Невероятность равняется нулю. Роман

Глава четырнадцатая, в которой рассказывается о посещении Паулем и Миленой посёлка на берегу Ангары

Оформление документов для поездки в Россию у Пауля с Миленой прошло без проблем, но потребовало определённого времени для открытия визы. Так как у них не было приглашения для посещения страны, они оформили туристическую. Для этого не понадобилось срочное замужество. По обоюдному согласию решили отложить это важное событие на время, когда вернутся из поездки домой. Визу открыли на месяц. За этот срок, по мнению Пауля, он успеет решить свои дела в сибирских краях. С какой стороны и как начинать поиски того, что искал, он не имел никакого представления. Но у него было письмо, адресованное Ксении Грегер, тётке отца Пауля. Мать отдала его Паулю незадолго до своей смерти.

Через несколько недель молодая пара уже совершала перелёт из Франкфурта-на-Майне в сибирский город Красноярск. Теперь им никто не мог помешать: ни бывший муж Милены – Дитер, ни Доротея Перец, бывшая возлюбленная Пауля, которые, по мнению обоих, были ещё на многое способны, чтобы сохранить то, что когда-то им принадлежало. Пауль словно освободился от груза, давившего камнем на сердце, раскрепостился и, как говорится, с чистого листа начал путь на свою исконную родину, в страну предков. Он как будто даже стал выше ростом, и вечно сутулившиеся плечи – расправились. Улыбка не сходила с его лица, а глаза стали светлее и голубизна их ярче. Милена, как в зеркале, видела в них своё отражение и была рада этим его превращениям, происходящим на глазах.

«Вперёд, только вперёд, – выводила её душа. – Ни мгновения не думать о том, что есть, что было, что ожидает впереди. Пауль заражает меня всё больше и больше своим оптимизмом. Надеюсь, что всё будет хорошо. Главное, что мы с ним понимаем друг друга, поддерживаем, становимся опорой один другому».

Шесть часов полёта сблизили их ещё больше. Теперь они находились как будто в другом измерении. На борту самолёта звучала непонятная обоим речь. Милена не знала, что творилось в душе Пауля, и просто радовалась его открытому выражению лица и рукам, нежным и властным, помогающим забыться во власти неизведанных чувств.

– Пристегнуть ремни, – как из тумана раздался голос стюардессы. Через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту города Красноярска.

– Внимание! Просьба отключить электронные устройства.

Ребёнок на соседнем за ними сидении заливался громким плачем. Перепады давления давали себя знать. Приземлились в аэропорту большого города. Но это было только начало пути. Никто их здесь не встречал, никто ведь и не знал, что Пауль вернулся на родину, землю родителей, а, может, и прародителей.

«Надо было изучить генеалогическое дерево и получше подготовиться к поездке, – подумал он мимоходом. – Хорошо, что погода сегодня лётная».

Размышлять не было времени. Часа через два им предстояло продолжить путешествие на небольшом самолёте «Як-40». Атмосфера в аэропорту была спокойная – никаких непредвиденных происшествий. Милене и Паулю повезло: парень, сидевший рядом с ними на скамейке в аэропорту, знал несколько слов и выражений на немецком. Он оказался разговорчивым, пытался завязать с ними беседу. Узнав, что они – иностранцы и впервые в этих краях, помог им понять диктора, объявившего посадку на самолёт до посёлка Кежма. И вот они опять в воздухе. Всё идёт по плану.

Но оказалось, что и это ещё не был конец пути. После посадки на одном из небольших аэродромов, они пересели ещё в один, теперь уже совсем маленький самолёт со словами «Аэрофлот СССР» на фюзеляже. Пассажиров в нём – двенадцать человек. Качка в воздухе похлеще, чем на море. «Когда же прекратятся эти мучения? – подумала Милена, уже начиная слегка раздражаться. – Ни конца, ни края всему этому не видно».

Теперь только она начала понимать в какую авантюру ввязалась. Возникло предчувствие, что поездка будет не из лёгких. Хорошо, что хоть присутствие Пауля придавало уверенность, иначе бы она уже запаниковала. Не каждый сможет выдержать такие перегрузки. Они ведь действовали на неё не только физически, но и в психическом плане.

– Милый, а сколько нам ещё лететь осталось? – спросила она своего друга, когда предел внутренних сил был на грани возможностей.

– Мужайся, милая, – ответил Пауль. – Как у них здесь в песне поётся: «Ещё немного, ещё чуть-чуть».

По словам матери, это была любимая присказка его отца. Мать произносила эти слова, когда в семье происходили какие-нибудь неприятности. С годами фраза забылись, а вот теперь всплыла в памяти, как и лицо отца. Пауль знал его по фотографиям из семейного альбома. На них отец всегда задумчив. Да и понятно почему. Ведь он был директором большой фирмы, которая претерпела крах в последние годы его жизни.

«Может, это и явилось причиной смерти отца? – внезапно проскользнуло в сознании Пауля. – А как иначе можно объяснить тот факт, что полный физических сил мужчина в расцвете сил внезапно умирает? Врачи сказали тогда матери, что отец умер от кровоизлияния в мозг. В тридцатичетырёхлетнем возрасте у него оказалось надорванное сердце. При обследовании было установлено множество микроинфарктов. По словам матери, отец никогда не жаловался на лишения или тяготы прошлой жизни, но независимо от этого его век оказался коротким. За три месяца до моего рождения, отец умер в салоне междугороднего автобуса, когда возвращался домой из очередной поездки в областной центр. Почему он туда ездил? Что от него там хотели властители душ? О чём он думал, когда возвращался поздно вечером из своей поездки? Об этом уже никому не суждено было узнать: ни матери, ни жене, ни сестре, ни детям. Но вот тётя Ксения, сестра матери отца, может, она что-нибудь знает об их семейной тайне? Она до сих пор проживает в таёжных краях, где-то здесь рядом. К ней сейчас и еду в надежде узнать что-нибудь о судьбе моего рода. Но даже то, что я уже прочувствовал, пролетая над этой необъятной страной, достаточно для того, чтобы поездка оправдала ожидания».

Внезапно самолёт резко накренился. Пауль очнулся от мыслей. В салоне стояла, как ему показалась, мёртвая тишина. «Боже, я совсем забыл, что рядом находится живое существо, совершенно незнакомое с моим прошлым и этими, нахлынувшими на меня мыслями, ощущениями. Какой же я эгоист! Ведь ей, моей милой Милене, сейчас хуже, чем мне. Как она выдерживает атмосферу этого незнакомого мира?»

– Золотко, как ты себя чувствуешь? Всё ли в порядке? Прости, что подолгу молчу. Я во власти воспоминаний. Они накрыли меня с головой. Никогда не думал, что буду так переживать. А что будет дальше? Мне это тоже неведомо. Как встретит нас новый мир? Жив ли ещё кто-нибудь из моих родных? Найдем ли мы ключик к маминым словам?

– Не волнуйся, дорогой. Со мной всё в порядке. Если будем держаться вместе, преодолеем трудности.

Самолёт начал приземляться на небольшой площадке посреди тайги. Это была территория какого-то леспромхоза, название которого Пауль не смог найти на карте, но о его существовании говорил конечный пункт поездки, обозначенный в билетах. За несколько минут до посадки Паулю удалось из окна оглядеть территорию лесного посёлка. Она была невелика, состояла из немногочисленных деревянных построек, расположенных недалеко от реки, которая поражала взгляд размахом водного пространства.

– Кажется, в посёлке всего несколько улиц, – поспешил он сообщить Милене.

– Есть центр, по крайней мере у меня создаётся такое впечатление.

– Неужели такое ещё бывает в двадцать первом веке? – подумала Милена.

В это время самолёт тряхнуло от соприкосновения с землёй. Ещё несколько минут он шёл по короткой полосе, развернулся и, наконец, остановился, давая пассажирам понять, что перелёт закончен.

– Осталось ещё немного, и всё связанное с перелётом будет позади. Что будет дальше? – в порыве чувств подумалось Милене.

– Да, новая жизнь начинается, – эхом отозвался Пауль на её мысли, как будто прочитал их. И – это было хорошим предзнаменованием для Милены. Край земли, куда звал её Пауль, находясь ещё дома, оказался для них обоих действительно краем света, настолько необычным казалось теперь всё, что им предстояло ещё пережить.

Получив прямо на лётном поле свой нехитрый багаж, Пауль с Миленой вышли с территории аэропорта и медленно побрели по центральной улице посёлка. К их несказанному удивлению дорога сразу привела к длинному бревенчатому дому, на дверях которого висела доска с какой-то с надписью. Решив, что это управление, вошли в здание. Пройдя несколько шагов по коридору, оказались в небольшом помещении, которое, видимо, играло роль приёмной. Там их встретила девушка лет двадцати, назвавшаяся Ольгой. Она попыталась установить с ними словесный контакт, но все трое сразу поняли, что он – невозможен.

Ольга, держа в руках их иностранные паспорта, подумала: «Лет десять назад у нас в школе изучался немецкий язык как иностранный, но в настоящее время вряд ли кто, даже из людей старшего поколения, помнит что-нибудь из него, сможет понять приезжих».

После того, как Пауль передал ей в руки конверт с письмом, полученным от матери, Ольга жестом правой руки указала иностранцам на стулья, стоящие около стены, и на время исчезла в кабинете, граничащим с приёмной секретаря. Её жест был понят правильно. Милена и Пауль подвинули чемоданы к стене, опустились на стулья и замерли в ожидании того, что произойдёт дальше. Через несколько минут дверь комнаты, в которой исчезла секретарь, отворилась, и из неё, в сопровождении Ольги, вышел мужчина лет пятидесяти, высокого роста и крепкого телосложения. Он пробуравил взглядом приезжих, перелистал их паспорта, сказал что-то секретарю, по всей видимости, приняв какое-то решение. Потом Ольга куда-то позвонила, о чём-то говорила с какой-то Марией. Та, по-видимому, с ней не соглашалась. По мимике лица девушки все поняли, что она пытается убедить собеседницу, но ей это плохо удаётся.

В это время мужчина задумчиво изучал адрес отправителя на конверте, который принадлежал иностранцам. Нахмурив лоб, пытаясь что-то вспомнить, он взял телефонную трубку из рук Ольги, сказал в неё несколько слов, и на другом конце провода его сразу поняли, кажется, даже согласились с его доводами. Через несколько минут та же Ольга сопровождала их к дому Марии. По дороге она пыталась объяснить приезжим, что Мария и бабушка Ксения – сводные сёстры. Наши иностранцы не понимали, о чём она пытается им сказать, но были рады, что, наконец-то, будет крыша над головой, где можно помыться с дороги и для начала отдохнуть.

Они перешли по дощатому мосту на другую сторону широкого ручья, а потом направились по дороге, как им подумалось, к центру. «Вот моя деревня, вот мой дом родной», – громко и восторженно прокричал Пауль.

Ольга удивлённо взглянула на него, не понимая, почему он в управлении не говорил по-русски? Откуда ей было знать, что Илона, обучая Пауля русскому языку, вложила в него все знания, которые в свою очередь получила от матери. Их было не так-то уж много, и изучение и знание их Паулем не поддавалось никакой логике.

Милена заговорила с Паулем на немецком, и Ольге оставалось только наблюдать за ними. Они шли по деревенской улице, перекидываясь незначительными фразами, выражая своё отношение к тому, что видели.

– Смотри, Пауль, овечки бегут по улице. Ты когда-нибудь видел их живыми?

– А ты? Как ты смогла их узнать? Наверное, кроме как на картинках, никогда и не встречала?

– Да, что ты? Я родилась в деревне. У нас было во дворе много животных. Вон, смотри, утки побежали к ручью, а там уже и гуси заняли пространство воды. Интересно, а лебеди здесь тоже есть?

– Не знаю, но предполагаю, – ответил Пауль, с усмешкой наблюдая за ней.

– Ой, у меня каблук застрял в грязи! Пауль, что мне делать? Да он сломался! Ужас, не знаю, куда ногой ступить. Везде грязь. Зачем я надела эти светлые брюки? Кошмар!

Милена остановилась, сняла туфли, подняла их над головой и застыла, как статуя. Ребячий хохот был ей ответом. Оказывается, группа детей разного возраста наблюдала за их перемещением по улице.

– Картина, достойная подражания, – съехидничал Пауль, пытаясь превратить ситуацию в шутку.

Он сделал попытку приблизиться к Милене, но сам неожиданно для себя провалился ногой в новом ботинке в навозную жижу. Пауль, как клоун, вздёрнул плечами, широко развёл руками, играя на публику, и сказал по-русски:

– Простите. Не заметил опасность.

Громкий смех был ему ответом. Зрители оценили его юмор, прониклись к чужакам доверием, оттеснили Ольгу и гурьбой повели незнакомцев к месту ночлега. Один из парней постарше подъехал к толпе на лошади с телегой. В неё загрузили чемоданы, на которые посадили иностранцев. И так, в ребячьем сопровождении, они и въехали во двор бабушки Марии.

Пауль ещё пытался, как мог, шутить по-русски, но сам уже смеяться не мог. Хозяйка Мария быстро прогнала детей со двора, помогла Милене слезть с телеги и показала жестом на скамейку. Потом принесла таз, налила в него тёплой воды из чайника и предложила Милене опустить в него ноги. Пауль присел на скамейку рядом с любимой. Хозяйка приставила корявый указательный палец к своим губам, давая Паулю сигнал – сидеть и ждать своей очереди. Павел понял её, противоречить не стал, да и не хотелось ему ни о чём говорить, думал только о том, как бы поскорее добраться до постели.

Так начался их первый день проживания в глуши, вдали от города и других населённых пунктов. Хозяйка Мария, женщина пожилая, невероятно полная, но довольно подвижная и разговорчивая, пригласила их отобедать. Когда они зашли в горницу, то увидели богато накрытый стол. Центральное место на нём занимала глубокая алюминиевая чашка с варёной картошкой, подрумяненной на горячем жире и посыпанная зеленью.

– Ну, кажется, жизнь налаживается, – прошептал Пауль, подмигивая Милене. – Ничего, подруга, выживем, только придётся приспособиться к новой жизни.

– Поражаюсь твоему оптимизму, – услышал он в ответ от Милены. Её недовольный голос звучал уже не так уверенно, как на первом этапе их поездки, но это не могло испортить Паулю настроения.

– Ничего, Милена, мы просто с тобой устали во время этого долгого перелёта. Завтра будет день – будет пища, – вспомнил он вслух очередное выражение из тех, которые часто повторяла Илона в последние дни перед их отъездом.

Перед лицом Пауля всплыло лицо Илоны. Её грустные карие глаза смотрели на него прямо и, не отрываясь, проникая взглядом вглубь его существа. Лицо, без обычной на нём улыбки, заставило Пауля задуматься о причине её грусти. «Интересно, чем она сейчас занимается? – подумал он. – Что сказала бы в ответ на мой вопрос: Как тебе здесь нравится? – если бы оказалась в нашей ситуации.» Пауль представил себе на минуту, как будет рассказывать Илоне об их с Миленой путешествии, когда они вернутся домой. Он увидел внутренним зрением, как глаза Илоны засветились, улыбка появилась на её лице. Потом услышал её слова, прозвучавшие как будто рядом: «Ребята, крепитесь. Это только начало. То ли ещё ожидает вас впереди!» Пауль даже улыбнулся в ответ на её слова и потом только понял, что грезит наяву. Милена смотрела на него внимательно, но не нашла в себе сил вслух выразить впечатление от его счастливой улыбки. Про себя подумала: «Ну, прямо, как ребёнок. Радуется всему, что видит, как будто домой приехал. Жаль, что нельзя завтра улететь обратно. Боже, дай силы вынести этот первобытный образ жизни. Если бы я знала, что мне здесь предстоит, никогда бы сюда не поехала».

Глава пятнадцатая о том, как фрау Перец совершает ночные обходы по отделению

Фрау Перец, совершая свой очередной, теперь уже ночной «обход больных» в отделении, в одной их комнат обнаружила детский уголок, в котором в это время спали дети: кто в коляске, кто на кроватке, несколько маленьких фигур расположились по углам детской площадки. Их охраняли звери: зайчик, две собачки, кролик лопоухий, коричневая обезьянка и несколько других мягких игрушек. В комнате было темно, но свет, идущий от окна, освещал спящих. Хозяйка комнаты, мадам Динозаврия, так называли её обитатели отделения, тоже находилась в ней. Она спала на большой кровати, у стены, расположенной в противоположной стороне комнаты. Тишина и покой царили в ней. Было как-то непривычно тихо. Днём из этой угловой комнаты часто раздавались громкие крики, стук и даже вой. По-видимому, именно это обстоятельство и привлекло днём внимание фрау Перец, оттого она и посетила комнату в ночное время, когда никто не мог обратить на неё внимание.

Фрау Перец нагнулась, взяла в руки одного из маленьких обитателей детского уголка, прижала к груди и быстрым шагом вышла из комнаты. Её быстрые шаги разбудили чутко спящую хозяйку, женщину восьмидесятилетнего возраста, худую особу со сморщенным лицом, на котором смешно выделялся большой острый нос. Она чем-то была похожа на фрау Перец.

Через несколько минут они уже стояли в полутёмном коридоре. Женщины-матери, молча, с любопытством, разглядывали друг друга. Первой очнулась фрау Перец, и, вздёрнув недоумённо плечами, повернулась спиной к хозяйке комнаты. В этот момент случилось непредвиденное: фрау Дофф, так звали обитательницу этой комнаты, вцепилась ей в волосы и прошипела зло:

– Отдай моего Джуди! Мой сын! Моё дитя!

Фрау Перец, долго не раздумывая, пнула её ногой, развернулась и, гордо вскинув голову, пошла прочь.

– Ах, ты меня не поняла?

Удар по голове заставил фрау Перец остановиться. Она с ненавистью взглянула на нападающую и закричала пронзительным голосом:

– Отойди, отродье! Мой ребёнок!

Джуди сидел на руках фрау Перец молча, не подавая признаков жизни.

Ночная медсестра, а это была Илона, подбежав к двум фигурам в коридоре, застыла в недоумении, не соображая от усталости, что происходит. Но, увидев в руках фрау Перец обезьяну Джуди, всё поняла. Ведь это было действительно «дитя» фрау Дофф, которая не давала до него никому дотронуться. Это был её «сын», которого она воспитывала здесь в отделении уже в течение пятнадцати лет. Медсестра хорошо помнила, что эту мягкую игрушку подарила фрау Дофф одна из медсестёр, чтобы у той было хоть какое-нибудь занятие в течение дня.

Не обращая внимание на фигуру в белом, то есть на медсестру в кителе и брюках белого цвета, две женщины продолжали борьбу за ребёнка. Фрау Перец не собиралась с ним расставаться. Наконец-то она нашла, отыскала ту девочку, которую в ту злополучную ночь в родильном доме отобрали у матери и отдали бездетной семье. Теперь фрау Перец не хотела потерять её снова.

– Наверное, это та мамаша, в пользу которой я поставила роспись в документах. Жуткая особа. Но мне с ней разбираться некогда. Я должна спасти ребёнка и отдать настоящей матери. Силы небесные, помогите…

В этот момент кулак фрау Дофф настиг её. Та била по лицу. Пришлось прикрыть глаза. Новый удар сбил фрау Перец с ног. Потом фрау Дофф вырвала ребёнка из расслабившихся рук соперницы, развернулась и, гордо подняв его над головой, медленно пошла в свою комнату, уверенная в своей правоте. Она вышла из боя победительницей, спасла ребёнка. Добро одержало победу над злом.

Фрау Перец медленно поднялась с пола и, не обращая внимание на медсестру, направилась в сторону своей комнаты, которая находилась в другой стороне коридора. Внезапно она остановилась в небольшом зале, где около включенного телевизора спала крупная женщина, прижимая к груди ребёнка, принаряженного в белое платьице с кружевами по случаю приближающегося праздника. Фрау Перец тихо подошла к женщине, спокойным движением высвободила ребёнка их цепких рук спящей. Та не шелохнулась во сне. А фрау Перец с счастливой улыбкой на лице, прижав девочку к груди, отправилась к себе в комнату. Там она положила куклу в шкаф, постелив под ребёнка полотенце и накрыв его другим. Пожелав девочке спокойной ночи, она побрела к кровати. Силы оставили её, как только она легла в постель. Когда медсестра зашла в комнату, фрау Перец уже спала безмятежным сном. По её лицу бродила довольная улыбка.

Глава шестнадцатая, в которой фрау Перец покидает клинику и встречается с профессором Рихардом Замятиным

– Да что же ты так медлишь? Не можешь быстрей шевелиться? От наших опытов зависит жизнь многих больных и сейчас, и в будущем. Так какие там результаты?

– Прекрасные, фрау Перец, – прозвучало в ответ. – Мы, кажется, нашли тот фермент, который в соединении с уже известным растительным препаратом может стать открытием для лечения многих психических заболеваний…

– Ну, ты наговоришь. Тебя только слушай. Дай посмотрю, что у нас получилось? Да, это, кажется, открытие… Что же делать дальше?

– Отправляйте информацию главному шефу.

– Шефу, шефу… какому шефу? – спросила фрау Перец вслух.

А сама про себя подумала: «Кто у нас шеф? Где его клиника? Ничего не помню… Ведь я же не сошла с ума, но я не помню имени шефа? Кто он? Где расположена его клиника? Куда посылать сообщение?»

Вопросы, на которые она не могла найти ответа, сводили её с ума. Мозг заволакивала какая-то плотная пелена. Потом наступила темнота. Фрау Перец потеряла сознание. Очнулась в холодном поту.

– Где я? Что со мной? Мы открыли препарат, с помощью которого можно отодвинуть потерю памяти… Где ты? – позвала она лаборантку. – Сроду тебя не дозовёшься. Уволю!

Никто не откликался на её зов.

– Ну, надо же, совсем страх потеряли. Распустились! Ничем никого не проймёшь!

Фрау Перец открыла глаза. Взгляд упёрся в потолок, находящийся высоко над головой.

– Я не в лаборатории? Почему я лежу в постели? Я дома? Чей это дом? Это не моя спальня. Какое-то казённое помещение. О чёрт, я совсем забыла, что нахожусь в больнице…

Сознание возвращалось медленно: «Наверное, это был сон. Жаль, что открытие совершено во сне. Какой-то голос меня разбудил. Он продолжает о чём-то рассказывать. Кому? Ах, да, это же идёт передача по телевидению. Знакомый голос оповещает мир об открытии препарата, который поможет в борьбе за сохранение памяти. Должны быть проведены дополнительные исследования».

«Я должна попасть в группу по исследованию нового препарата. Обязательно! Хоть в роли подопытного кролика. Мой сон – это знак свыше. Я же видела сейчас конечную формулу, на основе которой можно создать препарат. Я ещё помню её».

Она вскочила с кровати, отыскала лист чистой бумаги, записала на него то немногое, что сохранила память. «Так, теперь нужно выбраться из этих больничных казематов. Находиться здесь небезопасно. Врачи назначили столько медикаментов, что забывчивость может скоро перейти в нормальное состояние».

Фрау Перец помнила, как медсестра пыталась заставить её принять несколько таблеток одновременно. «С каждым днём их количество почему-то увеличивается. К сожалению, сейчас по внешней форме таблеток нельзя определить названия. Раньше могла сразу отличить психофармаку от сердечных или снотворных. А в настоящее время одни и те же медикаменты выпускают различные фирмы. Содержание их разное, но все они похожи друг на друга, как близнецы-братья, только действие отличается, как копия от оригинала. Все таблетки кругленькие, беленькие, как их только медсёстры не путают? Сейчас, пока голова с утра ещё светлая, нужно выбираться отсюда, нечего отвлекаться по мелочам».

В этот момент фрау Перец неожиданно для себя увидела на экране телевизора адрес клиники, из которой велась передача. Прочитав имя профессора, сделавшего открытие, воскликнула: «Боже, так это же наш преподаватель – Рихард Замятин!». Прошлое пронеслось картинами в памяти: «Он ещё в студенческие годы рассказывал нам о своих исследованиях в этом направлении. Считал меня одной из лучших своих учениц, предлагал остаться на кафедре, помочь поступить в аспирантуру. Тогда он был ещё молод».

Фрау Перец начала лихорадочно собирать вещи. К счастью, их почти не было. Никто из родственников здесь так и не появился. «Да и есть ли они у меня? Все родственные связи давно порваны. Кажется, медсестра Илона заходила несколько дней назад? Был какой-то шум. И эта женщина, Милена, тоже была с ней. Сегодня ночью Илона привиделась. Наверное, у неё была ночная смена? Кажется, это она подошла на крики в коридоре… Что там происходило? Какая-то женщина напала на меня, не помню почему».

Матовая пелена начала заволакивать сознание фрау Перец, но она была опытным врачом. Понимая, что через минуту может произойти очередной провал памяти, перестала думать. Это произошло без особых усилий с её стороны. Выглянула в коридор и, увидев, что входная дверь приоткрыта, вышла через неё в фойе. Двери лифта, как по заказу, открылись. Она вошла в его узкое помещение и через минуту оказалась на нижнем этаже здания. Вышла на улицу, спустилась по ступенькам во двор и по знакомой дорожке пошла на автобусную остановку в обход территории клиники. Минут через десять дошла до неё. Её качало из стороны в сторону, мысли путались, но была цель, которая вела подальше от клиники, где через несколько лет она может потерять последние проблески памяти. Это психиатр фрау Перец хорошо понимала.

Автобус шёл за город по своему обычному маршруту. По расписанию он останавливался то на одной, то на другой остановке. Их названия женщине ни о чём не говорили, ничего не напоминали. Вот уже город остался позади. Водитель объявил последнюю остановку под названием «Исследовательский институт». Фрау Перец с трудом поднялась с сидения, попыталась расправить плечи. Сознание работало на автомате возможностей. Выйдя из автобуса, женщина прошла немного вперёд вдоль дороги и, увидев первый поворот направо, свернула. С трудом передвигая ноги, пошла вверх по накатанной дороге к воротам клиники, которая располагалась на территории исследовательского института.

До ступенек, ведущих в главный корпус клиники, женщина дошла, но здесь силы оставили её. Фрау Перец потеряла сознание и упала бы на землю, если бы не сильные руки мужчины, которые подхватили её. Он куда-то позвонил, не выпуская тело женщины из рук. Потом опустился на ступени, ведущие к двери здания. Только после этого мужчина посмотрел в лицо незнакомки, которая, вероятно, совсем не случайно оказалась на пороге клинки, которой руководил он, профессор Рихард Замятин. Лицо женщины показалось ему знакомым. Вглядевшись в него внимательно, он узнал любимую студентку Доротею Перец, о которой часто вспоминал. Профессор отметил про себя, что годы оставили отметины на её лице – следы прожитых без него лет. Перед глазами одна за другой сменялись картины прошлого:

Вот ещё относительно молодой, улыбающийся, уверенный в себе, он подходит с букетом алых роз к девушке в розовом платье. Она принимает букет, улыбается в ответ смущённой улыбкой. Потом они долго бродят по городу. Нашли приют в трамвае, который вывез их за город. Присели на одинокую скамью посреди цветущей растительности. Он говорит о своих планах, об открытиях, которые грезятся ему по ночам. Она отвечает односложно, несмело, давая ему возможность выговориться.

Потом они договариваются встретиться у него на квартире, располагающейся на центральной городской улице, недалеко от Драматического театра. Он каждый вечер, стоя у окна, всматривается в прохожих в ожидании, что она появится, но тщетно.

Она пришла только через несколько месяцев, когда уже наступила зима. Он хорошо помнил тот день, когда однажды вечером в квартире неожиданно громко прозвучал звонок. «Помню, как я тогда открыл дверь и застыл в изумлении. На лестничной площадке стояла моя Доротея, которую я так долго ждал. Белый пуховый платок и светло-серое пальто с таким же светлым каракулевым воротником, осыпанные снегом, превратили её в снегурку, пришедшую из сказки. Я широко распахнул дверь перед дамой моего сердца, предложил войти в мои пенаты. Она вошла тихо и грациозно, предварительно сняв платок в коридоре, стряхнув с него слой снега. Потом мы сидели на кухне и пили чай.

– Мне сказали, что вы были больны. Я не знала, где вас найти, но решилась всё же постучать в дверь вашей квартиры. Вы вспоминали обо мне? – спросила девушка тихо, глядя мне в глаза.

– Да, конечно! Вас нельзя забыть, – ответил я.

Потом я начал рассказывать о себе, о том, что живу один уже несколько лет, что уехал из родного города, потому что хотел жизненных перемен. Вот получил место доцента, снял квартиру в этом городе…

Она слушала меня внимательно. Рассказала немного и о себе. Запомнил только, что детство было трудным. Мечтала стать врачом. Скоро государственные выпускные экзамены в институте. Я тогда растерялся, заметался по комнате. Показывал ей альбомы, книги. Предложил одну книгу взять с собой, почитать в общежитии, где она жила в то время. Она вернула книгу недели через две, но потом старалась не попадаться мне на глаза, пропускала лекции, семинарские занятия. Я не мог понять, в чём причина её поведения, ждал с нетерпением её прихода ко мне домой. Потом не выдержал. Несколько вечеров подряд провёл в студенческом общежитии в надежде увидеть, но не встретил её, не нашёл. На государственных экзаменах старался помочь, как мог. Её оценки, наверное, предвосхитили её ожидания.

Позже она исчезла в водовороте событий, захлестнувших обоих. Я так и не успел признаться ей в любви. Может быть, она, юная красавица, откликнулась бы на моё предложение соединить судьбы? Однажды вечером, перелистывал книгу, которую тогда, зимним вечером, дал ей прочитать. Из неё выпал лист бумаги. Это была поздравительная записка моего младшего сына к 50-летию со дня рождения. В этот момент я понял причину странного поведения Доротеи в последние недели перед окончательным исчезновением. Я был старше её почти на тридцать лет, и понял, наконец, что это была главная причина, которая развела нас тогда. Никогда больше не предпринимал попыток поиска своей избранницы, с головой погрузился в мир исследований. И вот – эта неожиданная встреча на пороге моего детища! Я создал этот исследовательский институт своими открытиями, которые следовали одно за другим. Опыт учёного, помноженный на веру в себя и поддерживаемый силами, существующими вне человеческого разума, помогали мне открывать один за другим лекарственные препараты растительного происхождения. В настоящее время я недалёк от решения глобальной проблемы: запуска в жизнь проекта экспериментальной программы создания и внедрения в практику растительного вещества для лечения амнезии, и не только её, но и многих других психических заболеваний, связанных с сохранением памяти. Это касается и профилактики различных форм депрессии, шизофрении и болезни Альцгеймера».

Об этом думал сейчас профессор Рихард Замятин, сидя на ступенях своего детища. Через несколько минут их окружили работники клиники. Сразу две машины скорой помощи, подъехавшие с разных концов города, огласили звуком сирен пространство перед институтом. Специалисты уже колдовали над женщиной, находящейся без сознания. А уважаемый профессор отдавал распоряжение, чтобы женщину перевезли в одно из отделений клиники, находящегося на территории исследовательского института. Сотрудники не узнавали своего шефа. Он выглядел несколько иначе, чем всегда. От обычного спокойствия и душевного равновесия не осталось и следа. Он как будто даже помолодел. Попросил секретаря отложить все встречи и мероприятия, которые можно было перенести на более поздний срок. Он что-то запланировал, но никто не мог понять, что задумал шеф, а также, что является причиной таких резких изменений, происходящих с ним?