Швец смотрел на стол и пытался понять, каким образом могут быть связаны женщины на фотографиях между собой. Каждая из них, казалось бы, представляла определенный типаж, несовместимый с остальными. И оттого поиск связующего звена неумолимо ускользал от детектива.

Первая – Элен Картер, потасканная продавщица с клоками пережженных белых волос. Двое детей, муж-алкоголик, работа в допотопном продуктовом на углу дома в спальном районе. По словам свидетелей, она считала себя чуть ли не богиней, хотя являлась обыкновенной стареющей шлюхой, которую уже никто не трахнет в силу ее возраста и уродства – годы выпивки и жизни в среде низшего класса оставили свой след. Красное, вечно опухшее лицо, серые заплывшие глаза, капризно поджатые узкие губы. Когда Элен смотрела на кого-либо, ее взгляд загорался неприятным огоньком и, казалось, что она вот-вот скажет какую-нибудь непристойность, дабы развеселить окружающих.

У нее была всего одна подруга – ее сменщица, целая куча знакомых и вечно пополняющаяся записная книжка. Элен обладала талантом легко заводить знакомства, но не имела ни капли тактичности или подобия воспитания, поэтому с людьми у нее не выходило наладить долгий контакт. Женщине нравилось высмеивать чью-то внешность, выискивать недостатки в каждом и, приправляя свои слова изрядной долей желчи, выливать их, как помои. Только такие же, как она – стареющие и пропитые, потерянные для общества личности, могли стать ее приятелями. Казалось, в районе сложно найти таксиста или сутенера, не знающего Элен. Среди проституток она была звездой. Девочки часто забредали к «Маме Кар», чтобы послушать истории о ее любовных приключениях или узнать что-то новое для своей профессии. Коронным номером Элен считался ее «заглот», который она без капли стеснения демонстрировала, засовывая в рот любой длинный предмет. Если появлялась новая проститутка на Шестой улице, то девушку сразу же отправляли к Элен. Женщина смеялась, осматривала новенькую, и начинала ее «обучать». Это называлось так. Поэтому первые, кто пришел, когда мама Кар исчезла, были три потасканные девицы. Они жалобно выли, разнося участок. Разумеется, ночным гостьям показалось, что виновата полиция. Но когда тело все-таки нашли, назревающий бунт среди проституток удалось подавить. Они поняли, что их враг не сидит в участке. Он бродит по улицам, отрезает пальцы и вырывает глаза. Говорят, что бизнес сильно упал – даже постоянные клиенты стали обходить притончики Шестой улицы.

Самое забавное, что отметил для себя Швец в биографии Элен, так это то, что женщина окончила педагогический университет и какое-то время преподавала химию. Интересно, все ли бывшие учителя в итоге опускаются до такой степени? Или Картер – исключение из правил? Как же из интеллектуальной одухотворенной девы вышла такая противная женщина? Что могло стать решающим толчком? Падение всегда начинается с чего-то.

Учитывая круг общения Картер, первыми, разумеется, были допрошены именно сутенеры и проститутки. Потом – стриптизерши и продавщицы, алкоголички и бывалые наркоманки. Никто ничего не знал. Никто не мог понять, кому захотелось залезть в те места и тронуть женщину, пользующуюся спросом.

Когда Швец переключал внимание на вторую потерпевшую, ему приходилось подавлять тошноту. Не менее отвратительный случай с такими же увечьями.

Мадлен Хартс, брюнетка, студентка колледжа искусств, отделение рекламы. Внешне она напоминала перекормленного ребенка с диатезом. Круглое лицо с алыми пятнами на щеках, относительно пышные формы, неумение (или нежелание?) следить за собой… На фотографии молодая женщина улыбалась – к счастью, не показывая своих кривых зубов. От нее так и веяло безрассудным отношением ко всему, к чему только возможно.

Как стало известно из допросов ее окружения, мисс Хартс потребляла легкие наркотики, спала с чужими парнями, имела завышенную самооценку и иногда рисовала какое-нибудь уродство. Ее хорошо знали сотрудники венерического отделения главной больницы, в котором Мадлен неоднократно лечилась от очередного «сюрприза». Ее могла убить любая недовольная девица, с чьим кавалером пышка связалась. Но незадолго до смерти Мадлен ударилась в веру. Она перестала носить откровенные наряды, заигрывать со случайными знакомыми, употреблять алкоголь и наркотические препараты. На момент смерти мисс Хартс было двадцать лет. Ее нашли на въезде в центр, в переулке между частными клиниками. Удивительно, но убитая девушка не знала Элен Картер, хотя имела с ней нечто общее – беспорядочные половые связи и венерические болезни.

Швец бы не удивился, если бы маньяк выбирал только проституток или девушек, похожих на них. Но третий случай перечеркивал гипотезу напрочь, и заставлял детектива искать другое связующее звено.

Потому что третья – самая любимая фотография у Швеца. Он всегда с особой нежностью смотрел на ныне покойную Эмму Руд. Если бы Джон имел детей, то хотел бы похожую дочь.

Четырнадцатилетняя девчушка с вулканом огненно-рыжих кудрявых волос. Про таких, как она, говорили: «их поцеловало Солнце» – россыпь веснушек сияла так же, как теплые лучи небесного светила. Эмма была сиротой, проживающей у дальней родственницы, но это не влияло на чувства опекунши к ней. Родные не всегда относятся к детям с таким теплом, как Анжела к Эмме. И, несмотря на это, девчушка не была избалованной или наглой. Она так легко заводила друзей, что даже самые агрессивные ребята хорошо к ней относились. Эми могла поделиться чем угодно, прибежать на помощь, нарисовать лучший портрет или просто обнять того, кому грустно. В школе все ее обожали, начиная от одноклассников, заканчивая учителями, и смерть девочки стала настоящей трагедией. Около сотни человек пришло на похороны. Плач стоял такой, что, казалось, стекла в костеле треснут и разлетятся на тысячи осколков. Швецу звонили днем и ночью, умоляли, чтобы нашли урода, надругавшегося над подростком. Детектив одинаково приветливо здоровался, обещал помочь, и думал, думал, думал. Отрезанный палец, вырванные глаза, и больше – никаких следов насилия. Можно было бы списать случай на очередного маньяка-педофила, но девочка осталась невинной, половые органы не повреждены.

Четвертая – последняя жертва, Рианна Дэвис, темноволосая лесбиянка, проживающая со своей девушкой в одной квартире несколько лет. Обеим было по тридцать на момент происходящего. Ненси Рис, ее сожительница, покончила с собой несколько дней тому назад, не выдержав смерти возлюбленной. Дамы встречались на протяжении пятнадцати лет – познакомившись в школе, они больше не разлучались. Известно только то, что мисс Дэвис не отличалась коммуникабельностью, и друзей у девушки не было. Брюнетка всегда старательно избегала чьего-либо общества, что объяснялось запущенной социофобией. Любой человек для нее был потенциальной угрозой. Любой, кроме Ненси. Но и та не смогла ее защитить, когда Рианна пошла домой другой дорогой. По показаниям Рис, в тот вечер они разругались и решили добираться из центра каждая своим путем. После нескольких часов тишины девушка забеспокоилась, но телефон возлюбленной молчал. Посреди ночи Ненси вызвали на опознание. И несчастная не выдержала такой потери.

Допрашивать родственников Рианны не имело смысла – когда они узнали о том, что дочь не интересуется мужчинами, ее выставили из дома и лишили наследства. Смерть не изменила их отношения – господа Дэвис не соизволили даже явиться на похороны, аргументировав это тем, что их ребенок умер за пятнадцать лет до этого.

Швец смотрел на фотографии и курил, нервно зажимая сигарету чуть сильнее, чем нужно. Хотелось бы закрыть проклятое дело пораньше и надолго уехать куда-нибудь отдыхать, но мужчина не искал легких путей и не перекладывал ответственность на других. Каждый раз, когда появлялся интересный заказ, брюнет рвался в бой, забывая о возможных рисках. Благодаря этому самому рвению к двадцати семи годам Швец имел около сотни шрамов на теле (включая четыре на лице), местами седые волосы и привычку спать с пистолетом под подушкой. Он прятал оружие в незаметных, но доступных местах – нож в спинке дивана, одна из выемок ножки стола – заточка, топор за шкафом… Даже в туалете, аккурат в щели между плитками, лежал острый скальпель. Швец не считал себя параноиком. Он просто знал, насколько небезопасно существовать там, где нечем защититься в случае внезапного нападения. А, учитывая больше десятка закрытых дел, недоброжелателей мужчине хватало.

Женщины приходили и уходили, постоянная партнерша казалась чем-то фантастическим, вроде гномов из какой-нибудь детской сказочки. Все они были либо слишком слабыми, либо меркантильными, либо требовательными… Нормальных дам ему не попадалось. Можно, конечно, иногда напиваться в клубе или баре, попутно угощая незнакомку, которая утром уйдет, но секс как таковой не особо волновал детектива. А к мужчинам Швец, в силу своего воспитания и прошлого, не мог испытывать какого-либо влечения. Он презирал гомосексуалистов, считая их чем-то вроде грязи в десерте жизни. Так говорил батюшка Август. А его мнение выше любых законов.

Мысль об отпуске не хотела исчезать. Но Швец понимал, что на его счету не хватит средств на поездку даже в ближайший городок. Гонорары разнились от случая к случаю, в перерывах между ними мужчина подрабатывал где придется – счета появлялись с периодичностью раз в месяц, и оплачивать их приходилось самостоятельно. К счастью, квартирка на Третьей улице вмещала только одного, поэтому Швецу не нужно было делить свое личное пространство с кем-то. Мысль о том, чтобы какая-нибудь скотина высказывала доводы о вреде курения и провонявшей табаком мебели, пугала не хуже хеллоуинских страшилок и лучших фильмов ужасов. Еще Швеца периодически напрягали беременные – он ласково называл их «инкубаторами человеческих личинок» и всегда обходил стороной. На то, разумеется, были свои причины, которые крылись в первой детской травме.

Окурок медленно дотлевал в пепельнице, забытый своим хозяином. Мужчина надавил на него, заставляя окончательно потухнуть. Струя дыма растворилась в воздухе, обжигая глаза.

Картинка в голове упорно не хотела складываться: стареющая потаскушка, любвеобильная студентка, зашуганная лесбиянка и добрый ребенок. Что, кроме пола и нанесенных увечий, может быть общим?

Все четыре убийства совершены в разное время, в разных районах. Никаких записок, карт или чего-то подобного, что иногда оставляют маньяки в качестве опознавательного знака. Явно «свой почерк», но о чем он может говорить?

И, самое важное – никаких свидетелей. Там, где находили тела, камеры слежения отсутствовали. Правительство Гротхена только внесло законопроект, по которому система наблюдения должна протягиваться по всем главным улицам и самым криминальным кварталам. Вряд ли его одобрят – одному из «отцов» города не выгодно подобное. Да и Швецу тоже. Он, все-таки, не всегда законно решал дела, и отправляться в тюрьму не собирался.

Количество улик огорчало – Швец не был потомком великого Холмса, чтобы разгадывать самые сложные задачи. Никаких отпечатков пальцев, заметных следов, криков, свидетелей с мест преступления… Рука профессионала. «Ладно, потаскух не жалко… Но чем же, сука, тебя задел ребенок?» – думал брюнет, расхаживая по комнате. Волосы лезли в глаза и раздражали. Тусклый свет уже надоедал одним своим мерцанием. Настенные часы смели заявлять, что время уже за полночь, пора бы прилечь подремать. Но Швец не имел права на сон, поэтому раз за разом возвращался к своим размышлениям. Назойливая мысль о том, что не хватает одной детали, вертелась в голове и пронизывала сознание насквозь.

Круги общения всех четырех жертв не пересекались. Ни одного общего знакомого или родственника. Но с кем они могли контактировать в интернете? Возможно ли то, что убийца находил жертв в Сети, завязывал переписку, договаривался о встрече и затем убивал? Но в этом случае полиция быстро бы его нашла. Вычислить адрес по ip отправителя – занятие легкое даже для школьника. Тем более, вряд ли каждая убитая почистила переписку перед смертью. Значит, не подходит.

С другой стороны, маньяк мог из интернета добывать информацию о своих жертвах – социальные сети просто находка для преступника. Многие, не задумываясь, выкладывают десятки фотографий, номеров, примерных адресов и записей о себе. При желании, всем этим можно воспользоваться, планируя какое-нибудь злодеяние, даже не зная лично объект своих намерений. Современные технологии – хороший инструмент для любого.

Связующая нить имела право скрыться и в вере – как известно, все четыре жертвы являлись католичками. Не слишком набожными, но все же… Маньяк мог заметить каждую в церкви. Верующий убийца? А почему нет? Тем более, католик. Швец питал к ним особую, нежную неприязнь. Ему доставляло удовольствие дискутировать о сифилисе среди кардиналов, о кровавых Крестовых походах, роженицах в монастырях в эпоху Возрождения, инквизиции (а как же «возлюби ближнего своего»? ), интригах вокруг Ватикана и, о, самая интимная тема – семейство Борджиа, что объединяло Италию, но и обрастало слухами. В связь между Чезаре и Лукрецией мужчина верил даже больше, чем в пресвятые табачные компании. А это уже многое значило для заядлого курильщика.

Музыка, кино, театры… Все четыре жертвы любили разное, их нельзя было встретить на одном мероприятии. Элен никогда не посещала культурных мест – ее интересовали замызганные кабаки, где на нее может найтись покупатель. Рианна старалась не покидать дома, а места скопления людей вызывали у нее панические атаки. Мадлен бегала по всем новым выставкам, каждый раз предлагая свои работы и получая отказы. Эмма ходила с приемной матерью на концерты классической музыки, на показы мультфильмов или доброго кино.

Болезни? Какие-нибудь медицинские показания? Элен и Мадлен наблюдались в венерическом – говорят, что у первой подозревали ВИЧ. Эмма была абсолютно здорова, и посещала раз в полгода медкомиссии от школы. Рианна время от времени пыталась работать с психотерапевтом, но каждый раз срывалась и исчезала с приемов. Но первые две жертвы точно не пересекались – допросы и данные говорят об этом. Информация, хранящаяся в медицинских картах, поступила едва ли не самой первой.

Еще одним вопросом, требующим ответа, были нанесенные травмы. Почему именно глаза и безымянные пальцы левой руки? Могла ли здесь быть какая-то психологическая или религиозная подоплека? Необходимо проконсультироваться со специалистом-теологом.

Швец не верил в случайности. Детектив знал, что связующее звено где-то близко, и чем скорее он его найдет, тем быстрее закроет дело и получит соответствующий гонорар.

Время приблизилось к утру. Небо посветлело, и самые первые лучи, которые так раздражали зрение, начали неугомонно пробиваться сквозь приоткрытые шторы.

За окном, на углу дома, стоял человек в темном плаще, с накинутым на голову капюшоном. Он внимательно смотрел на окна Швеца, стараясь запомнить детали. Затем, заметив приглушение света, незнакомец развернулся и медленно пошел по Третьей улице вдоль домов. Темная фигура скрылась среди новостроек именно в тот момент, когда детектив выглянул в окно.

Глава 1

Первый день октября выдался на редкость серым и дождливым. Свинцовое небо нависло над Гротхеном, то и дело пронизывая воздух громом и вспышками молний. Ручейки спешили по асфальту к канализации или ближайшей речке, ища себе подмогу в затоплении древних улиц. Люди прятались в своих домах, шумных барах, потертых магазинах и почти пустых библиотеках – словом, везде, где только могли оказаться. Большой город, казалось бы, замирал под властью разбушевавшейся стихии.

Отчаяние, скользившее по улицам в рваных башмаках, стучалось в головы прохожих, заставляя задуматься о сущности бытия. Кажется, именно в такие дни и совершается больше всего трагедий, а также берет начало в чьей-то голове экзистенциальный кризис. Впрочем, кое-кого это точно не касалось.

Она сидела в одном из уютных баров в европейском стиле, занимая угловой столик у окна. Красные перчатки небрежно ютились возле разноцветного меню на подставке, чашка ароматного крепкого кофе и тарелка с салатом «Цезарь» соседствовали у ее тонких рук. Девушка то и дело разглаживала нежно-голубое платье, подчеркивающее плавность черт ее фигуры. Назойливая светлая прядь постоянно выбивалась из высокого хвоста, но Маргарита не собиралась ее поправлять.

Она относилась к той странной категории невероятно чувствительных и ранимых девушек, скрывающих это за десятком выработанных временем защитных реакций и масок. Ей удавалось совмещать в себе любовь к кадрам снафф-фильмов и искусству, нежность к бродячим кошкам и ненависть к определенным людям, место в желтой газетенке и веру во что-то Высшее. Любимая музыка Маргариты состояла из тяжелого рока, фолка, менестрелей, средневековых мотивов, классики двадцатого столетия и бретонских народных. В ее гардеробе были и воздушные платья, и рваные джинсы с барахолки. В ней, казалось, собиралось все то, что могло быть в женщине – противоречивость, нежность, грубость, особая трогательность и ранимость. Блестящий ум не мешал невероятной чувственности. В жизни Марго питала две страсти: к странным мужчинам и рыжим девушкам. Последние постоянно бросали незадачливую любовницу, а от первых она убегала сама.

Очередной герой опаздывал – мисс Блэнк еще даже не решила, будет ли с ним спать или просто разговаривать вечерами. Пока что наглец задерживался минут на пять, но это причиняло некоторый ощутимый дискомфорт – подобное поведение больше присуще женщинам. Во всяком случае, по стереотипам.

Наконец, стеклянная дверь открылась, колокольчики звякнули и в светлое помещение с красными диванчиками и белоснежными столиками вошел мужчина. Несмотря на то, что Маргарита никогда не видела детектива, она была уверена – идет именно он. Дурацкое темное пальто, серый шарф, растрепанные волосы – несомненно, так мог выглядеть только известный Джон Швецский, все его существо говорило об этом. Даже походка, выдающая смесь уверенности и наглости. Когда Швец приблизился, догадка подтвердилась.

– Простите, задержался. Дрянная погодка, не выехать, – сказал он в свое оправдание.

– Ничего, – улыбнулась девушка. – Маргарита Блэнк. Вы, как я понимаю, Джон?

– Называйте меня Швецом. Мне так привычнее, – ответил детектив, чувствуя изучающий взгляд на себе. Да, выглядел он неважно: небритый, бледный, с темными кругами под глазами, в мятой рубашке и перепачканных брюках. Целую ночь провел за работой, но даме, скорее всего, этого не объяснить. Мужчина одернул себя – в честь чего он вообще должен ей что-то разъяснять? Они едва знакомы. Маргарита – всего лишь очередная дурочка, считающая, что может вытянуть информацию своим глубоким декольте.

– Я слышала, что дело Слепого доверили вам, – девушка сомкнула пальцы на чашке, после чего отпила из нее немного кофе. Швец мысленно отметил, что руки собеседницы напоминают паучьи лапки: неестественно тонкие и длинные, заканчивающиеся острыми когтями.

– Кого-кого? – переспросил детектив, отвлекшись от мыслей.

– О, Вы не знаете? Газетчики уже окрестили убийцу Слепым из-за того, что он вырезает глаза. Дурацкое прозвище, не так ли? Не понимаю, как эти коршуны растаскивают материал!

– Но Вы же тоже из прессы, – усмехнулся Швец. – Вам как раз-таки близки подобные вещи. Я должен дать интервью?

– Я с Вами встретилась не ради статьи.

– О, а ради чего? Пары ночей в экстазе?

– Фу, как пошло. Мне стало интересно, кто взялся за это дело. Связующих нитей не так много… И, мне кажется, я могла бы подсобить, – Маргарита прищурилась.

– Интересно чем? Покрасоваться и привлечь убийцу? – хмыкнул мужчина. Швец никогда не воспринимал всерьез журналисток.

– О, этим я не занимаюсь с юности, – поджала губы блондинка. – У меня полно собраний статей по этому делу.

– А Вы считаете, что другие не читают газет? – Джон одарил свою собеседницу еще одним насмешливым взглядом.

– А Вы не видите того, как изначально выглядят заметки журналистов, – напирала Марго.

– Они не представляют ценности.

– Ошибаетесь. Не у каждого полицейского такой острый глаз, как у хорошего автора. Некоторые детали порой ускользают при расследовании. Особенно, когда делом занимаются давно…

– Ваши доводы меня не убедят. Тоже мне, Синистер, – усмехнулся Швец.

– Потому что я – женщина? – вспыхнула блондинка, раздраженная тем, что детектив не собирался к ней прислушиваться. А ведь она действительно могла подтолкнуть его к разгадке!

– Потому что Вы хорошенькая женщина. И я с большей радостью бы Вас трахнул, чем слушал дальше, – спокойно парировал Швец, мысленно высчитывая, какой у Марго размер груди.

– Сомневаюсь, я по девочкам, – фыркнула она в ответ, ковыряясь вилкой в салате.

– А я по мальчикам, – усмехнулся Швец. – Передумаете – звоните.

– Могу сказать Вам то же самое. До свидания, Джон.

– Прощайте, Маргарита, – мужчина поднялся, махнул рукой и удалился.

Щеки девушки вспыхнули краской от праведного гнева. Да что этот индюк о себе возомнил?! Она могла бы написать о нем заметку, после которой к нему не пришел бы ни один клиент! Идиот! Самовлюбленный придурок! Какой-то гнусный детектив с самомнением размером с планету, фу!

А все-таки внешне он очень даже ничего. Нужно просто дать ему выспаться, расчесать и переодеть в чистое. Да. Тогда еще можно задумываться о каких-то непристойных предложениях.

В эту секунду Маргарита молча прокляла себя. У нее была привычка выбирать кого-то проблемного и вытаскивать его. Это отвлекало – тогда девушке не приходилось решать собственные проблемы, а заниматься чем-то полезным и добрым.

Расплатившись за свой обед, блондинка покинула бар. Теперь ее путь лежал на окраину, где оставалось неотложное дело, о котором не стоило знать кому-либо.

Тем временем Швец молча шел в полицейский участок – ему вот-вот должны были предоставить данные, необходимые для того, чтобы восстановить события последних дней жизни каждой из жертв. Одно время он даже там работал, но потом ушел из-за какого-то недоразумения, о котором предпочитает не вспоминать. Полицейские не всегда оказывали Джону теплый прием, за исключением его бывшей однокурсницы, Лори Грей, неугомонной девушки с обостренным чувством справедливости. Материнский инстинкт возник у нее слишком рано, поэтому она вымещала свою любовь и заботу на каждом. Благодаря мисс Грей у Швеца появился очаровательный зимний шарф в клеточку, который он даже не забывал носить. Единственное, с чем не повезло Лори, так это внешность: сломанный в драках нос сросся настолько ужасно, что представлял собой неясную загогулину, пухлые губы казались слишком большими на фоне остальных черт, маленькие поросячьи глазки постоянно вызывали жалость, а высокий лоб только дополнял картину. Черные волосы пачкались невыносимо быстро, поэтому девушке приходилось мыть их ежедневно, но к вечеру сальные пакли напоминали о себе. Она была влюблена в Джона какое-то время, что позволило ему побывать в архивах, куда обычным смертным вход запрещен.

В двадцатом участке на Карноби-стрит всегда пахло смесью пота, табака, кофе и жирной пищи. Звонки раздавались день и ночь, голоса смешивались, где-то звенел смех, кто-то плакал. В подвале в клетках неизменно сидели задержанные и ждали своей участи. Всего участок состоял из шести кабинетов, включая приемную на первом этаже. Нулевой этаж занимали четыре клетки и каморка охранника, в которую велась трансляция с камер наблюдения. Охранники дежурили по двенадцать часов – им разрешалось вздремнуть в течение часа и пообедать на рабочем месте. Офицеры, находящиеся в кабинетах, имели право курить и пить кофе, поэтому пепельницы находились на всех столах. Но есть у себя они не могли. Посетителям и подобные вольности запрещались. За исключением одного, открывающего дверь в участок.

Когда Швец вошел, ему сразу же помахала Лори, приглашая пройти за собой. Мужчина молча проследовал в указанный кабинет, не отличающийся ничем от других – полупрозрачные стены, часы на стене, несколько столов, стульев, шкаф и телефон. За столом, нервно вздрагивая, сидела женщина лет сорока, в черном строгом костюме. Морщинки в уголках глаз подтверждали ее возраст. Волнистые волосы пронзило сединой, кажется, совсем недавно. Некоторые пряди все еще отливали чернотой.

Лори махнула на нее рукой.

– Анжела Руд, опекун покойной Эммы. У тебя есть полчаса. Доведешь свидетельницу до слез – закрою на пару суток.

– Если посадишь к проституткам – буду только рад, – хмыкнул Швец и сел за стол, аккурат напротив Анжелы. Смотреть на несчастную было неприятно – горе оставило сильный отпечаток на внешности и повадках. Казалось, женщина вот-вот разрыдается или упадет замертво.

– Здравствуйте. Меня зовут Джон Швецский, я помогаю в расследовании убийства вашей подопечной. Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

– Я только и делаю, что отвечаю на вопросы. Никто еще не сказал, как мне дальше жить, если они забрали мою Эм! – Анжела поежилась, сдерживая очередной поток рыданий.

– Кем вам приходилась покойная Эмма Руд?

– Дочь моей племянницы. Ребекка умерла, родив ребенка. Муж от нее сбежал, паршивая псина! У Ребекки была только я, моя сестрица Анна скончалась от передозировки. Я заботилась о девочке с детства и до самого брака, и обещала, что смогу вырастить Эм. Видите ли, сама я была бесплодна, а детей хотела больше жизни. Малышка стала мне как дочь. Моя дочь… Моя маленькая, милая, – фраза оборвалась. Женщина глухо разрыдалась. Швец протянул ей платок, не понимая, как разговаривать дальше и что ему вообще стоит делать.

– Я понимаю ваше горе. Я здесь, чтобы помочь вам. Успокойтесь и мы продолжим, – на последней фразе он вдруг понял, что на месте Анжелы себе бы не поверил. Ну, вот какой толк от того, что ее десять раз расспросят? Она и так, судя по всему, на грани нервного срыва или чего-то в этом роде. Если уже не сорвалась, конечно.

– Да… Да, – затихая, произнесла несчастная.

– Вы знаете, с кем общалась покойная? – Швец постарался смягчить тон, но опять вышло не слишком дружелюбно.

– Разумеется. Всех своих друзей малышка приводила домой… Их было четверо: три девчонки и один мальчишка, забавный такой, тоже с веснушками… У меня сохранились их имена и адреса, если нужно.

– С кем виделась Эми в день убийства?

– Я не знаю. Но это точно был кто-то другой – ребята видели ее в школе… Она ушла в сторону дома, как всегда… Но не добралась…

Рыдания раздались с новой силой. Брюнет откинулся на спинку кресла и закурил.

– Как я понимаю, подозрений на кого-то конкретного у Вас нет?

– Какие подозрения? Эмми была чудесным ребенком… Она и мухи бы не обидела… Боже, мое дитя! За что Бог забрал мое дитя?! Она же тоже верила в него…

– Как часто вы посещали церковь? – резко сменил тему Швец.

– Каждое воскресенье, иногда Эмми ходила одна… Ей так нравилось величие соборов! Костелы привлекали ее внимание… Она хотела их рисовать… Моя девочка, моя бедная девочка! За что, Господи, за что?!

Швец вздохнул, приоткрыл дверь и позвал Лори. Девушка мгновенно подбежала к другу.

– Что? Ты все-таки довел ее до слез, паршивец?!

– Я не могу так работать. Поговори с ней сама, умоляю. Ты же женщина. Ты должна уметь нежнее обращаться с клиентами. Я не знаю, как успокаивать убитого горем человека.

– Я с ней уже разговаривала.

– Тогда отпусти ее! – чуть ли не заорал Швец, осознавая бесполезность ситуации.

– Ладно, – вздохнула Лори и прошла в кабинет. – Анжела, Вы можете быть свободны. Дальше я сама разберусь. Как что-нибудь изменится, мы дадим Вам знать.

– Да… Да… Спасибо, деточка.

Когда женщина покинула участок, Швец издал вздох облегчения и развернулся к своей подруге.

– А теперь рассказывай.

– Будто ты ничего не знаешь, – фыркнула брюнетка. – Если бы все было очевидно и просто, тебя бы не наняли.

– Спасибо, успокоила, – усмехнулся в ответ мужчина. – Я знаю, что вы не справляетесь без Швеца Великолепного!

– Можешь перечитать все показания. Больше ничем помочь не могу.

– Уговорила! – слишком наигранно поклонился детектив.

Лори рассмеялась, прошла к своему столу и вручила Швецу стопку бумаг.

– Развлекайся. У меня еще куча дел, – девушка хлопнула дверью и исчезла в веренице коридоров. Джон углубился в чтение.

«По словам свидетеля номер 3 (имя записано в отчете, перечеркнуть позже и исправить), последний раз потерпевшая была замечена на перекрестке возле булочной, где всегда прощалась с друзьями и продолжала путь в одиночестве. В среднем дорога от магазина до ее дома занимала семь минут. Владелец булочной не видел девочку, т. к. она прошла в другую сторону (Что ее повело?). Приблизительное время пребывания – 14:40 -14:50 (занести в отчет). Показания, данные свидетелями 1, 2 и 3 совпадают. Допрос продавцов магазинов округа не дал существенных результатов (Провести еще несколько допросов?).».

«Распечатка звонков и сообщений с номера телефона потерпевшей не дала результатов. Звонки только опекуну и школьным товарищам. (Ее кто-то встретил на улице? Она общалась по домашнему? Сделать запрос в компанию, обслуживающую те дома. Срочно!!!)».

Данные, занесенные в официальные бумаги, совпадали с черновиками.

Стоило Швецу перевернуть очередной ворох листков, чтобы разобрать записки-черновики, как Лори вбежала в кабинет, снова громко хлопнув дверью и кинув в Швеца его же пальто.

– Собирайся! У нас новое тело.