Они были такие же, как мы. Они носили такую же одежду и жили в таких же домах. Они ходили по улицам с такими же названиями и покупали в таких же магазинах точно такие же подарки. И праздники, в которые они дарили друг другу эти подарки, назывались точно так же и приходились на те же самые дни.

Они так же любили и так же умирали, когда наступал их черед.

И у этих людей была точно такая же история.

Они тоже изобрели огонь и построили пирамиды. Они распяли Иисуса Христа, они разрушили Рим, завоевали новый громадный континент, уничтожив сотни тысяч индейцев и бизонов, они придумали двигатель внутреннего сгорания, и поднялись в воздух на аппаратах тяжелее воздуха.

Все они делали так же, как мы и тогда же, когда и мы.

Но вот наступил момент и что-то пошло по-другому. Как будто к дирижерскому пульту пришел совсем другой человек, или ноты перед ним кто-то по ошибке выложил другие. И произошел сбой, сначала всего лишь на миллиардную долю секунды. Но этот сбой повел за собой следующий, и миллиардные доли стали складываться в миллионные, затем тысячные, затем сотые. И наши пути, столь одинаковые до этого, разошлись. И оказалось, что может быть другая жизнь, другая любовь и другая смерть, другая судьба, от которой тоже не уйдешь.

И они прожили совсем другую жизнь, совершенно не похожую на ту, которую прожили мы. Кому-то не удалось достичь вершин славы, таких, какие достались бы на его долю, если бы все продолжалось, так, как и у нас. А кто-то, наоборот, совершил то, что не удалось бы ему при другом раскладе.

Но вот что удивительно. И там, и здесь, трус остался трусом, а герой – героем, хотя, может быть, трусость одного заметили гораздо меньше людей, а про героизм другого никто не узнал. И там, и здесь подлость и доброта, жадность и гордость, страх и преданность остались теми же что и нашем мире.

И в том, и в этом мире те двое, кому предназначено встретиться – встретятся и обретут любовь на миг или на вечность, что, в конце концов, одно и тоже. Ибо любовь, мелькнувшая искрой хоть на миг между двумя сердцами – это уже вечность…

ОСВОБОЖДЕНИЕ-2

12 июня 1941 года. 2 часа 00 минут. 40 км южнее Сокаль

Опушка леса, которую пересекает грунтовая дорога. Из кустов выскакивает заяц, преследуемой лисой. Петляя, звери носятся по траве. Вдруг раздается лязг металла. Звери в испуге исчезают. Из люка танка КВ-1, притаившегося в высоких кустах, высовывается веснушчатый сержант Колесов. Обращается к сидящему на башне командиру – младшему лейтенанту Озерову:

– Товарищ младший лейтенант…

– Что тебе, Колесов?

– А как вы думаете, это опять учения или…?

– Что или…, Колесов?

– Может быть, война, товарищ младший лейтенант?

– А чего гадать-то Колесов! Через два часа ты все узнаешь!

– Так интересно же.

– А какая тебе разница, Колесов, от нас уже ничего не зависит. Угощайся… – протягивает открытый портсигар.

– Спасибо, товарищ младший лейтенант. А как же не думать, не гадать? Война – это не шутка.

Слышится шум мотора подъезжающей машины. Вскоре становится виден свет фар. Появляется две легковушки. Останавливаются неподалеку от спрятанных на опушке танков. Из головной выходит командир 4-го мехкорпуса генерал-майор Власов. Высокий, даже длинный, немного нескладный для военного, в очках, придающих ему вид сугубо гражданского человека. В сопровождении нескольких человек идет к танкам. Навстречу прибывшим выбегает комбат.

– Товарищ генерал-майор, 1-й батальон 16-го танкового полка находится на исходной позиции. Командир батальона майор Рябинцев.

– Как настроение, майор? – спрашивает Власов

– Боевое, товарищ генерал!

– Боевое? Это хорошо… – Власов кивает комбату и идет по полю в сторону небольшого пригорка метрах в пятидесяти. Поднимается и смотрит.

Все догадываются, куда он смотрит. Там в нескольких километрах граница. В темноте все равно ничего не видно, но генерал ещё долго стоит и жадно ловит ноздрями легкий ветерок, тянущий «оттуда». Затем возвращается к стоящим на прежнем месте командирам.

– Боевое, говоришь? – переспрашивает он майора. – Ну-ну…

И, не дожидаясь ответа, уходит к машинам.

Сидящий на башне Озеров говорит сержанту Колесову:

– Знаешь, Миша. Это, похоже, не учения. Это, Миша, война.

2 часа 30 минут. Тарнополь. Штаб Юго-Западного фронта

В комнате за столом сидят командующий фронтом генерал-лейтенант Кирпонос и член Военного Совета фронта корпусной комиссар Ващугин. Пьют крепко заваренный чай, деликатно похрустывая печеньем. У окна стоит, глядя в темноту, начальник Генерального штаба генерал армии Жуков.

Стук в дверь. Входит начальник штаба генерал-майор Пуркаев.

– Ну, что у тебя нового, Максим Алексеевич? – спрашивает Кирпонос.

– Ничего, Михаил Петрович. Теперь уже осталось только ждать, – отвечает Пуркаев.

– А на той стороне что? – Жуков отворачивается от окна и пристально вглядывается в лицо начштаба.

– Ничего подозрительного, Георгий Константинович.

– Неужели спят?

– Тишина, Георгий Константинович.

– Тишина… Не верю! Давно запрашивали?

– Последние сообщения – полчаса назад.

– Иди, запроси ещё.

Пуркаев выходит на улицу. У двери – не шелохнувшийся часовой, невдалеке, привалившись плечом к небольшой березке, покуривает вестовой. При виде генерала он гасит, послюнявив пальцы, окурок, выжидающе замирает. Пуркаев машет рукой, приглашая бойца следовать за собой. Командный пункт расположен в бывшем военном городке. Десятка полтора одноэтажных домиков прячутся в зелени деревьев. Окна затемнены. Генерал безошибочно выбирает один из домиков, заходит. Это обитель начальника оперативного отдела штаба полковника Баграмяна. Стол завален картами и бумагами, но участок перед Баграмяном расчищен. На свободном клочке стоит стакан с чаем в серебреном подстаканнике, и тарелка с бутербродами.

– Ну что, Максим Алексеевич?

– Нервничают, Иван Христофорович.

– Оно и понятно. Кто ж тут не будет нервничать. Что говорят?

– Ничего существенного. У тебя что нового?

– А что сейчас нового может быть? Все готово, все на местах, осталось – ждать. Я бы вообще лег поспать на часок, уже вторые сутки без сна. Надоела мне эта нервотрепка. Садитесь лучше, Максим Алексеевич, попьем чайку, закусим. Когда еще удастся спокойно посидеть. Все уже делается, а оттого, что мы суетимся, ничего не изменится.

– Завидую я твоему спокойствию. Крепкие у тебя нервы.

– Это у меня не нервы крепкие. Это я просто устал как черт. И нервничать тоже устал.

2 часа 45 минут. Москва. Кремль

По кабинету ходит Сталин с потухшей трубкой в руке. За столом расположились Шапошников, Буденный, Ворошилов, Берия, Молотов.

Лицо Берия непроницаемо, Ворошилов как будто хочет рассказать что-то смешное, но понимает серьезность момента и сдерживается, лицо Молотова выражает откровенную скуку. Буденный поглаживает усы и явно пытается подавить зевоту. Шапошников делает вид, что изучает карту. Сталин смотрит на часы на стене, подходит к своему столу и нажимает кнопку. Появляется Поскребышев.

– Осталось полчаса, – говорит Сталин. – Подтвердите готовность командующим фронтами.

3 часа 15 минут. Штаб Западного фронта

Друг против друга, как шахматисты, облокотившись локтями о стол, сидят нарком обороны Тимошенко и командующий фронтом генерал армии Павлов.

Звонит телефон ВЧ. Павлов берет трубку

– Да… Знаю, у меня тоже часы есть… Значит, самолеты в воздух!

Кладет трубку, смотрит на Тимошенко.

– Вот и началось…

3 часа 20 минут. Белосток

Летчики 124-го истребительного полка бегут к машинам. Один за другим новенькие МиГ-3 поднимаются в только начинающее светлеть небо, выстраиваются в боевой порядок и берут курс к границе.

Тысячи самолетов пересекают границу и начинают бомбить немецкие аэродромы, расположение частей и штабов, железнодорожные узлы, мосты. По немецким войскам, сконцентрированным у границы, наносит удары советская артиллерия.

Отовсюду слышен рев моторов и лязг гусениц. Из всех перелесков, тянущихся вдоль границы, выбираются танки. Выстраиваясь в колонны, они двигаются на запад, обгоняя пехоту. Советские войска пересекают границу и вторгаются в расположение передовых немецких частей. Немцы только проснулись и выскакивают из домов, попадая под уже ползущие по улицам русские танки.

Немецкий аэродром бомбит советская авиация. Море огня. Несколько летчиков Лютваффе, полуодетых, бегут к уцелевшим «Мессершмитам-109». На бреющем проносится И-16, поливая бегущих из пулеметов. Падают убитые и раненые. До истребителей добираются двое. Раскручиваются пропеллеры, мессер идут на взлет. К ним сзади пристраиваются два И-16. Как только мессершмиты отрываются от земли, советские истребители открывают огонь. Левый мессер резко клюет носом и исчезает в огненном облаке, правый уходит на вираж и отрывается от противника. Летчик задирает нос самолета, стремительно набирая высоту. За ним пристраивается ещё два И-16, но догнать не могут. Мессершмит уходит от преследователей, разворачивается и летит к аэродрому. Летчик видит группу советских бомбардировщиков, делающих очередной заход на аэродром, и решает перехватить их. Приблизившись на расстояние прицельной стрельбы, пилот нажимает гашетку. Пулеметы молчат – закончились патроны. В хвост его машины уже заходят два МиГа. Немец грязно ругается и направляет свой истребитель на русский бомбардировщик. Самолеты, столкнувшись, пропадают в огненном облаке.

В это время с аэродрома взлетают ещё два мессершмита, им удается оторваться от преследующих их И-16, потом они разворачиваются и атакуют бомбардировщики. Один, затем второй СБ охватывает пламя. Подоспевают советские истребители. Начинается настоящая карусель – два мессершмита и восемь МиГов сплетаются в клубок. Меньше чем через минуту один немецкий и три советских истребителя, охваченные пламенем, падают в лес. Последний немец сбивает ещё один МиГ, и у него кончаются патроны. Маневрируя, он приближается к группе советских бомбардировщиков, собираясь идти на таран. Лицо немецкого летчика заливает кровь, он с трудом через разбитое стекло фонаря кабины замечает заходящую на аэродром тройку СБ. Но сзади его догоняют два МиГа, и немецкий самолет, объятый пламенем, падает.

Деревянный мост через небольшую пограничную речку. Кроме кваканья лягушек, полная тишина. На бреющем проноситься звено советских самолетов.

Из кустов выскакивают красноармейцы во главе с молодым лейтенантом и бегут через мост. Им остается несколько шагов до вражеского берега, когда раздается первый выстрел. Пуля попадает лейтенанту в ногу, он падает на колено, следующий выстрел превращает в кровавую маску лицо. Пулеметная очередь встречает атакующих: один из бойцов роняет винтовку и повисает на перилах моста. Другого, круглолицего конопатого парня, от ударов пуль отбрасывает на бегущего сзади усатого старшину. Тот отталкивает от себя труп и прыгает через перила в реку. Следующая очередь скашивает ещё троих бойцов. Остальные падают на настил моста, пытаясь укрыться от пуль за трупами. Стоящий по колено в воде в двух метрах от берега старшина, бросает в кусты, откуда стреляет пулемет, ручную гранату. Взрыв.

Метрах в ста за мостом из-за деревьев появляются пять плавающих танков Т-38 и на полном ходу плюхаются в реку. Четыре быстро переправляются на другой берег, один, видимо, неисправен и застревает посредине. Речка в этом месте неглубока, из торчащей над поверхностью башни вылезают двое танкистов и спрыгивают в воду.

Бойцы бегут на берег. За кустами немецкий окоп. По краям мешки с песком, перевернутый взрывом ручной пулемет и два немца. Один убит, второй ещё жив – корчится, держась за живот. Из перелеска к окопу бежит десяток вражеских солдат. Начинается стрельба, потом рукопашная. Не дожидаясь конца схватки, группа бойцов во главе со старшиной бросаются сквозь небольшой перелесок и оказываются на опушке.

Впереди поле, за ним метрах в двухстах аккуратные домики небольшого поселка. Оттуда через поле в сторону границы спешат немецкие солдаты. Многие на ходу одеваются. Советские бойцы, прячась за деревьями, открывают по ним огонь из винтовок. Немцы отвечают.

Ломая кустарник, из перелеска выскакивают переправившиеся через речку советские танки, огнем из пулеметов начинают косить немцев, те бегут обратно. Следом за танками в сторону домов устремляются красноармейцы.

5 часов 40 минут. Тарнополь. Штаб Юго-Западного фронта

В комнате Жуков и Кирпонос. Стук в дверь, входит дежурный офицер, докладывает:

– Товарищ генерал армии, командарм-6.

Жуков берет трубку:

– Ну что у тебя там, Иван Николаевич?

Докладывает командующий 6-й армией генерал-лейтенант Музыченко.

– По всей границе передовые отряды ведут бой. Сопротивление слабое, проспали они нас, Георгий Константинович. Авиация отбомбилась удачно, потери минимальные, сейчас уточняем. Ввел в дело шестой корпус.

– Когда Власова пускаешь?

– Ввожу его корпус на левом фланге у Алексеева, на участке 41-й стрелковой.

7 часов 30 минут. Южнее Сокаль

Колонна танков КВ 4-го механизированного корпуса движется по дороге, обгоняя колонны пехоты и артиллерии. Пехотинцы, в клубах пыли, поднятой танками, ругаются на танкистов. Сидящие на башнях танкисты только смеются.

– Давай, ребята, догоняй, а то на вас немцев не хватит.

В головном танке в башне сидит младший лейтенант Озеров. Из люка вылезает сержант Колесов.

– Ну что Миша, страшно?

– А вам товарищ младший лейтенант?

– Ну, дай бог эта железка не подведет, – похлопывает по броне.

Танки обгоняют пехоту. Подходят к лесу. Навстречу им появляется группа мотоциклистов разведроты. С головного мотоцикла слезает лейтенант и подбегает к танку Озерова.

– Лейтенант, тут лесок метров на триста. За ним деревня, там немцы. Наша авиация, похоже, поработала на славу.

– Немцев-то много?

– Мы туда не совались, подходы больно открытые.

– Жить хочется?

– Да хотелось бы. Вы с вашей броней там пройдете. Наверное,

– Хорошие перспективы. Поехали.

Небольшой поселок, сильно разрушенный советской авиацией. Многие дома горят, на улицах трупы, разбитые машины. Из леса появляются советские танки, быстро преодолевают небольшое поле и врываются в поселок. Немцы ведут беспорядочный огонь из стрелкового оружия.

Танк Озерова первым въезжает на единственную улицу. Как только он появляется, две 37-ми миллиметровые противотанковые пушки, спрятанные за оградой одного из домов метрах в двухстах, открывают огонь. Они успевают выпустить несколько снарядов, которые отскакивают от лобовой брони КВ, не причиняя ему вреда. С другой стороны, в поселок врывается ещё один КВ, ломает ограду и давит пушки.

За поселком на невысоком пригорке немецкая зенитная батарея 88-мм пушек. Из четырех орудий три разбиты после налета советской авиации, возле четвертого возятся пятеро немцев. Поселок им виден как на ладони. По улицам движутся танки КВ. Немецкое орудие стреляет, поражает КВ в борт. Танк охватывает пламя. Следующий выстрел поражает второй КВ, в нем взрывается боезапас, башня взлетает на десяток метров вверх. Идущий впереди КВ скрывается за домом. Немцы наводят орудие, ожидая, когда танк появится из-за дома. Вот уже виден ствол пушки.

В это время позади зенитчиков появляется группа советских мотоциклистов. С головного мотоцикла дают пулеметную очередь. Трое из пяти немцев падают убитые и раненые, двое прячутся за орудием.

Танк Озерова останавливается на краю поселка. Впереди дорога уходит в лес, начинающийся метрах в трехстах. Между и лесом – поля, чем-то засеянные. Неподалеку посреди дороги разбитая легковая машина, чуть дальше брошенный велосипед и рядом несколько трупов в немецкой форме.

Озеров открывает люк и высовывает голову. Немцев не видно. Бой в поселке затих, не слышно ни выстрелов, ни взрывов. Высоко над головой крутятся, выписывая сложные фигуры, три самолета, доносится слабый треск их пулеметов.

Озеров и вылезший из соседнего люка наводчик Колесов, подняв головы, следят за воздушным боем. Из остановившихся сзади них танков вылезают другие танкисты. Синие комбинезоны вымазаны черным машинным маслом, лица закопченные, грязные.

Один из самолетов пускает черный шлейф дыма и начинает падать. Он проходит совсем недалеко от наблюдавших танкистов, так что можно различить черные кресты на крыльях и рушится в лес. Над деревьями поднимается столб пламени и дыма, по форме напоминающий гриб.

– Ура, – кричат танкисты.

Советские истребители описывают широкий круг, и улетают домой. Они еще не скрылись с глаз наблюдающих за ними танкистов, как из-за леса у них за спиной появляются советские истребители И-16 с широким «лбом» мотора. Самолеты идут над самыми макушками деревьев, их много, слева и справа, насколько видно, еще одна волна, за ней третья. Они проходят над самыми головами танкистов, оглушая их ревом моторов. Видны не только звезды на крыльях, но и подвешенные под крыльями реактивные снаряды – по три штуки с каждой стороны.

Озеров трясет головой, как будто избавляясь от грохота в ушах, и поворачивается к стоявшим сзади машин его взвода.

– Пока остановимся здесь.

Он спрыгивает на землю и показывает дорогу. КВ задним ходом въезжает в какой-то двор, предварительно снеся невысокий выкрашенный в зеленый цвет деревянный забор, и встает среди садовых деревьев. Остальные танки тоже стали заезжать в соседние дворы.

Немного в стороне от дороги притулилась перевернутая упряжка с немецкой пехотной гаубицей. От гаубицы отлетело колесо, весь передок разбит в щепки. Трупы лошадей лежат, запутавшись в постромках. Одна лошадь жива, пытается встать, смотря на людей грустными просящими глазами.

– Товарищ лейтенант, – произносит один из танкистов, – может, пристрелить лошадку-то?! Мучается ведь.

– А почему пристрелить? – Озеров подходит поближе, – Она ведь вроде и не ранена. Смотри, запуталась просто, и придавили ее. Зачем же стрелять. Славное животное. Посмотри, какие у нее глаза. Стрелять в немцев надо, а лошадь-то хоть и немецкая, но она же в этом не виновата. Эй, – он поворачивается в сторону своих танков, – Ребята, давайте сюда!

К командиру подбегают несколько танкистов.

– Ну-ка, давайте лошадь освободим!

Шестеро танкистов оттаскивают мертвых лошадей, обрезают постромки, и спасенное животное поднимается на ноги. На нем действительно не видно следов ранений. Лошадь не пытается удрать, и казалось, с благодарностью смотрит на своих спасителей. Озеров подходит к ней, достает из планшета кусок хлеба и кормит. Мягкие губы осторожно берут краюху и тычутся лейтенанту в плечо. Он гладит шею бедолаги.

– Давай, лошадь, иди отсюда, – Озеров даже смущается от такого проявления чувств, – Иди, не место тебе здесь.

Он хлопает ее по холке, и лошадь, как будто поняв его, неторопливо бредет по улице.

– Ну, все, – приструнивает Озеров стоявших вокруг, – Цирк окончен, сделали доброе дело, теперь по машинам.

Он подходит к своему танку. Вылезший из танка экипаж осматривает машину. Вся лобовая броня в щербинах, видимо, от пуль противотанковых ружей и осколков снарядов. Есть и несколько следов посолиднее, от попаданий бронебойных снарядов небольшого калибра.

– Ну что, держит броня? – громко и весело спрошивает лейтенант.

– Так точно, товарищ командир, – отвечает механик-водитель ефрейтор Махотин, – Сколько в нас не попадали и вон только что. Комариные укусы.

– Укусы, – недовольно ворчит стрелок-радист Павлов, – Видел, что от семерки осталось? Башню снесло и весь экипаж погиб. И у Осадченко танк сгорел.

– Ладно, не наводи тоску, – машет рукой Махотин, – Мы слава богу живы. У нас, может, командир толковее, – он смотрит на Озерова и подмигивает ему.

Озеров смеется. Его водитель лицом походит на негра, только глаза светятся, и подмигивание выглядит комично.

На улице с грохотом останавливается КВ, из него вылезает командир роты капитан Ряхин и подходит к ним.

– Озеров, ты что тут прохлаждаешься?

– Так, товарищ капитан, приказано взять деревню и встать у околицы, – вытягивается лейтенант.

– Правильно приказано, только какого черта вы все повысовывались? Пулю захотели получить? Экипаж должен быть в танке. А то по поселку немцы еще ползают. Понял?

– Так точно.

– Если понял, значит сидишь здесь и ждешь приказа.

15 часов 10 минут. Лондон. Резиденция премьер-министра

Уинстон Черчилль с сигарой во рту сидит в кресле. Напротив сидят члены военного кабинета: Галифакс, Синклер, Антони Иден, Александер

– Мне кажется, – говорит Черчилль, – что наши проблемы с Германией, теперь можно отодвинуть на второй план. Кажется, Гитлеру в ближайшее время будет совсем не до нас. И это хорошо. У нас будет время спокойно подумать.

– Сэр, а вы не боитесь, что через некоторое время у нас могут возникнуть другие проблемы.

– Вы хотите сказать, что через некоторое время с той стороны Ла Манша будут стоять русские армии?

– Да, сэр.

– Я давно предполагал и стремился к такому развитию событий. Возможно, то, что произошло сегодня, действительно не стоит рассматривать как победу нашей дипломатии, но пока еще рано говорить. Развитие событий может оказаться таким не предсказуемым, что вряд ли хоть кто-нибудь сегодня возьмется предсказать будущее хотя бы на год вперед. Я лично не возьмусь.