Дом без зеркал, или Волшебная формула счастья

Глава 1. О странных поворотах судьбы

Я толстая. И в этом проблема.

Поэтому я сижу на фуд-корте и пью какао на воде. Без сахара. Сахар мне нельзя. Как и булочки, пирожные, торты и остальные вкусняшки, без которых жизнь серая и тусклая. И дело не в медицинских показателях, хотя они намекают – следить за сахаром полезно.

Я всегда была толстой. Размер пятьдесят плюс при росте в метр шестьдесят три превращает меня в бильярдный шар, который вместо грациозного дефилирования лебедя, катится по торговому центру и откидывает от себя людей. Зато я смогла отрастить себе копну густых чёрных волос. В сочетании со светло-голубыми глазами и хомячьими щеками, перетекающими во второй подбородок, мой облик внушает страх и трепет. Так что парни знакомятся со мной крайне редко. Точнее – никогда. И к своим восемнадцати, которые мне исполнились ровно сегодня, я успела обзавестись лишь рыжим котом породы мейнкун и школьной подругой, которая по иронии судьбы стройная, как тростинка, хотя ест в три раза больше меня.

К моменту, когда я поступила в колледж на сестринское дело, я успела перепробовать пару дюжин диет, посетить с десяток психологов и побывать в спортзалах. Тренеры обещали сказочное преображение, уверяли, что за пару месяцев превратят меня в прекрасного лебедя, у которого не будет отбоя от парней. Но воз и ныне там, а я все еще угрожающая бочка.

Парни.

Еще один краеугольный камень моего расстройства. Когда в девятом классе после летних каникул девчонки пришли в школу и стали наперебой рассказывать о своих лав-стори в летних лагерях, я молчаливо отсиживалась на задней парте, потому что похвастаться могла лишь шестью сотками вскопанного огорода на даче, выпеканием курников и вечерними посиделками с котом.

Не то, чтобы я не гордилась умением копать грядки, но это не то, чем хочется заниматься девчонке в шестнадцать лет. Я надеялась, что в колледже все изменится, что я похудею, заведу новых друзей и встречу классного парня. Но прошло два года, а я все еще с котом и единственной подругой, которую жду на фуд-корте уже второй час, а за окном стемнело, потому что в ноябре темнеет быстро. Так что моя единственная и верная соратница – это выпечка, которую я нежно люблю, но стараюсь очень дозировать.

В целом я мало ем. Даже не завтракаю, а только выпиваю чашку кофе и бегом на пары. Максимум – бутерброд с тонким ломтиком сервелата. Обед получается не всегда, и то какой-нибудь сэндвич или суп магазинный суп из раздела готовой еды. На ужин действительно могу заесть картошки по-деревенски или макароны. Но учитывая, что считай весь день не ела, это не так уж и много. При таком скудном питании я все равно пышнею, как на дрожжах. Наверное, генетика.

– Сонь, прости, с девчонками задержалась, – запыхавшись выдохнула Алина и плюхнулась на против меня за стол. – Зашли за джинсами, два часа выбирали. Капец. Там новый завоз, все классные и сидят просто огонь.

Алина. Та самая подруга детства. В отличие от меня с приятельницами у нее все в порядке. Что не удивительно. Им с ней не приходится стыдиться жирной подруги. Алина не говорит, но мы обе понимаем, что именно поэтому она не берем меня с собой в компанию. Оно и понятно – там популярные девчонки, а они тусуют с парнями с курса физкультуры.

Я отпила остывший какао и кивнула ей.

– Понимаю.

– Сонь, да ты не обижайся, – вскинулась Алина и захлопала нарощенными ресницами. – Мы с тобой в другой раз сходим.

И без того упавшее настроение рухнуло еще ниже, я буркнула:

– Вряд ли там на меня найдутся размеры.

Алина взяла мое какао и отхлебнула, ее нос сморщился, она с брезгливостью поставила пластиковый стаканчик обратно на стол.

– Ну и гадость, – сообщила она. – Зачем ты пьешь его, он же невкусный.

Иногда недальновидность Алины изумляла, я ответила, отодвигая стаканчик, из которого окончательно расхотелось пить:

– А то ты не знаешь.

– Сонь, – вздохнула Алина и театрально взмахнула руками, – ну может хватить себя изводить? Прими себя такой, какая есть. Тебе не надо худеть, ты и так прекрасна.

Я хмыкнула.

– Тебе легко говорить со своим сорок вторым размером и как его там? Никита? Ты ведь с ним на тусе у Королинской познакомилась? А я ни с кем не познакомилась. Меня не было на этой тусе. Потому что не позвали. А не позвали из-за того, что жирная. Так что я буду пить свое невкусное какао.

Алина выпучила на меня круглые карие глаза и откинулась на спинку стула.

– Сонь, ну ты вообще кукухой уже поехала со своим похудением. Так нельзя.

Сама не знаю, почему именно сейчас и здесь так разозлилась на Алину. Но факт того, что я в который раз оказалась за бортом жизни окончательно вышиб из колеи. Я встала из-за стола со словами:

– Я пойду, Алин.

– Да ну ты чего…

– Ты забыла про мой День Рождения, Алина.

Подруга выпучила глаза и выдохнула:

– Ой! Да ты что? Серьёзно? Не может быть? Когда он?

– Алин, сегодня. Что-то нет настроения выбирать ботинки. Я я пойду.

Подругу я оставила сидеть с раскрытым ртом и провожать обалдевшим взглядом мою крупногабаритную спину. От досады разыгрался аппетит, и я грешным делом покосилась на витрину целого магазина мармелада. Рот наполнился слюной. Какое счастье, в жизни есть радости, которые можно себе позволить хотя бы чуть-чуть.

Конечно же я заглянула в магазин, но вышла оттуда всего лишь с одним конвертиком орехов в шоколаде. Когда положила орешек на язык, безмятежное счастье растеклось во рту, сердце пропустило удар, и я на миг закрыла глаза, отдавшись шоколадно-ореховому блаженству.

Но оно закончилось, когда разомкнув веки, увидела двух парней с курса физкультурников. Они шли мимо и взгляд их выражал жалость, насмешку и почему-то неподдельный интерес. Такой, что стало не по себе. Настроение снова в миг рухнуло в Тартар, я убрала конвертик с орехами в карман и угрюмо пошла между витрин.

Я двигалась по торговому центру, нарочно не глядя в отражения витрин, и злилась. Злилась на свое тело, которое по какой-то причине не хочет выглядеть стройным, на Алину, которой повезло с генами, на весь мир, в котором красота синоним стройности. Самое обидное, что я действительно пытаюсь сбросить этот долбанный лишний вес, но он будто прирос ко мне и считает, что совсем не лишний.

Грешным делом уже стала подумывать об операции, ведь делают же знаменитости всякие липосакции, чтобы всегда выглядеть, как модели с обложек. Только стоят такие процедуры столько, что я за всю жизнь не заработаю, если буду работать медсестрой. А кроме этого я только готовить и умею. Говорят вкусно. Видимо, из-за этого и растолстела, как на дрожжах.

Когда вышла к фонтану в самой середине торгового центра, как на зло передо мной двое работников в оранжевой одежде пронесли зеркало во весь рост. Я отвернулась, смотреть на себя в отражении всегда испытание, к которому в данный момент я не готова.

Решив обойти объект моей тревожности, я шагнула влево. Уж не знаю, звезды ли так сошлись или просто какой-то очень несознательный человек постарался. Показалось, что меня кто-то сильно толкнул в грудь, а может я наступила на что-то скользкое. Дальше последовал триумф моего позора, в котором я, как мешок с арматурой, поскользнулась и загремела всей массой на довольно твердый пол. Кроме того, что по спине растеклась жгучая боль, самолюбие мое разбилось на тысячи осколков и осыпалось в бездну самобичевания. Как и пакет с шоколадными орешками. Кроме того я сильно ударилась головой, все закружилось, стало мутным, но сознания я не потеряла и сквозь дымку видела, как вокруг меня столпились люди. Какой-то активный субъект быстро растолкал зевак, очень отдаленно и глухо до меня донеслось:

– Отойдите, ей нужен воздух.

– Вот это масса, я думала она пол проломит…

– Тяжело, наверное, с таким весом…

– Отойдите я вам говорю. Дальше. Еще дальше.

В том, что сознание меня не покидало, я была уверенна, поэтому совсем не поняла, как оказалась лежащей на заднем сидении автомобиля, который везёт меня неизвестно куда.

Голова гудит. Попыталась подняться, но спину стрельнуло так, что я застонала.

– Ууу…

Из-за пассажирского сидения впереди выглянул темный силуэт, лица не разобрала потому, что мелькающие в лобовом стекле фонари слепят и не дают разглядеть.

– Лежите, не шевелитесь. Вам нужен покой, – сообщил спокойный мужской голос, низкий и приятный.

Меня эта приятность насторожила. Несмотря на туман в голове и острую боль в спине, я уперлась локтем в кожаное сидение и с усилием приподнялась.

– Вы кто? Куда везете? – спросила я и поморщилась – каждое слово отдалось тупой болью в висках.

Мужской силуэт ответил:

– Меня зовут Тихон, вам не о чем переживать. У вас сотрясение и, видимо, сильнее ущемление в спине. Но скоро все будет хорошо.

– Вы везете меня в больницу? – спросила я и снова покривилась от боли.

Тот, кто назвался Тихоном замешкался с ответом, что напрягло меня еще больше. Зачем меня было грузить в машину, если можно просто вызвать скорую, коль уж я реально серьезно упала? И ведь смогли поднять всю мою необъятную массу.

– М… нет, – через несколько секунд все же ответил Тихон. – Не в больницу. Но обещаю, с вами все будет хорошо.

После такого заявления меня уже конкретно стало страшно. Ехать куда-то с какими-то мужиками, еще и с травмами – перспектива жуткая.

Превозмогая боль в спине и голове, я сунула пальцы в карман куртки, которая чудесным образом надета на меня. А я точно помню, что когда заходила в торговый центр – сдавала ее в гардероб и гуляла в эластичных легинсах и длиной черной тунике. Одели они меня что ли?

Телефон я благополучно нащупала, но когда посмотрела на экран с холодком обнаружила, что тот черный и безжизненный.

Разрядился зараза. Не надо было смотреть ролики с котиками.

Силуэт неведомого Тихона снова сообщил мирно:

– Здесь сеть не ловит. Но вы не переживайте.

Я промолчала. Знать, что у меня сдох телефон, ему совсем не обязательно.

– Почему вы не везете меня в больницу? – наконец решилась снова поинтересоваться я. – Кто вы вообще? Что случилось? Зачем я здесь?

Тихон повернул голову, я увидела подсвеченный светом мелькающих фонарей профиль мужчины в годах. А по голосу не скажешь.

– Вам все объяснят. Беспокоиться совершенно не о чем.

– Знаете, – заметила я с холодком на пояснице, – звучит неубедительно. Вы бы на моем месте поверили бы?

Тихон кивнул.

– Понимаю. Но, видите ли в чем дело, я не в праве говорить больше, чем мне дозволено. Могу лишь заверить, что теперь вы в полной безопасности.

Глаза мои сами собой выпучились, я спросила:

– А разве я была в опасности?

Тихон кивнул.

– Такие, как вы, сами не знают, какой опасности подвергаются.

Таинственность на границе бреда меня ввергла в ступор, который через несколько секунд пути стал превращаться в панику. Едем мы недопустимо быстро, а судя по темным деревьям за окном, далеко за городом. Я в компании двух странных мужиков, один из которых водитель, не произнесший ни слова за время поездки.

– Так, – слишком резко от страха сказала я, – немедленно остановите машину и отпустите меня!

Голос Тихона прозвучал с легкой растерянностью.

– Но там же лес. А на улице темно и небезопасно. Куда вы пойдёте?

– Что я, темноты не видела? – бросила я, хотя в действительности оказаться одной в лесу ночью очень боюсь.

– Так если бы темноты… – многозначительно отозвался Тихон.

Его тон пугал и злил все больше, я попыталась сесть прямее, но спину прострелила резкая боль. Ах да, от страха и напряжения я даже забыла, что получила травму.

Облегчать задачу по вывозу меня неизвестно куда этим двум я не собиралась. Вопль как-то сам по себе вырвался из моей глотки. Я даже не знала, что умею так кричать. Не то, чтобы я рассчитывала поразить похитителей ультразвуком, просто на меня накатил ужас, орала я тупо и по-девчачьи.

Тихон снова развернулся на переднем сидении ко мне лицом, на его губах мелькнула пугающая дружелюбием улыбка.

– Это естественно, – произнес он мирно и, не дожидаясь, пока я прекращу вопить, брызнул мне в лицо из маленького флакончика.

Запахло кисло-сладким, я чихнула и набрала воздуха, чтобы продолжить кричать. Но картинка перед глазами поплыла, лицо Тихона превратилось в размазанную кляксу, а потом навалилась темнота.

Просыпалась я медленно, будто тусила три дня подряд, а проспаться мне так и не дали. Одеяло мягко окутывало меня, как кокон, матрас мягкий. Все, как дома. Значит, я в своей комнате, а все, что было накануне, пригрезилось.

– Будить им пускай еще поспит? – донесся незнакомый голос, а я эту же секунду поняла, что произошедшее реально и резко села.

Боль в спине обожгла так, что я застонала и зажмурилась, а голос, кстати мужской, воскликнул:

– Осторожнее! Вам нужно восстановиться!

Спина горела, но я все же разлепила веки. Я на высокой кровати, укрытая пуховым одеялом, от чего моя туша кажется настоящей горой. Комната шире моей раза в три, мебель под старину, но новая и помпезная. Причем вся в синих, голубых и белых тонах. В два широченных окна светит солнце, плотные шторы подвязаны веревочками, как в кино. Перед моей кроватью стоят двое. Того, кто назвался Тихоном, я узнала. Он и правда выглядит лет на пятьдесят-шестьдесят, но поджарый, лицо сухое, а виски чуть тронуты сединой. Тёмно-зелёный фрак на нем сидит, как влитой, а бляха на ремне начищена до блеска. Второй – мальчишка помладше меня на вид, с русыми кудрями и весёлыми карими глазами. Льняная рубаха выпросталась из штанов, а сапоги не по размеру большие.

– Гляди, Тихон, – сказал он с улыбкой и указа на меня, – сама проснулась.

Тихон шлепнул его по пальцу, парнишка цокнул и быстро спрятал палец подмышку, а Тихон сказал:

– Некрасиво тыкать в людей пальцами.

– А чем же мне в них тыкать? – с растерянностью спросил парень.

– Ничем, – ответил наставительно Тихон. – В людей тыкать вообще нельзя.

Вчерашний ужас накатил на меня с новой силой, я дернулась, чтобы соскочить с кровати, но спина предательски болит, а с моим весом акробатические спрыгивания с кровати чреваты разнообразием. Поэтому схватилась за край одеяла и натянула его на нос с выкриком:

– Вы кто нафиг такие?! Что вам надо?!

Лицо Тихона тут же засияло вниманием, он шагнул к моей постели и примирительно выставил ладони вперед.

– Спокойно, спокойно пожалуйста, – попросил он. – Уверяю, вам нет надобности кричать и волноваться. Сейчас вы в безопасности.

– Д?! – проорала я, а ор у меня всегда получается зычный и громкий. – Тогда какого мурзика вы меня украли?

– Не украли, – поспешил поправить меня Тихон, – а уберегли.

– От чего?!

В груди моей клокотало, а от страха живот скрутило, и я тайком мечтала об уборной. Но остальной организм сейчас жаждет лишь спасения, а природный зов как-нибудь потом. В голове ворох мыслей сложился в пугающую картину – такую как я похить могли только ради чего-то жуткого. На органы, например. В интимное рабство вряд ли, я не знаю мужчин с таким специфическим вкусом. Хотя некоторые любят полненьких. Но я не просто полненькая. Я – бочка.

Страх так глубоко проник в каждую мою клетку, что закружилась голова. К счастью я все ещё сижу на постели и меня лишь откинуло на подушку.

Тихон приблизился к краю кровати и склонился надо мной с обеспокоенным и заботливым лицом.

– Софья, – продолжил он меня успокаивать, – не переживайте вы так.

– Где мой телефон? – проблеяла я, прикрывая рот краем одеяла. – Я позвоню в полицию.

Пацан в изножье кровати фыркнул, его лицо скривилось, а руки скрестились на груди.

– Да оставьте её, Тихон, – предложил он. – Проорется и угомонится.

Тихон зыркнул на него строго и бросил повелительно:

– Пашка, а ну брысь! Ишь, уши развесил. Быстро на кухню! Дел невпроворот. А он тут ошивается!

И снова развернулся ко мне с заботливым видом. Пацан, которого Тихон назвал Пашкой, показал ему в затылок язык и с озорной улыбкой сквозанул в дверь. Между прочим, резную и с блестящей лепниной.

Когда я осталась наедине с этим Тихоном, тревога и напряжение во мне снова сковали тело. Может они не станут меня продавать на органы? Если бы собирались, наверное, уже прибили бы и распотрошили. Правда органы лучше сохраняются в живом теле, а не в морозилке… Хотя что я в этом понимаю.

Страх колотил меня частым ознобом несмотря на тёплое одеяло, я выглядывала из-за его края и таращилась на Тихона.

– Что вам надо?

Тихон вздохнул тяжело и устало, губы растянулись в деликатной улыбке.

– Софья, давайте так, – проговорил он. – Сперва мы приведем в более-менее пригодное состояние вашу спину, потом вы поедите, а дальше мы все объясним. Заверяю вас, вы в безопасности. Идет?

Верить этому Тихону у меня причин чуть меньше, чем ноль. Но выбирая между ужасом и неведением и ужасом и пониманием, я выбираю второе. Поэтому кивнула.

– Идет.

Глава 2. Странности продолжаются

Что конкретно он собрался делать с моей спиной, я не представляла, но, как медик знала, что в первую очередь мне положен рентген. Однако, покосившись на дорогую отделку комнаты подумала – владельцы такого дома могут позволить себе и МРТ. Другой вопрос, на кой им это надо.

Тихон тем временем сделал короткий поклон лишь головой и, со скрипом развернувшись на пятках, покинул комнату, отправив под потолок стук каблуков на сапогах. Когда я осталась одна, в груди яростно запылал порыв к бегству. Но едва дёрнулась, как боль в спине прижала меня к постели, я в бессильной панике простонала и завалилась на перину. Была бы худой – не грохнулась бы, не ударилась бы и не оказалась бы в какой-то глуши в доме богатого психа.

Богатого понятно почему. А психа.... Стал бы нормальный человек красть толстуху? Но выбираться надо. Неизвестно, что у этих тихонов и пашек на уме.

Я снова пошевелилась, и боль жгучей волной прокатилась по всему позвоночнику, я закусила губу и заныла.

– Зараза…

Дверь тем временем опять открылась. И я опешила. Не потому, что в проходе Тихон во фраке. Его я уже видела. А из-за того, что в руках он бережно держит нечто длинное, толстое и похожее на гигантскую пиявку. Только пиявка переливается всеми цветами радуги и светится. Её тело медленно сокращается и расслабляется, кольца света проходят по сверкающей коже, а голова… Да, у существа есть голова. Она покрыта пухом и напоминает бубон от шапки.

Глаза мои выпучились, я вдавилась в подушку и услышала собственный очумевший голос:

– Что это… такое?..

Тихон выпрямился так, будто стоит на приёме перед королевой и деликатно приподнял пиявку.

– Это Калудия, – сообщил он тоном, каким мог бы докладывать об ужине какому-нибудь герцогу. – Она уважаемый член семьи и прекрасный лекарь.

– Чего???

Как человек медицины, я верила только в науку и все, что можно потрогать руками. Калаудию, потрогать технически можно, но сознание отказывалось верить в существование обошедшего эволюцию животного.

Я вцепилась в одеяло, как в последний оплот спасения и проговорила, не веря глазам:

– Что оно за зверь…

То, что произошло дальше, разбило привычную реальность на осколки, которые собрать можно уже во что-то иное, но никак не в прежнюю картину мира. Калаудия повернула пушок головы и проговорила вполне человеческим, похожим на директорский, голосом:

– А вот за зверя я могу и обидеться. Тихон, ты сказал, что девушка нормальная. А она обзывается. А ты мне её лечить предлагаешь.

Пока я в тихом ужасе таращилась на радужную пиявку-переростка с человечьим прононсом, Тихон торопливо ответил ей:

– Все так, дорогая наша. Девушка нормальная. Просто очень напугана. К тому же ей больно. Не вредничай, помоги ей. А я за это дам тебе бидон медового пудинга.

– Бонусом? – уточнила пиявка, задрав на него пушистую голову.

Тихон кивнул.

– Всенепременно!

Послышался полный снисхождения вздох пиявки. Под моим обалделым взглядом Тихон поднёс её к кровати и опустил на одеяло. Меня настигло оцепенение. Вблизи пиявка ещё больше, размером с собаку. Или даже козу. Её кожа переливается цветными сполохами, что вообще не вяжется с образом пиявки. Я пялилась, дрожа молча и нервно, но когда из-под брюха Клаудии появились длинные пухлые ручки, тоже радужные, и потянулись ко мне, я снова самозабвенно заорала.

Клаудия одёрнула пальцы и завопила в ответ:

– Тихон, да она полоумная! Ты к кому меня привёл!

Побледневший Тихон засуетился, забегал вокруг кровати, не зная, кого в первую очередь успокаивать – меня или пиявку. Потом остановился в изножье и командным голосом крикнул:

– А ну тихо!

Мы с Клаудией в раз замолкли, а Тихон проговорил со строгостью:

– Так. Клаудия, ты сию минуту лечишь Софью, иначе пожалуюсь хозяину на твое непослушание. Он сразу на тебя найдет управу. Софья, вы позволяете Клаудии привести себя в порядок и не орете, как деревенщина на базаре. Иначе я не буду больше возиться с вашей спиной и лечите ваше смещение, как хотите. Все понятно?

Мы обе притихли. Если у меня смещение позвонков, то дело дрянь. Непонятно, как собралась лечить меня эта паранормальная пиявка. Но Тихон смотрит сурово, лучше не спорить.

Я молча кивнула. Клаудия демонстративно вдохнула, её тело засокращалось кольцами и она подползла ко мне. Теперь я смогла рассмотреть её лицо. Факту его наличия постаралась не удивляться, хотя сложно не обалдевать, когда смотришь на физиономию громадной сияющей радугой пиявки с лицом вроде Марфы Прокоповны. Она работает в колледже на проходной, всегда строгая, с высокой причёской с проседью. К своему турникету относится так, будто он из золота. А тому, как произносит фразу «пропуск показываем», позавидует любой театрал.

У пиявки Клаудии выражение лица похожее, а пушок-бубончик – это её прическа. Пиявка деловито сморщила мордочку и проговорила так, будто она сюда не собиралась, её заставили, а я теперь её должница:

– Одеяло поднимаем.

Первым моим порывом было скинуть её с постели. Но строгий взгляд Тихона заставил выполнить её приказ.

– На левый бок переворачиваемся, – с той же интонацией продолжила Клаудия. – И не шевелимся.

Сглатывая нервный комок, я перевернулась и откинула позади себя одеяло. Тихон при этом деликатно отвернулся, а я ощутила, как пиявка задирает мне тунику, затем прикосновение холодных пальцев. Они быстро пальпировали мою спину, будто рентгеном изучая позвонки.

– Ну да, ну да… – забормотала Калудия. – Смещение в поясничном отделе… Небольшая гематома… Угу… Вот тут пережато… Сейчас починим.

У меня вырвалось изумленное:

– Как???

Клаудия позади меня ответила нехотя:

– Как надо. Радуйся, что ситуация несложная. Угораздило же тебя… Лежи смирно. Сейчас будет немного больно. А потом не будет.

Я не успела спросить, что конкретно собирается делать радужная пиявка. Кожу в районе поясницы укололо, я ойкнула. Боль растеклась по всей спине, но через пару секунд сменилась на холодок. А затем я перестала что-либо чувствовать.

Пиявка Клаудия возилась за моей спиной, что-то бормотала, Тихон стоял неподалёку все так отвернувшись лицом в окно. А я пыталась осознать – не сплю ли. И если сплю, то когда этот безумный сон закончится? Ведь не может же на самом деле быть, что меня увезли в какой-то дом, где радужная пиявка вправляет мне позвонки? Потому что если может, то я вообще ничего не знаю о мире.

Позади что-то щелкнуло, послышался довольный выдох Клаудии.

– Ну вот, – сказала она. – Готово. Онемение спадет через пару часов, но уже можешь прыгать и скакать.

Я усмехнулась про себя, потому что прыгать и скакать я не могу из-за своего расчудесного веса. Во-первых, болят колени, а во-вторых у соседей снизу с потолка обычно сыплется штукатурка. Потом подумала – я ведь всерьёз размышляю о словах пиявки. А значит признаю факт её существования.

Какая дичь.

По приказу Тихона явился Пашка и унес Клаудию, чье тело засияло ещё ярче, подбородок поднялся, а на лице отразилась печать возвышенности.

– Ну вот, – сказал Тихон, – теперь, когда вы в порядке, мы можем покормить вас и объяснить ситуацию. Но прежде предлагаю переодеться.

Он встал и прошел к резным дверям с голубыми ангелочками, которые трубят в горны. Когда распахнул, моему вниманию предстал ряд невероятных платьев на вешалках, две полки обуви, и комод, в котором по моим подозрениеям, спрятано белье.

– Выбирайте любое, – проговорил Тихон и отошел в сторону.

Я оглядела все платья разом. Они все висят боком, но мне и так хорошо видно, какой у них покрой.

– Я это не надену, – сообщила я.

Левая бровь Тихона приподнялась, он поинтересовался мирно:

– Почему же?

Я усмехнулась. Видимо, издевательства и насмешки по поводу веса – это непрерывная зараза, которая распространяется по воздуху. Иначе предложение Тихона расценить нельзя.

Я уточнила:

– Вы же понимаете, что я в них не влезу?

Лицо мужчины стало спокойным, на губах появилась сдержанная улыбка, он ответил:

– Вы сперва попробуйте. А потом спускайтесь в гостиную, вас там будет ждать завтрак.

– И объяснения? – добавила я.

Тихон кивнул.

– И объяснения.

После чего коротко поклонился и вышел, плотно затворив за собой дверь.

Я осталась одна. Снова. Но теперь моя спина не болит. А значит план побега опять в силе.

Распахнув одеяло, я спустила ноги на пол, мрамор обжёг стопы холодом, и я зябко передёрнулась. Но все же пошла к окну. После лечения пиявки Клаудии меня немного покачивает, пришлось активно подышать, чтобы насытить кровь кислородом. Если я на первом этаже, то могу вылезти и убежать. Главное найти ботинки, босиком в конце ноября по улице не походишь.

Но план мой рассыпался в труху, когда выглянула в окно. Дело даже не в том, что на улице снег и весь мир устлан белой периной. Загвоздка в том, что перина эта начинается метрах в ста от дома, а дом окружен водой. Это странно, потому что дом не может стоять на воде. Но он стоит. Словно игрушка, которую поставили на поверхность. Вдалеке вокруг заснеженные холмы, деревья облеплены белым бархатом, а с неба срываются крупные хлопья. Я пялюсь в стекло и пытаюсь понять, где я, зачем и почему. По воде убежать не получится – холодно. А лодок под окном нет. Да и лес на берегу заснежен на метр.

Сердце мое снова подскочило к горлу и забилось со скоростью отбойника, а от нервов захотелось погрызть каких-нибудь орехов или лучше печенья. Что если эти люди все-таки маньяки?

Дав себе несколько минут на панику, я тряхнула головой и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Если бы хотели причинить вред, – сказала я себе, – не стали бы лечить.

После этого развернулась и подошла к шкафу с платьями. Зачем нужно переодеваться не знаю, обычно мне комфортней в широких туниках, чем в платьях. Тем более, обычно одежда моего размера на мне сидит, как мешок, а я кажусь ещё больше.

Полная скепсиса и иронии, я достала первое попавшееся. Оно сдержанного серого цвета, примерно до середины голени длинной. Покрутила головой в поисках зеркала, но не нашла. Осталось только пожать плечами и приняться за переодевание.

В комоде, как и предполагала, нашла белье. Как ни странно, своего размера. Пожав плечами, надела. Если уж предложили одежду, значит надо пользоваться. Мало ли, сколько мне осталось её носить. Платье село хорошо, во всяком случае, в нем удобно, несмотря на в-образный вырез и поясок на талии. Рукава длинные, летящие, но тоже вроде смотрятся нормально. Было бы зеркало, посмотрела бы по-человечески, а так только личные ощущения. А я им никогда не доверяла.

Из обуви нашла удобные закрытые тапочки с приподнятой пяткой. В таких ноги долго не будут отекать. Затем накинула на плечи кашемировый палантин, потому что в доме прохладно, и вышла из комнаты.

Коридор встретил меня голубым светом бра, золотистой лепниной на стенах и запахом сандала. Видимо, специально ароматизируют помещение. Я прошла прямо до лестницы и спустилась по мраморным ступенькам, которые потрудились покрыть тёмно-синим сукном, прямо в гостиную.

Там у овального стола перед огромным камином, где во всю полыхает, меня ждал Тихон.

– Софья, вы быстро, – сказал он с улыбкой и пригласил к столу, отодвинув стул с резной спинкой.

Меня разрывало от противоречий и сомнений, но, за неимением других вариантов, пришлось кивнуть и сесть на предложенный стул.

– Завтрак сейчас подадут, – сообщил Тихон, выглядывая из-за спинки и крикнул в строну: – Пашка, командуй!

Где-то звякнуло, а через несколько секунд, в гостиную, покачиваясь под весом громадных подносов в обеих руках, вошёл Пашка.

Тихон покачал головой.

– Не можешь без кривляний, – сказал он. – А если уронишь?

Счастливая улыбка на губах Пашки стала шире, он ответил с задором:

– Не уроню. Я упражнялся!

– Упражнялся он… – проворчал Тихон. – Ставь и улепетывай, пока хозяин твоих выделываний не увидел.

При упоминании о хозяине Пашка сразу присмирел, быстро поставил накрытие крышками подносы и сквозанул куда-то. Я второй раз за утро слышу об этом хозяине и оба раза им пугают других. Возможно, и мне стоит бояться. Хотя за последние сутки я и итак только и делаю, что трясусь и ору.

– Приятного аппетита, Софья, – с дружелюбной улыбкой сказал Тихон и открыл крышку подноса.

Одуряющие запахи жареных куриных ножек, ароматных тостов, сладкого пудинга и каши с фруктами закружили мне голову. В желудке голодно квакнуло, а рот наполнился слюной. Обведя это благолепие взглядом, я шумно сглотнула и проговорила:

– Мне все это нельзя…

Тихон вытаращил на меня темно-карие глаза и поинтересовался:

– И кто же вам запретил?

– Я…

Спина Тихона резко выпрямилась, во взгляде засветилась решимость, а он сказал уверенно:

– Немедленно начните разрешать себе больше!

Мне снова померещилась насмешка. Подруги Алины, те самые, которые не берут меня в компанию и тусуются с парнями с физкульт-курса, регулярно это делали. Я даже как-то привыкла. Хоть и не смирилась. Иначе не продолжала бы воевать с лишним весом и мучится диетами.

Даже не знаю, откуда во мне взялась смелость с укором посмотреть на Тихона и ответить:

– Вроде взрослый человек, а издеваетесь.

Лицо Тихона вытянулось, седые виски сверкнули в свете камина, а выражение лица стало изумлённым.

– Издеваюсь? Да как вы могли…

Он не закончил. Огромные напольные часы пробили девять утра, и в прихожей громко чиркнул замок. Тихон моментально вытянулся по струнке и прошептал:

– Хозяин приехал.