Моя медовая девочка

Пролог

Одри Шу

Ночью я проснулась от стука собственных зубов. Холодный озноб сотрясал всё тело. Медово-сладкий шквал запахов обрушивался, сбивал с толку, стоило сделать вздох.

«Нет! Ещё рано… Только не это! Какое сегодня число?! Только не сейчас!»

Я сползла с кровати и пошатываясь добралась до кухни, где в одном из шкафчиков была аптечка. Непослушными пальцами отковыряла зелёную овальную таблетку от блистера, но та выскользнула и проскакала куда-то под гарнитур.

– Да чтоб тебя!

Следующая попытка оказалась более успешной, вот только долбанный подавитель напрочь отказался работать. Ни через пятнадцать минут, ни через час.

Меня штормило всё сильнее. Не помогал ни контрастный душ, ни горячая ванна, ни ромашковый чай, ни двойная доза подавителя. Я даже пыталась помочь сама себе руками, но и это не приносило облегчения. Промучившись до пяти утра, изможденная и трясущаяся, я едва сдерживалась, чтобы не выскочить из квартиры и найти хоть кого-нибудь… Альфу или простого парня – неважно. Едва попадая по буквам, набрала сообщение: «Пожалуйста, приезжай, умираю», и провалилась в мир, сотканный из обрывочных пёстрых картинок, то появляющихся, то пропадающих звуков.

Когда я очнулась, за окном всё ещё было темно.

«Сколько я проспала? Несколько минут? Часов? Или сутки?»

В голове стоял туман, и лучше я себя не чувствовала. Но спустя пару секунд поняла, что меня разбудило – кто-то трезвонил в дверь.

– Не пойду, идите в задницу! – простонала я и накрыла голову подушкой, пытаясь снова уплыть в забытье.

Но звонок всё трещал и трещал, и мне пришлось заставить себя встать. Пока дошла до коридора – вся взмокла и пару раз почти упала. Меня по-прежнему трясло, как в ознобе. Вот только к лихорадке это не имело никакого отношения…

Наконец я доползла до двери, держась за стену. Щёлкнула замком. Распахнула, не глядя, кого принесло.

– Блонди! Что случи…

Он всё-таки приехал. И теперь прожигал меня алчным взглядом, не в состоянии закончить фразу. Конечно, он всё понял. Он дёрнулся, пытаясь избежать неизбежного, закрыл нос рукавом, но было уже поздно. Инстинкты неумолимо брали своё. Его глаза уже затягивала пелена, подавляя в нём человеческое. Всё. Весь мир остался сзади, в коридоре, снаружи дома… Да где угодно, но только не здесь, на пороге моей маленькой квартирки.

Он шагнул вперёд, подхватил меня и ногой с грохотом захлопнул дверь. Прикосновение его ладоней опалило кожу жаркой волной, заставляя задрожать всем телом – от напряжения, мучительно скопившегося внизу живота, и в тоже время от страха перед тем, что сейчас произойдёт.

«Он всё-таки приехал. Несмотря ни на что, приехал!»

Сладость в воздухе усилилась, стала навязчивой, слишком резкой и приторной.

«Это что, я? Разве я так умею?» – успела я отстраненно подумать, но через мгновение стало не до размышлений. Не произнося ни слова, он занес меня в комнату и бросил на узкую скрипучую кровать. Инстинкты окончательно им овладели, да я и сама уже не соображала. С рычанием стаскивала с него одежду, кусала за плечи, царапала спину, словно дикарка с Ройхена. Кажется, футболка затрещала, когда я сдирала её с его широких плеч. Не церемонясь, не тратя времени на ласки или поцелуи, он взял меня за колени и развёл их в стороны. Не человек больше. Альфа, ведомый всепоглощающим желанием обладать.

1. Отец

Одри Шу

За неделю до этого

Я поерзала в постели, пряча замёрзшие ступни под куцым шерстяным пледом. Голову я уже давно накрыла подушкой в тщетных попытках заглушить брачное кваканье древесных лягушек, разносящееся по всей деревне. Сон не шёл, зато мысли снова и снова возвращались к фотографии, что стояла на комоде у продавленной кушетки, на которой я спала. На изображении красивая блондинка со слегка завивающимися волосами сидела на подоконнике и задорно улыбалась в кадр. На заднем фоне закат покрывал багрянцем ровные ряды крыш, а по обеим сторонам от неё громоздились горшки с растениями. Чего там только не было: бегонии, фиалки, крассулы и даже одна наглая монстера с мясистыми резными листьями в две ладони диаметром.

Мама… Она всегда мечтала о кусочке своей земли, где бы смогла выращивать любимые цветы и дышать свежим воздухом без примесей выхлопных газов.

Надо было раньше.

Надо было…

Свое четырнадцатилетие я отмечала уже без теплых маминых объятий, веселого смеха и шумных гостей, выкрикивающих «сюрприииз», выскакивая из-за дивана. А скоро и дивана не стало, и гости стали всё реже и реже появляться на пороге нашей шикарной пятикомнатной квартиры на верхнем этаже элитного жилого комплекса.

Через три месяца после маминой смерти мы с отцом перебрались в маленький Хольсмитт. Некогда успешный бизнесмен Шинтер Шу растратил всё своё состояние, оплачивая бешеные счета из клиник. Финансы стремительно таяли, а бизнес с треском разваливался, ведь его владелец практически не появлялся на рабочем месте, проводя все время с угасающей женой. Баснословно дорогие вакцины не вызывали в слабеющем организме Талиссы Шу никакого отклика.

Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Шинтер Шу, даже будучи сильным альфой, тяжело перенёс потерю супруги и запер свою личную драму глубоко внутри. Снаружи остались лишь постоянная тяга к саморазрушению и ненависть ко всем тем, что когда-то звались друзьями, партнёрами, родственниками. К тем, кто накинулся, словно коршуны, раздирая остатки ранее прибыльного бизнеса на клочки, одновременно выкидывая поредевшее семейство Шу на обочину жизни, на самые нижние ступени социальной лестницы.

– Нахрен! – смачно выругалась я, пытаясь бранью отогнать болезненные воспоминания. Вскочила с кровати и сунула ноги в потрёпанные тапки.

На кухне, делая медленные глубокие затяжки, курил отец.

– Я просил тебя не выражаться, – сухо произнёс Шинтер.

– А я просила тебя не курить в доме.

– Мой дом. Правила тоже мои. Не забывай о манерах.

– Да кому они, нахрен, теперь нужны?

– Од-ри.

Отец произнёс моё имя медленно, по слогам, что означало ещё не крайнюю степень раздражения, но уже близко к тому. Его верхняя губа чуть вздёрнулась, демонстрируя оскаленные зубы, но он усилием воли подавил инстинкты.

У нас, одорантов, идти на поводу у инстинктов – в порядке вещей. Но я бы предпочла родиться обычным парнем, которых становится всё больше и больше с каждым поколением. Животная суть постепенно вырождается. Обычные перестают улавливать феромоны, не такие импульсивные, как альфы. Они как правило спокойны и чаще всего неприметны. Серая масса. В такой было бы удобно прятать себя и свои проблемы. Но я, увы, не парень.

Раньше некоторые учёные высказывали предположения, что в далёком прошлом у людей на самом деле имелась животная ипостась, и наши звериные инстинкты – это рудимент, оставшийся с глубокой древности. Как аппендикс. Конечно, в это никто по настоящему не верил. Ну реально, что за бред?! Но ровно до тех пор, пока сумасшедшая теория не нашла подтверждение полвека назад.

Группу аэронавтов снесло с маршрута, и они оказались на Ройхене, прежде неисследованном материке в южном полушарии. Там и обнаружились Дикие – ветвь одорантов, развивавшаяся параллельно нам и почему-то не утратившая способности к обороту. А если они могут оборачиваться, то, значит, и мы когда-то это умели. Эта новость имела эффект разорвавшейся бомбы и произвела настоящую революцию в науке и умах простых обывателей.

В моду резко вошло всё, что связано с волками. Это стало называться «возвращение к истокам». Ведь все, конечно же, представляли, как тоже могли бы пафосно бегать по лесу в шкурах огромных диких псов – пока обнаружили только их. Но что, если чьи-то предки оборачивались не в хищников, а в травоядных? Так и вижу моих прапрародителей в виде двух кабанчиков, что нежно похрюкивая, любовались полной луной! А что? У кабанов тоже инстинкты есть, между прочим!

Как бы там ни было, мы давным давно – к счастью или нет – перестали бегать по лесам, сверкая мохнатыми задницами, и утратили способность к оборотничеству. Осталось лишь отменно развитое обоняние. Да, звериные инстинкты часто брали верх над разумом, особенной в личной жизни. А те из мужчин, кому повезло родиться «альфой», и вовсе иногда не считались с мнением окружающих, подавляя их волю своими мощными феромонами.

От размышления о доисторических временах меня оторвал отец. Он затушил сигарету, взмахами рук разогнал прокуренный воздух, а затем вплотную подошёл ко мне и сильными пальцами сжал мои плечи.

– Это нужно в первую очередь тебе самой. Моя жизнь считай закончена, но ты… Ты ещё можешь выбраться из этой замшелой дыры. И у тебя всего два варианта: образование или замужество. В последнем особенно ценятся воспитание, манеры и невинность.

Отец молча втянул ноздрями воздух и кивнул сам себе, а меня накрыло волной смущения, обиды и злости. Мне уже девятнадцать, а отец всё ещё обнюхивает меня, как сопливую малолетку, вернувшуюся с вечеринки. В такие моменты я злорадно представляла, как в очередной раз приезжаю домой на выходные, а отец вдруг не слышит сладких ноток невинности в моем запахе. Да чего там представляла – давала себе зарок именно так и поступить на следующей неделе. Найти в колледже пусть не альфу (зачем мне лишние проблемы?), а любого симпатичного парня, и переспать с ним. Вот просто так, ради самого факта. Без обязательств. Чтобы, наконец, спустить с небес на землю дремучие понятия отца об институте брака, и чувствовать себя комфортно, такой же, как все.

Но ужасная правда была в другом. Сколько я не пыталась, так и не смогла переступить через вбитые с малолетства моральные принципы. Пример истинной пары, которой были родители, всегда стоял перед глазами: пропитанные теплом слова, нежность в мимолетных прикосновениях, взгляды, полные ласки и любви…

Максимум бунтарства, что я себе позволяла – нецензурные ругательства, которых с каждым днём становилось все больше в речи.

– Я звонил кое-кому, – сменил тему отец. – По старой памяти. На столе листок с номером. Договорись сама. Скажешь: от Скайла.

– О чем? Кто такой Ска…

– Не важно, кто. Посредник, звено в цепи. Я нашел тебе репетитора из колледжа, учится на старшем курсе. Алексис.

Я удивленно тряхнула головой, оттого непослушные, практически белые пряди – совсем как у мамы – упали на лицо и мягко пощекотали нос. Раньше так делала она. Теперь я забрала эту привычку себе…

– Алексис? Да у нас каждый пятый в колледже – Алексис, Алекс, Лекс. А фамилия есть? Мы знакомы? Сколько…

– Нисколько. Бесплатно.

– Да, но…

– Ты вчера жаловалась на учебу? Я добыл тебе решение проблемы. Прояви благоразумие и подчисти все свои хвосты. Ясно? А мне пора на работу.

– Но сегодня воскресенье.

– В деревенской администрации опять напутали с комбайнами и коровами, – Шинтер подошёл к двери, накинул легкое пальто и, не оглядываясь, добавил: – Учись, Одри, хорошо учись. Ты должна выбраться из этой навозной кучи.

2. Чабрец

Одри Шу

Размеренно стуча колесами, электричка уносила меня из маленького Хольсмитта в Антей. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, я погрузилась в свои невесёлые мысли.

Отец был прав. Или хорошее образование, или удачное замужество. К последнему я готова не была. Абсолютно. Да и кандидатов подходящих не наблюдалось даже на горизонте. А вот образование… Долбанное образование! Отец в том году дернул за старые потрепанные ниточки и сумел протолкнуть единственную дочь в экономический колледж, который когда-то окончил сам. Он, конечно, знал, как лучше, где выгодней, и что перспективней… для него самого, для другого альфы, возможно, даже для какой-нибудь другой дочери, если б такая имелась. Но не для меня. Спрос, предложение и равновесная рыночная цена оставляли в моей голове эфемерные следы, которые истаивали из памяти, словно сахарная вата во рту.

Я снимала крохотную студию в двадцати минутах ходьбы от колледжа. Деньги на жилье зарабатывала, как могла, совмещая ненавистную учебу с работой, точнее даже с тремя. По утрам вторника и четверга я систематически прогуливала первые две пары, потому что учила семилетних мальцов брассу и кролю в центральном бассейне города. Да, плавала я отменно! Занятия с личным тренером, когда в семье ещё были на это деньги, не прошли даром. Да и в отпуск на моря мы ездили минимум три раза в год. Раньше… Зато теперь я сама занималась с детками богатых родителей, и это была основная статья моих доходов – на жилье и еду.

Вечерняя подработка районным курьером приносила куда меньше кю, а вот сил и времени отнимала с лихвой. Самое «рыбное» время для курьера, как и для таксиста – вечер пятницы и суббота, в эти дни можно было либо неплохо подзаработать, любо огрести неприятностей от перебравших спиртного альф. Оттого у меня выработался рефлекс – сторониться темных переулков и сомнительных подворотней. Эти деньги я откладывала в копилку, а потом спускала на откаты преподавателям за «удвл» в зачетке.

А вот третий способ заработка был самый недоходный, зато для души. Я рисовала, и маркерами, и ручками, и лайнерами – все понемногу. Заказов на скетчи было немного, но зато меня непременно брала гордость, когда по пути в колледж я проходила мимо кофейни и заглядывала внутрь сквозь огромные окна. На стене позади продавца красовалось меню с рисунками ароматных круассанов, пышных булочек и пончиков с шоколадной глазурью… С моими рисунками! Вырученные за этот заказ деньги, я отвезла в Хольсмитт и припрятала в своей комнате, чтобы не было возможности спустить их в городе. Эти кю были отложены на мечту. Открыть копилку можно будет лишь тогда, когда наберется нужная сумма для первоначального взноса в академию искусств. Вот тогда-то и можно будет бросить ненавистный колледж.

До таинственного репетитора по имени Алексис я дозвонилась с третьего раза и впала в ступор, когда в динамике телефона раздался… мужской голос! В результате лепетала, как идиотка, но вроде бы кое-как сумела объясниться. В обмен получила адрес его квартиры и гудки отключения.

Всю дорогу из деревни в Антей я искренне полагала, что репетитором непременно окажется девушка. Парни в основном были увлечены спортом, а не учёбой, а если и делали что-то, то исключительно в личных интересах. Но разговор с Алексисом перевернул всё с ног на голову. Я недоумевала, зачем вообще приглашать в свой дом незнакомку? Тем более имея вполне логичную альтернативу – ведь можно было позаниматься в свободных аудиториях колледжа. Зачем давать свой адрес, я решительно не понимала. Смущало и то, что мы не обговорили, сколько будут длиться наши занятия. Да мы вообще ничего толком не успели обсудить. Такое резкое поведение наводило меня на мысли об альфе. Вот только альфа бы не стал нянчиться с девчонкой, значит, Алексис – обычный парень?

Решив окончательно разобраться в непонятном репетиторе, я не стала откладывать и направилась прямиком по адресу, предварительно обмазавшись блокатором запаха. Я никогда не «светила» на людях сладковатым ароматом своей нетронутости.

Дом на Роулинз, 38 был из дорогих. Семь этажей из вернасского кирпича, у входа дворецкий, с учтиво-вежливой улыбкой открывающий двери, а внутри отделанный гранитом небольшой лифт. Когда-то наша семья имела огромную квартиру в таком же доме. Но то было в прошлом. Теперь черная гранитная отделка давила на меня, вызывая дискомфорт и начальные признаки клаустрофобии. Едва двери лифта разъехались, я с нескрываемым облегчением выскочила на бордовую ковровую дорожку, устилающую коридор. Найдя нужную квартиру, я вдавила кнопку звонка, и по ту сторону от двери раздалась серебристая трель механического колокольчика.

– Ну? – на пороге в одних только джинсах стоял взъерошенный, сонно моргающий альфа по имени Вэл.

Известный на весь колледж альфа. Мощный, жилистый, кареглазый шатен. Бронзовый призер городского турнира по легкой атлетике, гроссмейстер по шахматам, популярный старшекурсник, возглавляющий списки «гордость колледжа» и «лучший студент семестра», губитель девичьих сердец…

Он стоял на расстоянии вытянутой руки, вальяжно прислонившись к дверному косяку, выставив на обозрение рельефные плечи, подкаченную грудную клетку и кубики пресса. Я невольно втянула носом воздух, уловив некую горчинку, а вместе с ней и запах уверенности, твердости и внутренней силы.

– И как тебе? – нагло поинтересовался Вэл, видя моё замешательство, а затем одним, не терпящим возражений захватом притянул меня к себе, заставив уткнуться носом в свою шею. – Что чувствуешь?

– Чабрец, кажется, – прерывисто выдохнула я, совершенно обалдев от его напора. Стоя в дверном проеме, я продолжила говорить туда же, в шею альфы, – Чуть-чуть шалфея. И легкая горечь. Не пойму, что это.

– Может, полынь? А может слезы брошенных мною наивных малышек, вроде тебя.

Последняя фраза подействовала как удар хлыста, и я резко отпрянула. Оказывается, меня уже никто и не держал. Оттого я невероятно смутилась, а следом – разозлилась на него, на себя, на свою одорантскую суть.

– Мне нужен Алексис, – я вызывающе вздернула подбородок, стараясь смотреть альфе исключительно в глаза.

– Зачем?

– Об этом я скажу ему лично, – продолжала я гнуть свою линию.

– Слушаю, – ноздри Вэла красноречиво трепетали, и мне оставалось лишь надеяться на хорошо разрекламированные качества моего блокатора запаха.

Не хватало ещё, чтобы этот пижон растрепал на весь колледж о моём половом статусе. Считается, что обычный возраст для начала интимной жизни – около пятнадцати лет, когда подростки вступают в пубертатный период и пробуют свои новые возможности. Ведь именно в это время наше обоняние становится намного более чутким, начинаются непроизвольные выбросы ферромонов под влиянием сильных эмоций и… и происходят другие гормональные изменения. Точнее так считают все, кроме моего отца.

Что касается меня, то в пятнадцать я была погружена в совершенно иные переживания. Скорбь утраты любимой матери не давала засматриваться на мальчиков. А позже мой отец увлекся тотальным контролем. И вот результат. Для папы – гордость, для меня – позорище. Да, именно так, теперь это позорно. Те времена, когда девушки берегли себя для истинной пары, прошли вместе с молодостью Шинтера Шу. Теперь все иначе. Но как донести такое до отца? Да и как побороть саму себя ?

Я тряхнула головой, переваривая мысль о том, что кто-то крайне неудачно меня разыграл, отправив к Вэлу.

– Я ищу Алексиса, мне сегодня продиктовали этот адрес. Очевидно, произошло недоразумение, – я представила, как истинный Алексис ржет надо мной где-нибудь в кругу себе подобных ублюдков и не сдержала рвущееся наружу: – Блядь.

– О как! – надменная ухмылка сползла с лица Вэла, уступив некоему подобию удивления. – Значит, это ты меня сегодня в такую рань разбудила? Впредь на часы смотри, когда кому-то звонить собираешься.

– Так одиннадцать было… Я не совсем понимаю. Ты же – Вэл.

– Алексис Вэллингтон, очень приятно, – он снова схватил меня, рывком втянул в квартиру и захлопнул дверь, щелкнув замком. – Располагайся, сейчас покажу тебе свою маржу.

– Что?!

3. Тир

Алексис Вэллингтон

В тире пахло пороховым дымом, но мне этот запах всегда нравился. Я стоял за Гриром и смотрел, как этот широкоплечий здоровяк привычно одетый в чёрное, выбивает мишени. Одна, другая, третья… Осечка! Я ухмыльнулся, не сомневаясь, что приятель сейчас матерится, как сапожник. Конечно, слышно не было – из-за грохота пальбы в тире все были в звукопоглощающих наушниках. Но Грир всегда был азартным, так что наверняка его бесит, что мой результат выше по очкам.

Когда он закончил и сдал оружие, мы направились к выходу. Там сняли наушники, повесили на стойку и вышли. Грир от души шарахнул дверью, а я довольно осклабился:

– Просто признай, что я лучше тебя, детка.

– Да пошёл ты в жопу! – психанул друг. – Пошли в бар, мне надо выпить.

– Ты же на байке.

– Да насрать! Дам на лапу, если кто-то решит меня тормознуть. А ты так и не надумал обзавестись железным конём?.. – задал он мне свои любимый вопрос. И снисходительно добавил: – Ну ладно, хотя бы тачкой? Так и ездишь на такси, как старпёр.

– Ой, да заткнись ты уже…

Грир то и дело меня подначивал на эту тему, а я только и мог, что скрипеть зубами, вспоминая древний отстойный пикап, которым облагодетельствовал меня отец.

«Старый хрен! Чтоб ты провалился, со своими причудами воспитания и дерьмовой философией: машина для езды, а не для понтов… кто это придумал вообще? Да лучше уж такси, чем это позорище».

Когда мы сели за стол и опрокинули в себя первые шоты, Грира немного отпустило.

– Ну чего там за цыпочку ты взялся учить, рассказывай давай.

– Да так, – я неопределенно помахал рукой в воздухе. – Блондинка, кстати, как ты любишь.

– Ну-ка, с этого места поподробнее.

– Да ничего особенного Стройная, большеглазая. Но таких полно вокруг. Зовут Одри. Пугливая до одури, дёргается каждый раз, когда я подхожу. Но вроде не тупая, и на том спасибо. У неё много пробелов по теме, но схватывает на лету. Ну, когда перестаёт на меня пялиться, как будто я сказочный единорог с розовой гривой.

Грир заржал, а отсмеявшись, мы опрокинули ещё по шоту.

– Одним словом, терпимо, – подвёл я итог и скользнул взглядом по двум девчонкам, вышедшим из дамской комнаты. Автоматически навесил на них ярлык: «так себе» и вновь повернулся к Гриру: – Если бы всё было совсем плохо, я бы послал отца нахер.

– Ну да, конечно, – Грир недоверчиво хмыкнул, зная в каком я положении, но не стал давить на больной мозоль. – А она с кем-то, эта Одри?

– Без понятия, – я пожал плечами. – Каждый раз приходит, опрокинув на себя флакон блокатора. Другие цыпы наоборот скупают усилители феромонов, а эта…

– То есть ты до сих пор не проверил лично, есть ли у неё метка? Ха! Стареешь, Алексис…

Он специально назвал меня полным именем, хотя прекрасно знал, что я терпеть этого не могу. Еще и выделил голосом. Вот ублюдок!

– Не нарывайся, Грир.

На Одри у меня, конечно, имелись планы, как без этого. Но я решил не торопиться, а поиграть, как следует. Было в ней что-то… невинное что ли. Смешно, конечно. В колледжах девственницы не учились, это точно. Но опыта у этой Одри было явно маловато, и при этом чувствовался некий внутренний стержень.

Вторую неделю я неторопливо сокращал расстояние, словно двигаясь по спирали к центру. В этом мне не было равных. Сначала отстраненное, надменное и грубое поведение, чтобы выбить объект из зоны комфорта, а потом медленное сближение: мягкие ноты в голосе, случайные касания, контролируемые выбросы феромонов. Шах и мат.

Я мог завалить в кровать практически любую девчонку «нахрапом» и те, как правило, без раздумий плавились в моих руках. Но это было слишком просто и скучно. Да, я осознавал, что был избалован вниманием прекрасного пола, а потому предпочитал играть. Надкусывать, медленно смаковать, растягивая удовольствие.

Сначала я, конечно, адски бесился и планировал под любым предлогом сорвать своё неожиданное репетиторство. Отец пригрозил неоплатой моих увесистых счетов, если я не возьмусь за обучение какой-то провинциальной курочки. Возможно, я мог бы сделать это и по доброй воле, если б эта Одри сама ко мне обратилась, напрямую. А возможно и нет. Нахрен оно мне сдалось? Но когда вешают ярмо на шею, я не переносил.

Тем утром отец позвонил мне и сходу, не церемонясь, заявил:

– Сегодня с тобой свяжется девушка, дочь человека, которому я задолжал услугу и очень хочу рассчитаться. Вы учитесь в одном колледже, её нужно подтянуть по нескольким предметам перед сессией. Займись!

Я плохо соображал спросонья. Всю ночь зажигал в клубе, и звонок отца застал меня не дома, а в квартире у какой-то девицы, которую я снял на танцполе. Она лениво пошевелилась в кровати, проснувшись от звука моего голоса, и я жестом приказал ей молчать. Малышка оказалась понятливая, и пока я пытался въехать, о чём толкует отец, она уже пристроилась у меня между ног и вовсю наяривала там своими губками.

– Подтянуть? Я что, похож на бесплатного репетитора?!

– Мне плевать, какого ты там о себе мнения, Алексис, – голос отца звучал отстраненно, как обычно. – Я сказал, ты сделал.

Девица – как её там? Элис? Эдна? Эмбер? – умело облизывала мой внушительный стояк, и я никак не мог сосредоточиться и придумать какой-то дерзкий ответ. Не дождавшись возражений, отец вздохнул в трубку и нажал отбой. Как будто всё было уже решено!

Выбесившись после звонка отца, я перевернул безымянную красотку на живот и спустил пар сверху на ней, а потом вызвал такси и уехал к себе досыпать. Дома, уже почти окунувшись в мир сновидений, я решил, что обязательно сыграю в свои шахматы с навязанной ученицей, если конечно та будет из класса «ничего такая» или хотя бы «сойдет на разок».

И действительно, в реальности Одри оказалась довольно интересной, хоть я и заявил Гриру про «ничего особенного». Не сомневаюсь, что впереди нас с ней ждет некоторое количество жарких встреч. До тех пор, пока мне это не наскучит, конечно.