Отзывы на книгу «По направлению к Свану»

К Свану

"По направлению к Свану" недаром считается классикой литературы, а Пруст интеллектуальным новатором. Безусловно, обычному читателю, привыкшему к «стандартному» изложению материала, книга даётся с трудом из-за её текучести, насыщенности элементами, не имеющими прямого отношения к сюжету. Но это как раз то, чего и добивался Пруст, он работал со временем, с чувствами, а не с сюжетом. Если вы решили читать Пруста, приготовтесь дрейфовать по мыслям автора, как палочка по медленной реке, которую то примкнёт к берегу, то тихонько отнесёт на середину реки… это у меня из-за Пруста такой пространный комментарий :)

Кстати, Умберто Эко как-то собирал литературные курьёзы из области литературной критики и как образчик дурновкусия приводил чьи-то слова о том, что Пруста читать невозможно из-за дикого словоблудия и размазывания сюжета. Резюме критика было что-то типа «никто не будет читать книгу, в которой на 200-х страницах описывается как автор ворочается в постели»…

это потрясающая невероятная книга. писать дифирамбы бессмысленно ибо она как зеркало в котором каждый увидит свое отражение. объективного критерия для оценки подобной литературы не существует. сравнить ее ни чем нельзя. точнее можно но это совершенно пустое бессмысленное действие. для меня это не просто книга это терапия .

Как причудлива и удивительна порою наша жизнь, связывая прошлое и настоящее людьми, событиями, вещами...Связывая воедино таким непостижимым и непредсказуемым образом, что все происходящее кажется слегка нереальным и выдуманным, будто даже специально кем-то подстроенным, но нет, то именно жизнь, в которой, как мы знаем, совпадений не бывает...

Ведь кто мог даже предположить, что господин Сван из первой части книги, тот "мучитель" (в переносном смысле, разумеется), тот надоедливый гость, из-за которого мама не поднимается наверх в детскую спаленку, чтобы пожелать спокойной ночи своему малышу, станет когда-нибудь отцом твоей будущей возлюбленной и относиться к нему ты будешь совсем, совсем иначе!...

Книга состоит из трех частей, но я бы разделила вторую часть романа еще на две части: любовь счастливая и любовь мучительная, полная страданий, ревности, подозрений, проклятий, упреков. Эти-то части и составляют ядро настоящей книги (они мне, кстати, понравились и запомнились больше всего, в остальных частях книги слишком мало динамики, те больше для созерцания и неспешного размышления), ведь речь в них пойдет о любви-влечении-страсти - странных отношениях между Шарлем Сваном и его возлюбленной - Одеттой де Кресси, женщиной сомнительного происхождения и не менее сомнительного настоящего (Шарлю даже посылают недвусмысленные анонимки насчет нее и ее "добродетелей").

Эти главы книги вскрывают всю правду о непостоянстве некоторых характеров и о странных чувствах любви: Одетта обожает Свана, всегда свободна для встреч, - он обвиняет ее в низком умственном развитии, смеется над ее низким культурным уровнем и проч., стоит ей на минутку стать более недоступной. отказаться от встреч, начать общаться с другими мужчинами, которые, напротив, находят ее весьма и весьма обворожительной и обольстительной. как в Шарле просыпается дикая ревность (и любовь, по всей видимости), желание обладать не только ее телом, но и ее душой, ее мыслями, для него она вновь самая желанная, безукоризненная женщина на земле. Стоит ей признаться в своей любви к нему - его любовь тухнет и сдувается. Для него вообще любовь связана с непрекращающимися страданиями: их нет - нет и соответственно самой любви. Заканчивается глава весьма донельзя горькими словами, в которых слышится неприкрытое разочарование, мол, и на эту женщину я потратил лучшие годы своей жизни! женщину, которую я даже не любил! женщину, которая меня не достойна!

И что вы думаете, чем это все закончилось? Не буду спойлерить, но намекну отчасти: вся книга о мужском непостоянстве)

Поэтому третья часть книги для меня была еще более удивительной: Как же так, Шарль?

Третья часть, к слову, чуть скрашивается романтичным описанием первой любви - нашего главного героя, того, кого мама обычно целовала перед сном, к дочери того непостоянного господина Свана, тщеславного и чуточку сноба, который мог в пылу ссоры упрекнуть очаровательную и милую женщину - нет, не в ее развратности, а в дурновкусии: она, видите ли, не разбиралась ни в музыке, ни в живописи, ни в литературе. Странная это была какая-то любовь: вот разве будешь выискивать у любимого человека недостатки? А то было каким-то извращенным его наслаждением. Он вообще наслаждался по жизни странными вещами: мог пригласить неграмотную горничную в оперу и потом со знанием знатока расспрашивать ее о том, как ей понравилось услышанное и увиденное. По-настоящему образованный, культурный и интеллигентный человек, на мой взгляд, вряд ли будет кичиться своей образованностью и уж тем более ставить девушке в вину, что она чего-то там не знает.

Наглядно в романе показано и лицемерие светского общества: приторные улыбки и злобное осуждение (и обсуждение) друг друга за спиной. Вот в это-то обществ и стремится всеми силами попасть наш Сван, в этом-то обществе он и встретил когда-то Одетту: на счастье ли, на беду - кто знает...

Дивно написанный роман, в котором пробираешься словно по тропкам в лесу, Булонском лесу - Саду Женщин, как его любовно называет наш главный герой, мальчик, влюбленный в Жильберту Сван...Ах, эти метафоры, эпитеты, неожиданные сравнения и обороты речи - хотите привнести в свою жизнь чуточку красоты, обязательно обратите внимание на этот роман, одни описания церквей чего стоят! Вначале может показаться скучновато, зато потом, когда начнутся перипетии любовных переживаний Свана, будет не оторваться: сжигающая дотла ревность, доходящая чуть ли не до самоуничижения...

5/5, красивых книг много не бывает, мудрых книг и того меньше, а сочетание того и другого в одном произведении - и вовсе жемчужина...

О, да.... Я прочитала это произведение! Если б мне лет пять назад, сказали, что я прочитаю Марселя Пруста... Я бы не поверила. Нет, я любила читать с детства, но "В поисках утраченного" было для меня из разряда недосягаемой литературы...И вот с год назад я стала задумываться...А вообще, за последний год я стала меньше бояться книг. Бояться разочароваться в чтении... Бояться чувствовать себя глупой, при прочтении классики... Книга не для нашего поколения... Мы, я имею ввиду себя, простого читателя, не привыкли к таким произведениям. Это произведение, особенное. Восхищение вызывает сам язык, автор владеет им как никто другой... Потрясающие описания! Если б к этому языку добавить более ясный не такой расплывчатый сюжет, думаю, это произведение было бы популярнейшим на все времена. Но автор решил убрать формы, оставив только краски и образы. С одной стороны хочется отдать дань мастерству писателя, с другой стороны простому читателю сложно оценить в целом такое произведение, ведь мы привыкли видеть завязку и развязку... А ещё желательно с динамикой...

Приемы повествования, имеющие целью возбудить любопытство у читателя или растрогать его, некоторые обороты речи, вызывающие душевное смятение или навевающие грусть (мало-мальски сведущий читатель узнает в них шаблон, повторяющийся во многих романах), казались мне чем-то непроизвольным и естественным, — ибо я смотрел на новую книгу не как на вещь, имеющую много себе подобных, но как на единственную личность, в себе самой носящую основание своего бытия, — какой-то волнующей эманацией индивидуальной сущности «Франсуа ле Шампи». Под этими столь повседневными событиями, этими столь шаблонными мыслями, этими столь употребительными словами я чувствовал какую-то своеобразную интонацию и фразировку.

То что меня удивило, что при всей непохожести лично меня человека живущего в 21 веке, и главного героя (что одного, что другого) я узнаю свои волнения, свои страхи, свои желания в любви, свои ошибки, свои глупые намерения... Ох, если б я прочитала вдумчиво этот роман лет 20 назад я бы избежала стольких ошибок, но проблема, что я бы просто не смогла осилить даже первую часть, я себя знаю. Как жаль, что мы не учимся жизни на романах, но с другой стороны и как это здорово... ведь эти ошибки складываются в наш собственный опыт...Все описания чувств и мыслей героев кажутся настолько правдивыми, настолько настоящими, настолько твоими собственными, что это изумляет...Автор очень глубоко разбирается в психологии личности человека, в какие-то моменты задумываешься, что если вдумчиво прочитать несколько подобных книг, можно читать людей как книги... И безусловно вызывают улыбку некоторые подробности из жизни высших кругов французского общества того времени... Конечно, как я выше написала, я не такой ценитель и профессионал в литературе, и я не смогла в полной мере насладиться, принять произведение. Но безусловно, нельзя сказать, что ЭТО НЕПОХОЖЕЕ НА ДРУГИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, творение не стоит потраченного времени, и что такие произведения не нужно читать...

Ты слышишь меня, Марсель?

В тягучей вязкости страниц Он начинает говорить. Мир не будет ждать того момента, пока ты его нагонишь. Единственная гавань в безвременье настоящего момента - память. Его бесценная шкатулка, инкрустированная грубо позолоченными словами и безупречными мгновениями. Он открывает ее, и в обозримые дали мыслей уводит она Его... Неповторимость нынешней секунды плывет сквозь слова, паутина тоненьких кружев из случайно оброненных взглядов, шуршания шали, запаха леса. Никто не поспеет за своим прошлым, говорит Он. Но стоит попробовать.

Он оборачивается. Внутри Его сознания - пластилиновая мягкость облака когда-то вечером, и из этого отрывка Он построит пейзаж, время, людей. Вытянет, один за другим, каждый из осколков. Облако очертит небо, небо обрисует земли вокруг, а на землях этих, приобретая подвижность, окажутся призраки людей и их поступков.

Марсель, ты меня слышишь? Нет, кроме себя самого он не слышит никого. И не знает. Потрясающая по производимому впечатлению работа со словом. Слова безупречны, они вторгаются в мозг самым нахальным и непростительным способом, и вертятся на языке, что хочется их возвращать - так же уместно, так же непозволительно красиво, но... Сшибая с ног своей степенью погружения в кладези памяти, Пруст не оставляет возможности быть равнодушным. Он затронул непереходящую тему, взяв за отправную точку память и ее значение. Растворяясь в его жизни, в его словах, я временами заглядывалась в сторону, мысля уже о своей жизни и ее течении. Через него можно постигнуть себя: этот факт потрясает. Писатель из чужих и чуждых времен вдруг становится вехой собственного существования, протягивает нити своих впечатлений и дымчатых обрывков, и хватаешься за них, будто он - твой друг, твой соратник, твой наставник. Воспоминания сыпятся, сны никогда не заканчиваются, узоры слов немилосердны, безжалостны; слишком, избыточно полны.

Как не потеряться на сказочно многоэтажных ярусах чужой жизни? Как не уйти в безбожную созерцательность в ущерб настоящему и самому что ни на есть материальному моменту? Дышать и смотреть - заманчивая перспектива и страшное оружие в руках человека, подчиняющего себе текст абсолютно и безоговорочно. Всё постепенно смягчается вокруг, и, выныривая из очередного заплыва на бесконечную дистанцию, обнаружить себя, с чашкой на коленях анализирующего все свое житие-бытие, оказалось до боли легко. Топь, но столь сладостная.

Моя душа подчиняется неоспоримой красоте, но сознание бунтует против погружения. Чувствовать и осязать в себе свое прошлое - прекрасно и важно, но меня пригласили тонуть. Пруст задел меня, затронул, ударил наотмашь. Он завлек, поработил и стал верховодом моих мыслей, хотя теперь они были уже и не мои вовсе, - а Его.

Неоспоримым останется только послевкусие мяты в моем чае, и ветви бесчисленных свершений, которые протянутся сквозь мое тело, причиняя вполне ощутимую боль. Никогда в жизни мне не было так легко и одновременно так тяжело читать книгу. Как будто она обо мне, вот вся целиком, потому что вся из тумана и дыма, вся из тончайшего полотна - измени я время и лица, и передо мной потекла бы жизнь, такой, какой я ее вижу и понимаю. С легчайшими оттенками внутренних свершений, с незначительными словами, за которыми следуют значительные последствия. С тоской и болью, со счастьем и радостью. Текст меня обманул. Заставил поверить, что прошлое возвратимо.

Это была самая красивая выдумка моей жизни, самая полная и пустая книга моей жизни. Потому что я очнулась, закрыв эту книгу. А тут - смотри, вот она, твоя жизнь. Не выпускай из рук ленты своей жизни, и не тяни эту ленту назад, оттуда почти невозможно вернуться... Марсель, мне тоже есть, что тебе рассказать. Стоит мне заварить себе, пожалуй, чая. Принеси, пожалуйста, печенье. Слышишь?

Ты слышишь меня, Марсель. Память, шкатулка без дна.

Интересно, немного неожиданно, но рекомендую. Однако оценку ставлю не столь высокую. Хотелось бы обсудить с теми, кому история не по душе.

Как-то так внезапно, вдруг, получилось с этим романом, что я его взялась читать. И люди опытные мне еще намекнули - не все так просто с ним. А непросто, оказалось, начиная с переводов.

О том, что существует несколько переводов, я узнала, когда открыла аннотацию к изданию книги, на которую когда-то давно положила глаз, и по случайности - а в жизни ничего не бывает случайного - это оказался перевод Елены Баевской. Собственно, и аннотация подталкивала к тому, чтобы и скачать книгу именно в переводе Баевской. И там она в предисловии объясняет, почему же состоялся этот, который уже по счету, перевод, и главное - для чего. Ведь есть еще классические - перевод Адриана Франковского, сделанный еще в 20-годы, и перевод Николая Любимова, сделанный в 70-х. И менее известный - Андрея Федорова. Зачем же еще один перевод?

Во, первых, на этот вопрос отвечает сама Баевская, ссылаясь на французское издание 1989 года, с которого и был сделан перевод и проведена нешуточная работа с черновиками и прочими материалами автора.

И во-вторых, прочитав книгу, хочу сказать, что мне скучно не было. Отнюдь. Я не могла оторваться. Притом, что я человек по образованию и профессии далекий от литературы и филологии как науки. И не очень разбирающийся в том числе в модернизме-постмодернизме. Мне либо нравится, либо - нет.

Но я просто подпадала под очарование слога. Сказать, что у Пруста образный слог - это ничего не сказать. От так вкусно и медитативно рассказывает, что остается только следовать за ним в каком-то трансе. Чего бы это ни касалось. Впечатлений детства, описаний природы или тем, как автор доносит до нас музыкальные впечатления, и при этом в ход идут все органы чувств. Описывается какой-то момент, а нам хочется, наверное, как и расказчику, удержать этот момент в руках, не отпускать. И в тоже время накрывает с головой ощущение, что мы уйдем, а это все останется.

Тяжелее было уже с любовными переживаниями Сванна. Тяжелее и в то же время проще. В чем-то проникаешься его драмой, а в чем-то - нет. Со стороны многое виднее и понятнее. Так же, как и то, как человек сам себя изводит. Любовь бывает и недоброй, в том смысле, что каждый любящий - эгоист, и если в силу характера человек позволяет себя наслаждаться своей властью над другим... В общем, о чем тут говорить. Мне этот немаленький кусок напомнил Флобера.

И - то, что хотела сказать о переводе Баевской. Он мне показался намного художественнее и поэтичнее, более живой, где все чувства вовлекаются в процесс, перетекая даже в другое качество.

PS. Позже, чем писались все эти слова, натолкнулась аж на две статьи, помвященных переводам Елены Баевской. Это "Метафизика ремесла" Натальи Мавлевич, из которой нн могу не привести хотя бы кусочек

Впечатление такое, будто промыли стекло или стерли пыль и наконец ясно проступило изображение. Текст задышал, и полной грудью вздохнул читатель. Для меня доказательством адекватности перевода стало то, что, читая его, я, точно так же, как при чтении оригинала, должна была каждые несколько страниц откладывать книгу, не от усталости и перенапряжения, а от волнения. Хотелось немедленно с кем-то поделиться...

И вторая статья известного переводчика Веры Мильчиной, где она, в частности, сравнивает перевод Баевской с другими переводами:" Однако когда читаешь новый перевод, об этом не думаешь; кажется, что все сделано легко, без усилия. Случаи, когда хочется заглянуть в оригинал и проверить, а что там, собственно, было у Пруста,— сравнительно редки. Любимовский перевод вызывает такое желание очень часто — как иначе убедиться, что Пруст писал не тем усредненным, а порой и вульгарным языком, каким он зачастую изъясняется по воле Любимова? Перевод Франковского заставляет вспоминать об оригинале реже, но не потому, что он безупречен, а потому, что Франковский гораздо чаще сохраняет в неприкосновенности структуру французской фразы. Для понимания того, что было у Пруста, это скорее удобно; для понимания того, что хотел сказать Пруст,— скорее нет. Чтобы сделать Пруста по-настоящему внятным, его бесконечные, сложно составленные фразы необходимо подвергнуть многочисленным трансформациям. Баевская так и поступает: французские конструкции и обороты она заменяет своими — адекватными, но удобочитаемыми и даже, я бы сказала, уютными.

Один простенький пример. Я думаю, даже те, кто Пруста не открывали, слышали, что у него упоминается какое-то то ли печенье, то ли пирожное "мадлен", которое герой съел — и сразу "вспомнил все". Так вот, у Франковского повествователь ел дословную "маленькую мадлену", у Любимова — творчески переработанный "бисквит", у Баевской же ему достается печенье "мадленка". Очень по-домашнему и очень естественно по-русски (можно было, кстати, пойти дальше и назвать печенье "магдалинкой", ведь эта самая petite madeleine как раз и есть маленькая Магдалина; французы вообще любят религиозные кондитерские изделия, у них до сих пор в хороших булочных можно увидеть "монахиню" — эклер из трех шаров, поставленных друг на друга на манер снежной бабы).

Фразы у Пруста такие длинные и сложные, что никакого окончательного, раз и навсегда возведенного в эталон перевода его романа, видимо, не может существовать в принципе. Раз и навсегда можно перевести только фразу: "Я вас любил". А Пруст позволяет расставлять свои слова в переводе очень многими способами. Да и слова эти могут быть разными; одно дело употребить ученый термин "метемпсихоза", как сделали предшественники Баевской, а другое — написать "переселение душ". Говорят, у компьютерщиков есть выражение — "дружелюбный интерфейс"; так вот, я бы сказала, что перевод Баевской — это перевод с дружелюбным интерфейсом. Он не упрощает Пруста, но облегчает общение с ним. А общаться с Прустом в высшей степени интересно. В молодости мне казалось, что главное там — про любовь и про ревность; потом выяснилось, что ничуть не менее, а то и более интересно — про социальную стратификацию общества и про то, какие у каждого слоя и сословия есть предрассудки и фанаберии. И что такое снобизм. Очень умно и очень актуально."

Вы когда-нибудь пытались проследить за мыслями у себя в голове? Когда от одного воспоминания вы перескакиваете на другое, непонятно чем связанное с первым, потом возвращаетесь обратно, а в итоге просто думаете как прекрасны кусты боярышника рядом с домой вашей тетушки, у которой вы гостили в раннем детстве. Мысли в голове человека настолько хаотичны, что часто мы просто не замечаем их. Однако же, они существуют. И они постоянно находятся в поисках, в поисках утраченного давным давно воспоминания, чувства, мысли, открытия, в вечных поисках утраченного понимания всего сущего. Ум наш, подобно охотнику за жемчугом, все глубже погружается в мысли и воспоминания, ковыряется в давно минувших днях, пытается нырнуть как можно глубже, чтобы наконец-то найти нечто, что дарует покой. Вот таким образом и строится произведение Пруста. "В сторону Сванна" это лишь первая часть огромного романа, словно зеркало, отображающего всю жизнь, со всеми ее противоречиями и скрытыми механизмами. Это роман не об одном человеке, но про всех, про все возможные формы жизни. Это одновременно история и служанки, и ее госпожи, история ребенка и родителя. Пруст создал нечто по истине невероятное. Вот только читать такой поток мыслей весьма тяжело (как оказалось даже современники автора считали его роман слишком многословным, что уж говорить про наше поколение).

Преступая к знакомству с данным произведением, я решила испробовать проверенный вариант и нашла два варианта озвучки "В сторону Сванна". Вот только обе мне не понравились. Одна была времен аудио кассет, поэтому имела посторонние шумы. Во втором случае монотонность чтения мешала понять смысл текста, огромные предложения Пруста оказалось тяжело воспринимать на слух. Мне пришло перейти к самостоятельному чтению. В принципе, я уверена, что можно было бы озвучить "В сторону Сванна" самым что ни на есть выигрышным способом, достаточно менять скорость чтения в определенных местах. С другой стороны, возможно, такой поток мыслей и правда лучше читать самому, дабы иметь возможность прокручивать понравившиеся моменты по кругу (чем я со спокойной совестью и занималась). Ведь по большому счету, мысли Пруста так схожи с потоком мыслей любого другого человека.

Итак, аудио формат был отвергнут. Пришло время столкнуться с трудностями чтения глазами. У меня в наличии оказался прекрасный электронный вариант "Сванна" от "Иностранки", богатый примечаниями и комментариями от издательства. Это сильно помогало в понимании текста. Но и этого мне было мало. Я захотела бумажную версию. В библиотеке смогла найти старое издание 1973 года с пояснениями поскромнее. Также сравнение переводов привело меня к мысли, что "Иностранка" явно поставила перед собой цель немного упростить сочинение Пруста. Нет, вы не подумайте, размер остался таким же, предложения все так же бесконечны, тем не менее в новом издании сами слова и обороты речи выглядят более удобными для восприятия. Возможно, это лишь субъективная оценка, и все же, взяв книгу из библиотеки, я не отказалась от электронного текста полностью, часто обращаясь к его версии перевода в самых тяжелых случаях. Впрочем, чем больше страниц остается позади, тем проще читать "Сванна".

Первая часть грандиозной эпопеи "В поисках утраченного времени" начинается с истории ребенка, испытывающего муки при отходе ко сну. Казалось бы, зачем об этом столь подробно писать, кому интересны эти детские переживания, с годами погружающиеся в забвение. Позже задумка автора раскрывается. Рассказчик, с чьим детством мы знакомимся в таких подробностях, позже вырастает в настоящего писателя, и, как часто это бывает, его юность, его окружение, воспитание и впечатлительность, играют не последнюю роль в будущем. Особое место уделяется господину Сванну (любопытно, что в старом издании его фамилия писалась с одной н, а в "Иностранке" пишется именно Сванн). Впервые мы видим этого человека даже не глазами рассказчика, но глазами его родителей, друзей Сванна. Очень верно, не правда ли? Разве в нежном возрасте мы не перенимает интересы и оценки наших родителей, выдавая их за свои, разве не стремимся показать свою солидарность по отношению к семье? Так Сванн по началу кажется читателю вполне интеллигентным мужчиной, по воле злого рока, женившегося на кокотке. И только во второй части романа нам открывается вся правда.

Скажу прямо, больше всего мне понравилась именно подробная история жизни Сванна, а не переживания маленького мальчика в начале произведения. Вполне возможно это по той причине, что вопросу любви я уделяют достаточно много внимания и размышлений, а тут такой подарок от Пруста. Дело в том, что автор прослеживает возникновение влюбленности с самого начала, затем подробно знакомит нас с ее развитием, с тем как человек воспринимает ее и чем в действительности такое чувство одаривает своего хозяина. Я пишу "влюбленность", дабы ограничить понятие любви от той скверны, что ей приписывают, хотя сам Пруст назвал чувство своего героя "болезнью". Как по мне, в этом и кроется гениальность писателя. То, что у истоков легко можно спутать с искренним и чистым чувством, на самом деле является не чем иным как болезнью, отравляющего жизнь человека. Пруст рисует картину этого случая настолько четко и при этом осторожно, что сперва читатель и не видит подвоха. То есть осознание недуга приходит со временем, как и в настоящей жизни. Как и в настоящей жизни, думается, что можно в любой миг остановить наваждение, сбросить с себя недуг, словно надоевшее платье, а в итоге оказываешься в ловушке, из которой не видно выхода. В такую вот ловушку и угодил достаточно умный и изворотливый господин Сванн, как и прочие до него уверенный, что успеет "выздороветь" в критический момент. Однако, что бы я сейчас не написала про сюжет, все это будет слишком поверхностно и кратко, слишком плоско и не достаточно красиво. Лучше всего предпринять путешествие "В сторону Сванна" самостоятельно.

Неспешное повествование не всем по вкусу, впрочем, как и многословность, поэтому могу понять почему автор с таким трудом опубликовал рукопись в свое время. Сейчас, судя по рейтингу книги (4,1), Пруст тоже не пользуется всеобщей любовью. Зато на мой взгляд, роман потрясающий. Он создан для того, чтобы не торопиться, чтобы задуматься, со всех сторон рассмотрев жизнь, как она есть. Роман создан для того, чтобы встретившись на его страницах со своим собственным двойником (при условии узнавания), осознать в тишине и спокойствии нечто важное для своего личного и духовного роста. Медленно погружаясь на дно собственной памяти, есть вероятность обнаружения чего-то давно забытого и потерянного, но не потерявшего своей ценности. Разве такое произойдет с книгой, где преобладает динамика и постоянные диалоги? Сомневаюсь. Именно по этой причине нам следует дорожить классикой, полной умиротворения и созерцания, ведь обилие слов отнюдь не означает пустословие, а краткость лишь изредка является сестрой таланта.