Сплетня

Моим родителям, Гарри и Дорин, с любовью

«Тот, кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если долго всматриваться в бездну, то бездна станет всматриваться в тебя».

Фридрих Ницше

Это снова происходит. Не спрашивайте меня, откуда я знаю. Я просто знаю. Я вижу это в морских волнах – в том, как они накатывают на пологий берег. Быстро. Непреклонно. Безжалостно. Я чувствую это в дуновении ветерка на моей коже, в запахе прелых листьев и влажной земли, слышу это в молчании наблюдающих за мной ворон. Ты снова идешь за мной, и я ничего не могу сделать, чтобы тебя остановить.

Вот так это и бывает. Вечером я ложусь в постель, и вроде бы все хорошо. Все под контролем. Эта история перестала быть значимой. Мир вокруг реальный. Надежный. Неразрушимый. А затем я просыпаюсь, и все меняется. Ночь мгновенно раскалывается надвое, и я понимаю, что все это время просто обманываю себя, и что я самое слабое звено, и всегда так было.

За мной охотятся. За мной всегда будут охотиться.

Глава 1

Все начинается со сплетни. С пересудов у школьных ворот. Поначалу я вообще не прислушиваюсь. Я пообещала Дэйву, что заеду к нему за ключами к объекту на Мэйпл-Драйв и встречусь с клиентом там. У меня нет времени торчать в толпе любительниц почесать языки.

Но затем я замечаю странное выражение на лице Дебби Бартон – у нее буквально отвисла челюсть, – и любопытство берет надо мной верх.

– Ну-ка повтори это еще раз! – просит она. – У меня в голове не укладывается!

Я придвигаюсь к ней поближе, как и мама маленькой Кетифы, Фатима. Мама Джейка – Кэти, кажется? – зыркает по сторонам, прежде чем заговорить, наслаждаясь возможностью побыть в центре внимания.

– Есть серьезная вероятность, что печально знаменитая убийца детей живет прямо здесь, во Флинстеде, – произносит Кэти и делает паузу для большего эффекта. – Под новым именем, конечно. Она убила маленького мальчика, когда ей было десять, еще в шестидесятых. Заколола его кухонным ножом, прямо в сердце.

Все вокруг дружно ахают. Фатима прижимает руку к груди.

– Салли Макгоуэн, – продолжает Кэти. – Можете погуглить, когда вернетесь домой.

Салли Макгоуэн. Это имя я уже где-то слышала. Кажется, в одном из тех документальных фильмов на пятом канале, которые я смотрю, когда не могу найти занятия получше. «Дети-убийцы» или что-то вроде того.

– Кто тебе это сказал? – интересуюсь я.

Кэти тяжко вздыхает.

– Скажем так: кое-кто, знакомый кое с кем, чей бывший муж работал в полиции. Ну а приятель этого копа был куратором в программе по защите свидетелей^[1]. Может, это и неправда, но знаете же, как говорят: «Нет дыма без огня». И мой муж утверждает, что таких типов всегда размещают в маленьких городках вроде нашего.

Дебби смачно цыкает зубом.

– Я считаю просто отвратительным то, что они так возятся с этими чудовищами! Я имею в виду – это же все на наши налоги, разве нет? С какой стати мы должны это оплачивать?

– А ты бы предпочла, чтобы их линчевала толпа?

Теперь все три женщины сверлят меня глазами. Лучше бы мне держать рот на замке, но иногда я ничего не могу с собой поделать. Даже не знаю, зачем я слушаю всю эту чушь. Мне следовало бы быть осмотрительнее в своих поступках.

Кэти фыркает:

– Вообще-то, Джоанна, да. Я бы предпочла именно это. Несправедливо, что такие люди пользуются особыми привилегиями, и некоторые из них даже получают специальное лечение. А как же родители убитого мальчика? Они не могут позволить себе такой роскоши – взять и начать новую жизнь, верно?

– Ой, все равно это наверняка неправда, – вмешивается Фатима. – А если даже и правда, то мы никак не можем на это повлиять. Это случилось много лет назад. Я сомневаюсь, что она по-прежнему опасна.

Милая, рассудительная Фатима. Надо в ближайшее время пригласить ее выпить по чашечке кофе и поболтать. Познакомиться с ней получше. Но не сегодня – я опоздаю, если не потороплюсь.

– Спасибо, Джо. Я очень ценю, что ты делаешь это в свой выходной.

Дэйв вручает мне ключи^[2] и свежеотпечатанное детальное описание строения 24 по Мэйпл-Драйв. Верхнюю часть титульного листа украшает новый логотип агентства Пегтон.

– Да без проблем, – отвечаю я. И это правда. В мире не так много столь понимающих и чутких работодателей, как Дэйв Пегтон. Работа, которая вписывается в школьный график Альфи и расположена близко от дома, стала подарком небес.

Дом. И за него я тоже должна благодарить Дэйва. Крошечный домик с террасой и двумя спальнями, который Дэйв щедро описал как «нуждающийся в небольшом уходе». Как вам нравится такой эвфемизм? Что ему на самом деле требовалось, так это «интенсивная терапия», но он был единственным жильем, которое я могла себе позволить, и в конце концов я приняла это предложение и въехала. Новый дом. Новая работа. И все это благодаря тому, что я пришла в нужное время к нужному агенту по недвижимости. Интуиция, вроде так это называется?

Дэйв возвращается к своему столу.

– Кстати, удачи тебе с миссис Марчант, – саркастично бросает он через плечо.

– Почему же? Что с ней не так?

– Скоро сама все узнаешь, – усмехается Дэйв, и, прежде чем я успеваю расспросить его о подробностях, звонит телефон, и он погружается в разговор с клиентом.

Мэйпл-Драйв представляет собой череду домов постройки 1920-х и 1930-х годов. Некоторые из них отделены друг от друга, но большинство сдвоены и имеют общую стену. Это не самая престижная улица во Флинстеде, как, к примеру, район с названием «Рощи», где водятся серьезные деньги, однако довольно популярная, особенно та ее часть, что выходит к морю. Там и располагается строение номер 24. В описании объекта недвижимости, которое выдал мне Дэйв, оно обозначено как «дом с видом на море», и вы, вероятно, в этом убедитесь, если откроете окно его спальни, высунетесь как можно дальше и вывернете шею влево. «С намеком на море» было бы более подходящим описанием, хотя сам дом довольно красивый. Ухоженный, с палисадником, создававшимся годами. Но даже едва видимый кусочек моря добавляет серьезный процент к стоимости жилья.

Сьюзен Марчант открывает дверь прежде, чем я успеваю позвонить в колокольчик. Короткий кивок – вот и все, что я получаю в ответ на свое жизнерадостное: «Доброе утро!» Я ожидаю, что она отступит назад, позволив мне войти, но Сьюзен просто стоит в дверях, будто я – один из рекламных агентов, упомянутых в списке непрошеных визитеров над колокольчиком. Из тех, кому здесь не рады.

– Я собиралась для начала бегло осмотреть дом, – говорю я. – Просто чтобы самой ознакомиться с планировкой.

Обычно это помогает, если клиент готов к показу. Однако не все приводят в порядок свои дома до начала просмотров. Я уже сталкивалась со всевозможными странностями, и обычно это были неприятные вещи. Грязные трусы, валяющиеся на полу, большая коричневая какашка, свернувшаяся в унитазе, как спящая змея. Хотя, судя по тому, что я вижу через плечо Сьюзен Марчант, здесь явно не тот случай. Внутри до маниакальности чисто, комнаты наполовину пусты. Похоже, она уже перевезла основную часть своего имущества на склад.

– Зачем? – произносит она, сдвинув брови. – Разве у вас нет детального поэтажного плана в описании? – Холод в ее глазах и голосе заставляет меня содрогнуться.

– Ну, да, но…

– В любом случае на это уже нет времени, – перебивает она, глядя вдоль улицы. – Это, должно быть, Энн Уилсон.

Обернувшись, я действительно вижу подъезжающий к дому синий «Рено Клио». Женщина в бледно-зеленом плаще и с двухцветными волосами – темно-русыми, с кончиками, выкрашенными в медный, – выбирается с пассажирского сиденья и, улыбаясь, приветственно вскидывает руку. Боже, спасибо за улыбчивых людей! Теперь к ней присоединяется и водитель – высокий, представительного вида мужчина с благородной серебристой сединой. Кажется, он и сам хотел бы открыть для нее дверь, если бы только она дала шанс. Они приближаются к нам по подъездной дорожке, держась за руки, так что либо это одна из тех редких пар, которые все еще любят друг друга спустя долгие годы брака, либо они состоят в отношениях совсем недолго. Я бы сделала ставку на последнее.

За это, помимо всего прочего, я и люблю свою работу – все время знакомишься с новыми людьми. Пытаешься угадать по кратким фрагментам из их жизни, которые успеваешь увидеть, кто они на самом деле. И просмотры недвижимости – безусловно, лучшая часть моей деятельности. Тэш, одна из моих самых давних подруг, говорит, что я просто любопытная, как сорока. Но это нормально, потому что она точно такая же.

Однажды она и ее парень сделали вид, будто заинтересованы покупкой дорогой квартиры в пентхаусе, когда были в Брайтоне на выходных, просто чтобы иметь возможность заглянуть внутрь. Вспомнив об этом, я подавляю улыбку. Им пришлось припарковать свой старый полуразвалившийся «Вольво» за пару улиц оттуда, чтобы агент по недвижимости не заметил, как они из него выбираются. Я частенько вспоминаю эту историю, встречаясь с потенциальными покупателями. Никогда не знаешь точно, что у людей на уме.

– Здравствуйте, я Джоанна Критчли из агентства Пегтона. Рада познакомиться.

Мы пожимаем друг другу руки. Энн Уилсон – привлекательная женщина, однако над ее лицом определенно проделана серьезная работа. У нее сияющая и подтянутая кожа, а губы и щеки заметно накачаны филлерами. Я отвожу взгляд, дабы она не подумала, что я слишком внимательно ее рассматриваю.

– А это Сьюзен Марчант, хозяйка.

Но Сьюзен уже уходит от нас в глубину дома, и мы слышим, как ее каблуки стучат по паркету. Ужасно грубая женщина. Неудивительно, что Дэйв свалил на меня эту работенку. И кто вообще носит высокие каблуки в собственном доме?

Я глубоко вздыхаю:

– Давайте начнем с гостиной, хорошо?

Не самое лучшее начало. Покупка нового дома – сама по себе серьезный стресс. Безразличная хозяйка – вполне достаточная причина для того, чтобы оттолкнуть некоторых клиентов. Хотя, возможно, именно этого Сьюзен Марчант и добивается. Может, выставить дом на продажу ее вынудил бывший гуляка-муж, стремящийся заполучить свою долю имущества, и она полна решимости отпугнуть как можно больше покупателей. И если честно – не поручусь, что я не вела бы себя в подобной ситуации так же.

Когда я возвращаюсь домой тем же утром, то не могу не сравнить свое тесное жилище – две комнатки сверху, две снизу – и его устаревший интерьер с прекрасным просторным домом, который только что видела, и вот я уже просматриваю варианты декоративной отделки в Интернете. Я обещала себе, что начну ремонт сразу, как только Альфи пойдет в школу; сейчас октябрь, а я все еще ничего не сделала.

Затем я вспоминаю о том, что Кэти говорила насчет Салли Макгоуэн. Наверняка все это бред сивой кобылы, история, которую она состряпала на скорую руку, чтобы создать немного драмы, но я могла бы мельком взглянуть, что об этом пишут в Интернете. Я готова на все, лишь бы отвлечься от мыслей о ремонте.

Набрав это имя в поисковой строке, я получаю сто девять миллионов результатов плюс зернистую черно-белую фотографию детского лица. Неулыбчивого, дерзкого, но тем не менее поразительно красивого. И я уже видела его раньше. Теперь я это вспоминаю. Портретный полицейский снимок при аресте.

Согласно Википедии, Салли Макгоуэн родилась в Бротоне, Солфорд. В 1969 году, в возрасте десяти лет, она ударила ножом пятилетнего Робби Харриса, что привело к его смерти. Это было сенсационное дело, которое разделило страну на предмет того, кем же являлась Салли – хладнокровной психопаткой или жертвой жестоких родителей и педагогической запущенности. Сама девочка рассказала, что это была просто игра, которая пошла не так, но ей никто не поверил. По крайней мере, публика – точно нет. Люди были возмущены, когда ее осудили за убийство по неосторожности, а не за преступление, совершенное умышленно.

Я перехожу на другие сайты. Салли была освобождена в 1981 году и получила новую личность. Шесть лет спустя репортеры выследили ее. К тому времени она работала портнихой в Ковентри и имела собственного ребенка. Я обнаруживаю еще несколько фотографий. Семнадцатилетняя Салли играет в бильярд в реабилитационном центре. Есть нечто провокационное в том, как она вытянулась через стол, а может, это просто ракурс камеры или композиция снимка. А теперь я рассматриваю молодую стройную женщину двадцати с небольшим лет, закрывающую лицо от камер.

Я бегло просматриваю еще несколько сайтов. Очередное изменение имени, еще один переезд. За исключением бестолковых статей в таблоидах о мнимом обнаружении Салли и непрекращающихся страданиях родных Робби Харриса – больше о преступнице никаких известий.

Я делаю глоток кофе. А что, если она действительно живет во Флинстеде? В смысле, должна же она где-то жить – так почему бы не здесь?

И сегодняшняя ужасная клиентка внезапно приходит мне на ум. Сьюзен Марчант.

Возможно, это просто случайность, что у нее те же инициалы, но даже если и так, я не могу удержаться от того, чтобы мысленно не совместить лицо десятилетней Салли Макгоуэн с ее лицом. И их черты совпадают!

Я отбрасываю свой айпад на другой конец дивана. Это просто нелепость. Я наслушалась сплетен на детской площадке и позволила воображению разыграться. Если бы Сьюзен Марчант являлась Салли Макгоуэн, у нее бы не было дома. Она жила бы где-то под правительственной защитой и наблюдением.

И то, что она просто противная корова, – еще не делает ее убийцей.

Глава 2

«Я ВСЕ ЕЩЕ ПОМНЮ ЭТУ КРОВЬ!» – РАССКАЗЫВАЕТ БЫВШАЯ ПОДРУГА И СОСЕДКА ДЕТОУБИЙЦЫ САЛЛИ МАКГОУЭН, МАРГАРЕТ КОУЛ

Автор: Джефф Биннс

Вторник, 3 августа 1999 года

«Дэйли мэйл»

Тридцать лет назад в этот день Салли Макгоуэн стала печально известна тем, что нанесла смертельный удар ножом пятилетнему Робби Харрису в заброшенном доме в Бротоне, Солфорд. Ей было десять лет.

Вчера ее бывшая школьная подруга и соседка Маргарет Коул поделилась своими воспоминаниями о том времени.

«Тогда все было совсем по-другому, – сказала Маргарет. – Другой мир. Все мы, ребятишки, играли на улице. Наши мамы полдня не знали, где мы носимся. Мы забирались в дома, предназначенные под снос, что, наверно, было настоящим адом для мам и пап, но нам, детям, нравилось. Это казалось одной большой игровой площадкой для приключений».

Множество викторианских террасных жилых домов сносилось в 1960-е годы, чтобы освободить место для бетонных башен. Хроническая нищета, лишения и безработица – вот мир, в котором росла Салли Макгоуэн.

«Но все это было в порядке вещей, – продолжила Маргарет. – Мы вовсе не осознавали, что в чем-то обделены. Мы были просто детьми, играли на улице. А затем вдруг все изменилось. Я до сих пор помню эту кровь. То, как она вытекала из него, окрашивая рубашку в красный цвет. То, как она пузырилась вокруг ножа. И его глаза. Его голубенькие глазки. Я сразу поняла, что он мертв, едва заглянув в них».

На вопрос о ее реакции на недавнее распоряжение о пожизненной анонимности, предоставленной Макгоуэн, Маргарет ответила:

«Это ведь неправильно, после всего, что она натворила, разве нет? То есть я знаю, что дома ей было несладко, но многие дети страдали не меньше, и они не сделали того, что она. У меня сердце болит за семью Робби. И эта годовщина, должно быть, снова всколыхнула в их душе весь этот ужас».

Я кидаю взгляд на часы. Черт! Уже почти четверть четвертого – время забирать Альфи.

Схватив сумку, я просовываю ноги в кроссовки, не развязывая шнурков, и открываю входную дверь. Не могу поверить, что потратила столько времени впустую на возню в Интернете – и теперь не успеваю сделать хоть какие-то заметки для сегодняшнего вечернего Книжного клуба.

Альфи первым выходит из класса, его вьющиеся волосы влажные от пота.

– Где это ты так запарился?

– На физкультуре, – отвечает он. – Я забрался на самый верх рамы для лазанья!

Я не знаю, что чувствую, когда он взбирается на одну из этих штуковин. Когда я была маленькой, в школе на меня напирала одна чересчур ретивая учительница начальных классов, настаивая, чтобы я влезла выше, чем мне бы хотелось, и дело кончилось тем, что я свалилась спиной на маты – да так, что еле могла дышать. Я думала, что умираю. Но я не собираюсь сбивать настрой Альфи. Он явно не такой неуклюжий и раскоординированный, какой я была в детстве и остаюсь до сих пор. Альфи по-настоящему любит спортивные занятия.

– Ух ты! – восхищаюсь я. – Это очень смело!

– Лиам и Джейк сказали, что я выпендриваюсь, а Джейк еще наябедничал мисс Уильямс, что я толкнул его, а я не толкался!

О, нет. Это должен быть новый старт. Новая школа, новые друзья. Я не вынесу, если его опять станут травить. Это одна из причин, по которым я вернулась сюда, – основная. Это и чувство вины за то, что я работала слишком много и была вынуждена полагаться на няню.

Альфи пинает камень.

– Джейк всегда говорит гадости.

Джейк Хантер. Сын Кэти. Яблочко от яблони недалеко падает. Я стискиваю горячую ладошку Альфи.

– Он, наверно, просто завидует, что ты лазаешь лучше него.

Альфи тянет меня за руку:

– А бабушка придет сегодня вечером?

– Конечно. И принесет кексы.

Альфи улыбается и бьет кулаком по воздуху. Мои плечи расслабляются. Возможно, эта стычка с Джейком Хантером не настолько ужасна, если сын смог так быстро о ней забыть. Конечно, большое подспорье, что моя мама всегда неподалеку. Не говоря уж о пляже. Это было определенно правильным решением – покинуть Лондон и переехать сюда. Хотя мне и пришлось распрощаться со своей милой маленькой квартиркой, хорошо оплачиваемой работой, друзьями (слава богу, есть «Фейсбук») и… ну, в сущности, со всей прежней жизнью. Но если у вас есть ребенок – это все меняет. А когда он несчастлив, вы сделаете все возможное, чтобы заставить его вновь улыбнуться.

До появления Альфи у меня не было никаких отношений в течение нескольких лет, и меня это ничуть не заботило. Я проделала карьерный путь наверх, получив должность менеджера по аренде жилья в крупном агентстве недвижимости Южного Лондона. Я ездила на серебристой «Ауди А3» и жила на первом этаже в небольшой, но шикарной квартире, оформленной в духе минимализма – сплошные четкие линии и правильные формы. А мои кулинарные навыки не распространялись на что-то большее, чем разогретый в микроволновке готовый обед из супермаркета.

А затем я сошлась с Майклом Льюисом, моим старым приятелем по университету. Эти отношения обещали быть мимолетными и необременительными. Майкл – журналист-расследователь, а это не совсем то занятие, которое сочетается с размеренной семейной жизнью, и, признаться, я тоже наслаждалась своей независимостью. Мы стали – как бы это назвать? – «друзьями с особыми привилегиями». Лишь одного мы не предугадали – что «привилегии» превратятся в Альфи.

Никогда не забуду мамино лицо, когда я все ей рассказала. Не знаю, что оказалось для нее большим шоком: то, что я беременна, или то, что Майкл – черный.

Майкл был великолепен. Он и сейчас такой. Он не испугался и не бросился предлагать оплатить аборт. Он усадил меня рядом и сказал, что поддержит во всем, на что бы я ни решилась. Майкл пообещал, что, если я сохраню беременность, он будет играть в этом такую большую или такую малую роль, какой я от него ожидаю. Он даже предложил мне выйти за него замуж.

Не стану притворяться, будто не испытывала искушения, но я догадывалась, что он предлагает это только из-за Альфи. Кроме того, если бы мы поженились и не сошлись характерами – и, давайте посмотрим правде в глаза, много ли прочных отношений в наши дни? – мы могли бы закончить тем, что возненавидели бы друг друга, как мои родители, и это навредило бы Альфи.

Таким образом, сейчас мы по-прежнему лучшие друзья, и Альфи получает надлежащие отношения со своим отцом, чего у меня никогда не было.

Сын машет кому-то на другой стороне улицы. Это женщина из бунгало напротив школы. Она стоит, склонившись над своим розовым кустом, затем выпрямляется и машет в ответ рукой, зажимающей секатор. Несколько недель назад, когда Альфи только начал учиться, он упал и поранил об асфальт колено, а женщина оказалась настолько любезна, что вышла из дома с пластырем, а потом не на шутку хлопотала возле него.

Непрошеная мысль приходит мне в голову. А что, если это она – Салли Макгоуэн, живущая с видом на школьную игровую площадку? Знаю, я веду себя глупо. Нет никаких причин подозревать ее больше, чем вон ту даму, бредущую нам навстречу с хозяйственной сумкой на колесиках.

Демографическая обстановка во Флинстеде такова, что люди здесь старше, чем в среднем по стране. Сюда переезжают пенсионеры. В основном из Лондона – их притягивает море и спокойный ритм жизни. Кроме пляжа и единственной улицы с магазинами, здесь никаких развлечений. Для чего-то более интересного нужно ехать полчаса на машине – или же вы можете сесть в автобус, если готовы прождать его полдня. Вот почему я так отчаянно желала сбежать отсюда в Лондон, когда мне исполнилось восемнадцать. Но теперь все по-другому – мне нужно думать об Альфи.

Дома, в моей маленькой, напоминающей корабельный камбуз кухне (которой предстоит совершенно преобразиться, когда я наконец примусь за окраску шкафчиков) я готовлю для сына быстрый перекус после школы, прислушиваясь к знакомым звукам музыки из «Звездных войн», гремящим в гостиной. Теперь я не представляю свою жизнь без Альфи.

Раньше я и не знала, что это такое – страх за ребенка. Я несу ему бутерброд, пытаясь не зацикливаться на том кошмаре, в котором живет несчастная мать Робби Харриса все эти долгие годы. Но как бы я ни старалась, я не в силах выбросить этот образ из головы – как баюкаю обмякшее, окровавленное тело Альфи в своих объятиях.

Я делаю так всегда. Воображаю самое страшное, что может с ним произойти, будто колдуя, чтобы этого никогда не случилось. Наверно, так поступают и другие родители, и болезненное воображение помогает нам всегда быть настороже при любой опасности.

Я прижимаюсь к Альфи на диване и целую его в макушку. Что же это за ребенок, способный ударить ножом пятилетнего мальчика в сердце?