Реквием по соседу

Когда я в десятый или в двадцатый раз объясняла, что ничего конкретного о себе Андрей мне вчера не рассказал, зазвонил мой телефон. Я взглянула на экран и ахнула:

– Леська!

Торопливо вскочила, виновато улыбнулась Ярцеву, вышла в коридор и только там ответила на вызов. Громкость у моего телефона выставлена на максимум, так что я привыкла отходить в сторонку, когда разговариваю.

– Полина! – Возмущенная подруга не стала дожидаться моего «алло», а начала предъявлять претензии сразу. – Ты что, спишь до сих пор?! Я, как дура, жду тебя, уже и на тренажерах позанималась, и поплавала, а ты…

– Леська, не ори! У меня тут такое… у меня соседа убили! И я его нашла! И полиция теперь…

– Соседа убили! – взвизгнула Леська, не дослушав. – И ты молчишь! Это же мой хлебушек! А если бы я сама не позвонила, что, только из новостей об этом узнала бы? Ну, Полинка, ну ты… в общем, сейчас я приеду!

Ответить я не успела, Леська отключилась. Ясно, сейчас она оседлает своего двухколесного железного коня и минут через пятнадцать будет здесь. Разве пропустит репортер криминальной хроники Леся Беда такое событие, как убийство соседа лучшей подруги?

Я вернулась в комнату и рассеянно извинилась перед Ярцевым. Он недовольно поджал губы и сухо заметил:

– Я попросил бы вас пока на звонки не отвечать. У нас серьезное дело здесь, убийство, ваши подружки могут и подождать.

Если бы это прозвучало в другой ситуации, я, возможно, засмеялась бы. Слова «убийство» и «подождать» для Леси Беды есть вещи несовместные. Но полицейскому я об этом говорить не стала – Леська скоро сама явится и популярно ему растолкует. А я… я скромно опустила глазки и всем своим видом выразила готовность к дальнейшему сотрудничеству со следствием. Хотя, на мой непрофессиональный взгляд, толку от меня было немного.

Я видела, что Сережа задал понятым всего несколько вопросов и присоединился к Мише в разборке вещей. Время от времени ребята подходили и показывали Ярцеву какие-то свои находки – паспорт, судя по всему принадлежащий Андрею (я говорю «судя по всему», потому что чести посмотреть на документ в раскрытом виде я не удостоилась. Но чей еще паспорт мог оказаться в этой квартире?), папку с какими-то документами, большую групповую фотографию… Олег Николаевич и Марина Олеговна с умеренным интересом наблюдали за действиями полицейских, и никто к ним не приставал. А я уже не в десятый, а в двадцатый, в сотый раз отвечала все на те же вопросы… Наконец, я не выдержала:

– Владимир Андреевич, сколько можно! Поймите, наконец, я говорю правду: я не была с Андреем в близких отношениях, я ничего не знаю ни о нем, ни о его работе, ни о семье! И если даже вы еще тысячу раз меня спросите, я вам отвечу то же самое.

– Не надо обижаться, Полина, – успокаивающе прогудел он. – Разумеется, я вам верю, но есть определенная процедура, и мы ее выполняем. И мои вопросы – часть этой процедуры. Я обязан их задать и занести ваши ответы в протокол.

– Я не обижаюсь, я злюсь! Извините, но я не привыкла к такому… к такому…

– Это понятно, это естественно. Просто имейте в виду, что мы выполняем свою работу, а не пытаемся вас обидеть или в чем-то обвинить. Собственно, первичные показания я с вас снял, пока можем закончить. Но сразу предупреждаю: скорее всего, появятся еще вопросы, и нам придется снова встретиться и поговорить.

Ярцев быстро пролистал свои записи, подровнял стопку листов и протянул мне:

– Ознакомьтесь и распишитесь на каждой странице.

Я послушно ознакомилась. Никогда раньше не приходилось читать полицейские протоколы, и, надо сказать, чтение оказалось не слишком занимательным. Казенно-дубовые формулировки, масса повторов и минимум смысла. Все, что я сказала, можно было уложить в две короткие фразы: «В восемь десять утра я нашла тело гражданина Селезнева» и «Я понятия не имею, кто и за что мог гражданина Селезнева убить». Все. И зачем надо было тратить полтора десятка листов чистой бумаги формата А4? Задавать этот вопрос я не стала, Ярцев наверняка сошлется на уже упомянутую неоднократно «процедуру». Так что я расставила в указанных местах свои автографы и вернула протокол Ярцеву.

– Я могу идти?

– Да. Из города, пожалуйста, не выезжайте и вообще старайтесь быть в зоне доступа. Телефончик ваш у нас имеется, так что, если возникнут вопросы, мы с вами свяжемся. Возможно, уже сегодня, ближе к вечеру. Кстати, если вы вдруг что-то вспомните или проблемы какие-то… – Ярцев достал из кармана визитную карточку и подал мне.

Я взяла картонный прямоугольник и, не разглядывая, сунула в сумочку. Подошла к двери, отодвинула внутренний засов и, уже взявшись за ручку, оглянулась, чтобы вежливо распрощаться со всеми присутствующими. Именно в этот момент раздалась пронзительная трель звонка. Одновременно с криком Ярцева «Никого не впускать!» моя рука дернулась, открывая дверь. Естественно, как законопослушная гражданка, я попыталась исправить свою оплошность и захлопнуть дверь. Ха. Не то что остановить, хотя бы немного притормозить тоненькую хрупкую Лесю Беду никому не под силу.

Дверь распахнулась, столкнув меня с порога, и ведущая журналистка газеты «Расскажем всем!» впорхнула в квартиру.

– Всем здравствуйте! – пропела она, обводя присутствующих сияющими глазами. Я невольно улыбнулась – подруга была похожа на жизнерадостную синичку, только что крылышками не хлопала. Ну и, понятно, синички не носят джинсы и не ездят на мотоцикле. – Извините, я задержалась, пробки… Полька, это и есть твой сосед? А ничего, симпатичный!

– Был, – выразительно уточнила я.

– Да, смерть никого не красит, – равнодушно согласилась она и обернулась к Ярцеву: – О! Владимир Андреевич! Очень рада вас видеть!

– Не могу сказать того же, – изысканно-вежливо заверил ее Ярцев. – Госпожа Захарова, присутствие посторонних лиц при осмотре места преступления…

– А как же свобода прессы? Право граждан на оперативное получение достоверной информации закреплено в законе Российской Федерации о средствах массовой информации, статья тридцать восьмая…

– Леся Викторовна!

– А также статья тридцать девятая, пункт четвертый.

– Это не относится к осуществлению следственных мероприятий на месте преступления. А вы этим следственным мероприятиям в данный момент препятствуете!

– Ничего подобного! Сережа, разве я препятствую?

Сережа покраснел и пожал плечами. Олег Николаевич и Марина Олеговна уставились на Леську с гораздо большим интересом, чем наблюдали за полицейскими.

– Миша?

Миша задумчиво разглядывал распоротую диванную подушку и ничего не слышал.

– Препятствуете, – твердо заявил Ярцев. – Уголовный кодекс Российской Федерации, статья двести девяносто четыре, пункт второй!

– А в редакции Федерального закона от двадцать седьмого ноль седьмого две тысячи десятого прямо указано, что госорганы обязаны предоставлять…

– За исключением сведений, составляющих государственную или служебную тайну, – перебил Леську Ярцев. – Тот же закон, та же редакция, статья восьмая, пункт четвертый.

– Где же здесь гостайна? Обычное бытовое убийство.

– Вот именно, убийство! И если вы изволите обратить внимание, здесь проводится осмотр места преступления. И присутствие лиц, не имеющих права доступа…

– Лицо, желающее получить доступ к такой информации, не обязано обосновывать необходимость ее получения. – Теперь уже Леська не дала договорить полицейскому. – А действия должностных лиц, нарушающие право на доступ к информации, могут быть обжалованы в вышестоящий орган, или вышестоящему лицу, либо в суд – статья восьмая Федерального закона…

– Леся Викторовна! Покиньте, пожалуйста, место проведения следственных мероприятий!

– А гражданская активность? Конституция Российской Федерации, пункт четвертый, статья двадцать девятая!

– Госпожа Захарова! Тактика осмотра места происшествия не предусматривает присутствия посторонних, а тем более журналистов!

– Статья десятая Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, – живо протараторила Леська. – А также рекомендации Совета Европы «О защите данных и свободе информации».

– У нас, Леся Викторовна, не Европа. А ведомственная инструкция гласит…

– Ну Владимир Андреевич, ну миленький! – вдруг сменила тон подружка. Она нацепила умильную улыбочку и наивно захлопала ресничками, мгновенно превратившись в такую лапочку, такую пай-девочку, что просто надевай на нее красную шапочку и отправляй с пирожками к бабушке. – Ну хоть что-нибудь! Вы же меня знаете!

– Вот именно, – сухо подтвердил Ярцев. – Знаю.

– Ой, ну я ведь извинилась тогда… и вы сами согласились, что это случайность была. Кто же знал, что мой художественный вымысел так четко с реальностью совпадет? Владимир Андреевич, от меня ведь тогда польза тоже была, помните? Вы меня даже поблагодарили при всех, хоть и сквозь зубы, но поблагодарили… при Мише дело было, он слышал! Владимир Андреевич, я ведь уже здесь и сама все вижу… а его задушили или шею сломали? Ну я ведь все равно не отстану, мне хоть капельку доступной информации, хоть капелюшечку! А я за это про вас ни словечком не упомяну! Мы же с вами оба интеллигентные люди, неужели не договоримся?

Кто-то из парней, я не поняла, Миша это был или Сережа, сдавленно хмыкнул. Ярцев несколько секунд гипнотизировал подчиненных мрачным взглядом, потом повернулся к Леське:

– Тело гражданина С., двадцати семи лет, было обнаружено в квартире, где он проживал один. Точную причину и время смерти установит патологоанатом. Комментариев для прессы у следствия нет.

– А разгром в квартире? Убийцы что-то искали? Вы уже определили, чего не хватает?

– Комментариев для прессы у следствия нет, – голосом механического автоответчика повторил Ярцев.

– Да при чем здесь комментарии? – отмахнулась Леська и прошлась по комнате. Сережа с Мишей к этому времени хорошо поработали: они рассортировали почти все завалившие пол кучи и расчистили достаточное пространство, чтобы можно было передвигаться, не наступая на тряпки и обломки дерева и пластика. – Мебели немного, матрас старый… ух ты, у кого же это рука поднялась такой крутой телик разгрохать? Я еще понимаю, с собой утащить… ага, понятно. Не хватает компьютера.

– Почему вы так решили?

– Но ведь его же нет. – Леська сделала широкий жест, обводя рукой пространство квартиры, где действительно ничего похожего на компьютер не наблюдалось.

– А вы считаете, что у каждого человека должен обязательно быть компьютер?

Кажется, я говорила, что Ярцев говорил со мной ехидно? Ошиблась. Настоящее ехидство зазвучало в его голосе сейчас. Впрочем, этим Леську было не смутить.

– Разумеется. Или вы хотите сказать, что у вас его нет?

– У меня есть, но тем не менее. – Он обернулся к понятым, получающим явное удовольствие от разыгрывающейся сцены. – Марина Олеговна, вот у вас, например, есть компьютер?

– Два. – Она виновато улыбнулась. – У меня и у отца.

– И у Андрея обязательно был ноутбук.

– Именно ноутбук? – из последних сил сопротивлялся Ярцев.

– Ну, не стационарную же бандуру ему на съемную квартиру тащить. Да и убийце проще было ноут забрать. Раз следов нет…

– Вообще-то тут осколков довольно много. – Сережа указал на действительно внушительную кучу стекла и пластика, которую собрали в одном из углов комнаты.

Леська подошла ближе, присмотрелась и покачала головой.

– Нет, тут только телевизор, просто очень большой. Домашний кинотеатр. А кстати, – она снова обернулась к Ярцеву, – телефон покойного нашли?

– Комментариев для прессы у следствия нет, – кисло ответил он.

– Не нашли, – понятливо кивнула она.

Я смотрела на подругу с восхищением и почти с завистью. Я тут без малого три часа провела, правда, некоторое время почти в обмороке, но все равно! Мне ведь в голову не пришло присмотреться к осколкам телевизора, пошарить в вещах… хотя этого, наверное, делать не стоило – во всех детективах пишут, что на месте преступления ничего трогать нельзя. Но хотя бы подумать я могла? Почему мне не пришло в голову спросить про компьютер и телефон? Неужели я настолько глупее Леськи?

Ничего подобного, вовсе я не глупее! Просто у меня голова на другое заточена. Это Леське про убийство Андрея статью писать, вот она и проверяет все уголки, а я… меня это просто не касается. То есть мне Андрея жалко, живой человек все-таки был, тем более знакомый, и я хочу, чтобы его убийцу нашли и наказали, но участвовать в этом самой? Меня никогда не тянуло заниматься расследованиями преступлений, иначе я пошла бы не в иняз, а на юрфак. Леська, конечно, молодец, но если бы ей пришлось, как мне вчера вечером, перевести с французского четырнадцать страниц о новейших достижениях в производстве суперпрочного пенобетона, она бы тоже бледно выглядела!

А подруга тем временем высыпала на полицейских целый ворох вопросов, на которые практически не получила ответов. Это ее не смутило: судя по выражению лица, она осталась вполне довольна количеством и качеством полученной информации. Правда, когда Леська достала из сумочки телефон и попыталась сделать фотографию, Ярцев так рявкнул, что она поджала губы и, пробормотав себе под нос: «Уй, надо же, какие мы нервные», вернула его на место.

– Ладно, здесь я, похоже, больше ничего не узнаю, так что счастливо всем оставаться, удачи, а мне еще со статьей успеть надо… – Леська повернулась ко мне и пообещала: – Я к тебе завтра забегу, как время будет!

Я кивнула, и она, помахав всем на прощание ручкой, выскочила за дверь.

– А вы чего дожидаетесь? – Ярцев с отвращением смотрел на меня. – Я ведь уже сказал, что вы можете идти.

– Разве я мешаю? – Наверное, это Леська так на меня повлияла. Самой мне и в голову не пришло бы пререкаться с полицейским. – Марина Олеговна с Олегом Николаевичем вон сидят, и вы их не гоните.

– Это понятые. Они обязаны оставаться на месте, пока идет осмотр. А вы свой гражданский долг уже выполнили и можете быть свободны. – Он сделал короткую паузу, хмуро глядя на меня, потом произнес, с нажимом: – До свидания, Полина.

Пожалуй, Леська в этой ситуации просто из принципа нашла бы повод поспорить и задержаться еще на некоторое время. А я… я вежливо попрощалась и вышла.

И чем, спрашивается, девушке заняться после такого эмоционально насыщенного утра? Отправиться, как и планировала, когда вышла из дома, в фитнес-центр? Как-то уже не хочется, настроение пропало. Тем более Леська сегодня уже не появится, а одной заниматься… не настолько я люблю спорт.

Лучше займусь делом, ведь «песнь песней», посвященную пенобетону новейшей модификации, я еще не закончила.

Я закрыла за собой дверь квартиры Андрея, пересекла лестничную площадку и открыла дверь собственную. Подошла к столу, включила компьютер и только тогда сообразила, что сесть мне не на что. Кухонные табуретки, стулья и пуфик остались в квартире Андрея, в распоряжении полиции. Пойти забрать хотя бы пуфик? Неудобно, конечно, но мне-то что делать? Стоя работать?

Впрочем, операция «Возвращение мебели» прошла достаточно успешно. Дверь открыл Сережа и вопросительно уставился на меня.

– Мне дома теперь присесть не на что, – объяснила я, – можно хотя бы пуфик забрать?

Сережа кивнул, скрылся в квартире и снова появился уже с пуфиком и кухонной табуреткой.

– Давайте я вам отнесу. И спасибо, что выручили. А стулья я попозже вам верну, когда закончим, на них понятые сидят. Вы не возражаете?

– Нет, мне вполне пока достаточно этого… а когда вы закончите? – Я открыла пошире дверь в свою квартиру, чтобы ему было удобнее пройти.

– Часа два еще точно будем работать. Еще эксперт тело не смотрел, так что… – Он поставил табурет в центре комнаты, рядом пристроил пуфик, улыбнулся и ушел.

Я вернула пуф в спальню, а табурет отнесла на кухню. Естественно, там же и задержалась. Учитывая, что завтрак перед предполагаемой тренировкой был чисто символический, а время близится к обеду, имеет смысл немножко под-кушать… Впрочем, почему немножко? Я только вчера сварила большую кастрюлю борща, и гречневая каша с котлетой найдется.

Считается, что если женщина живет одна, то достаточно держать в холодильнике пару баночек йогурта и пучок салата. И готовить только для себя вроде нелепо, и диета опять же, здоровый образ жизни и все такое. Извините, но меня мама приучила, что в доме, вне зависимости от количества жильцов, должна быть нормальная еда. Нормальная – это значит именно нормальная, и борщ у меня – это именно борщ, на наваристом мясном бульоне, с зажаркой, и кусочки мяса в тарелке искать не надо, они сами лезут в ложку. Я у себя одна, самая любимая, так с чего вдруг мне себя, лапочку, голодом морить? В вопросах питания я свято придерживаюсь одного принципа: «Есть можно все, жрать не надо!»

Я пообедала, помыла посуду и перетащила табурет к рабочему столу. Повздыхала, поерзала немного, устраиваясь на жестком сиденье, и, наконец, занялась переводом.

Работа шла хорошо, сосредоточенность на французском пенобетоне заставила отвлечься от страшных событий, и я почти забыла, что провела все утро в обществе полиции и трупа Андрея. Точнее, я уже не думала об этом постоянно, и настроение, хоть и не особо жизнерадостное, откровенно похоронным тоже не было. И не надо обвинять меня в бесчувственности – я же не говорю, что совсем не переживала! Но, в конце концов, Андрей был для меня посторонним малознакомым человеком, и объявлять глубокий траур по случаю его кончины я не собиралась.

Хотя совсем не думать про Андрея было невозможно. Да, посторонний, да, малознакомый, но все-таки не совсем чужой человек, сосед… надо, наверное, как-то похоронами заняться и родным сообщить. А есть у его эти родные? И если есть, где их искать? Наверное, у полицейских надо спросить, как появятся. Неловко немного, тем более после того, как активно открещивалась от близкого знакомства… хотя, если вдуматься, это как раз и подтверждение отсутствия всяких близких отношений: я даже не знаю про папу-маму, где они, да и есть ли? Поэтому, когда Сережа притащил остальные стулья, я вцепилась в него, уточняя и про похороны, и про родных. Он только развел руками:

– Пока ничего сказать не могу. Родных будем устанавливать по месту регистрации. По базе пробьем, может, какие зацепки найдутся. С хозяином квартиры поговорим. Найдем, процедуры все стандартные, но какое-то время займет. А похороны… пока следствие идет, тело родным не выдадут.

– Почему?

– Вдруг дополнительная экспертиза понадобится. А эксгумация… – он на мгновение замялся, подбирая слово, – не самое веселое мероприятие.

Я машинально кивнула. Если подумать о чувствах людей, которые совсем недавно похоронили близкого человека, а его снова выкапывают и что-то там исследуют… нет, лучше уж пусть тело находится в морге, пока дело не закроют.

– А сейчас эксперт что сказал?

Сережа с сомнением посмотрел на меня, потом коротко ответил:

– Перелом основания черепа. Похоже, была короткая драка или потерпевший пытался убежать. Орудие убийства не найдено. – Он поджал губы и, очевидно посчитав, что сказал лишнее, быстро распрощался и ушел.

А я отнесла табурет, на котором до сих пор сидела, на кухню, придвинула к компьютерному столу привычный стул и снова погрузилась в работу.

* * *

Часов в восемь я выключила компьютер, посмотрела новости, выпила чашку травяного чая без сахара – да, я не являюсь сторонницей всякого рода жестких диет, но после шести – ни крошки, это святое! Немного подумала, выбирая, почитать книжку или посмотреть фильм какой-нибудь? Так ведь еще надо разобраться, чем меня сегодня могут побаловать сто двадцать каналов нашей кабельной сети…

Я устроилась перед телевизором с пультом в руках и начала методично проверять каналы, один за другим. Фильмов предлагалось много, на любой вкус, ничего такого, что мне сейчас хотелось бы… а что мне, собственно, хотелось бы? Не трагедию, естественно, не драму, а что-то легкое, чтобы никто не страдал, не мучился и уж тем более не погибал бы. Что-то такое веселенькое и музыкальное… Увы, канал, на котором непрерывно показывали бы оперетты, даже если и существует, в моем пакете не значится.

Я неторопливо изучала программу и добралась до семьдесят третьего канала, когда в дверь позвонили. Взглянула на часы – без пятнадцати девять. Странно. Гости, как я уже говорила, у меня не часто бывают, а уж в такое время… Подошла к двери, заглянула в глазок. Лампочка на лестничной площадке, разумеется, не горит, и в полумраке можно только смутно разглядеть силуэт мужчины.

– Кто там?

В ответ – негромко и вежливо:

– Полина? Здравствуйте, я по поводу смерти вашего соседа.

А, наверное, это из полиции! Ярцев говорил, что сегодня может еще кто-нибудь заглянуть, если новые вопросы появятся. Хотя какие еще вопросы? По-моему, Владимир Андреевич за три часа «беседы», как он деликатно выразился, все возможное из меня вытянул. Разве что у него фантазия гораздо богаче, чем у меня. Я быстро открыла дверь и сделала шаг назад:

– Проходи…

Да, на лестничной площадке было темно, но света из моей квартиры вполне хватило, чтобы разглядеть знакомый разворот плеч, растрепанные рыжие вихры и щедрую россыпь веснушек.

Кажется, я издала какой-то невнятный звук. Кажется, хотела перекреститься, даже рукой взмахнула. А может, это я просто пыталась удержать равновесие, потому что пол неожиданно качнулся. Не помню. В глазах у меня потемнело, и только рыжая шевелюра некоторое время сияла в окутавшем все вокруг мраке.

Вы никогда не падали в обморок? Если нет, то и не советую пробовать, ничего приятного в этом нет, только неловкость и неудобство. Нет, было совсем не больно: судя по всему, меня мягко качнуло к стене, и уже по ней я аккуратно сползла на пол. Так что никаких ушибов, а тем более – тьфу-тьфу, не про нас будь сказано! – вывихов-переломов у меня не было. Но стыдно-то как! Подумаешь, тургеневская барышня нашлась! Ну, навестил на вечерней зорьке сосед-покойник, это же не повод сразу валиться подрезанной лилией! Можно подумать, ужастики никогда не смотрела. И ведь не зомби какой, полуразложившийся, явился, а вполне себе товарного вида покойник, так что даже неудобно перед ним. Ну вот представьте, приходите вы в гости, а хозяйка, открыв дверь и едва взглянув на вас, с полузадушенным писком валится на пол. Невежливо, некрасиво и вообще негостеприимно. Можно же было просто перекрестить его… или восставшим мертвецам это не мешает? Ну тогда пригласить на кухню, а там у меня в холодильнике с Рождества бутылочка со святой водой стоит, так, чисто на всякий случай. Побрызгать на соседа незаметно, может, он и развеялся бы?

Когда я пришла в себя, в первое мгновение я ничего не понимала. Впрочем, прежде чем я произнесла что-нибудь оригинальное, вроде «где я?» или «что случилось?», незнакомый мужской голос виновато произнес:

– Простите. Я не хотел вас напугать.

Что такое? Незнакомый? Ко мне, кроме покойного Андрея, еще кто-то явился? Я приподняла голову и снова бессильно откинулась на мягкую подушку. Очень не люблю выглядеть дурой. Еще больше не люблю чувствовать себя дурой. Но, увы, сейчас я с полным основанием вынуждена честно себе сказать: «Полина, ты не просто дура. Ты феерическая идиотка». Как, ну вот как можно было принять этого человека за Андрея? Да, рыжие волосы, да, веснушки, и даже в фигуре есть что-то общее. Ну и что? Этот парень похож на Андрея не больше, чем я на Леську.

– Вы кто?

– Брат Андрея. Нам сообщили из полиции, и… я вот приехал.

– А-а… да, понятно… соболезную… – Я поерзала на кровати, приподнимаясь и усаживаясь. А кстати, почему это мы вдруг в спальне находимся? У меня нет привычки незнакомых мужиков сюда приглашать. И знакомых, собственно, тоже. Не потому, что я такая уж ревнительница морали и считаю, что это неприлично. Просто спальня – это моя территория, на которую я посторонних стараюсь не допускать. Для гостей – гостиная, для друзей – кухня, а спальня, извините, только мое личное пространство.

На это я и намекнула, как смогла, деликатно. Дескать, как это так получилось, уважаемый, что вы в моей спальне обретаетесь, хотя вам, по статусу, это совершенно не положено.

Гость виновато развел руками:

– Мне показалось, что на полу вам лежать нехорошо будет. А в той комнате, если только на столе… тоже не очень удобно. Вот и пришлось сюда.

– Спасибо, – сухо обронила я, вставая наконец с кровати. – И извините… – Я не договорила. А что можно сказать в такой ситуации? «Извините, что упала в обморок?» Или можно придумать что-то еще более нелепое?

Я вышла из спальни, выразительно посмотрев на гостя, и он торопливо последовал за мной. В гостиной я указала на кресло и, исполняя роль образцовой хозяйки (хм, образцовая – это хозяйка, которая не валится при виде гостей в обморок?), растянула губы в вежливой улыбке:

– Присаживайтесь. – Я бросила взгляд на часы и решила, что кофе в такое время можно не предлагать, в конце концов, этот человек не с визитом вежливости пришел. – Вы хотите, чтобы я рассказала, как… – Голос мой дрогнул, и я нервно кашлянула. – Рассказала про…

– Не хотелось бы вас затруднять… – начал он церемонно. Такая манера не шла ему совершенно, он сразу стал выглядеть нелепо и напыщенно, поэтому я перебила:

– Да ладно, я половину дня про это рассказывала. И я в полном порядке… ну, насколько это возможно в подобной ситуации. Просто вы так похожи… когда я вас увидела, мне показалось, что это Андрей. Вот и реакция получилась немного резкая… честное слово, у меня нет привычки валиться в обморок даже перед нежданными гостями.

– Для приведения нервов в порядок хорошо коньячку. – Он неуверенно улыбнулся и, наткнувшись на мой взгляд, торопливо добавил: – Нет, я ничего такого не имею в виду, в смысле напиваться… Просто по пятьдесят граммов даже врачи советуют… для расширения сосудов.

– Не люблю коньяк, – хмуро сообщила я и присела в кресло напротив гостя. – Да и время позднее. – Я снова посмотрела на часы, на этот раз не украдкой, а весьма выразительно.

Он вроде смутился, но получилось это у него не слишком убедительно. Может, я просто придираюсь? Водится за мной такой грех: человек, при котором я повела себя глупо и нелепо, вызывает у меня откровенную неприязнь. Знаю, что это неправильно и нехорошо, борюсь с собой, но получается не всегда. Вот и сейчас, например. Этот рыжий мне ничего плохого не сделал – сознательно, по крайней мере. Он же не виноват, что на брата похож. Опять же, не знал, что я не люблю чужих в спальне, позаботился, как сумел, – на кровать отнес. А что воспитанному человеку было делать? Оставлять меня в коридоре валяться или, действительно, на столе пристраивать? И вообще – я внимательно посмотрела на сидящего напротив мужчину – он ничего, симпатичный. Постарше Андрея, и рыжина не такая яркая, не апельсинового оттенка, а скорее медного. Вообще с чего я решила, что они похожи? Совсем другой тип лица: у Андрея круглое, а у этого почти треугольное – от широкого лба постепенно сужается вниз, к подбородку. И уши у Андрея слегка оттопыренные, лопушками, а у этого нет, у этого аккуратные такие ушки. Или все-таки похож? Брови вроде такие же и разрез глаз… Хотя сами глаза у Андрея были карие, а у этого – серые.

Только когда гость смущенно кашлянул, я опомнилась. Нельзя же так нахально разглядывать человека, воспитанные девушки так не делают. Ага, воспитанные девушки ведут легкую светскую беседу, дозволяя себе легкий флирт, если собеседник вызывает приятные чувства. Я бы так и сделала, не вопрос, только ситуация к этому не особо располагала. Нет, собеседник-то был вполне ничего, но общая ситуация… Черт, я даже не знаю, как его зовут! Не могу же я вести легкую светскую беседу, обращаясь к нему «брат Андрея»!

– Вас хоть как зовут?

Прозвучало несколько грубо, поэтому я поторопилась смягчить интонацию улыбкой.

Он тоже улыбнулся и немного расслабился.

– Максим. А вы Полина, я знаю. Брат рассказывал.

– Обо мне? – удивилась я. – Интересно, что же он рассказывал?

Действительно, интересно. Наше общение с Андреем, на мой взгляд, не давало повода особо распространяться. С моей стороны, по крайней мерее, ничего более интересного, чем: «Заходил сосед, у него что-то с трубами, просил налить воды в чайник», придумать не получалось.

– Восхищался.

Хороший ответ. Коротко, емко и приятно. Я бы этим удовлетворилась, но Максим решил продолжить:

– Знаете, Полина, мне показалось, что вы довольно много для него значили.

Мои брови снова поползли вверх. За те месяцы, что мы с Андреем были соседями, никаких особенных направленных в мою сторону чувств я не заметила. Да мы и встречались-то всего несколько раз, в основном случайно. Нет, вчера вечером он пришел не случайно, а вполне целенаправленно, и чай мы пили, весело болтая, не меньше двух часов, но не думаю, что в его сердце этот вечер оставил глубокий след. Я, по крайней мере, ничего такого не почувствовала. Ну зашел симпатичный неглупый парень, ну попили чайку, ну похвастался он своими грядущими в ближайшем будущем достижениями и заработками – не скажу, что на меня это особое впечатление произвело. Да и слишком невнятно все это звучало, я даже не поняла, в какой области эти успехи и достижения Андрея ожидаются.

Хотя, может, он из категории робких поклонников, которые предпочитают обожать на расстоянии? Или неторопливых, которые планируют свои действия на год вперед: через две недели я зайду одолжить хлеба, через месяц напрошусь в гости чайку попить, через три дойдет дело до совместного обеда, на Восьмое марта подарю веточку мимозы, а первого апреля приглашу на свидание… Подождите, но ведь чай мы с Андреем пили только вчера, а до этого никаких признаков особого расположения я не замечала! Когда же он мог с братом обо мне и о своих нежных чувствах поговорить? Убили-то его ночью! Или… или это Максим и убил? Брат брата?.. Но за что? Господи, откуда мне знать? Я и с Андреем едва знакома была, а этого Максима вообще в первый раз вижу! Мало ли, какие между братьями терки могут быть? У Каина с Авелем тоже вон как нехорошо получилось, а из-за чего? Я, честно говоря, и не помню…

– А когда… – снова пришлось откашляться, прежде чем я смогла продолжить, – когда он вам обо мне говорил?

– Да сразу, как переехал сюда и увидел вас. – Максим улыбнулся, и я сразу немного расслабилась. Улыбка у него была славная и взгляд теплый, сочувствующий… что за глупости мне в голову полезли, с чего вдруг, спрашивается? И на Каина он совершенно не похож, и ясно, что Андрея он не убивал… Я сама не заметила, как начала улыбаться в ответ. А Максим наклонился вперед и осторожно положил на мою левую руку свою ладонь. – Представляю, каким ударом для вас была его смерть.

– Да уж. – Меня передернуло, потому что перед глазами снова встала разгромленная комната и неподвижное лицо Андрея. Я нервно вцепилась в его сухие теплые пальцы и тут же устыдилась: мне ли жаловаться? Я, конечно, испугалась, да и вообще приятного мало – трупы находить, но для меня это всего лишь сосед. А каково было узнать о его смерти родным! – Но вам гораздо тяжелее пришлось. Вот так, от чужих людей, узнать о гибели брата…