Свет истины

Может быть, пришедшая из тех напрочь забытых веков, бывших еще до времен, когда в сгинувшей стране Ата-Аалан приносили жертвы духам, выпуская из пленников кровь на грубых алтарях обсидиановыми ножами.

И почему-то Йунус вспоминал то, чему был свидетелем в далекое время, когда он уже был изгоем, мятежником и беглым каторжником, но еще не стал пиратом.

Тогда он жил в глинобитном селении рыбаков на берегах закатного Шаргиба, наслаждался свободной жизнью под чистым небом, без свиста стрел и кнута надсмотрщика, и единственное, о чем мечтал, так это чтобы его жизнь так и текла до старости.

В то утро его разбудили испуганные вопли, и первое, что он увидел, пробудившись, были встревоженные глаза его любимой, Раги, только что мирно дремавшей на его плече.

Он выскочил наружу, схватив стоявшее в углу копье.

Но вскоре выяснилось, что в селение не пожаловали ни разбойники, ни сборщики налогов.

Просто, как сообщили двое сельчан с одинаково побледневшими лицами, ночной порой волны выбросили на берег уж очень жуткое чудище.

Поспешив с прочими на пляж, Йунус уже издали заметил лежащую рядом со шлюпками пурпурно-бурую массу, напоминающую груду спутанных веревок или корневищ.

А когда он подошел поближе, то понял – испугаться тут было от чего.

Создание это не было похоже ни на что.

Во-первых, размером оно превосходило самого большого быка, и самого здоровенного клыкача. Разве что кит или базилиск опережали его величиной.

Широкое сплюснутое тело с раскинутыми в разные стороны мясистыми крыльями-плавниками, уродливая голова, украшенная двумя хоботами, не уступающими слоновьим, и бородой из мелких извивающихся белесых щупалец, напоминавших пышный букет громадных червей.

Но самым жутким были глаза твари – огромные, размером почти с арбуз, и при этом неимоверно похожие на человеческие.

И вот сейчас Йунусу почему-то казалось, что именно так, как Рагир, могла бы смотреть, когда была живой, та жуткая тварь, подобной которой не помнили даже старики.

– О чем думаешь, дружище? – пират ощутил, как замерло сердце.

Морриганх появился, как он это любил: внезапно и бесшумно.

– Вижу, о чем-то невеселом?

– О «Сыне Смерти», – нашелся Йунус.

– Да, мне тоже жаль... Хоть и старый уже был корабль, но хорошо он нам послужил. Но мы все равно собрались его менять...

Йунус кивнул. Да, старый дармун уже и так заканчивал свою службу. Но на смену ему уже почти готов на давенхафенской верфи построенный по его образцу трехмачтовик – с килем из крепчайшего дуба и обшивкой из горного кедра, которому предстояло принять знакомое всем имя «Сын Смерти».

– Но у нас было бы два судна, хотя бы какое-то время...

– Да, – согласился капитан, и в тропической ночи его глаза чуть блеснули. – Я тоже думал об этом... И, кажется, нашел выход...

У Большого Рифа пираты поделили добычу – триста тысяч в звонкой монете, не считая прочего добра.

Купцы Изумрудного моря на известие о падении Эльмано отреагировали вполне по-купечески: подняв цены на шафран, кошениль, черное и красное дерево и рабов.

Да еще заемный процент в ссудных конторах Кадэны, Туделы и Сан-Тарона, вырос на одну десятую.

А в здании колониального управления Супремы, что на Плаза-дель-Коронадо в Геоанадакано появилось дело на «Разбойника и пирата Рагира Морриганха, в связях с преисподней подозреваемого».

Впрочем, никто бы не удивился, появись в этом ведомстве такое же дело на самого вице-короля. Ведь именно в застенках Супремы просидел тринадцать лет примас Эгерийский – епископ Толетта преподобный Иеронимо, обвиненный в еретическом переводе святых книг и с трудом выкупленный Святым Престолом.

Глава 18

Через три месяца после вышеописанного. Остров Андайя.

Геоанадакано – самый большой город в Иннис-Тор. Так, по крайней мере, говорят эгерийцы и с ними никто не спорит. Самый первый тут, заложенный еще Вальяно и Мак-Морном, памятник которым по образцу статуй древней империи установили лет десять назад на главной площади – Плаца дель Сан-Пьедро эль Иннис, напротив собора Сан-Пьедро эль Иннис. Ворота Дальних Земель, куда стекаются товары и купцы из земель от Норгрейна до Айлана, где разгружаются эгерийские, амальфийские, ганзейские и танисские суда, а также и корабли старых соперников, арбоннцев и хойделльцев. Это не говоря о кораблях из всех гаваней материка южного и суденышек с материка северного.

Сколько в нем живет народу, точно не знает никто, даже сам суперинтендант стражи, всемогущий и грозный Херонимо де Баамондес. Одни говорят, что сорок тысяч, считая рабов, другие, что все пятьдесят, а то и семьдесят, не считая рабов.

Но зато точно известно, сколько в нем кабаков, таверн и прочих увеселительных заведений – ровно сто восемьдесят одно. И среди них самая знаменитая и самая роскошная – «Веселый иноходец» дона Мануэля Диаса.

Чего стоит одна лишь ее вывеска – здоровенная лошадь, ставшая на дыбы, держащая передними копытами большущую чашу, выполненная из позолоченного олова и отделанная настоящими топазами, причем ни разу даже самый отчаянный вор, коими Гоанадокано изобиловал, даже не попытался их выковырять.

Ибо «Веселый иноходец» – не просто одна из многих портовых таверн Геоанадакано, в которых разнообразный морской люд торопится спустить звонкую монету. Великолепная кухня, отменные повара, вышколенная прислуга, отдельные кабинеты. Заведение, куда пускали не всякого капитана, что уж говорить о матросне!

Тут отирались знатные гранды и богатые купцы, офицеры и важные чиновники из канцелярий вице-короля. Советники, мажордомы, нотарии и протонотарии, чиновники провинций, судьи и аудиторы, казначейские и таможенные крысы... Не пренебрегало им и многочисленное духовенство – все эти аббаты и епископы со святыми братьями.

Высокородные посетители могли не бояться случайных встреч или огласки своих визитов.

Но роскошная таверна с чистыми залами и белоснежными скатертями на столах была лишь фасадом. Стоило пройти в задние комнаты, да открыть двери, то там начинался темный лабиринт, тянувшийся чуть ли не на полквартала, предлагавший куда как более пикантные развлечения. Опытные и искусные в любви девушки всех рас и цветов кожи, а для тех, кто девушками не интересуются, столь же искусные и утонченные мальчики.

Любовники назначали тут свидания, и могли быть уверенны в сохранении тайны. Сколько выходов и входов ведет в этот притон разврата и азартных игр, может статься, не ведал даже хозяин, дон Мануэль, хитроглазый лысый толстяк лет пятидесяти, чей ттул защищал заведение от вторжения альгвасилов портовой стражи и даже сбиров инквизиции.

Но не только шикарным борделем славился «Пьяный иноходец».

Тут, в небольших чистых номерах собирался цвет Гоанадакана – крупные купцы и арматоры, капитаны и каперы, сборщики пошлин, хозяева плантаций и шахт.

Собирался, дабы обсудить свои самые тайные дела – ибо ни одно, даже самое неосторожное слово, сказанное в таверне дона Мигеля, не стало еще ни разу достоянием чужих ушей.

Тут хозяева жизни встречались с ночными хозяевами, и титулованные особы с родословными длинней, чем грот-мачта, могли без помех побеседовать с главарями портовых головорезов, именами которых добропорядочные мещане пугали детей, и многих из которых уже вообще-то давно были публично колесованы и четвертованы на Вергийской площади (иные даже не единожды). Тут договаривались о выкупе за пленников с посланцами корсаров и торговались с людьми Миледи Ку относительно платы за безопасное плавание.

И об этом знали все, включая и дона Баамондеса, ведавшего всем уголовным, гражданским и политическим сыском в заморских владениях Эгерии.

Но, несмотря на это, «Веселый иноходец» никто не думал закрывать, и не врывалась под его своды стражники с алебардами наперевес ловить злоумышленников.

Так и стояла таверна, как своеобразное посольство изнанки Эгерийского королевства, в котором как в доме обнищавшего гранда, под позолотой скрывается труха и гниль.

Но всем этим не исчерпывались странности заведения дона Диаса.

Иногда поздними вечерами к дверям «Веселого иноходца» приходили люди с бледными сосредоточенными лицами и пустотой в глазах.

Войдя, такой посетитель совал стоявшему у дверей вышибале серебряный риэль – не больше, но и не меньше, и просил отвести его в номера, в Желтую комнату. Иногда привратник переспрашивал, уверен ли досточтимый сеньор, что ему нужна именно та самая Желтая комната, но чаще, молча кивнув, вел гостя в глубину заведения, открывал одну из дверей и оставлял гостя в комнате с желтыми стенами и без окон, но зато с второй дверью. Потом оставлял того наедине с его мыслями, лишь осведомляясь, что и сколько уважаемый гость будет пить и чем закусывать?

Бывало, к гостю приходила девушка из соседних номеров, и даже какая-то дама под маской, искавшая пикантных развлечений. Случалось, он просил принести трубку дурманного зелья из-за Бескрайнего океана или вызывавшую волшебные видения жвачку из сушеных кактусов Хатакамской пустыни.

Иногда, отдав должное дорогим напиткам и изысканной закуске, с прочими развлечениями посетитель в конце концов уходил через ту же дверь, что и приходил, и покидал трактир, провожаемый презрительными взглядами завсегдатаев.

Но куда чаще он выходил через вторую дверь, выводившую в гнилые закоулки Старого порта.

Наутро его труп находили альгвасилы. С ножевыми ранами в спине или пулей в голове, обобранного дочиста. После чего жертву ночных работничков хоронили, как полагалось, в освященной земле в пределах церковной ограды.

Ибо среди услуг, предоставляемых заведением дона Мануэля, была и эта, сколь необычная столь и жуткая, когда человек по каким-то причинам собиравшийся покинуть этот грешный мир, но не желавший отягощать душу напоследок еще и грехом самоубийства, получал эту помощь…

Пусть священнослужители Геоанадакано не раз уже твердили с амвонов, что, дескать, можно обмануть церковь, но нельзя обмануть Элла, но все равно новые посетители приходили в «Веселого иноходца» и просили провести их в Желтую комнату...

Тот, кто спокойным, но уверенным шагом направлялся к одному из тайных входов таверны дона Мигеля, вел себя так, как будто был ее частым завсегдатаем.

Высокий человек в плаще и шляпе. По виду, небогатый дворянин.

Подойдя, он постучал условным стуком: два удара, еще два, и три. Дверь бесшумно повернулась на отлично смазанных петлях.

Темнокожий слуга в красном колете открывавший гостям двери, замер, держа створки распахнутыми.

– Приветствую благородного дона! Чего желаете? – прозвучал подобострастный голос. – К девочкам – по лестнице, к мальчикам – направо. А ежели хотите...

– Барон Ровинда здесь? – равнодушно-хриплым голосом осведомился гость.

– Да, но он осмелюсь, он... Он ведь еще не готов, – пискнул слуга. – Осмелюсь... Дон Мануэль не одобрит, ежели прямо у него в заведении...

– Дон Мануэль не одобрит тебя, ежели придется убирать с пола твою требуху, – спокойно сообщил гость. – Он вычтет из жалования, или вообще уволит...

При пришельце не было ни шпаги, ни кинжала, но слуга, чуть посерев лицом, даже и не подумал попытаться выхватить из рукава спрятанную там именно для подобных случаев наваху, интуицией старого разбойника поняв, что пришелец не шутит. И лишь молча посторонился, пропуская невежливого браво в дом...

Пройдя темными затхлыми закоулками огромного здания, где из-под сапог с шуршанием разбегались трехдюймовые иннисские кукарачи, и, спугнув пару почти голых девиц, передыхавших после очередного клиента, чужак поднялся на второй этаж. Пройдясь по длинному коридору вдоль дверей, повидавших и донов, что утешались со служанками, и матросов, что утешали благородных дам и почтенных матрон, он толкнул ничем не выделавшуюся дверь, и аккуратно запер ее за собой.

В свете двух тускловатых бронзовых светильников сидевший за столиком молодой офицер казался куклой из дешевого балагана.

Кувшин перед ним был почти полон, чего нельзя было сказать о двух бутылях дорогого калернского вина, за каждую из которых амальфийские торговцы брали по тридцать золотых.

– Флаг-лейтенант Карлос де Ровинда? – справился гость, усаживаясь за стол.

– Убирайся в преисподнюю! – хрипло выкрикнул тот в ответ. – Или боишься, что я пропью твое вознаграждение? Не бойся, снимешь с меня мой фамильный перстень – с тебя хватит!

Он сунул собеседнику под нос растопыренные пальцы, на одном из которых блеснули самоцветы.

Бесцеремонно перехватив барона за запястье, вошедший несколько мгновений рассматривал украшение.

– Так, камни тусклые, золото с примесями, огранка скверная… Не больше двадцати риэлей. Не находите, что слишком дешево за идальго в двенадцати поколениях?

– Иди ты в задницу Святому Вертрангу, – процедил Ровинда. – И в п… ду святой Карине заодно!

– Как грубо! – рассмеялся пришелец. – Впрочем, я не в обиде! Я ведь понимаю, что ты сейчас чувствуешь! Ты проигрался в карты, приятель. Ты проиграл больше, чем мог себе позволить! – сочувственно ироничная усмешка осветила лицо говорившего. – Ты выписал вексель, который нечем оплатить. Но мало того, ты захотел отыграться и взял деньги принадлежащие королю. Полбеды, ты распотрошил судовую казну. Так еще и влез в сундуки, где хранилось жалование для гарнизонов. Вот еще было славно придумано: послать золотишко на корабле без единого канонира и всего с двумя бочонками пороха. Ну да ладно…

– Да, дон Ровинда, – фальшиво вздохнул гость. – Продуть двадцать тысяч монет за две ночи – это надо уметь. Полновесных золотых риэлей, только с монетного двора…

Он сладко причмокнул.

Лейтенант поднял на него глаза.

– Кто ты такой и зачем приперся?

– Я тот, кто может тебе помочь и приперся, чтобы помочь тебе, – последовал ответ.

– Кто ты такой?! – повторил офицер.

– Ну, если ты так хочешь это знать… – задумчиво пробормотал гость. – Ты слышал о Рагире Морриганхе? Ну, вот он перед тобой.

Лейтенант приподнялся, потрясенно взирая на Рагира.

– Ты… Ты… Так это ты все подстроил, мерзкий пират! – взвыл он. – Это ты... Из-за тебя!

Ровинда вытянул из ножен шпагу.

– Умри, презренный!

С минуту, наверное, он сидел и тупо созерцал свой клинок, забитый на треть длины лезвия в стол. Как безоружный корсар отобрал шпагу у него, ученика самого знаменитого маэстро Лилиберто, он так и не понял.

– Вам не надо так много пить, барон, – холодно произнес Рагир, даже не изменившись в лице. – Вино мутит ум. Ну, сами подумайте, если бы такие люди, как королевский нотариус да Сильва и адъютант финансов Маркозо, которые очистили ваши карманы работали бы на меня, стал бы я сейчас говорить с вами?

– Ты… откуда ты все знаешь?! – почти выкрикнул барон.

Рагир промолчал, загадочно улыбнувшись.

У барона промелькнула и пропала мысль позвать на помощь. Уж где-где, а в «Веселом иноходце» крики и вопли внимания не привлекали.

– Чего тебе надо, Хамиранов сын?! – всхлипнул Ровинда. – Пришел убить, так убей, но не глумись!

– Сын Хамирана? – вдруг улыбнулся пират. – А ты не так глуп, идальго... Но оставим это. Не буду долго говорить. Я тут подумал, что мне для моего дела очень не помешает галеон. Понимаешь, идальго? – он перешел на покровительственный тон. – У меня есть деньги, и много, но нет галеона, а у тебя нет денег, но есть отличный галеон!

– Ничего не понимаю… – встряхнул башкой эгериец.

– А чего же не понимать? Вы, барон, привели в Геоанадакано галеон «Нуэстра ля Кивирра», построенный три месяца назад на Карумской верфи мастером Бенито Альгарви – лучшим, какой есть в Эгерии. Длина полная сто восемьдесят футов, по килю – сто двадцать четыре, ширина – сорок, две батарейные палубы, шестьдесят пушек, крюйт-камера – медный лист и мореный дуб, боезапас – полсотни выстрелов на каждый ствол...

Три мачты, двадцать тысяч квадратных футов парусов, высота высота фок-мачты от киля до клотика сто пятьдесят футов...

Полная команда – четыреста тридцать семь человек, – как по писанному частил Рагир, – Но сейчас на нем не наберется и ста, потому как считается, что набрать экипаж в колониях обойдется дешевле. Вы не капитан, а всего лишь перегонщик, и должны сдать его генералу де Лунфо, чей «Архангел» наскочил полгода назад на рифы в шторм. Когда прибудет дон Лунфо? Через пять дней если я не ошибаюсь?

Ровинда угрюмо кивнул.

– Ну вот, этот галеон я и хочу купить у тебя. Я дам тебе столько, чтобы расплатиться с долгами и вернуть украденное тобой золото в сундук, и сверх того еще столько же!

– Значит, по-твоему я должен предать своего короля, грязный танисец?! – бросил барон.

– Помилуйте, кто говорит о предательстве? – ухмыльнулся Рагир. – Какая ж это измена – продать на сторону казенное добро? Или ты не знаешь, что ваши чиновники и министры крадут каждый год столько, что хватит построить, наверное, две сотни таких кораблей?. Чем ты хуже генерального казначея Арраны, или смотрителя Лигорнской таможни Иронса? Они себе уже по второму дворцу отгрохали.

Кстати, насчет грязных танисцев – мыться в банях вы научились именно от нас.

– Так вот, приятель, – внезапно сменил тон Рагир. – Завтра десяток твоих матросиков будут покалечены или прирезаны в большой пьяной драке с поножовщиной, и среди них будет ваш судовой повар. А послезавтра ты наймешь себе новых, тех, на кого укажет мой человек в твоей команде. Да, да и такой у меня есть, – кивнул он в ответ на удивленный взгляд офицера. Не сомневайся, все будут чистокровными эгерийцами, не числящимися ни в одних розыскных списках. А кок будет просто великолепен – готовить станет, как сам демон обжорства! Подумай, через пять дней ты сойдешь с «Нуэстры» на берег, и все, что случится с этим корытом, тебя уже касаться не будет. Ну так как? Подумай, барон, тебе только двадцать лет, и глупо умирать… Тебе ведь, кажется, на следующей неделе назначила свидание графиня Гейяна де Понсо? Завидую, говорят, она сама богиня любви…

Кстати, ты, сдается, третий сын, и кроме титула у тебя ничего нет? Ведь отец Инес отказал тебе в руке своей дочери именно поэтому? А деньгами ты сможешь попытать счастья вновь… Или даже найти получше, чем эта перезрелая ургосская курица! – рассмеялся Рагир. – Ты молод, неглуп, недурен собой… Только вот денег не хватает…

И он вновь хохотнул, причем проницательный человек уловил бы в его смехе высокомерное презрение.

– Нет, я, конечно, могу уйти, а ты – побежать доносить. Но только кто поверит болтовне проворовавшегося офицерика, что к нему в столице королевских владений явился самый опасный пират Изумрудного моря? И напомни, братец, что там по военным законам короля Карлоса полагается за расхищение армейской казны? «Повинен смерти», сколько помню. А перед этим еще лишение чина, дворянства и бичевание у позорного столба?

– Будь ты проклят… – процедил барон. – Я согласен! Будь ты проклят, мерзкий пират! – повторил он.

– Вот она, людская благодарность! – рассмеялся Морриганх. – Я спасаю вора и картежника от позора и смерти, и я еще и мерзкий пират! Ну да ладно… Значит, по рукам?

– По рукам, – выдохнул лейтенант Ровинда. – Деньги вперед!

С все той же волчьей улыбкой Рагир сунул руку за пазуху и выложил перед изумленным идальго пачку украшенных печатями и подписями листов толстой разноцветной бумаги.

– Да ради Илбиса! Смотри, векселя вашей «Королевской компании Иннис-Тора». Тут ровно на сорок тысяч риэлей. Двадцать штук по две тысячи монет…

– Векселя… – озадаченно произнес лейтенант, поднося бумаги к свету.

– Да, конечно, или ты думал, что я ношу в каждом кармане по сундуку с золотом? Значит, завтра мой человек навестит тебя… Надеюсь, ты понимаешь, что обманывать меня – себе дороже?

Ровинда лишь кивнул, перебирая спасительные бумаги. Когда он поднял глаза, пирата уже не было в комнате, хотя обе двери были по-прежнему заперты изнутри.

Глава 19

Нуэва-Майдара, вице-королевство Альмадено. Еще через полгода.

– Значит, так, дон Харим. Я перерыл весь архив, поговорил со всеми старыми хранителями, хотя, признаться, и немного их осталось, послал запросы в констисторию нашего вице-королевства... По-моему, они там даже были рады – ведь тамошние эксрибано опухли от безделья, небось...

Маленький подслеповатый человечек в селадоновом колете с улыбкой подергал жиденькую бороденку.

– И, признаюсь, кое-что нашел.

Он протянул принесенный с собой мешок собеседнику – судя по виду идальго средней руки, покрой одежды которого свидетельствовал о недурном достатке, а черты лица о том, что среди его предков пребывали танисцы.

– Соблаговолите принять мой скромный труд.

– Да, вижу, что не так тут много, – кивнул дворянин, с улыбкой взвешивая тощий баул черного потертого сукна, с какими обычно ходили чиновники, судейские и нотариусы во всех нумансийских землях.

– Увы! – кивнул собеседник. – Почти ничего не нашлось. Если только запросить Геоанадакано – Генеральный архив, или тогда уже метрополию, написать сразу в Палату Государственных Бумаг... Потому как если не знают они, то больше некому. Но ведь туда так просто не подступишься, нужно составить обоснование, заверить не меньше чем у аудиенс-секретаря. И то неизвестно когда ответят. У нас и по куда как более простым делам месяцами ответов ждут, а уж...

Он махнул измазанной в чернилах ладонью. Хранитель пожал плечами.

– Хорошо, я понял ваши затруднения и оценил старания, уважаемый. Тем не менее, подумайте еще, как можно этот запрос организовать? Сами понимаете, мои коммерческие дела, – улыбка чуть тронула уголки губ идальго, – не позволяют мне тратить драгоценное время на праздные поездки. Если потребуется вознаградить чьи-то труды, то снеситесь со мной как обычно. А что все-таки удалось выяснить? Хранитель пожал плечами.

– Ох, сеньор кабальеро, очень немного. Ведь на полуостров и до войны Трех королей особо никто не ходил, а уж когда он стал Ничьими Землями – тем более. И карт ведь приличных нет, даже лоцию побережья толком не составили, все черновики сожгли перед вторым штурмом Вилья Фердинандо. К тому же остатки архивов вывезли в Туделу, и зачем-то спрятали в Особом Кабинете – ума не приложу, что там могло быть? Так что по сути и нет ничего – донесения патрулей, протоколы допроса контрабандистов, пикаронов... Между нами говоря, из бумаг следует что корона не очень много потеряла от Аахенского мира. Ничьи Земли – места гиблые. Правда...

Он сделал паузу, как-то странно огляделся, будто в кабинете заведения почтенного Барбуса их кто-то мог услышать.

– Ну, что там?

– Да есть еще все эти легенды, – добавил он не без колебаний.

– Это какие ж? – равнодушно (внимательный слух уловил бы, что слишком уж равнодушно) осведомился идальго.

– Да так, – отмахнулся чиновник, – глупые россказни, хотя конечно пять пропавших экспедиций за пятнадцать лет это неспроста... Впрочем, там это написано. Я даже добыл, вы не поверите, рукописный отчет самого Тоэльо де Ролано. Хотя его на треть погрызли мыши, но тем не менее... Его записки ведь признали еретическими и прямо из типографии свезли на аутодафе... Цензора тогда сразу постригли в монахи и сослали на покаяние.

– Я, признаться, не понял, о чем идет речь, мэтр, имя это мне слышать не доводилось. Но все равно я весьма вам благодарен.

– Вот кстати о благодарности, – оживился человечек. – Я... мне, право, очень неловко просить столь достойного дона, но не мог бы он увеличить мое вознаграждение... скажем... на двести монет? Я бы не осмелился беспокоить, но обстоятельства.

– Что так? – нахмурился идальго. Или вы наделали долгов, достопочтенный мэтр? Не ожидал от вас, неужто вы начали играть?

Он добродушно хохотнул.

– Нет, что вы, кабальеро! – замахал руками писец. – Просто, видите ли какое дело: наш аудиенс-секретарь переводится в метрополию, как он давно мечтал, и распродает имущество. И я договорился с ним о покупке одной рабыни. Весьма недурная собой, почти белая девица, домашнего воспитания, и... В общем, мне бы очень хотелось ее приобрести для себя, но дон Сколла не хочет уступить в цене. Я бы мог набрать нужную сумму, но тогда придется продать Кабирру, а та даром, что уже не юна, но я к ней привык, и она хорошо ведет дом и отменно готовит энчиладас. Вы не могли бы снизойти к моему затруднению? – он умоляюще прижал ручки к груди.

– Ох, почтенный, вы, видать, думаете, что у меня в стойле имеется золотой осел, который гадит полновесными риэлями, – вздохнул его собеседник. – Ну что ж, сколько там стоит эта ваша благонравная белая девица? Вам хватит три сотни монет сверх оговоренного?

– О, не знаю, как вас благодарить... – закатил глазки коротышка.

– Тогда вот... – на стол с недопитым кувшином кокосового вина и тарелкой буррито шлепнулся объемистый кошель.

Засуетившись, собеседник идальго стал неловко пристраивать кошель на пояс, а потом церемонно раскланялся и удалился, весь лучась радостью – небось, уже предвкушал, как потащит свежую невольницу в постель.

Глядя на коротышку, такого в сущности смешного, Рагир усмехнулся. В легендах Владыка Тьмы покупал души обещанием вечной молодости, короны, спасения от верной смерти или даже власти над миром. Это жалкое создание было закуплено на корню со всеми потрохами и мелкой душонкой за малую толику презренного металла.

Как там в святых книгах фаранджийской веры: «Приобретай друзей богатством неправедным».

А ведь мэтр искренне боготворит его, торговца из разорившихся дворян дона Харима, и где ему догадываться о том, в честь кого он взял себе это имя? Точно так же как и о том, что Рагир отлично знает, кто такой де Ролано, и о том, что за его записками он даже отряжал человека в метрополию, в то время, как они ждали его тут.

Впрочем, это не вина этого уже не первой молодости некрасивого человечка с ранней плешью и врожденной хромотой, выучившегося на медные гроши отца – полунищего книготорговца. Он когда-то отправился в колонии за богатством, но вот никакого богатства не стяжал, без взяток и протекций сумев пристроиться лишь на жалкое жалование архивариуса. А что, скажите на милость, воровать в архиве? Так бы и прожил до старости, не имея ничего, кроме съемного угла в бедном квартале да изредка – продажных ласк не самых лучших шлюх. Рагир дал ему денег и на покупку должности королевского нотариуса, (а перед этим еще пришлось прирезать его начальника, освобождая место), на домишко, на рабынь...

В сущности для архивариуса он стал богом, если не больше. Ибо никакой бог не мог бы ему всего этого дать, а вот он, маг и пират Ар-Рагир, Сын Смерти – дал.

– Он нам еще нужен, капитан? – неслышной тенью появился в дверях Корр. – Может, его от греха подальше…

Он выразительно провел ладонью по небритой шее.

– Зачем? – пожал плечами Рагир. – Ты ведь знаешь, дружище, я никогда не убиваю просто так. Если хочешь, допей вино и пошли...

Значит, Тудела, думал он, шагая по спускавшейся к морю улице. Ну, тем более есть резон навестить этот город.