Книга Г. Ергазиной-Галеррос «Мелодии леса. Радость дружбы с животными и пернатыми» состоит из двух частей: первая часть книги «Рассказы ребятам о природе, о друзьях – животных и пернатых» составлена из рассказов разных авторов. Это волшебная красота и сила природы. Здесь можно познакомиться с историями о дружбе человека – взрослых и детей с пернатыми и животными. Как они умеют уважать и любить друг друга.

А вторая часть книги – это рассказы Г. Ергазиной-Галеррос «О рыцарях радости и вдохновения. Об удивительных счастливых испытаниях в пути к своей мечте. Рассказы посвящены артистам цирка. Это настоящие волшебники, умеющие открывать таланты у своих подопечных, четвероногих друзей-артистов, которые, выступая во время цирковых представлений, знакомят восторженных зрителей с воспитанными своими умениями.

Рад, что книга не только для читателей любящих животных и пернатых.

⠀
д.б.н., профессор
кафедры биогеографии
географического факультета МГУ Н. Н. Дроздов
⠀

«…я восхищен книгой. Ваш текст волшебный, – простой русский язык, а главное – множество правдивых, берущих за душу историй!»

⠀
Д. б. н., акад РАЕН, А. Н. Лебедев
⠀

«Спасибо за рассказы, которые передают трепетную волшебную силу и связь природы живого мира – и растений, и животных, и пернатых и человека, и Космоса…

⠀
Е. Молокумов
⠀

Рассказы
«Ребятам о природе, о друзьях – животных и пернатых»
(Часть первая)

Вместо предисловия

«Рассказы ребятам о природе, о друзьях – животных и пернатых» (первая часть) – это сборник рассказов разных авторов об уникальном мире природы, о наших младших собратьях – самых разных животных и пернатых. Окружающая нас природа нежная и трепетная вдохновляет нас, даёт творческое пространство полету мечты для нашего будущего планеты Земля.

А животные и птицы, нередко, поражают преданностью и верностью в нашей повседневности. Это и собаки, и обезьянки, и кошки, и даже ежи, и многие-многие другие. В свою очередь ворона, попугай могут проявлять свою любовь не только, к примеру, к собаке или котенку, но и к нам, самым дорогим, называя ласково по имени. Или, такие птицы как – голуби, пеликан или сип долго изучают нас и вскоре могут стать преданными друзьями и даже артистами-партнёрами на радость детям и взрослым. Мы хотим больше знать о наших подопечных, любя их и отвечая за них, делиться с детьми всего нашего замечательного мира и природы об удивительных наших друзьях – животных и пернатых!

В рассказах повествуется как нежность и любовь становятся залогом дружбы между животными, пернатыми и человеком. Как, благодаря мастерству дрессировщика, раскрываются оттенки чувств и поведение воспитанников, где дружба и терпение – это ключ к проявлению их талантов в течении дрессировочного процесса.

Природа одарила всё живое замечательными качествами – это чувство любви и нежности, а для человека это залог настоящей всемогущественной дружбы. Как важно видеть, чувствовать и беречь трепетное дыхание и красоту природы, ответственно относиться к животным и пернатым – об этом писали отечественные писатели-натуралисты М. Пришвин, В. Бианки, Е. Чарушин и др. Это и Э. Сетон-Томпсон, основатель научно-практического центра натуралистов и развития особой научной школы зоологов в Канаде. Он классик литературы о животных, обрисовавший их удивительное поведение и чувства. И он всегда не переставал напоминать людям, что лишь общение с живой природой, бережное отношение к ней может стать источником радости и понимания ценности бытия. Полны нежности и боли его рассказы о трагических судьбах четвероногих и пернатых.

Давно замечено, если наши чувства и воля заслужили доверие у наших воспитанников, будь это животные или птицы, и профессионалы найдут с ними общий язык, это приводит подопечных к приобретению различных навыков и умений, которое мы называем чудом циркового искусства.

Все рассказы авторов: Э. Почерниковой-Эльворти или А. Ляшенко, Э. Запашного или В. Тихонова, Ю. Куклачёва и др. – это результаты наблюдений и творчества, уникальных открытий и традиций в процессе дрессуры, чаще, многолетних цирковых династий. Артисты цирка, дрессировщики делятся своими наблюдениями и уникальным опытом в школах Доброты или в своих книгах – откровениях о поразительных возможностях наших младших братьев. С помощью любви, уважения к ним, понимания зоопсихологических особенностей своих подопечных – просто в игре, можно развить талант даже у таких независимых и трудно поддающихся дрессуре животных, например, как у кошки. А также помочь своим воспитанникам стать замечательными актёрами на радость изумлённого зрителя, особенно юного. И при этом цирковое искусство совершает огромную воспитательную работу для ребятишек, знакомя их с особенностями и умениями самых разных животных и пернатых.

Ведь это не только своеобразная школа жизни, но и замечательные возможности настоящего искусства. Цирковое искусство – это всегда игра, риск, фантастическое зрелище. Это радость преодоления для дрессировщика, изумление от результатов мастерства дрессуры и восторг зрителя от раскрытых талантов четвероногих воспитанников, показанных доходчиво, радостно, оригинально.

Сегодня создаётся диалог между учёными исследователями и дрессировщиками циркового искусства с целью поделиться практическим опытом для обогащения теории и практики в науке о наших младших братьях – о животных и пернатых. И нас ждёт ещё много удивительных и прекрасных открытий на пути к сердцу наших подопечных воспитанников…

Окружающая природа учит нас беречь не только её уникальные особенности, но ценить и уважать друг друга как творческую её часть, как возможность быть волшебниками в таком подарке как Жизнь.…

Михаил Пришвин

(1873—1954)

Михаил Михайлович Пришвин – это певец природы – так называли его творчество, пронизанное любовью к природе. Он умел подмечать мельчайшие детали и прекраснейшие проявления нашего мира. Читая его книги, как будто бы сам видишь, как хвоинки и цветочки замирают в ожидании дождя, буквально ощущаешь запах свежескошенной травы и мокрого песка… Поэтому, он считал, что кроме бережного отношения к природе, необходимо её изучение и понимание. Произведения Михаила Михайловича, проникнутые призывом любить и оберегать природу, издаются на многих языках мира. А у юных читателей развиваются самые лучшие качества, необходимые в жизни.

Доброта, которой пронизаны книги через рассказы о природе, передаёт его любовь к народу и земле, на которой он родился, жил и работал.

Загадочные слова лесника Антипыча
(Из рассказа «Кладовая солнца»)

Горячее солнце становится матерью каждой травинки, каждого цветочка, каждого болотного кустика и ягодки. Всем им солнце отдавало своё тепло, и они, умирая и превращаясь в удобрение передавали его, как наследство, другим растениям, кустикам, ягодкам, цветам и травинкам. Но в болотах вода не даёт родителям-растениям передать все своё добро детям. Тысячи лет это добро под водой сохраняется, болото становится кладовой солнца, и потом вся эта кладовая солнца как торф достаётся человеку от солнца в наследство.

В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переславль-Залесского, осиротели двое детей, Настя и Митраша Весёлкины. Их мать умерла от болезни, отец погиб на Отечественной войне. Дети были очень милые. Волосы у Насти отливали золотом, веснушки по всему лицу были крупные, как золотые монетки, и частые, и тесно им было, и лезли они во все стороны. Только носик один был чистенький и глядел вверх попугайчиком. Митраша был моложе сестры на два года. Ему было всего только десять лет с хвостиком. Он был коротенький, но очень плотный, лобастый, затылок широкий. Это был мальчик упрямый и сильный.

Как-то отправились они на Блудово болото за клюквой. Оно начиналось, как почти всегда начинается большое болото, непроходимою зарослью ивы, ольхи и других кустарников. Ещё не доходя до Звонкой борины (борина – так называлось возвышение на болоте), почти возле самой тропы, стали показываться отдельные кроваво-красные ягоды. Но деревенские сироты знали хорошо, что такое осенняя клюква, и оттого, когда теперь ели весеннюю, то повторяли:

– Какая сладкая!

Борина Звонкая охотно открыла детям свою широкую просеку, покрытую и теперь, в апреле, темно-зеленой брусничной травой. Среди этой зелени прошлого года кое-где виднелись новые цветочки белого подснежника и лиловые, мелкие, и частые, и ароматные цветочки волчьего лыка.

– Они хорошо пахнут, попробуй, сорви цветочек волчьего лыка, – сказал Митраша. Настя попробовала надломить прутик стебелька и никак не могла.

– А почему это лыко называется волчьим? – спросила она.

– Отец говорил, – ответил брат, – волки из него себе корзинки плетут. И засмеялся.

Пока дети так говорили и утро подвигалось все больше к рассвету, борина Звонкая наполнялась птичьими песнями, воем, стоном и криком зверьков. Не все они были тут, на борине, но с болота, сырого, глухого, все звуки собирались сюда. Борина с лесом, сосновым и звонким на суходоле, отзывалась всему. Но бедные птички и зверушки, как мучились все они, стараясь выговорить какое-то общее всем, единое прекрасное слово! И даже дети, такие простые, как Настя с Митрашей, понимали их усилие. Им всем хотелось сказать одно только какое-то слово прекрасное. Это видно, как птица поёт на сучке, и каждое перышко дрожит у неё от усилия. Но все-таки слова, как человек, они сказать не могут, и им приходится выпевать, выкрикивать, выстукивать.

– Тэк-тэк, – чуть слышно постукивает огромная птица Глухарь в темном лесу. – Шварк-шварк! – Дикий Селезень в воздухе пролетел над речкой

– Кряк-кряк! – дикая утка Кряква на озерке.

– Гу-гу-гу, – красная птичка Снегирь на березе. Бекас, небольшая серая птичка с носом длинным, как сплющенная шпилька, раскатывается в воздухе диким барашком. Вроде как бы «жив, жив!» кричит кулик Кроншнеп. Тетерев там бормочет и чуфыкает. Белая Куропатка, как будто ведьма, хохочет.

Вот почему мы, когда придём в лес на рассвете и услышим, так и скажем им, как людям, это слово:

– Здравствуйте!

И как будто они тогда тоже обрадуются, как будто тогда они тоже все подхватят чудесное слово, слетевшее с языка человеческого. И закрякают в ответ, и зачуфыкают, и зашваркают, и затэтэкают, стараясь всеми голосами этими ответить нам:

– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! Но вот среди всех этих звуков вырвался один, ни на что не похожий.

– Ты слышишь? – спросил Митраша. – Как же не слышать! – ответила Настя. – Давно слышу, и как-то страшно.

– Ничего нет страшного. Мне отец говорил и показывал: это так весной заяц кричит.

– А зачем так? – Отец говорил: он кричит: «Здравствуй, зайчиха!»

– А это что ухает? – Отец говорил: это ухает Выпь, бык водяной.

– И чего он ухает?

– Отец говорил: у него есть тоже своя подруга, и он ей по-своему тоже так говорит, как и все: «Здравствуй, Выпиха».

И вдруг стало свежо и бодро, как будто вся земля сразу умылась, и небо засветилось, и все деревья запахли корой своей и почками. Вот тогда, как будто над всеми звуками вырвался, вылетел и все покрыл собою торжествующий крик, похожий, как если бы все люди радостно в стройном согласии могли закричать:

– Победа, победа! – Что это? – спросила обрадованная Настя.

– Отец говорил: это так журавли солнце встречают. Это значит, что скоро солнце взойдет.

Но солнце еще не взошло, когда охотники за сладкой клюквой спустились в большое болото. Тут еще совсем и не начиналось торжество встречи солнца. Над маленькими корявыми елочками и березками серой мглой висело ночное одеяло и глушило все чудесные звуки Звонкой борины. Настенька вся сжалась от холода, и в болотной сырости пахнул на нее резкий, одуряющий запах багульника.

Сюда, к Лежачему камню, пришли дети в то самое время, когда первые лучи солнца, пролетев над низенькими корявыми болотными елочками и березками, осветили Звонкую борину, и могучие стволы соснового бора стали как зажженные свечи великого храма природы. Оттуда сюда, к этому плоскому камню, где сели отдохнуть дети, слабо долетало пение птиц, посвященное восходу великого солнца. И светлые лучи, пролетающие над головами детей, еще не грели. Устроившись на мостике, для него довольно широком, ближе к ели, тетерев Косач как будто стал расцветать в лучах восходящего солнца. На голове его гребешок загорелся огненным цветком. Синяя в глубине черного грудь его стала переливать из синего на зеленое. И особенно красив стал его радужный, раскинутый лирой хвост. Завидев солнце над болотными жалкими елочками, он вдруг подпрыгнул на своем высоком мостике, показал свое белое, чистейшее белье подхвостья, подкрылья и крикнул:

– Чуф, ши! По-тетеревиному – «чуф» скорее всего значило солнце, а «ши», вероятно, было у них наше «здравствуй». В ответ на это первое чуфыканье Косача-токовика далеко по всему болоту раздалось такое же чуфыканье с хлопаньем крыльев, и вскоре со всех сторон сюда стали прилетать и садиться вблизи Лежачего камня десятки больших птиц, как две капли воды похожих на Косача.

Затаив дыхание, сидели дети на холодном камне, дожидаясь, когда и к ним придут лучи солнца и обогреют их хоть немного. И вот первый луч, скользнув по верхушкам ближайших, очень маленьких елочек, наконец-то заиграл на щеках у детей.

Но тут дети заспорили какой тропой лучше идти и все-таки разошлись – каждый пошел своей тропой.

Слой под ногами у Митраши становился все тоньше и тоньше, но растения, наверно, очень крепко сплелись и хорошо держали человека, и, качаясь и покачивая всё далеко вокруг. А он все шёл и шел вперед. Вдруг над головой, совсем близко, показывается головка с хохолком, и встревоженный на гнезде чибис с круглыми черными крыльями и белыми подкрыльями резко кричит:

– Чьи вы, чьи вы?

– Жив, жив! – как будто отвечая чибису, кричит большой кулик кроншнеп, птица серая, с большим кривым клювом. И черный ворон, стерегущий свое гнездо на борине, облетая по сторожевому кругу болото, заметил маленького охотника с двойным козырьком. Весной и у ворона тоже является особенный крик, похожий на то, как если человек крикнет горлом и в нос: «Дрон-тон».

Оглядев местность, Митраша увидел прямо перед собой чистую, хорошую поляну, где кочки, постепенно снижаясь, переходили в совершенно ровное место. Но самое главное: он увидел, что совсем близко, по той стороне поляны, змеилась высокая трава белоус – неизменный спутник тропы человеческой. Узнавая по направлению белоуса тропу, идущую прямо на север, Митраша подумал: «Зачем же я буду повертывать налево, на кочки, если тропа вон рукой подать и виднеется там, за поляной?»

– Перескочу! – сказал он. И рванулся.

Но было уже поздно. Сгоряча, как раненый, – пропадать так уж пропадать! – на авось, рванулся еще, и еще, и еще. И почувствовал, что он плотно схвачен болотом со всех сторон по самую грудь. Теперь даже и сильно дыхнуть ему нельзя было: при малейшем движении его тянуло вниз. Он мог сделать только одно: положить плашмя ружье на болото и, опираясь на него двумя руками, не шевелиться и успокоить поскорее дыхание. Так он и сделал: снял с себя ружье, положил его перед собой, оперся на него той и другой рукой.

Внезапный порыв ветра принес ему пронзительный Настин крик:

– Митраша!

Он ей ответил, но ветер унес его крик в другую сторону.

Травка, охотничья собака недавно умершего лесника Антипыча, разлетевшись на елани по зайцу, вдруг в десяти шагах от себя глаза в глаза увидела маленького человека и, забыв о зайце, остановилась как вкопанная.

Что думала Травка, глядя на маленького человека в елани, можно легко догадаться. Ведь это для нас все мы разные. Для Травки все люди были как два человека: один – Антипыч с разными лицами и другой человек – это враг Антипыча. И вот почему хорошая, умная собака не подходит сразу к человеку, а остановится и узнает, ее это хозяин или враг его. Так вот и стояла Травка и глядела в лицо маленького человека, освещенного последним лучом заходящего солнца.

Глаза у маленького человека были сначала тусклые, мертвые, но вдруг в них загорелся огонек, и вот это заметила Травка.

«Скорее всего, это Антипыч», – подумала Травка. И чуть-чуть, еле заметно вильнула хвостом.

Мы, конечно, не можем знать, как думала Травка, узнавая своего Антипыча, но догадываться, конечно, можно.

Так вот точно, наверно, и Травке в каждом лице человека, как в зеркале, виднелся весь человек Антипыч, и к каждому стремилась она броситься на шею. А лапы ее между тем понемногу тоже засасывало; если так дольше стоять, то и собачьи лапы так засосет, что и не вытащишь. Ждать стало больше нельзя.

И вдруг…

В последний раз, незадолго до смерти, когда приходил в деревню Антипыч, собака его называлась еще Затравка. И Травка продолжала жить в лесу, упорно ожидая прихода Антипыча.

И когда загорелся огонек в глазах маленького человека, это значило, что Митраша вспомнил имя собаки. Потом омертвелые, синеющие губы маленького человека стали наливаться кровью, краснеть, зашевелились. Вот это движение губ Травка заметила и второй раз чуть-чуть вильнула хвостом. И тогда произошло настоящее чудо в понимании Травки. Точно так же, как старый Антипыч в старое время, новый молодой и маленький Антипыч сказал:

– Затравка!

Узнав Антипыча, Травка мгновенно легла.

– Ну! Ну! – сказал «Антипыч». – Иди ко мне, умница!

И Травка в ответ на слова человека тихонечко поползла.

– Затравушка, милая Затравушка! – ласкал он ее сладким голосом. А сам думал: «Ну, ползи, только ползи!»

И собака, своей чистой душой, подозревая что-то не совсем чистое в ясных словах Антипыча, ползла с остановками.

– Ну, голубушка, еще, еще! А сам думал: «Ползи только, ползи!»

И вот понемногу она подползла. Он мог бы уже и теперь, опираясь на распластанное на болоте ружье, наклониться немного вперед, протянуть руку, погладить по голове. Но маленький хитрый человек знал, что от одного его малейшего прикосновения собака с визгом радости бросится на него и утопит.

И маленький человек остановил в себе большое сердце. Он замер в точном расчете движения, как боец в определяющем исход борьбы ударе: жить ему или умереть.

Вот еще бы маленький ползок по земле, и Травка бы бросилась на шею человеку, но в расчете своем маленький человек не ошибся: мгновенно он выбросил свою правую руку вперед и схватил большую, сильную собаку за левую заднюю ногу.

– Так неужели же враг человека так мог обмануть? Травка с безумной силой рванулась, и она бы вырвалась из руки маленького человека, если бы тот, уже достаточно выволоченный, не схватил другой рукой ее за другую ногу. Мгновенно вслед за тем он лег животом на ружье, выпустил собаку и на четвереньках сам, как собака, переставляя опору-ружье все вперед и вперед, подполз к тропе, где постоянно ходил человек и где от ног его по краям росла высокая трава белоус. Тут, на тропе, он поднялся, тут он оттёр последние слезы с лица, отряхнул грязь с лохмотьев своих и, как настоящий, большой человек, властно приказал:

– Иди же теперь ко мне, моя Затравка!

Услыхав такой голос, такие слова, Травка бросила все свои колебания: перед нею стоял прежний прекрасный Антипыч. С визгом радости, узнав хозяина, кинулась она ему на шею, и большой человек целовал своего друга и в нос, и в глаза, и в уши.

Не пора ли сказать теперь уж, как мы сами думаем о загадочных словах старого лесника Антипыча, когда он обещал нам перешепнуть свою правду собаке, если мы сами его не застанем живым? Мы думаем, Антипыч не совсем в шутку об этом сказал. Очень может быть, тот Антипыч, как Травка его понимает, или, по-нашему, ведь человек в древнем прошлом его, перешепнул своему другу собаке какую-то свою большую человеческую правду, и мы думаем: эта правда есть правда вековечной суровой борьбы людей за любовь.

День, как ни долог был, еще не совсем кончился, когда Митраша выбрался из елани с помощью Травки. Но тут случилось, что старый Серый помещик, гроза всей животины соседних деревень, услыхав возобновленный гон собаки, выбрал себе как раз тот самый куст можжевельника, где когда-то таился злейший враг его, охотник… Увидев серую морду от себя в пяти каких-то шагах, Митраша забыл о зайце и выстрелил почти в упор. Серый помещик окончил жизнь свою без всяких мучений.

Гон был, конечно, сбит этим выстрелом, но охотничий пес Травка все-таки поймал зайца. Самое же главное, самое счастливое было не заяц, не волк, а что Настя, услыхав близкий выстрел, закричала. Митраша узнал её голос, ответил, и она вмиг к нему прибежала. После того, вскоре и Травка принесла русака своему новому молодому Антипычу, и друзья стали греться у костра, готовить себе еду и ночлег.

Утром, в деревне, заревела у них на дворе голодная скотина, и соседи пришли посмотреть, не случилось ли какой беды у детей. Стало понятно, что дети дома не ночевали и, скорее всего, заблудились в болоте. И только собрались было рассыпаться по болоту во все стороны, глядь, а охотники за сладкой клюквой идут из леса гуськом, и на плечах у них шест с тяжелой корзиной, и рядом с ними Травка, собака Антипыча.

Ребята рассказали во всех подробностях обо всём, что с ними случилось в Блудовом болоте. И всему трудно было не поверить – неслыханный сбор клюквы был налицо. Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из тех, кто поверил, с веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли мертвого Серого помещика. Тогда все в селе на время бросили свои дела и собрались, и даже не только из своего села, а тоже из соседних деревень. Сколько тут было разговоров! И трудно сказать, на кого больше глядели: на волка или на охотника в картузе с двойным козырьком.

Но когда из детдома эвакуированных детей из блокадного Ленинграда обратились в село за посильной помощью детям, Настя отдала им всю свою целебную ягоду.

И вскоре стало известно, что торфа в этом болоте хватит для работы большой фабрики лет на сто. Вот какие богатства скрыты в наших болотах! А многие до сих пор только и знают об этих великих кладовых Солнца, что в них будто бы черти живут: все это вздор, и никаких нет в болоте чертей.

Виталий Бианки

(1896 – 1959)

Виталий Валентинович Бианки, знаменитый писатель-природовед, вместе с отцом-ученым орнитологом (знатоком птиц), с детства изучал окружающую природу – его интересовало все-все, что вокруг дышит, цветёт, и растёт. Писателя называли волшебником, сумевшим увидеть в этом чудеса. Он признавался: «Весь огромный мир кругом меня, надо мной и подо мной полон неизведанных тайн. И я их буду изучать всю жизнь, потому что это самое интересное занятие в мире».

Виталий Валентинович вступил в клуб детских писателей и более 300 книг для детей было написано в соавторстве с природой, которую он постигал во всех уголках страны во время экспедиций…