Появление Мишки в нашей жизни было самым романтичным. Однажды темным и вьюжным декабрьским вечером я поехала на южную окраину Москвы – по делам. Но было не до дел: в хозяйской кухне сидел очень милый немного знакомый мне человек, глубоко расстроенный. На коленях у него помещался довольно крупный котенок из тех, которые мне всегда нравились: пуховый, дымчато-пятнистый и с роскошным хвостом. Мне тогда показалось, что его немного портит белое асимметричное пятно на морде, но вот уже больше пятнадцати лет мне так не кажется. Котенок заводил глаза к небу, махал ресницами (не путать с глазными вибриссами! у него были самые настоящие ресницы, длинные и пушистые – и сохранились навсегда) и, казалось, прощался с белым светом. И было с чего: вокруг ног его естественного защитника и покровителя вились взрослые кот и кошка и непрестанно шипели. Визави с оным защитником сидел крупный черный лохматый пес и непрерывно лаял.

Несколько человеческих участников этой сцены тоже выглядели весьма расстроенными, то есть выступали на стороне котенка. Но что они могли поделать, если неумолимые силы судьбы обрушились на это беспомощное существо? Женская часть семьи его хозяина заявила, что достаточно в доме одной кошки, матери вышеописанного, а держать при ней сына – непозволительная роскошь. Его крестница-школьница договорилась с подружкой, которой очень хотелось пушистого котенка, что та его возьмет. Вот бедный хозяин, очень котенка любивший, сунул его за пазуху и при ужасной погоде (см. начало) повез через всю Москву с севера на юг в семью крестницы. А когда привез, то позвонила подружкина бабушка и сказала, что они с внучкой поругались и в наказание никакого котенка той не будет. Оставалось только немного передохнуть в не очень располагающей обстановке, снова засунуть страдальца за пазуху и тащить обратно через весь громадный вьюжный и темный город в дом, где был обеспечен более чем холодный прием.

Мне стоило героических усилий смолчать, но я смолчала. А приехав домой, сказала мужу:

– Давай возьмем котенка, – и вкратце описала ситуацию.

Никакого особого энтузиазма глава домашней церкви (в дальнейшем для краткости будем называть его Я. Г.) не проявил, вяло пробормотав, что-де если ты очень хочешь, то возьмем, но ведь мы договорились жить без животных; это очень сковывает, не будет никаких совместных поездок и вообще ответственность… Вопрос повис в воздухе, а для настаиваний было уже поздно.

Важно, что все это было во вторник. В среду Я. Г. отправился на работу, а ко мне приехала коллега. И тут по комнате, где мы сидели, по четкой диагонали, нагло, враскачку, гремя когтями, прошла большая МЫШЬ. Я немедленно позвонила мужу и твердо сказала:

– У нас мыши. Наташа свидетель. Берем котенка.

В трубке раздались вздох и согласие. Я молниеносно позвонила несчастному хозяину и мигом его осчастливила. Только договорились, что он привезет котенка с утра в субботу, чтобы мы закупили необходимые ему предметы и продукты и смогли быть с ним весь день до вечера, чтобы привык.

А в четверг, когда Я. Г. пришел с работы и ужинал, по кухне наискосок не торопясь прошла мышь поменьше. Тут моя жизненная опора, слегка вздрогнув, задалась вопросом:

– А нельзя попросить, чтобы его прямо сейчас привезли?

Но договор есть договор, и котенок появился утром в субботу. Как полагается, он тщательно обошел всю квартиру и завалился спать. К вечеру проснулся и еще раз обошел квартиру, причем проделывал какие-то таинственные телодвижения (очень было похоже на ритуальный танец) на мышиных трассах. И поел.

С тех пор мышей в доме не было. И мы с удовольствием представили себе, как они в панике пакуют чемоданы, защемляя друг другу лапы и хвосты, и переругиваются хриплым шепотом.

А Я. Г. с тех самых пор стал самым верным и любящим Мишкиным другом. И вовсе не из-за мышей, а по душевному расположению.

Как он стал Мишкой

Мишкой он стал очень скоро, приобретя заодно парадное (практически неупотребляемое) имя Муркелъ-Муркис де Миша (первое слово немецкое, второе литовское, остальное, понятно, французское, но по-французски пишется demi-chat, то есть полукот, и подразумевается, что на другую половину – существо более высокого ранга). Наряду с этим именем он со временем приобрел еще несколько обиходных кличек: Михрюндий (в минуты веселья или безобразий), Котарх (в знак почтения к пышной красоте и величественному виду зрелого возраста), Котауси (плагиат из Чуковского). Однако при антиобщественном поведении Мишку называли Мордарий, потому что общее благородство (его и наше) не позволяло сказать запросто ах ты, морда. Но очень часто его звали без затей попросту Кот. Еще несколько кличек обуславливалось внешним видом, и о них ниже. А почему Мишка – на этот вопрос мы через несколько лет отвечали одному священнику:

– Видите ли, батюшка, он был в детстве очень похож на медвежонка-гризли: лапы толстые, ходит загребая, лобастый и крупный.

На это батюшка осчастливил нас притчей:

– Вот видите, что значит наречь слова вещам: вы его назвали Мишкой, и он стал думать, кем ему лучше расти, котом или медведем. В конце концов решил, что котом все-таки лучше, да уж поздно: видите, какой большой вырос.

Вырос действительно большой: всю свою взрослую жизнь весил 6,5 кг, причем жирным не был, а, по Высоцкому, только челюсти да шерсть. И очень мощные мускулы. И чудовищной величины и остроты когти. И огромные клыки в тех самых челюстях.

Всю свою жизнь с котом мы (бестактно, как постепенно выяснилось) гордились тем, что при первом знакомстве с ним большинство людей восклицает «Ой, какой огромный!» или что-то еще в том же роде. Иногда, правда, заметно было, что его это не радует, и чем дальше, тем больше. Потом я прочла, с каким раздражением реагировал на тот же возглас относительно себя при тех же обстоятельствах Сергей Довлатов. И призадумалась о судьбах людей и котов.

Родословная

Для беспородного кота не такая уж и плохая: папа сибиряк, а мама голубая турецкая ван. Для непосвященных: турецкие ван – это та порода, которую (неправильно) называют ангоркой: белый пух (не путать с персами, которые на фоне ван просто жесткошерстные) и палевые ушки и хвост, очень пушистый. Так, у Мишкиной мамы они, то есть ушки и хвост, были голубыми. Между прочим, турецкие ван умеют и любят плавать. А Ван – это озеро в Турции, так что в минуты досады мы Мишку называли и Турксиб, хотя кто сейчас уже помнит, что была такая великая стройка социализма Туркестано-Сибирская железная дорога, тем более что в «Золотом теленке» она описывается под псевдонимом Восточная магистраль.

Мишкино же отношение к воде было довольно специфическим: временами тяга, временами страх. А вот один из его потомков в зрелом возрасте вернулся к обычаям предков. Но обо всем в свое время.

Внешность

Минуя голенастый подростковый возраст, когда кот рос в длину по горизонтали (туловище и хвост) и в высоту по вертикали (лапы, лапы и еще раз лапы) и решительно игнорировал ширину, перейдем к описанию Мишки в расцвете сил, который длился более десятилетия – с двух до двенадцати лет, а при приближении четырнадцатилетия, после некоторой заминки, наступил вновь в связи с переменой обстоятельств.

Начнем с того, что описать его невозможно. Мордой он смахивает на енота (темные пятна под глазами, доходящие до щек), спиной – на треску (темная полоса вдоль хребта и по бокам пятна; затем эти пятна переходят отчасти в полоску, отчасти в клетки, так что называли его и кот-рыбка, а однажды назвали шахматным котом). Нос с небольшой горбинкой. Эта деталь достойна более подробного описания. То самое белое асимметричное пятно похоже на слегка сдвинутый от центральной оси мордочки почти прямоугольный треугольник (самый острый угол – на лбу). Поэтому носик розовый (по интенсивности розового цвета определяется самочувствие кота: когда он бодр до чрезвычайности, носик ярко-розового цвета, а когда не очень – цвета бледной чайной розы). Но правая ноздря выходит за границы белого треугольника, поэтому на ней темное пятнышко, похожее на родинку. Очень симпатичное.

Из-за носа с горбинкой у нас однажды возникла было идея сравнить его профиль с ахматовским, но мы эту идею сразу же отвергли по той весомой причине, что у Анны Андреевны отнюдь не было полосатых щек. И вообще, это люди бывают похожи на котов, а коты на людей, как ни странно, никогда.

С годами, всматриваясь в котовую морду и размышляя над его повадками засадного животного, мы сделали открытие: вертикальные полосочки над глазами кота изображают… глаза, причем с крайне неприятным выражением. При неясном свете можно подумать, что кот бдит и чрезвычайно недоволен жизнью (на страх мышам), а на самом деле он мирно дремлет, параллельно осуществляя мощный психологический нажим.

Но возвратимся к описанию неописуемой внешности. Брюхо у Мишки белое, но если присмотреться, то убеждаешься, что кот застегнут на три пуговицы, потому что в трех местах на белом серое с одного бока подходит к серому с другого бока почти вплотную. Очень мощный затылок, и на нем пять темных полосок. Макушка бархатная, темно-голубая, и полосочки эти выглядят как спускающиеся с нее косички. У грозного и ужасного Мики, который еще будет время от времени упоминаться, тоже пять полосочек на затылке. Интересно, это у всех котов, склонных в той или иной степени к полосатости, или только у некоторых? И если у некоторых, то не является ли это знаком достоинства вроде эполет?

Хвост ровного дымчатого цвета и очень длинный и по всей длине одинаковой ширины (значительной). Между пальцами густо растет шерсть. Сначала это меня немного огорчало, потому что такое свойство было в книжке про Маугли у отрицательных красных волков. Но потом я успокоилась тем, что на всех не угодишь, а Мишка даже без этой шерсти никак не тянул бы на положительного волка, потому что как-никак кот. А выглядит это довольно привлекательно. Лапы у кота поперечно-полосатые, и почему-то шерсть на них отливает перламутром; полоски дымчатые и бежевато-палевые. Имеют место белые перчатки и носочки; на одной задней лапе еще и белая повязка над коленом, что часто наследуют потомки. Грудь белая и пушистая до чрезвычайности; полное впечатление, что над жилетом – жабо. Очень крупная голова, а уши небольшие и с закруглением на концах. Невероятной пышности бакенбарды, придающие этому в значительной степени тигрообразному коту нечто львиное; эти бакенбарды растут к тому же на очень полных щеках, так что морда кота буквально поперек себя шире, что впечатляет, особенно на фоне общей громадности.

Однажды на Пасху некое духовное лицо, дабы доставить мне пасхальную радость, привезло в гости другое духовное лицо, высокого сана и очень сдержанного нрава. На звонок и пасхальное приветствие я открыла дверь; Мишка сидел на табуретке у входа и смотрел с интересом. Высокий гость должен был войти первым, но медлил в дверях. Его спутник сзади сказал: «Ну, проходите же, отец игумен», на что отец игумен воскликнул: «Что значит проходите, когда я его боюсь!» А Мишка всегда перед духовенством благоговел и вообще никого из людей не обижал (почти).

Глаза у Мишки при этом желтые с зеленым наружным ободком; когда смотрит пристально, то выражение имеют слегка совиное, что и позволило однажды очень образованному человеку заметить, что кот похож на Афину Палладу (постоянный ее эпитет в античных текстах – совоокая). В общем-то глаза эти нормального для кота размера, но на громадной морде выглядят небольшими и посажены наружными уголками не вверх, а вниз, что в совокупности с немаленьким носом усиливает впечатление тигриности. Когда мы к нему только-только привыкали, Я. Г. одарил его эпитетом «бонсайный тигр» в честь знаменитых японских карликовых деревьев, потому что немецкое обозначение кота Stubetiger, «комнатный тигр», нам кажется маловыразительным. Дальние дачные соседи, которым он не был представлен, звали его «котмордоворот», что вначале вызвало мгновенную отрицательную реакцию Я. Г. («на себя б посмотрели»), но постепенно стало употребляться и нами. Еще мы называли его гармошкой, когда хватали и тащили с медицинскими целями, а он при этом издавал полувздох-полумяв, действительно очень похожий на звук, издаваемый гармонью, если ее быстро растянуть или сложить. Наш (и Мишкин) друг называл его иногда деловой веник; я не понимаю, что это может значить, но звучит смешно и говорилось с любовью.

Короче – Мишка красив до невероятия и не вполне обычен, хотя прежде всего бросается в глаза величина. Морда способна выражать разные чувства, но об этом позже.

Походка на продольно открытом пространстве (например, на садовой дорожке или в длинном коридоре) тигриная абсолютно, за исключением одной детали: да, загребает лапами, ставя одну перед другой, низко опущена голова, взгляд исподлобья, – все это так. Но вот хвост поднят, изящно изогнут, как страусово перо, и грациозно покачивается. Это знак того, что кот всем доволен. По улицам дачного поселка, конечно, ходит более скромно и даже иногда рысит, хотя вообще склонен блюсти достоинство и вести себя чинно (увы, в основном на людях).

Еще одна тигриная особенность телосложения: шкура ему как будто бы немного великовата, так что иные дерзкие незнакомцы подчас обвиняли его в пузатости. Ничего подобного, это шкура висит. А устроено это для того, чтобы враг, если схватит зубами, схватил бы шкуру, а не само тело. Так и вырваться легче, и вреда меньше.

Виды походки: шаг, рысца, галоп и полет. Шаг описан выше: тигриный, чуть вперевалку. Шагом Мишка на даче уходил по своим котовым делам или возвращался домой, если не был голоден. И по дому ходит в основном шагом. Полет применялся при удирании от больших собак и при изгнании других котов с участка, если добром не уходят. Впечатление феерическое: легко (на самом деле, наверное, с очень большой силой) отталкиваясь от земли, кот пролетает метра два, вытянувшись во всю длину, а хвост при этом с каким-то замедлением развевается сзади. Галоп – при переходе людного места, при погоне за кошкой или если очень кушать хочется. Рысцой кот трусил по обочине опять-таки по своим котовым делам или возвращался домой, если кушать хочется, но средне.

Есть у него одно подлое свойство: если он на даче возвращается домой, даже торопясь, и застигает кого-то из нас, людей, на садовой дорожке или – что гораздо чаще – в цветниках, то тотчас с томным мявом валится на спину и требует, чтобы ему чесали подбородок и гладили по головке. Может, быстро переворачиваясь, намекнуть и на настоятельную необходимость чесания боков. Все это значит, что если его не любят, то он может и уйти. И горе нам, если почешем-погладим так, что он усмотрит в этом небрежность, – повернется и уйдет воплощенным укором. Конечно, лучше всего взять его на руки и потащить в дом; тогда раздается громкое триумфальное мурлыкание. Но если чесание достаточно выразительно, а кушать очень хочется, то и сам пойдет. Это, конечно, очень мило, трогательно и грациозно, если не учитывать все-таки немалый вес кота и то, что при работе в саду руки всегда чем-то заняты (не говоря о том, что испачканы), а поясница, как говорится, отламывается.

К концу летнего сезона Мишка «загорает», из голубоватого становится буроватым. Совершенно камуфляжная расцветка для позднего лета: у нас есть фотографии его в травке под кустом гортензии, так на этих фотографиях отыскать его невозможно. Сначала приходится изучать все белые пятна, кто из них соцветия гортензии и кто – Мишкина манишка. Потом соображать, в какую сторону от манишки он на этот раз развернулся, и искать лапы. Туловище и хвост находятся в последнюю очередь. Воспроизвести эти снимки, по-моему, не удастся.

Есть у Мишки и зимний камуфляж. Дело в том, что в нашем доме весьма популярны карпатские пледы-лижники из овечьей шерсти, в основном серые с белым. Так вот, если у какого-то фрагмента лижника вдруг прорисовываются черты лица, то это не фрагмент лижника, а расположившийся на нем Мишка. Прочее сливается с фоном до полной невидимости.

На старости лет Мишкины бока и спинка утратили яркость расцветки; он стал почти гладко-дымчатый с белым, и только затылок, мордочка и лапы разукрашены по-прежнему. Но знавший Мишку в его лучшие годы находит следы полос и пятен и на туловище. Особенно хорошо они видны, когда кот свежевычесан.

Проблема номер один: питание

С питанием в Мишкином детстве все было очень плохо, потому что нечто, условно называемое социализмом, безобразными рывками переходило в нечто, уже никак не называемое (горячие головы называют это капитализмом, но это так, на нервной почве). Питались в основном те, у кого в семье был кто-нибудь шустрый и боевой, досконально выяснивший, когда в какой из окрестных и дальних магазинов что привозят, и мечущийся весь день из очереди в очередь. У нас такого освобожденного члена семьи не было, а сами мы не могли и не умели придерживаться подобного режима. Но Господь снисходителен к малым сим, и та самая моя коллега Наташа (точнее, Наталия Алексеевна, в дальнейшем Н. А.) вдруг позвонила и сказала, что у них на работе дают печенку по 4 кг в одни руки, а у них в доме ее никто не ест, включая кота Мики. Как хорошо, что про такой способ добывания продуктов и других предметов потребления уже явно и прочно забыли, так хорошо, что даже объяснять не хочется, как это мы жили. Короче, 4 кг печенки были втиснуты в наш холодильник и служили залогом жизни, роста и благополучия котенка. Но так как это слишком сытная еда, мы придумали мешать печенку с рублеными говяжьими легкими, покупаемыми на рынке по неслыханно малой цене «рупь кило». Интересно, что при этом находились пуритане (как протестантские, так и православные), которые сурово порицали нас за то, что народ голодает, а мы тут за едой для кота на рынок ходим. Попробовали бы они эти легкие, совершенно безвкусный продукт, из которого по методу «суп из топора» можно делать пироги. Этим мы не занимались как по причине отсутствия других ингредиентов (мука, дрожжи, яйца, масло, лук), так и потому, что Мишка пирогов не ел. Что ели мы сами – не помню; психологи говорят, что ужасы, к счастью, забываются. Но помню роскошные заграничные вещи, привезенные Я. Г. из Германии: 2 чашки простые, столько же простых тарелок, 2 электрические лампочки, нитки черные и белые и средство для мытья окон.

А когда кончились эти 4 кг, я, будучи на рынке, узрела кооперативный киоск и в нем печенку. Причем по госцене, так что купила очередные 4 кг. А когда кончились и они (и киоск тоже как-то расточился), пришла к концу и продуктовая паника и даже стали мелькать кошачьи консервы, которые экономно мешались с теми же легкими. Наверное, самой большой трагедией нашей семейной жизни было то, что Я. Г. забыл в холодильнике стокгольмского отеля три банки кошачьих консервов.

Дальнейшие перипетии кормления кота почти целиком исчерпываются печальной констатацией из одного справочника: если вы купили коту на пробу банку новых дешевых консервов, он с яростью накидывается на них и пожирает чуть ли не за один присест. Обнадеженные грядущей экономией, вы покупаете ящик этих консервов. Будьте уверены: отныне он на них и смотреть не захочет.

Все это правильно, кроме ящика: такую трату мы могли себе позволить только при вывозе кота на дачу, да и то не каждый год, да и то пока подмосковные магазины не обзавелись кошачьей едой. И год за годом мечтали, что на даче, питаясь мышками и птичками, он снизит свои претензии к домашнему столу. Какое там! Скушав мышку, киса прибегал домой с какой-нибудь неаппетитной ее деталью в зубах и требовал награды за подвиг в виде еды. Он исступленно домогался той или иной еды, а получив, вскоре начинал ею пренебрегать. Похвалы он заслуживает разве что за два эпизода своей биографии:

1. На горьком двухлетнем опыте убедился, что лягушек есть не следует, потому что от них тошнит. Смех смехом, а установление котом причинно-следственной связи – это уже кое-что. При этом я склонна не засчитывать ему отказ от жевания растений, последовавший за двумя неудачными попытками, потому что они следовали одна за другой, да и растения были горьковатые. К тому же когда он обрел новую жизнь на новой квартире, воспоследовала еще одна волна попыток. Но с лягушками было покончено навсегда, и 10 лет он на них и смотреть не желал, а довольствовался ящерицами.

2. В детстве с удовольствием ел курицу, если давали. На даче убедился в том, что куры – это живые существа, являющиеся объектом собственности. И не только за ними не охотился, но и дома осмотрительно не ел; может быть, думал, что мы ее украли, и боялся попасть в соучастники. И очень правильно делал, что не охотился, потому что крупнейший обладатель кур по соседству «на всякий случай» убивал котов, приближавшихся к его курятнику. Каким образом Мишка умудрялся торчать у него во дворе, ухаживая за кошками, и в то же время доказывать свою индифферентность к куриному племени – одна из тайн высокого искусства.

И вот что интересно: с тех пор как на даче куры в округе повывелись, он как ни в чем не бывало уплетал курятину и куриные консервы. Но печенке остался более-менее верен до старости, хотя изредка против нее бунтовал, но в основном бунтовал, если не было печеночного гарнира^[1]. Причем долго лежавшую в морозилке отвергал, и ни о каких крупных запасах речи больше не было. А в тринадцать лет с печенкой было решительно покончено: сверхкалорийная еда – не для пожилого возраста.

Всякие разговоры о том, что котов нужно приучать к «тому, что все едят», выявились на Мишкином примере как несостоятельные. Хороший ветеринар объяснил нам, что если кот не пьет воду (а он до 13 лет ее не пил), то значит, он – чистый хищник и может кормиться только мясопродуктами и рыбой; единственно возможные добавки – немного цветной капусты и зеленого горошка, да и то не часто. А лакомство – яичный желток, но не часто. Еще он примерно раз в год может съесть малюсенький кусочек сыра или полизать с руки сметану, а в другом виде он ее напрочь игнорирует.

В общем – обжора и привереда. Только раз в жизни проявил благородство: с великими трудами вскарабкался ко мне в мансарду с птичкой в зубах, грациозно сложил добычу к моим ногам и отошел, скромно потупившись. Я с перепугу сказала то единственно правильное, что, как я потом выяснила, и нужно говорить: «Сам жри!» Вздохнул с явным облегчением, схватил отвергнутый дар, удалился в угол и потребил за полторы минуты по часам вместе с перьями. Для слабонервных: только больная птица может позволить коту себя поймать. А если вам, несмотря на это, птичку жалко, то знайте: подавляющее большинство котов, выпадающих из окон в высоких домах, не идиоты и не самоубийцы, а охотники за птицами. Такова месть птичьей породы. Распространенная идея, согласно которой коты лазят по деревьям и едят птичьи яйца, а скорлупки сбрасывают вниз, критики не выдерживает: скорлупки валяются там, где уже вывелись птенцы. Представить же себе кота, аккуратно разбивающего яйцо, сидя на дереве, выше человеческого разумения; до такого взлета воображения могут подняться разве что авторы мультяшек и их постоянные зрители.

Однажды у нас на даче из гнезда под крышей вывалился птенчик-подлет и угнездился в кусте японской айвы, то есть на высоте примерно 60 см. Я сама его в родимое гнездо вернуть не могла и в ожидании того, кто полезет на крышу, положилась на волю Божию. Мишка как минимум два раза прошел мимо трепыхавшегося птенца и усом не повел.

Слабость Мишки – копчушки, которых ему категорически нельзя (жирные и соленые). Пришлось и нам их не есть, потому что поведение кота при наличии в доме копчушек переходило всякие границы как наглости, так и пресмыкательства. Стыдно было за весь кошачий род.

Еще одна неприятность, связанная с кормлением кота, базируется на известной общей самооценке кошачьего племени: они всегда склонны себя жалеть. Давным-давно установлено, что если вы хотите завязать хорошие отношения с собакой, нужно ей сказать «хорошая собака», и она сразу ощущает прилив бодрости и испытывает самые добрые чувства к собеседнику. Но желая понравиться кошке, следует сказать «кися бедная», пусть даже данная кися купается в роскоши и чуть ли не лопается от довольства. Поскольку ничто котовое Мишке не чуждо, он страдает и этим малопочтенным свойством и умеет им пользоваться: не вполне понятным образом кот, клянчащий еду, намекает, что все его бросили и позабыли, кроме того, на кого в данный момент устремлен его молящий выразительный взор. Если поддаться на такую провокацию и счесть себя единственным защитником и покровителем бедной киси, это может привести к домашним недоразумениям. Поэтому мы ненавязчиво подвергаем осмеянию и кота, и свое подспудное тщеславие: тот, кто в данный момент дает коту его мисочку, говорит: «На, Мишка, все плохие, я хороший». При этом бедное животное, всецело погруженное в мисочку в прямом и переносном смысле, и не подозревает, что говорящий над ним слегка издевается – а заодно и над собой.

К концу дачного сезона Мишка, несмотря на драки и ухаживания, отъедался до состояния выше великолепного. И тут, очевидно, понимая всю важность витаминов и прочей ерунды, он снисходил на недельку до козьего молока. Но как снисходил! Представьте себе упитанного кота, который приник к мисочке и истово лакает, и вы, как в физическом опыте, видите, как понижается уровень жидкости в мисочке, а кот тем временем приобретает форму грушевидную. Или еще: принесенная мисочка ставится на столик (низкий), рядом с которым на диване дрыхнет кот. Не открывая глаз, он полуползком добирается до мисочки, припадает и пьет; глаза открываются только тогда, когда молоко прикончено, и служат путеводителями к месту спанья. Дойдя дотуда, кот вновь погружается в сон.

Никогда не воровал еды, за исключением трех раз в жизни, да и то, как благородный разбойник, «брал свое»: приготовив ему еду, мы ставили ее на стол, чтобы остыла. Мишка, считая, что температура уже подходящая (котам лучше всего давать пишу при температуре 38-39 градусов), вскакивал на стол и ел. Три раза за долгую жизнь – разве это много? Но однажды, когда гостящая у него кошка стала есть самовольно (а мисочка стояла на холодильнике), Мишка вскочил туда же, дал ей шлепка и согнал. Хотя всегда был джентльменом. Но трапеза имеет свои правила, и нарушение главного из них он допустить не мог, – вкушать пищу следует в отведенном для этого месте, а не кое-как скорчившись на холодильнике.

Уважение Мишки к месту трапезы было доказано им через много лет: как-то я наполнила его мисочку (а он очень проголодался и вился вокруг ног) и хотела уже поставить, но вспомнила, что хорошо бы положить ему лекарства. Оно было у меня в комнате, и для простоты я пошла туда с мисочкой. И обнаружила, что голодающий за мной отнюдь не идет, а терпеливо сидит и ждет у места кормежки.

Это вам не упоминавшийся уже Мики, кот Н. А., знаменитый не менее Мишки, но в ином роде: он в зрелом 16-летнем возрасте наглотался тыквенных семечек, а потом ему было очень-очень плохо. Впрочем, и Мишка в зрелом возрасте согрешил против морали и даже покусился на картофельный салат с рыбой. Тарелка, на которую он посягнул, вопреки правилам педагогики была спущена к его месту кормления, и он за два подхода потребил ее содержимое, включая картошку и огурец.

Правда, у старости есть свои привилегии (говорю как про Мишку, так и про себя). Поскольку я стала прихварывать, мне приносили еду в постель. Мишка справедливо решил, что если мне можно нарушать правила, то и ему можно, тем более что его кошачий возраст давно перерос мой человеческий (мы считаем его по формуле 15 лет за первый год жизни и по 5 лет за все остальные годы; хотя есть и другие формулы, например, шесть с половиной лет за год)^[2], так что он счел себя вправе претендовать на некоторые отступления от ритуала вкушения пищи. К тому же знаток и любитель кошек Карел Чапек отношение котов к человеческой трапезе сформулировал как ЧТО ТЫ ЖРЕШЬ? ДАЙ МНЕ! Вообще-то это Мишке было не очень свойственно, особенно после того, как мы однажды, купив немного хорошей любительской колбасы, когда она возродилась из небытия, решили поделиться радостью с котом. Кот получил маленький ломтик на пробу, понюхал, брезгливо отряхнул вибриссы и устремил на нас взор, в котором явственно читалось: и ЭТО вы называете едой?

Так как кормят меня в хвором состоянии либо вареной рыбой, либо вареной курицей, то пока не принесут отдельного блюдечка, у меня остается одна возможность: давать ему кусочек за кусочком, не допуская простоя, а то влезет в тарелку. Но уж если блюдечко принесли, то кот тактично сидит перед ним, даже если оно временно пустует, и в тарелку больше не суется.

К тому же на старости лет Мишка время от времени прихварывает желудком, и вкусы его стали особо избирательными. Но он хорохорится и корм для старых кошек в чистом виде не ест. Зато одно время, очевидно, подбирая себе меню, ел, как собака, из рук кусочки колбасы и даже сосисок. Неужели так улучшилось их качество? Но всему предпочитает рыбу. Привычку делить со мной трапезу он перенес и на мое здоровое состояние: если я за едой, то Мишка, сидя на серванте, торчит за моим правым плечом, как будто нагло претендует на роль ангела-хранителя. На самом деле он претендует на все, что я ем, включая предметы, явно для него несъедобные, вроде медовой коврижки. Уловив проявление замедления в подавании пищи, укоризненно протягивает лапу и трогает меня за плечо, даже вроде бы подталкивает руку. Однажды я смогла этим воспользоваться. Нужно было дать коту лечебную водичку для пищеварения. Я села на свое обычное место, поставив перед собой Мишкину мисочку с водой. Он немедленно взгромоздился на свое законное место и вытянул морду. Я, притворяясь, что мне самой хочется, протянула ему мисочку. Выпил как миленький. И так несколько раз. Да, питание пожилого кота – это смесь поэзии с какой-то малопочтенной социальной областью знания.

С годами он набрался опыта и мчится к месту кормежки, едва заслышав звон своей мисочки. Поэтому объемистую ночную порцию ему удается оставить только со второго захода: первую он немедленно уничтожает. К утру уничтожает и вторую и требует добавки на ранний завтрак. На его счастье, Я. Г. обычно встает ни свет ни заря и обеспечивает подкрепление. А если нет, то Мишка будит его вполне бесцеремонно. Но меня – никогда, даже если Я. Г. в отлучке. А бывает так: открыв глаза, я вижу, что кот свернулся на своем стуле в изножье и вроде бы дремлет. Но в ту же секунду, как я спускаю ноги на пол, слышится тяжелое мягкое плюханье – и Мишка с развевающимся хвостом шествует передо мной к месту трапезы. То есть терпеливо ждал моего вставания.

1. Вообще-то чистая печенка – далеко не самая подходящая постоянная еда для кота, и даже в смеси ею не следует злоупотреблять. Нас оправдывал дефицит; к тому же Мишка сам регулировал свое питание – и правильно делал.

2. Для любителей статистики: в 14 лет Мишке было в пересчете на человечий возраст 80 лет по первой формуле и 91 год по второй.