Двуликий изгнанник

Иллюстратор Анастасия Tari Гришина

Дизайнер обложки Алексей Raist Трубников

Редактор Тихон Kudesnick Стулов

Иллюстратор Надежда Хелькэ Щербачева

© Хельга Ройстон, 2022

© Анастасия Tari Гришина, иллюстрации, 2022

© Алексей Raist Трубников, дизайн обложки, 2022

© Надежда Хелькэ Щербачева, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-4483-9468-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Не могу назвать себя поклонником романов викторианской эпохи. Но тем ценнее будет моё отношение к этой книге. Не как к одной из многих, но как к произведению, которое сумело обратить на себя внимание человека, такой встречи не искавшего.

В основе романа – история Эдварда Мордрейка, странного уродца, родившегося в Англии в XIX веке. Впрочем, слово «уродец» странно применять к столь необычному человеку. Богат, умён, не лишён известной стати. Пожалуй, его трагедия была именно в том, что первое впечатление, которое он производил на окружающих, никогда не оказывалось верным. Какие бы восторги ни вызывало его появление, итог был всегда один – страх и презрение.

Таким образом, человек, который имел все шансы стать одним из самых счастливых людей своего времени, вынужден был страдать всю жизнь. И дело было не в нравах общества или наклонностях нашего героя.

Но книга погружает нас в его мир – одинокий, но сохранивший красоту и добродетель. Не тем ли, что был ограждён от пороков? Нет, как и все мы, несчастный юноша не всегда владеет своими эмоциями, совершает ошибки и даже бывает жесток к тем немногим, кто принимает его таким, какой он есть. Он не идеален. Но человек и не должен быть таковым. Главное, что отделяет достойных людей, – это способность раскаяния, принятия ответственности за свои ошибки и стремления исправить их, какой бы ни была цена за это.

Лорд Мордрейк был именно таким. Он не искал причин своих несчастий в других, хотя и не всегда мог сдерживать приступы отчаяния. Но в итоге – его помыслы были направлены на то, чтобы оградить от невзгод и по возможности облегчить жизнь тех немногих, кого он мог назвать друзьями. И он не искал выгоды для себя. Утешения – возможно.

Удалось ли ему победить судьбу? Не спешите с таким прямолинейным вопросом. Порой важно не то, куда мы приходим, но тот путь, который нам необходимо пройти. Я хочу пожелать Вам счастливого пути. И коли дорога привела Вас к усадьбе богатого лорда – отпустите кучера, окиньте взором бесконечную вересковую пустошь и сделайте шаг вперёд. Добро пожаловать в Мордрейк-менор, дорогой гость.

Тихон Стулов, «Dark Romantic Club»

От автора

Недлинная аллея проходит от ворот к особняку. Эти камни ещё помнят шершавые собачьи лапы, стук каблуков и зонтика. Однако не стоит раскрывать сейчас всех секретов. Пока мы прогуливаемся по саду, позвольте рассказать о знакомстве с Эдвардом. Мы встретились отнюдь не в Англии, а в одном из музеев Санкт-Петербурга.

Тёмная драпировка, воск, будто кожа, и глаза экспонатов – словно живые, неизменно влекут меня на каждую выставку восковых фигур. Сколько есть их в городе – все посетила, а здесь ещё не видела постоянную экспозицию. Что ждёт меня в этот раз?

Мой взгляд ненадолго задержался на сиамских близнецах и человеке с большими ступнями. Так, кто у нас дальше? Ещё одна группка уродцев за карточным столом. Рогатый шут… своеобразно. Четырёхглазый шулер… замечательно. А это что за кривоносый чудик мне улыбается? Очень осторожно, не задевая нежных восковых пальцев, я придвинула табличку, зарытую под разбросанными картами.

«Эдвард Мордрейк (встречается также написание „Мордейк“¹), наследник английского аристократического рода, жил в XIX веке. По легенде, имел дополнительное лицо на затылке, которое не могло есть и говорить, но было способно смеяться и плакать. Несчастный умолял докторов удалить „вторую демоническую голову“, потому что по ночам она нашёптывала Эдварду самые страшные вещи. Но в то время подобные операции не проводились. Эдвард окончил жизнь самоубийством в возрасте 23 лет. Он упоминается в „Книге списков“, где также зафиксированы прочие паранормальные явления и встречи с НЛО».

Я остолбенела. Оказалось, Эдвард сидел к посетителям спиной, во всём безобразии выставляя второе лицо. Оно-то и ухмылялось мне, а я сразу и не заметила. Выгляди так нормальный человек, я бы сказала, что ему лет пятьдесят, он хитёр и любит повеселиться. Нижней челюсти и носовому хрящу немного не повезло, но всё-таки злобным это лицо назвать было нельзя.

Я обошла стол, чтобы рассмотреть Эдварда спереди. Задумчивый, он откладывал в сторону семёрку бубен. Наверняка проигрывал четырёхглазому. Симпатичный, одет невычурно и такой грустный…

Двуликий, прямо как древнеримский бог Янус или зачарованный профессор Квиррелл из «Гарри Поттера». С одним «но»: свой врождённый недостаток Эдвард получил отнюдь не колдовским путём, и даже наука не до конца изучила феномен мутации, хотя в Кунсткамере – как раз через Дворцовую площадь и реку Неву от воскового Эдварда – хранится уникальная коллекция заспиртованных уродцев.

Я до этого слышала и читала разные истории про людей-мутантов. Они жили и работали как ни в чём не бывало: двухголовая китаянка выступала в цирке, трёхногий Франческо Лентини неплохо обращался с футбольным мячом, безногий от рождения «Эк Пол-парня» снимался в кино. И даже те, чьи фигуры были представлены на сегодняшней выставке, нашли силы жить до естественной смерти. Эдвард же отличался трагичной судьбой.

Если всё-таки дожил до двадцати трёх лет, значит кто-то из близких его поддерживал. Интересно, кто? И – самое интригующее – что именно шептало страшное второе лицо? Как оно могло это делать? Наверняка не обошлось без потустороннего вмешательства, если шёпот не был игрой воображения.

Я не сомневалась, что в Интернете соберу больше информации. Но меня ждало разочарование: из сайта на сайт, из блога в блог путешествовала маленькая заметка, точь-в-точь повторяющая текст музейной таблички². В статьях и очерках на иностранных сайтах мне довелось отыскать лишь отрывочные сведения о том, что Эдвард умел играть на скрипке. Кто и как его научил? Не было чёткого ответа.

Писали также, что он получил прекрасное образование. Какими судьбами, интересно?

Я нашла песню «Бедный Эдвард» Тома Уэйтса и оперу-моноспектакль «Мордейк», шедшую в Сан-Франциско в 2008 году³.

Жил ли Эдвард на самом деле или был только персонажем городской легенды? Почему не сохранилось официальных документов? Неужели наука не интересовалась таким парадоксом? Если он вымышленный, то кто его придумал? Ведь у вампира Варни были авторы – Томас Прест и Джеймс Раймер, у Шерлока Холмса – Артур Конан Дойл, у графа Дракулы – Брэм Стокер (хоть кровожадный образ и был позаимствован из румынской истории). А у Эдварда – кто? И здесь множество теорий, мнений, опровержений. Уже позднее я нашла такую информацию: первое письменное упоминание об Эдварде Мордейке датируется 1895 годом. Чарльз Л. Хилдрет написал о нём в статье, которую преподнёс как научную, но в наше время этот материал нельзя отнести к достоверным. Текст статьи впоследствии слово в слово повторился в «Аномалиях и курьёзах медицины» (Джордж М. Гоулд, Вальтер Л. Пайл; 1896). Примечательно, что книга долгое время и считалась первоисточником. На затылке Эдварда, по этой версии, было красивое женское лицо.

Почему неизвестны точные годы его жизни, но при этом даётся возраст? Как английская аристократия приняла уродца в своих рядах? Почему нет единой версии смерти, а даются аж целых три варианта? Почему появилось слегка изменённое написание фамилии? Кем всё-таки был уродливый близнец – «братцем» или «сестрицей»? Оказывается, за годы легенда обросла новыми подробностями. Знающие люди рассказали мне, что со временем история Эдварда, пусть даже имея научные или околонаучные корни, превратилась в народное предание, и каждый автор волен пересказывать его на свой лад⁴.

Например, в некоторых эпизодах сериала «Американская история ужасов»⁵ жизнь Эдварда показывалась совсем иначе, чем в песне Уэйтса. А я, будучи в поисках однозначных и развёрнутых ответов, сама не заметила, как придумала свой вариант удивительной городской легенды об уродце. Часто мои мысли возвращались к Эдварду, когда я слышала смычковые инструменты, а иной раз британская рок-музыка напоминала о его борьбе с «демоном-братцем».

Всем любителям викторианской эпохи и до сих пор не решённых загадок, тёмной романтики и светлой мистики я дарю историю о двуликом изгнаннике.

Хельга Ройстон, «Dark Romantic Club»

Двуликий изгнанник

Светлой памяти

Сергея Константиновича Решетинского

«Возлюби ближнего своего,

как самого себя» (Мф. 22:39)

«Si vis amari – ama»

(«Хочешь быть любимым – люби»;

Lucius Annaeus Seneka)

1

Не так давно в не очень дальнем краю в семье сказочно богатого лорда появился на свет долгожданный первенец-наследник. И, как только младенец перестал кричать, матушка уснула. У неё, бедной, даже не оставалось сил, чтобы взглянуть на ребёнка. Она не видела, как нянька в испуге чуть не выронила новорождённого из рук.

– Нет, он не жилец, – едва шевеля губами, сказал доктор Вильбанд. – Всё, что остаётся, – это ждать, пока Господь не заберёт его.

На затылке младенца, вместо шелковистых рыжеватых волосиков, было второе лицо, недоразвитое, сморщенное, но с хитрыми, живыми глазами.

Доктор невнятно проговорил что-то о близнеце-паразите.

– Дьявол, дьявол, – бормотала кормилица.

– Не кликайте беду, милочка, – предупредил доктор, – лучше спеленайте маленького виконта. Чепец ему пока не надевать.

Доктор пошёл в гостиную, где перед камином туда-сюда прохаживался граф Мордрейк. Худоба, длинный крючковатый нос и привычка подолгу хрустеть пальцами не придавали ему красоты и достоинства. Прибавьте сюда визгливую манеру разговора, и вот уже неясно, кто перед вами – аристократ или проигравший шулер.

– Ну? – от нетерпения граф не мог сказать ничего иного.

– У вас родился сын, милорд.

– Я могу его увидеть?!

–Подождите, умоляю! – доктор остановил графа, едва пальцы его коснулись дверной ручки.

И заговорил он очень тихо, словно боясь потревожить странного младенца, хоть тот и был за несколько комнат. Лорд Мордрейк тут же отпустил дверь и едва смог взять себя в руки от ужаса и отвращения.

– Уничтожить чудовище немедленно! Мой сын, стоящий в очереди на престол, – урод. Это же вопиющий позор! Сами подумайте, доктор, мы не можем такого допустить. Убьём его сейчас же, пока новость не предалась огласке. Утопим, как слепого котёнка. Или чего вам стоит влить яд в его глотку? В оба рта?

– Милорд, это ваш сын…

– Я всё сказал!

– Он и так не проживёт и двух дней. Нам не нужны никакие яды. В самом начале моей практики, до славного знакомства с вами, был такой случай, поверьте. Весьма… свободная дама произвела на свет двуликого, так он и скончался на следующий день.

– Как вы смеете сравнивать род грязной гуляки и наш?! – взревел граф, и от ярости лицо его покрылось пятнами. – Появления моего наследника ждал высший свет Англии. Лучше будет объявить, что у моей дорогой Элен появился мертворождённый, чем считать часы до смерти уродца.

– Врачебная этика не даёт мне совершить убийство.

– Идите, Вильбанд, наш разговор окончен.

Лорд Мордрейк тяжело опустился в кресло.

Графиня долго не вставала с постели: роды обернулись настоящим кошмаром. Доктор сказал что-то о мёртвом близнеце, и больше ничего не было слышно. Красные обои и редкие огни ламп настолько врезались в глаза, что хотелось плотно сомкнуть веки и спрятаться от боли. К вечеру, когда голова перестала кружиться, леди Мордрейк подошла к колыбели и поглядела на сына с нескрываемой гордостью. Он приведёт семью на престол со временем, стоит устранить лишь пару соперников и подождать, пока ребёнок подрастёт. Ни капли нежности не чувствовалось в прищуренном взгляде леди и её тонкой, морщинистой улыбке: зачем умиляться, разглядывая пешку, только что вошедшую в игру? Много ли нежности достаётся козырю, удачно подвернувшемуся в вашу руку?

– Бетси! Бетси!

Няня робко заглянула в комнату.

– Да, госпожа.

– Ну же, подойди сюда. Неужели тебя, мать двоих детей, в твои двадцать пять лет так впечатлил новорождённый, что заходишь сюда, как на лобное место? Мой сын теперь твой повелитель. Надень ему чепец! Ну, чего стоишь?

– М… миледи… ч-чепец… доктор не велел, вдруг… младенец задохнётся?

– Вздор!

Леди Мордрейк сама потянулась к ребёнку, но чуть только приподняла его головку, как закричала:

– Проклятье! Чудовищная подмена!..Кто..?

Малыш только и смотрел на матушку синими глазами. Смущённой няне осталось пробормотать:

– Это ваш… ваш, миледи.

– Вон! Бетси, оставь меня!

Весь следующий день графиня не прикасалась к еде, никого не велела впускать. Лишь Бетси из чувства долга заходила в спальню, чтобы менять пелёнки и давать молоко несчастному младенцу. Он не капризничал и никого не беспокоил. В оба рта не ел: Бетси заметила, что сзади совершенно нет языка и глотки.

Ближайшие семь, а то и десять лет придётся провести с уродцем: сначала год в кормилицах, а потом просто в няньках. Наймут ли ему затем воспитателя? Оставалось втайне надеяться на слова доктора и скорую смерть мальчика. Но за эту мысль Бетси корила себя.

Отец же не был так кроток: он давно задумал неладное. В подвалах Мордрейк-менора, дальше богатейших полок с вином, хранились опасные яды. Спотыкаясь о щербатые каменные ступени, лорд Мордрейк пробирался по мрачному коридору. Кто бы мог подумать, что под роскошным домом есть иной мир – страшный и очень запутанный? Кирпичи там нередко выступали из некогда аккуратной и прочной кладки, а кое-где глина так потрескалась, что виднелись дыры. В них копошились, высовывая мордочки, толстые серые крысы. И в отдалении – кап, кап, кап – с потолка сочилась вода: как раз над тем местом находились посудомоечные, прачечные и ванная. Пахло сыростью и гнилью, кругом царила темнота. Огарок свечи едва помогал разглядеть старый, покрытый плесенью шкаф. Там, под замком, хранились маленькие и безобидные на первый взгляд флакончики, в каких аптекари, по обыкновению, отпускали лекарства. Они были наполнены всевозможными жидкостями и снабжены бирками на латыни. Чернила заметно стёрлись, но лорд без труда отыскал нужное снадобье – мгновенный яд.

А младенец вёл себя как ни в чём не бывало: глядел на всех глазками-щёлочками, шевелил маленькими пальцами и уснул к приходу священника – отца Альберта. Этот чудной затворник не был столь любим в округе, потому что придерживался старых католических традиций, и лишь благодаря знакомству с графом держалась на окраине Лондона его маленькая часовня.

– Хорошие новости расходятся быстро, милорд, – с порога радостно сказал пастырь, завидев хозяина в холле, – доктор проезжал мимо и обмолвился, что у вас родился сын.

– Тише! – лорд перешёл на странный, испуганный шёпот. – Мой наследник скоро умрёт.

Противно и горько было упоминать позор семьи и наказание природы. Лорд по пути в гостиную, сбиваясь, рассказал обо всём случившемся и спрятал в кармане сюртука флакончик с подозрительной надписью. Но от взгляда священника ничего не скрылось.

– Мужайтесь. Я бы ни за что не стал замышлять злое против… как его имя?

– Я хотел назвать его Эдвардом, – сказал лорд.

– Так назовите. Что же вас останавливает?

– Ожидание его смерти. Зачем уродцу имя на два дня?

– На всё воля Божья. И не следует торопить события. Крещение даст надежду, что Господь примет вашего сына любым.

– Мы не можем нести его в храм: соберётся толпа зевак.

– Публичная жизнь для тебя важнее чистой совести? Что мешает провести обряд в домашней часовне?

– Нынешний пастор также не внушает доверия… При всей моей любви к стране, уважении к короне и укладам нашей церкви я не могу поручиться, что этот человек промолчит обо всём при дворе. Мы будем опозорены.

– Роберт, – священник посмотрел на старого друга с укором, – вспомните, был ли ваш союз с леди Элен Реймерстоун угоден Господу?

Они уже показались на пороге комнаты. Лорд покачал головой, леди, услышав последние слова, вскочила с кресла и закричала:

– Вот она, кара! Недаром говорила покойная матушка: «Не вступай в близкородственный брак! Не первый раз уже в роду такое кощунство!» Мы прокляты! Пятнадцать лет были бездетны, а после я родила дьявола!

– Элен! – остановил её лорд, – в нашу просвещённую эпоху вы допускаете вмешательство дьявола? Весьма… неразумно, я бы сказал.

– Но даже в наше время, – продолжил отец Альберт сурово, – в «просвещённую эпоху», если вам угодно, – разумно ли вы поступили? Вас не стали публично благословлять. При дворе, как я слышал, тоже не все одобрили ваших причуд. Неужели кругом столько глупцов, Роберт? От брака, не получившего благодати, не следовало ожидать удачного исхода. И кара станет ещё тяжелее, если вы замараете себя убийством.

Леди Мордрейк уткнулась в плечо мужа, то и дело всхлипывая.

– Подумайте… – смягчился святой отец, – крещение сына облегчит ваше бремя. Появилась новая жизнь, и, какой бы ущербной она ни была, не ваше право её отнимать. Разрешите мне взглянуть на него. Скажи, Роберт, дашь ли ты окрестить сына в католичество, если я сохраню секрет?

– Сегодня? Прямо сейчас? – лорд в задумчивости слишком плотно сомкнул губы.

Леди стеклянным взором покосилась на священника и попросила Бетси принести младенца. Он спал на руках няни, но вторая пара глаз выглядывала из-за её локтя и необычайно сосредоточенно наблюдала за всеми.

– Будет по-твоему, Альберт, – наконец проговорил граф.

– С Божьей помощью. И добро пожаловать в этот сложный и противоречивый мир, Эдвард Мордрейк!

Непросто было поверить, что на свет появилось столь необычное создание. Никто не смел и предполагать, как сложится в дальнейшем его судьба. Там, где прочие видели мерзкого уродца, кто-то разглядел дитя – беспомощное, нежное, нуждающееся в заботе.

Вечером того же дня разговоры о проклятии не покидали усадьбу.

– С ним Бетси, сейчас напевает колыбельную – одну из тех, что сочинили в её бедняцком квартале, – пренебрежительно бросила леди. – Я ни за что и близко не подойду к демону. Подумать только, он рядом, в детской комнате… Так бы и избавилась…

Лорд Мордрейк только и ждал подобных слов.

– Пора с ним покончить! К чёрту всё, что наболтал здесь Альберт!

Жестокий отец ворвался в комнату.

– Давай его сюда!

Колыбельная няни оборвалась, а малыш начал хныкать. Лорд уже протянул руку с откупоренным флаконом.

– Помилуйте, милорд! – Бетси прижала Эдварда к груди, будто родного сына. – Ведь это всего лишь ребёнок!

– На тебя-то что нашло, ты, чудачка с окраины?

Ничего не стоит ударить служанку, но что если на крики прибежит дворецкий? Скандалов и позора было уже не избежать. Лорд Мордрейк вернулся к жене, бросив на пороге:

– Тогда и нянчись с ним, пока мне не надоест!

– Неужели у вас не хватило духа? – удивлённо спросила леди. – Давайте отдадим его беднякам или в бродячий цирк!

– Нет, на это я не смогу пойти и подавно. Случалось ли вам читать романы об авантюрах? Там зачастую неудачливые подкидыши раскрывают правду о своих настоящих семьях, и далеко не всегда родители от этого в восторге. Вы знаете, что всё это вымысел, но и дыма без огня не бывает. Что если приёмная семья попытается разыскать Мордрейк-менор? Я не допущу этого! Элен, два дня… всего два дня, и всё закончится. В нашей семье будут наследники, достойные даже взойти на трон, а не только владеть имением.

– Простите меня,.. но я больше не смогу подарить вам ребёнка. Этому… уродцу… слишком много отдано. Я ведь далеко не юна и старше вас. Не каждая из моих подруг-ровесниц может похвастаться сорокалетним мужем. У Беатрикс Рейвенвуд уже внуки… Мы потеряли всё. И потом, Роберт, помните ли обещания короля и договор с леди Фейр? Если у нас появится сын, то он непременно будет сосватан её дочери, что родилась летом. Немыслимо, просто немыслимо! Что подумают в высшем окружении?!

– Ни слова леди и королю, Элен. Если кто и будет спрашивать, говорите, что наш сын болен и мы держим его взаперти, потому не возлагаем надежд.

– О Боже! Мы не сможем скрывать это долго! Значит, нам придётся отменить все возможные балы и приёмы, не ходить в гости и не показываться в обществе?!

– Верно. Весь блеск нашего рода угасает!

Они познакомились шестнадцать лет назад на балу: Роберт едва успел разобрать багаж после поездки во Францию, как троюродная бабушка прислала приглашение. И надо же было такому случиться, что среди множества разодетых, надушенных и напомаженных дам юного виконта привлекла особа постарше, год назад овдовевшая и потому державшаяся особняком. На глазах у всех он подошёл ближе и завёл разговор.

– Разрешите представиться: Роберт Мордрейк, виконт Мордрейк.

– Леди Элен Маргарет Реймерстоун, – она вдруг загадочно сверкнула глазами. – Урождённая Мордрейк.

– Стало быть, мы с вами родственники? Я весьма удивлён, что вижу вас впервые сегодня у почтенной леди Элеоноры.

– Право же, не стоит удивляться. В замужестве я никогда не покидала Реймер-холла. Не общалась даже с родным братом.

Леди Элен не выглядела старой. Напротив, каждый её взгляд, улыбка, жест несли едва уловимую искорку лукавства и кокетства. Роберт заметил, что она привлекательна, как солнечный луч на снегу посреди зимы. Шаг, второй, третий, – и она будет моей, – подумал он.

Собеседница чинно перевела взгляд на танцующие пары, скромно кивнула кому-то из гостей и спряталась за веером. Неясно, о чём же она задумалась, но стоило только снова заговорить с молодым виконтом, как в голосе зазвучало страстное любопытство.

– Так вы – прямой потомок Мордрейков, нашей благородной семьи, что так близка к короне? Кто ваш отец?

– Френсис Мордрейк, граф Мордрейк.

– Неужели мой кузен?

Из вежливости Роберт пригласил её на танец, но ноги будто превратились в деревянные колоды. Леди Элен продолжала вести себя также непринуждённо.

– Стало быть, вы мой племянник? До чего же забавно!

Роберту было не до смеха. Столь желанная, притягательная красавица оказалась даже не кузиной, а двоюродной тёткой! Легко представить, какой шум поднимется, когда вся семья узнает о его заигрываниях со вдовушкой.

Леди Элен Мордрейк-Реймерстоун весь вечер позволяла себе отпускать намёки, а один раз даже изобразила ревность, когда виконт Мордрейк танцевал с другой дамой. А в конце бала он пригласил вдову в гости. Такие визиты стали слишком частыми. Поначалу родители смотрели на них сквозь пальцы, но позднее графине показалось странным, что сын слишком много времени проводит исключительно в обществе леди Элен.

Ещё через полгода, когда Роберт, по обыкновению, вернулся после утренней конной прогулки, в которой его опять же сопровождала «любезная Элен», мать сделала строгий выговор:

– Пора осознавать, что в подобной компании вас не ждёт ничего благополучного. У меня на примете несколько достойных девиц – выберете себе из них невесту. И друзья ваши докучают визитами, в то время как вы в постоянных разъездах с леди Элен.

– Я люблю её.

Молодой виконт Мордрейк сам не ожидал, что вдруг с языка сорвутся именно эти слова. Мать гневно отшвырнула монокль.

– Одумайтесь, Роберт! Вы уже давно не дитя. Я больше никогда не пущу на порог эту старую стервятницу!

– Я сделал Элен предложение! – он до ужаса напоминал жадного и капризного ребёнка, от недовольства машущего кулачками.

– Как ей только удалось вскружить вам голову?! Не смейте идти на поводу своих прихотей, Роберт!

Граф Френсис Мордрейк тоже оказался весьма недоволен поведением двоюродной сестры и сына. Он уже подумывал, не отправить ли Роберта опять на континент, чтобы занять чем-нибудь лет так на десять-пятнадцать.

Через несколько дней к ним примчалась почтенная леди Элеонора, но даже её крики и властный стук тростью по паркету не вразумили упрямого Роберта. В мыслях он продолжал слышать недавние слова леди Элен: «Нам очень нужно сохранить чистоту крови в роду Мордрейк. Я не вижу более подходящего кандидата в мужья, чем вы: молодой и прекрасно образованный… Придёт время, и мы приблизимся к трону. Мне уже не терпится заменить эту неуместную, раболепную собаку на нашем гербе на благородное животное… льва или даже дракона».

Вечером они сговорились сбежать и тайно обвенчаться, но в церкви получили отказ.

– Отчего же так торопитесь, дети мои? Почему не желаете огласить имена? – протянул священник, щурясь в темноту.

– Наш союз неугоден семьям, – немедленно заявил виконт.

– И каковы же причины?

– Мы в родстве, но… – леди Элен вынула из сумочки толстый кошель. Монет внутри было втрое больше, чем стоила лицензия⁶. Очень просто оказалось купить свидетельство и молчание.

Всё так же скрытно, молодожёны отправились жить в загородное имение леди, Мордрейк-менор. Немногие сразу услышали о тайном и порочном браке. Одним из первых был друг Роберта по колледжу, Альберт Старгроув.

Ему виконт послал письмо, а в ответ получил нечто вконец обескураживающее:

«Друг мой, разреши напомнить, что во время твоей поездки на континент я успел окончить католическую семинарию и сейчас жду рукоположения. Понимаю, что так я рискую расширить между нами пропасть, ибо ты уже настолько близок к королевской семье, что ни на шаг не отступишь и от её церкви. Увы, нам с тобой волею судьбы предстоит видеться реже. Но не ты ли первым отказывался от участия в моих домашних музыкальных вечерах, чтобы всё время коротать с той дамой, ныне твоей супругой? Очень не рад я тому, что ты сделал своей избранницей вдову Реймерстоун, но не буду более тебя корить, потому что настанет день, когда совесть тебя замучает».

Сколько бы леди ни говорила о том, что наследника легко можно привести даже на королевский трон, её желание так и не исполнялось: детей у супругов Мордрейк не было на протяжении долгих лет, пока не появилось неземное безобразное существо. Родная мать была готова его покинуть.

– Роберт, не будете ли вы возражать, если я на несколько дней уеду? – спросила леди. – Мне нужно навестить Энн, Эмили и Анджелу.

– Всего на несколько дней? Хорошо, дорогая.

Некогда прекрасная Элен снова ускользала. Эдвард заплакал за стенкой.

– Бетси! – брезгливо приказала графиня. – Угомони его сейчас же!

– Тише, малыш, – прошептала няня, – что случилось? Я неудобно положила тебя? Прости.

Преодолевая неприязнь, она посмотрела на рожицу на затылке: не появилось ли случайно царапинок и синяков.

Лорд поспешил в кабинет и там запер на ключ в самом дальнем ящике бюро постыдное свидетельство о браке, чтобы даже случайно на глаза не попадалось. После чего позвал всю прислугу. Собрались и прачка, и горничные, и псари с конюхами. Хозяин обвёл всех таким страшным взглядом, что каждый почувствовал себя виноватым.

– Итак, – рявкнул он, – вы все знаете, какое событие произошло в нашей семье. Знаете? Успели пронюхать? Так вот, не смейте проговориться об этом в своих кругах: в домах ли или в пивнушках. Даёте слово?

Многие из слуг закивали, но это не убедило лорда.

– Какова ценность вашей клятвы? Я хочу быть уверен, что ни один звук не просочится за пределы усадьбы, и потому… потому, – от ярости его лицо пошло пятнами, – я сокращаю вам всем выходные! Отныне вам положено всего три дня в год – перед Рождеством. И не смейте более упрашивать, чтобы я отпускал вас на Пасху или летом! Забудьте обо всяких крестинах, именинах и похоронах! Как будто я не знаю, что именно при таких оказиях вы собираетесь всем выводком и начинаете обсуждать всё что ни попадя. Наверняка среди вас найдётся хоть один олух, который проболтается о моём несчастье. Тогда – помяните моё слово – вы останетесь без работы: я просто прогоню вас и не стану давать рекомендательных писем.

Доктор Вильбанд зашёл посмотреть на уродца ещё через пару дней. Эдвард чувствовал себя всё так же превосходно: пил молоко, спал, почти никогда не покидал рук Бетси. И совершенно не понимал, что за кудрявый бородатый господин так и сяк крутит его голову.

– Странно, странно, – приговаривал доктор. – Возможно, мозг соединён сразу с двумя парами глаз. Повреждения неизбежны… Нет, при всём желании удалить второе лицо невозможно.

Оставив сына в живых, лорд не знал, как поступать дальше. Эдвард вырастет, и ему понадобится обучение, и тогда, окажись странный отпрыск за пределами усадьбы, не избежать слухов, молвы и вечного позора для всего рода. Но сын-неуч легко может превратиться в бездельника или безумца. Двух бед за раз в семье точно не выдержат.

Отец решил оставить мальчика в доме, но ни в коем случае не впускать посторонних.

Никто не может предсказать, что задумано для нас на ближайшие годы, месяцы и даже следующий день. Зачастую мы тешим себя напрасными надеждами, в собственной слепоте не замечая грубейших ошибок. Наивно внушаем себе, что у кого-кого, а у нас – всё самое лучшее: дом, место в обществе, семья. И тут судьба железным кулаком спихивает нас с этого самодельного песочного трона. Кто виноват? Во всяком случае, не мы. Проще всего выместить весь гнев на самых слабых и беззащитных – детях.

Тогда они и становятся всего лишь очередным средством, орудием для достижения наших – всё тех же – тщеславных целей, и не доведи Бог, вырастают не такими, как мы думали! Им нет места в мире!