Граничные хроники. В преддверии бури

Тени-то в большинстве своем безвредны, но Лисе они не нравились больше, чем прочая изнаночная живность. Ведь тени – донники. Они пожирают эмоции и чувства нечаянно попавших сюда живых, только, пожалуй, их одних не трогают. Обманки – каннибалы и весьма хитроумные хищники, могущие принимать форму чего угодно и считывать чужие воспоминания. Отвратительные создания. Что до духов, то их тут было огромное количество. Совершенно разнообразных. Правда, большинство из них обитало в верхних слоях небосвода. Где-то в этом сине-красно-сером небе. Там эти существа жили в раздолье, носились сквозь молнии, обитая в оторванных колтунах реальностей. Большинство духов безвредны, но сюда, на самое дно Изнанки, миролюбивые представители подобной живности никогда не спускались. Скорее наоборот.

Маг знал, кому принадлежали те черные полосы. Он прекрасно понимал, что подобная встреча не самая приятная, но… Существовало одно огромное «но», из-за которого он и Крыса тут круги наматывали, пытаясь хоть кого-то выцепить из поднебесников.

Они приходят с бурей.

Удивительно, что Арвэй не чувствовал, что его водят по кругу. И это настоящий, истинный путник! Видимо, он окончательно оброс мхом у себя в кабинете и не мог теперь сделать ни единого шага по белому пеплу. Ужасная участь. Лиса в действительности никому из своих соратников не желал бы подобного счастья.

Путник вновь прикрыл глаза. Только он это сделал, как внезапно его коснулось ощущение надвигающегося ненастья. Маленький ветерок, до этого ворошивший темные волосы Лисы, превращался в настоящий шквал. Обезумевший порыв стихии, с легкостью поднявший с земли пыль, мгновенно тонким слоем осел на его лице. Пепел горьковатым наростом забился в носоглотку, заставив мага чихнуть. Тот, не мешкая, подобрал, чуть ли не до самых глаз, плотный шарф и надвинул на нос очки. Быстрым движением прикоснулся к линзам, заставив их понадежней прикрепиться своими резиновыми прослойками к его лицу. Изнаночные очки – невозможная древность. Вот только его глаза все равно слезились. Видимо, переход на другое видение отозвался эхом на его нынешнем состоянии. Единственная радость – пыль теперь точно оседать на его глазах не будет.

Лиса вновь увидел те черные линии. Еле заметные на фоне небосвода. Только теперь они достаточно просматривались, ведь то, что неотвратимо приближалось к ним, было совсем рядом.

Истинный путник занес руку, попутно перебирая в голове наиболее действенное заклятие. Недалеко от него ударила молния, после чего последовал оглушающий раскат грома.

Какое-то мгновение… и круг, прочерченный магом, запылал синеватым пламенем, став чем-то похожим на сферу, внутри которой спрятались трое путников.

Шаровые молнии били теперь с изрядным постоянством, искры от тех, что попадали в сферу, рикошетили на их головы.

Ветер так и не унялся, скорее, набрал еще большие обороты. Он хлестал по лицам, пытаясь повалить неугодные препятствия, внезапно возникшие на его тропе.

Крыса поправил передатчик.

– Ты слышишь меня, Бакши? – негромко прошептал он, пытаясь не очень-то открывать рот. Крыса не любил, когда нити шарфа лезут ему же в рот.

– Да, Кэллэх, – послышался голос Арвэя в наушниках.

– Держись центра, Бакши, – прошипело в наушниках казначея. – Что бы ни случилось, держись центра!

Арвэй Бакши сглотнул. Он не любил Изнанку, хотя она, как и многих других путников, звала казначея к себе. И отчасти ее-то ему и не хватало. Тамошнего ветра, багрового неба и зыбкой серебристой земли. Вот только желание выжить было у него побольше и существеннее, чем зов дна Великого Океана. К тому же казначей не любил текучесть и непостоянство пепла, в котором боялся заблудиться и сгинуть навек, а также, чего уж скрывать, того, что обитает в недрах Изнанки, он страшился до дрожи в коленях. Ему и так часто снились кошмары.

Внезапно небо над головой Бакши осветилось каким-то невероятно ярким светом. На мгновение Арвэю показалось, что он ослеп.

Лишь через несколько бесконечно долгих мгновений он смог наконец нормально видеть, да и то ему пришлось еще руками протереть свои линзы, на которых образовались пыльные пятна.

Лучше бы он ослеп.

Вокруг него копошились непроглядные островки первородного мрака. Они то и дело ударялись о прозрачный серебристый свод защитного круга.

Свод прогибался под животным напором, готовый вот-вот рассыпаться прахом на пепельную землю. Повсюду летали искры, точно над головой казначея проходила высоковольтная линия.

Обернувшись, казначей увидел Лису. Над ним стелился сиреневатый туман. Путник быстро водил пальцами одной руки над посохом, его невнятное бормотание эхом проносилось в наушниках казначея. Высокая фигура Крысы была совсем рядом. Два серебристых клинка, опущенная голова. Он чего-то ждал.

Мгновение, и щит, защищающий их от темноты, лопнул. Разлетелся осколками по пепельной пустыне. Сгинул, проглоченный безликой землей.

Темные пятна ринулись вовнутрь, остервенело комкая пучки некогда цельного заклинания.

Бакши покрепче сжал металлический корпус пистолета, который всунул в его руки Крыса, когда только Лиса почувствовал приближение опасности. Теперь благодаря тому, что эта небольшая коробочка со снарядами была в его руках, Арвэй чувствовал хоть какое-то подобие защиты. И плевать, что он ужасный стрелок.

Крыса расправил клинки и, как только первые темные пятна приблизились, начал свой танец. Главное, не дотрагиваться до этих тварей, а там – дело за малым.

С филигранной точностью Крыса пронзает один из призрачных сгустков темноты, который с неприятным шипением исчезает, уступая месту десяткам подобных себе отродий Изнанки.

Удар, разворот, блок, потом вновь легкий, колющий, исполненный мастерства финт, вновь защита, прыжок, опять удар, и все повторяется по новой. Крыса не считает врагов, он лишь пытается выжить, а когда выживают, главное не отвлекаться. Если отвлечься лишь на мгновение, может появиться сомнение и тогда будет беда.

Поднырок, удар, блок.

Ноги пружинят, Крыса проводит контратаку, перерубая надвое сразу двух нападавших. И вновь он окружен, кажется, что поток монстров невозможно уменьшить.

Слышится жужжание и рядом с ним взрывается звездопадом огненный шар. Лиса не зевает, упорно атакуя. Его товарищ вновь пружинит, он отскакивает в сторону, готовясь к новому бою.

Слышится выстрел. Это Арвэй Бакши. Видимо, пытается внести свою лепту в общую драку. Пусть так. Этому заскорузлому типу не помешает хоть как-то проявить себя.

Он чуть не пропустил чистую атаку. Это плохо. Нельзя думать. Укол прямо в призрачное сердце. Отскок, группировка и вновь атака. Отражение, контратака, и все повторяется вновь.

Маг мрачен. Он не думал, что на зов, испущенный одним из темных духов, соберется столько всякой изнаночной жути. Но пока они держатся. Правда, вся защита Арвэя на нем. И они еще говорили, что этот тип когда-то умел стрелять.

Среди миллиардов вспышек, среди постоянного шебуршания и огненных всполохов, среди всего этого разрозненного хаоса, наполненного пеплом, пылью, искрами, и черных пятен, Бакши внезапно стало плохо. Что-то черное скользнуло по его руке, и он почувствовал, как невероятный холод сковывает сначала его запястье, а постепенно и все его тело.

Вот его пальцы разжимаются, и пистолет выскальзывает из них, а казначей, уже теряя сознание, замечает, какое же на Изнанке все-таки невероятно прекрасное небо.

8:30

– Только через мой труп, – безапелляционно и вполне четко выразила свое пожелание Сохиши Шиско.

– Но, госпожа Шиско, это же приказ госпожи Катарины, – пытался объяснить всю загвоздку их спора тролль.

– Ага, ее, точно, – кивнул в такт словам начальника дневной смены Андрейко.

Видимо, Бор зашел к главному механику не в самый удобный момент. Но время поджимало, а еще ничего не удалось предпринять.

– Я не собираюсь отдавать свое творение в лапы этих негодяев, – возопила в порыве гнева эолфка, при этом отчаянно жестикулируя. – Пусть только попробуют его завести, стервецы! Я им покажу, как воровать чужую технику!

Соша негодовала. Причем выражала свое недовольство яростно и громко, не замечая ничего вокруг. Она неутомимым демоном носилась по своему кабинету, выкрикивая проклятия в адрес миротворцев, стражей, камнедержцев, самих путников и подзащитных, а вместе с ними помянула «не злым тихим словом» магов с механиками и даже не забыла о механизмах, хорошенько пройдясь напоследок по всему глубокому Лабиринту. Грозные нарекания цветистыми коврами ложились одно на другое, а сама разъяренная их дарительница, вне себя от обуявшей ее злости, готова была растерзать на клочья тех, кто принес в ее обитель такую гнусную весть.

Сержант запаса Андрейко немного сник, а начальник дневной смены Сталист смотрел на ее метания с мрачной решимостью удава.

– Это приказ, госпожа Шиско, – жестко сказал тролль, – а приказы не обсуждаются!

– Да в гробу я их видела, – мгновенно вспыхнула Соша и, встав рядом с троллем, заорала тому в лицо: – Слышишь, Сталист, в гробу я видела такие приказы!

– Но, госпожа Катарина… – попытался хоть как-то повлиять на главного механика Андрейко, но его слова потонули, не справились с натиском, а сам их автор совершенно поник.

Только Соша и Сталист продолжили уничтожать друг друга, правда, теперь не словами, а глазами. Огромная туша тролля непосильной тенью нависла над эолфкой, точно пригвождая ее к земле. Но главный механик сейчас была не в том состоянии духа, чтоб замечать подобную несуразицу их положения. Соша смотрела на тролля так красноречиво, что Бромуру Туркуну на мгновение показалось, что Сталист вот-вот поплатится. Сам же командор в душе поддерживал главного механика. Он тоже не горел особым желанием отдавать крылатика в руки мастера Хмыря, миротворческого шефа летного дела. Бору он не нравился. Ни он, ни отношение миротворцев к ним самим – жителям Пути.

– Я последний раз предупреждаю вас, госпожа Шиско, что вы обязаны выполнить этот приказ как представитель Содружества Гильдий, а также выказывать дружеское отношение ко всем его представителям, – не унимался тролль.

– И я тебе последний раз говорю, Сталист, что видала я такие приказы в изнаночном пекле, чтоб его разодрало на клочья!

Их взгляды очередной раз пересеклись, и тролль все же нехотя отступил и, отведя взгляд, с угрозой произнес:

– Если до десяти вы не будете готовы и не выполните распоряжение правительницы, пеняйте на себя, – а потом, полный мрачной решимости, весомо добавил: – Я лично приведу в исполнение Закон.

– Видала я твой Закон, знаешь где? – заорала двоим служителям порядка вслед Соша, но договорить не успела. Они вовремя ретировались, протиснувшись в дверной проем и оглушительно хлопнув напоследок дверью. Андрейко – мастер подобных спецэффектов.

Бор с трудом успел отскочить в сторону от движущихся на него мужчин, почувствовав себя спокойно, лишь когда дверь за ними окончательно закрылась.

– А тебя, Туркун, какого-такого воздушного потока занесло ко мне на ковер? – хрипло поинтересовалась Соша, попутно приглаживая свои растрепанные призрачные блекло-белые волосы. – И не говори, что мимо проходил, стервец. Знаю я вашу породу. Вечно неподалеку шляетесь.

Командор пропустил негодующую речь мимо ушей и без обиняков сразу приступил к изложению наболевшей мозоли:

– Нам нужно отложить полет.

– Я же уже повторяла…

Что-то в голове главного механика щелкнуло, переключилось на другое шасси. Бору почудился даже скрип срабатывающих шестеренок.

– Отложить? – наконец выдохнула она.

– Да, именно так, – кивнул он.

Сохиши Шиско исподлобья глянула на него так красноречиво, что командору на какое-то мгновение захотелось последовать примеру согильдийцев, вот только он не успел – Соша вовремя заговорила:

– Я не могу этого сделать. Это вопрос чести. Моей чести и моего авторитета. Я не могу перенести вылет и точка, – горящие глаза, высоко поднятая голова. – Я никогда не переносила полеты и впредь не перенесу. Ты меня понял?

Бор болезненно вздохнул. Он искренне любил мастерство главного механика, но так же искренне ненавидел ее тупоголовое упрямство. Да, она талантлива, невероятно одаренная, но до невозможности упрямая личность, эгоцентризм которой явно зашкаливал за крайнюю отметку. Самый что ни на есть настоящий баран с непробивным характером, от которого даже у самого миролюбивого и дружески настроенного человека могла голова пойти кругом.

– Но испытывать «Эллиса» будут миротворцы, – попытался Бор подойти с другой стороны.

– Не будут, – угрюмо заявила Соша, а чуть погодя, едва скрывая раздражение, сказала: – Я знаю, к чему ты клонишь, Туркун. Нет. Я тебе этого не позволю!

«И где здесь логика?» – про себя вздохнул Бор. Ну что ж, тогда нужно подойти с более весомым аргументом.

– Вы слышали про спор? – начал он.

– Спор? – приподняла бровь эолфка.

– Да, спор между Гильдиями, – кивнул он.

– Не думаю, что твоя песенка про всякие споры изменит мое решение, – резко произнесла Соша. – Иди и займись своим делом, Туркун. И чтоб сейчас духу твоего здесь не было. Понял? Или мне повторить?

– Как скажете, – осознав всю тщетность своих попыток, наконец проговорил Бор.

Трудно биться лбом о стенку, в особенности, если эта стенка главный механик Шиско.

Выйдя из кабинета Сохиши Шиско, Бор не смог не прикрыть лоб рукой, оттерев с него невесомую пыль. Древний жест его народа, означающий что-то вроде грозящей крупной переделки.

Бор не знал, что делать. До вылета всего около часа, а проблем становилось еще больше с каждым ударом сердца.

Он шел по длинному внутреннему коридору летного крыла. Пытаясь в голове прикинуть все возможные выходы из сложившейся ситуации, Бромур Туркун постоянно подлавливал себя на том, что не в силах придумать ничего путного. Он прекрасно понимал всю патовость ситуации. Что бы командор ни делал – все равно не успеет оградиться от застывшей на пороге беды. Хотя Ласточка и попытается пробиться по своим каналам, но Бор не верил, что из этого выйдет что-то путное. До назначенных испытаний оставалось слишком мало времени.

Где-то за стенами грохотали турбины каких-то новых механизмов, слышалось нарастающее эхо очередных испытаний в аэродинамической трубе. Все вокруг громыхало и стенало. Повсюду лился неоднородный механический шум. В этом крыле всегда так, хотя отойди подальше – ни малейшего цокота не услышишь. Гильдия Ветра всегда была со своими странностями.

Лабиринт подобен бункеру: добротному, просторному, приближенному к реальной безопасности убежищу, зачем-то размещенному чьим-то злым гением на самом пороге Границы и Тумана. Не самое лучшее соседство.

Однако развить свою мысль командор так и не смог – его отвлекли. Кто-то усиленно пытался обратить на себя его внимание, неистово дергая за полу летной куртки.

Бор обернулся, но никого не увидел. Хотя нет, он просто не туда смотрел.

– Привет, Тортрон, – вежливо поздоровался он, глядя вниз и при этом пытаясь перекричать гудение машин.

– Привет и тебе, командор Бромур, – донесся до него хриплый бас.

Гном явно что-то хотел от Бора, но никак не решался высказать вслух мучавшие его думы.

– У меня к тебе дело, командор Бромур, – наконец-то произнес он.

Бор удивленно посмотрел на взлохмаченного Тортрона. Этот несчастный был чем-то вроде «мальчика на побегушках» у Соши, а подобной участи Бромур Туркун откровенно не желал никому.

За стеной что-то протяжно завыло. Нет, не завыло – заверещало. Громко и оглушительно. Обкатка всегда была делом неприятным.

– Отлично, – заорал командор, пытаясь перекричать шум.

– Что? – донесся до него рев гнома.

Послышался скрежет, заглушающий, пуще прежнего, голос самого Бора. Поняв, что его не слышно, он принялся жестами показывать, дескать, да, я согласен. Когда до Тортрона дошел смысл жестов Бромура Туркуна, он кивнул и внезапно потянул Бора за собой. Тот же, неожиданно для себя, повиновался.

Они вместе, молча, миновали еще парочку коридоров. Хотя там и было достаточно тихо, ни человек, ни гном не произнесли ни единого слова.

Бор по-прежнему не совсем понимал, почему он идет следом за механиком, а тот, в свою очередь, целенаправленно тащил его на буксире. Почему-то Бору показалось, что упрямством Тортрон пошел в Сошу. Та обычно действовала такими же методами.

Только когда они пришли в маленькую коморку, по-видимому, принадлежащую не просто гному, а целому поколению разгномистых гномов, настолько она была гномьей, командор наконец-то смог перевести дух. Вот только Бору, чтоб протиснуться в нее, пришлось согнуться в три погибели и мысленно проклясть свое безрассудство, которое обычно приписывал Ласточке. Настолько же он ошибался…

В коморке было тесно и душно. Бромур Туркун никак не мог нормально устроиться. К тому же его сразу бросило в пот. С трудом подняв глаза, он увидел сидящего на толстоногом табурете Тортрона. Он печально смотрел на своего гостя.

– Тут есть дело, – пояснил гном каким-то невероятно грустным голосом, в котором точно сконцентрировалась вся печаль и тоска гномьего народа.

Командору, едва только расположившемуся на полу, отчего-то стало безумно весело. Кто бы мог подумать, что сегодня он будет протирать свои штаны о гномьи бревна.

«Хорошо, что все они ужасно чистоплотные», – пронеслось у него в голове.

Почему-то Бору отчетливо представилась его родная страна, где максимум, как мог попасть его сородич в дом гнома – это по мелко нарезанным частям. Желательно с отдельной сушеной башкой.

– Вот, – ткнул пальцем в какую-то жестяную штуку Тортрон.

Бор смигнул. Он, по-видимому, пропустил какую-то часть объяснения механика. Ему просто вспомнилась голова отца, которую он достал из одного гномьего дома, охваченного пламенем. Конечно, костер развели уже потом. Как говорится – победителей не судят и горе побежденным. В тот день они победили, но потом…

– Что это? – выдохнул командор, борясь с навязчивыми воспоминаниями.

– Уселок, – пояснил гном, обращаясь к командору с таким видом, точно тот был сержантом запаса Андрейкой.

– Я понял, что это уселок, – раздраженно высказался командор, внутренне борясь с приступом ярко выраженного расизма, заложенного у него на генетическом уровне.

– Он с «Эллиса», – пояснил механик Соши.

Бромур Туркун смигнул еще раз. Задумался и вздохнул.

Иногда гномы все-таки являются тебе во спасение. И самое удивительное, что действительно спасают. Взять, к примеру, дядю…

8:45

Паренек задумчиво поковырялся в усилителе. Проверил тональность, подкрутил громкость, надел наушники и с упоением начал играть.

Вначале просто пробежался по струнам, подержал ритм, задумался и началось.

Винс обожал эксперименты. Он просто с ума сходил, лишь только стоило ему взять в руку бас. Истинный путник, конечно, любил и гитару, а тем более старую скрипку, но бас… Было в нем что-то невероятное, то, что, казалось, открывало в его душе вторую, невидимую дверь.

И он играл, экспериментировал со звучанием, пытаясь уловить нужный ритм. А еще поймать мечту. Мечту из стопроцентного звука.

Пальцы носились вдоль грифа. Они прижимали струны, давили, рвали наружу ритм. Его правая рука скользила вдоль струн. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Она, точно камертон, отсчитывала порывы рвущегося наружу ритма.

Крыса не раз повторял ему, что бас держит в накале всех, кто играет в группе. Он невидим, но ощутим. Он дает всем энергию. Силу звучания. Тот ветер, что подхватывает душу и мчит его прочь. Вперед за мечтой.

Звучание сменилось, он начал использовать свои примочки, но не стало хуже. Он, точно математик, рассчитывал свои ходы, а бас отзывался на его посылы абсолютным повиновением.

– Ты меня слышишь, Винсент? – Голос, ворвавшийся в его наушники, резко привел паренька в чувства.

Наушники хлопнули, больно ударив по уху. Винс прекратил игру, осторожно отложил бас-гитару, снял наушники, выключил усилитель и только потом посмотрел на того нечестивца, умудрившегося испортить его интересный ритм.

Возле него, с многообещающим выражением на лице, стояла Лакана. Она была местным патологоанатомом, и морг этот был ее полной парафией, в которой сам путник являлся чем-то вроде невольного иждивенца. Одно плохо – эта женщина была из великого рода ненормальных алеги, абсолютно не смыслящих в музыке.

– Я говорю, Винсент, – сухо начала Лакана, – что в морге не место твоим музицированиям.

Винс вздохнул. Анарин обычно ему говорила примерно то же, но так, что он понимал, что в целом она не против, но только под его личную ответственность.

– Я тебя, по-моему, предупреждала, что поговорю с твоей наставницей Анарин, и я это сделаю. Твоя несознательность мне совершенно не по душе, – продолжила добивать Винса алеги. – Морг должен оставаться моргом, а не… кордебалетом!

– Вы разве видите здесь танцующие трупы?

– Что?

– Вы сами сказали, что не хотите видеть здесь кордебалет. Извините, конечно, но я мог бы специально, как показательное представление, это устроить. Только сейчас их нет, но если бы они все же здесь были… Жаль, что вы высказали мне свое пожелание так поздно. Извините, что я не успел подготовиться, госпожа Лакана.

– Ты… – палец патологоанатома завис в каких-то сантиметрах от его носа.

В голосе Винса была заложена какая-то внутренняя основательность, да и выглядел он всегда нарочито серьезно, даже холодно. Его спокойствие и выдержка иной раз ставили в тупик. Парень бровью даже не повел, слыша возглас вкрай разнервничавшейся алеги. Ее же подобное поведение с пол-оборота выводило из себя.

– Знаешь что, адепт, я тебя могу за подобные выходки в клубок свернуть и отправить восвояси и будешь себе искать другое поле для своей ученической практики. Ты меня хорошенько понял? Чтоб больше я в морге музыки никогда не слышала. Заруби это себе на носу.

– Хорошо, госпожа Лакана, – отозвался Винсент.

– Вот и отлично, – кивнула патологоанатом. – А теперь исследуй вот это тело, – кивнула она в сторону холодильника. – Мне нужна вся информация, которую только сумеешь раздобыть, – видя скептическое выражение лица, Лакана добавила: – Это распоряжение серкулуса. Вот указ, – она протянула ему мятый лист.

Винс аккуратно взял его в свои руки. Рассмотрел. Дело действительно какое-то невиданное. За подписью правительницы. Такого уже давно не было. Но существует проблема.

– Я не имею полномочий, чтобы исполнить этот указ, – сказал он, глядя на лист.

Алеги нервно дернула подбородком. Видимо, она знала, что с истинным путником все так и обернется. Отвернулась, точно к чему-то вслушиваясь, а потом несколько раздраженно произнесла.

– Ты в этом уверен?

– Я ведь на обучении, – пояснил свою жизненную позицию Винс.

– И что? – Патологоанатом резко обернулась и с вызовом глянула на парня. – Тебя это останавливает? Ты же путник. Делаешь всякие глупости, обходишь стороной букву Закона, так же просто, как дышишь. Вот не далее как пару минут назад играл на этом, – он указала на бас-гитару, – в морге и это после всего того, что Гильдия Ветра сделала для тебя. После того, как она закрывала глаза на твои шалости и твое неповиновение, ты заявляешь не мне, а ей, – Лакана указала куда-то в потолок, – что не намерен помочь Пути в сложную для него минуту.

– Я адепт, как вы смели уже заметить, а следовательно, не причастен к жизни Пути, пока не научусь ходить самостоятельно на Изнанку. К тому же я, хоть и в большей степени, являюсь частью Гильдии Ветра, чем вы, но, увы, пока не могу принять явное участие в ее существовании. Извините.

Лицо Винсента оставалось непроницаемым. Диалоги с Арталой многому его научили, по крайней мере, тому, что ему пришлось вызубрить Закон от корки до корки, чтобы не попадаться на явные провокации наивного, но весьма дотошного хранителя книг. В отличие от джолу, эта женщина была более приземленной, а главное – ее речь можно было понять без словаря.

– Ты… Ты…

– Я не обязан, подчиняться вашим указаниям без письменного подтверждения на это моего наставника. Между прочим, вы сами ратовали за внесение изменений в Закон на позапрошлом пленарном собрании, что и было проделано правительницей.

– Ах ты мелкий, – она прикусила язык, дабы не унижать свое достоинство.

Алеги – странные существа. У Винса были знакомые алеги. Даже не знакомые – друзья. Тот же Ласточка. Мрачноватый и отчужденный тип, который горой мог встать на защиту товарища, если ему действительно что-то угрожает, или та же Арада – решительная и талантливая, нынешний конструктор крылатиков. Но эти двое – исключения. В большинстве своем алеги – мерзкие серокожие человекообразные существа с серебристо-белыми волосами и желтовато-коричневыми глазами, которые любили пакостить тебе хитро, скрытно, так сказать с изюминкой. Те же вздорные эолфы по сравнению с ними – сущие дети. Да, Винс никогда не испытывал особой любви к этим известным скрягам и ростовщикам. Он всегда при разговоре с ними повторял себе одно и тоже: следи за языком. С ними нужно было держать ухо востро.

– Отлично. Я так и передам госпоже Катарине, – хмыкнула Лакана.

Ее желтые глаза сощурились в нехорошем прищуре.

Винсент прекрасно понимал, что окончательно рушить отношение с патологоанатомом – глупость, но и подчиниться ей – еще большее безрассудство. Вот только из безвыходных ситуаций всегда есть выход, просто он обычно никому не нравится.

– Если вам нужен опытный некромант, госпожа Лакана, вы можете обратиться к Григорию из Гильдии Водяной Башни – он отличный мастер, – заметил Винс. – Неплохой специалист в области демонологии. Он с радостью обследует ваше тело.

– Старый пердун, – фыркнула алеги, так и не поняв подколки паренька. – Сам не ведает, что творит. Помню-помню, какую ахинею он устроил на прошлом сходе профессоров. И ты думаешь, что этот человек сможет помочь нашей Гильдии в столь щекотливом деле? Мало того, что сам отказываешься, так еще и предлагаешь после этого абсолютно некомпетентную личность.

– Это всего лишь предложение, а не приказ.

– Чтоб такие дети, как ты, еще и приказы отдавали? Я поседею, если доживу до этих дней.

Путник едва смог подавить рвущийся наружу смех. Есть одна физиологическая особенность алеги – они от рождения седые. Правда, сами они так не думают.

– Что же вы будете делать, госпожа Лакана?

– Чтоб тебя, Винсент, – прошипела алеги. – Ты меня вынуждаешь на принятие особых мер.

– Вы мне уже все запретили, – подметил точно невзначай Винс.

– Ах, ты ж, – она примолкла и на какое-то мгновение задумалась. – Не буду кривить сердцем, что мне приятно такое решение, но давай поступим так – я разрешу тебе здесь временами музицировать, а ты поможешь мне в этом деле.

– Да ну? Я не хочу подставлять ни учителя, ни себя.

Патологоанатом встряхнула головой. Ее белесые волосы волной рассыпались по плечам.

– Ты никого не подставишь, – ответила она. – Арвэй как всегда занят, а серкулус, если что, постарается все уладить.

– И что?

– Ты будешь изредка играть здесь.

– Сколько?

– Не чаще двух раз в неделю. От сердца отрываю, – после долгого сопротивления, происходившего внутри алеги, наконец сдалась она. – Просто проверь тело, лады?

– И никаких проблем? – все еще не веря в слова Лаканы, произнес паренек.

– Не думаю, что они появятся.

– Да ну.

– Я лично поговорю с Анарин и скажу, что заставила тебя это сделать. Тебя это устроит?

– Думаю, да, – кивнул Винсент.

Он прекрасно понимал, что теперь действует незаконно, но… Алеги – мастера держать обещания, и путник не хотел лишиться своей бас-гитары. Вот только серокожие, еще к тому же, очень толково могут работать головой. С ними нельзя заключать никаких договоренностей. Обязательно что-то да будет в их пользу. Сделки с алеги – великое зло, но Винсу не приходилось выбирать.

– Тогда по рукам.

– По рукам.

Они пожали друг другу руки. Она произнесла родовую клятву, обязывающую их обоих соблюсти договоренность и, кивнувши самой себе, после этого сказала:

– Винсент, только я тебя прошу, ты можешь это сделать как можно быстрее?

– Мне нужно увидеть ее.

– Отлично.

Патологоанатом крикнула что-то нечленораздельное, неожиданно дверь морга открылась, и в комнату вошли два мрачных лекаря. Точнее, помощника лекарей. Он знал их обоих. Одни из немногих несчастных, что трудились на благо Гильдии Ветра бессменно. Их то поднимали, то отпускали. Потому эти двое и были такими дерганными и нервными.

Помощники лекарей втолкнули в морг каталку, на которой лежало тело, прикрытое простыней. Винс видел его очертание. Он не любил смерть, хотя постоянно с ней сталкивался. Его талант был на темной стороне, и парню приходилось применять его в защите от более глубокой и всеобъемлющей тьмы, что скрывалась в его душе.

– Ты осмотришь ее?

– Почему вы не сказали мне, что это женщина?

– Ты не спрашивал.

Винсент мрачно окинул взглядом лежащее под простыней тело. Лакана снова провела его, не обмолвившись и словом о том, что перед ним мертвая женщина. Что самое ужасное – он повелся. Глупо попался на уловку алеги. Вызывать духи мертвых женщин – не самое приятное занятие. Особенно алеги, а перед ним, похоже, лежала представительница именно этой расы.

Паренек задумался. Взвесил все возможности, а затем ответил:

– Думаю, не дольше часа и не меньше десяти минут.

– Хорошо, – лаконично ответила ему Лакана и не забыла добавить, памятуя об изворотливости путника: – Я дождусь результата здесь.

– Как считаете нужным, – безразлично пожал плечами ее собеседник.

Помощники лекарей уже ушли, патологоанатом села неподалеку от Винса, то и дело вглядываясь своими золотисто-желтыми глазами-блюдцами в действия юного некроманта.

Паренек встал, взял все необходимые инструменты и не забыл про себя отметить недобрую гримасу хозяйки морга, поджидающую близкую расправу.

«День действительно не задался», – в очередной раз отметил про себя Винсент.

Парень прекрасно знал, что после разговора с духом его попросят отсюда. Алеги, в отличие от самого Винса, не терпит посторонних. Так что с музыкой придется повременить.

Он оттащил каталку с телом в холодильник. Там хоть взгляд этой злобной женщины не столь ощутим, да и спокойствие настолько жесткое, что отвлекаться на всякую ерунду он уже точно не будет, а в его деле это самое важное.

Холодильник – это рабочее место патологоанатома, а по совместительству невероятно удобное место также и для некроманта. Название у комнаты было глупым. Может, там и было чуть холоднее, чем в самом морге, но все же не до такой степени ощутимо. Тут определенно больше воняло магией, чем формалином.

Обычно сам морг был пуст. В Гильдии Ветра умирали редко, так что обычно Анарин отправляла Винсента практиковаться к старику Григорию – второму из двух некромантов всего Лабиринта. Тот хоть временами и страдал маразмом, но в целом был вполне приятным человеком со специфическим чувством юмора. Из-за постоянной пустоты местного морга и царящей тут тишины, паренек и приспособил для себя здесь маленькую музыкальную студию. Лакана ведь появлялась здесь редко, больше проводя время с лекарями. А тут спокойно и прохладно. В голове свежо, да и вдохновения хоть отбавляй. Репетировать – одно удовольствие. Да и соседи не жалуются.