а настоящий драйв только в живых выступлениях, потому давайте мы что-нибудь исполним сами, устроим сюрприз молодым…

Так постепенно втянули в игру всех зрителей, и эта свадьба пела и плясала, распадаясь на мини-пьесы и мини-квесты, и судя по запаху, напитки в бокалах были отнюдь не бутафорские. Один только мрачный мужик за угловым столиком явно не хотел включаться. В простом тёмном костюме, с проседью в волосах, он выглядел солиднее других зрителей, и видимо, не был в восторге от такого бардака. А может, им просто не удалось ничего накопать о нём, и они импровизировали, но неудачно. Больше всех старалась невеста, она несколько раз к нему подкатывала, давая всем понять, что это старый друг семьи и у неё с ним «что-то было», и пожилой мужик в конце концов позволил себе немного подыграть, он неловко улыбнулся и что-то сказал невесте на ушко.

С женихом тут же сделалась истерика, он налетел на мрачного мужика и с размаху врезал ему по лицу так, что тот полетел с кресла. Музыка смолкла, все уставились на упавшего зрителя, который медленно поднялся, отряхнул пиджак, а потом вынул пистолет и дважды выстрелил в жениха. Кровь брызнула во все стороны, в нос ударила пороховая гарь, какая-то женщина завизжала…

В тот же миг вспыхнул свет, жених вскочил живой и поклонился, а за ним стали раскланиваться все остальные актеры, включая и мрачного «друга невесты», который так убедительно изобразил зрителя.

Расходились все молча, как пришибленные. На улице Егор попытался было вышучивать сценарий, но Ольга сказала, что он ничего не понимает в театре, и зачем вообще лезть со своим мнением по любому поводу. Ну, всё как обычно. Он не стал спорить, вытащил мобильник и заказал билет на утренний поезд.