Скандал столетия

Редактор – дерзкий 30-летний Сильвано Муто, смахивающий на киноартиста – шелковый шарфик, темные очки. Его журнал, как говорили, был самым малочитаемым во всей Италии и, следовательно, самым захудалым и бедным. Муто в одиночку заполнял его от первой полосы до последней. Он же добывал рекламу и вцеплялся в нее зубами и когтями ради чистого желания иметь свой журнал.

Читатель должен помнить:

a) Ванда Монтези лишь через несколько дней после трагедии вспомнила о том, что Вильма пригласила ее в Остию;

b) полиция не допросила механика Марио Пиччини;

c) показания карабинера Литури относительно машины князя Маурицио Д’Ассиа;

d) имя Андреа Бизаччиа.

Однако после событий октября 1953 года журнал превратился в настоящего монстра. Ежемесячно к дверям его конторы толпами стекались читатели, жаждавшие купить экземпляр.

Этой неожиданной популярностью журнал был обязан скандальной статье о «деле Монтези», всколыхнувшей общественное мнение и заставившей правосудие все же установить истину.

Без собственного имени

В своей статье Муто утверждал, что:

a) в смерти девушки виновен юный музыкант, сотрудник итальянского радио, сын весьма заметной политической фигуры;

b) влиятельные лица сумели сделать так, что следствие замедлилось, а потом и вовсе ушло в тень;

c) стали известны подтасовки в результатах вскрытия;

d) власти не пожелали найти виновного;

e) гибель Вильмы связана с наркотиками; в Кастельпорциано и Капакотте регулярно устраивались оргии, где присутствующие употребляли наркотики, от передозировки которыми девушка и скончалась;

f) тело погибшей, чтобы избежать скандала, вывезли на пляж в Торваджанике.

Дело закрыто

24 октября 1953 года Сильвано Муто вызвали в прокуратуру Рима по поводу его статьи. Он хладнокровно заявил, что вся статья – сплошная ложь, от первого до последнего слова, а написана она была исключительно для того, чтобы поднять тираж газеты, что и удалось блистательно. После такого сокрушительного отречения Муто попал под суд за «распространение заведомо ложных и тенденциозных сведений и нарушение общественного спокойствия». А в январе 1954 года «дело Монтези» было закрыто и сдано в архив по распоряжению прокуратуры.

Все сначала?

Но когда Сильвано Муто пришлось отвечать перед судом за свою скандальную статью, он повторил все факты, содержавшиеся в ней, и прибавил новые. И впервые назвал имена фигурантов: сообщил, что материал для статьи предоставил ему Орландо Триффелли, по словам которого его брат узнал Вильму Монтези в автомобиле, задержанном 9 или 10 апреля в Капакотте. Муто сообщил также, что получил конфиденциальные свидетельства от двух участников этих оргий, где пили и принимали наркотики. Это Андреа Бизаччиа и актриса Ана Мария Кальо.

Бал начинается

Ану вызвали для дачи показаний. Находясь почти на грани нервного срыва, она заявила, что ничего не говорила Муто. И что вся эта фантастическая история придумана ради того, чтобы разрушить ее роман с Джан-Пьеро Пиччони, сыном министра иностранных дел и известным автором поп-музыки. И добавила, что бредни журналиста так потрясли ее, что 9 января она предприняла попытку самоубийства.

После этого Сильвано Муто должен был прямым ходом отправиться в тюрьму, а дело Вильмы Монтези – на пыльную полку судебного архива. Но 6 февраля Ана Мария Кальо явилась в полицию и поставленным дикторским голосом поведала драму своей жизни.

Тайная встреча в министерстве

Ана Мария Кальо была любовницей Уго Монтаньи, персоны известной, дружившей с еще более знаменитыми личностями и прославленной своими любовными приключениями. Его знали под именем «маркиза ди Монтанья» в разных кругах римского общества. Ана Мария Кальо сообщила полиции, что не была знакома с Вильмой Монтези. Но по фотографиям в газетах вспомнила черноволосую статную и нарядную девушку, которая 7 января 1953 года вместе с Монтаньей выходила из его квартиры (в Риме у него их было несколько). Затем оба сели в машину, которую повел маркиз.

И добавила, что в тот же вечер, когда ее возлюбленный вернулся домой, закатила ему грандиозную сцену ревности.

«Вот где собака зарыта»

Прочитав статью в «Актуалитта», она без труда определила, кто фигурировал в ней под именем «синьора Х» – это был ее любовник, маркиз ди Монтанья. И сообщила автору, что все в его статье – правда. Вечером 26 октября она ехала с маркизом в его машине и (по ее словам) потребовала объяснений. Взбешенный маркиз пригрозил выкинуть ее из автомобиля.

Чтобы немного успокоить маркиза, Ана пригласила его к себе и попросила спокойно прочитать статью. Монтанья прочел – и ничего не сказал. Ана Мария, пряча журнал в ящик ночного столика, заметила там пачку, где оставались еще две золотые сигареты, и отделанную драгоценными камнями пепельницу. Это навело ее на подозрения о том, что ее любовник связан с какой-то бандой наркоторговцев.

Таинственная встреча

Кальо настаивала, что 7 апреля уехала в свой родной Милан, а вернулась только 10. Ее возлюбленный, встречая ее, очень нервничал и был явно недоволен ее скорым и несвоевременным возвращением. Тем не менее он отвез ее к себе домой, где вечером поговорил по телефону с сыном министра иностранных дел Джан-Пьеро Пиччони, который готовился к какой-то поездке.

Впоследствии Ана Мария узнала, что в ноябре прошлого года некая «Джиобен Джо» в Капакотте проиграла в карты 13 миллионов лир. Партнерами ее были Монтанья, Пиччони и высокопоставленный полицейский чин.

Вечером 29 апреля

Ана Мария Кальо ужинала со своим возлюбленным в его роскошной квартире: они собирались в кино. За несколько дней до этого он сказал ей, что «бедному мальчику Пиччони надо помочь – он серьезно влип». В тот вечер, уже надевая пальто, она услышала телефонный разговор: звонил Пиччони и просил Монтанью немедленно переговорить с начальником полиции Рима. Монтанья буквально вылетел из дому и встретился с Пиччони в министерстве внутренних дел.

Читатель должен помнить:

a) про заявление Аны Марии Кальо о том, что Монтанья и Пиччони 29 апреля 1953 года побывали в министерстве внутренних дел;

b) записку следующего содержания: «Еду в Капакотту, проведу там ночь. Чем все это кончится?»;

c) историю с проигрышем 13 млн лир.

«В полет!»

Спустя полтора часа Монтанья подъехал туда, где ждала его Ана Мария, и сказал, что они пытались притормозить следствие по делу Вильмы Монтези. Актриса сказала, что это подлость, потому что виновник убийства должен ответить, пусть даже он приходится сыном министру. Монтанья ответил, что Пиччони ни в чем не виноват и у него есть алиби – в день убийства он находился в Амальфи.

– А когда он вернулся в Рим? – осведомилась Ана Мария.

Монтанья в негодовании не ответил на этот вопрос и, глядя ей в глаза, сказал:

– Девочка моя, ты слишком много знаешь. Лучше тебе будет сменить климат.

«Брошу тебя в море»

И Ана Мария устроила так, что на следующий день ее послали в Милан с письмом к директору одного телеканала. В Рим она вернулась 22-го, чтобы отпраздновать первую годовщину встречи с Монтаньей. 27 июля они разъехались, но продолжали иногда встречаться в квартире на виа Дженнардженту. В конце ноября расстались окончательно, и причиной разрыва были происшествия, вызванные статьей Муто.

Ана Мария Кальо заявила в полиции, что пребывала в те дни в постоянном ужасе. Ее бывший возлюбленный вел себя с каждым днем все таинственней. Он получал странные телефонные звонки и, судя по всему, ввязался в какие-то темные дела. Однажды вечером, сама не своя от непрестанного нервного напряжения, она о чем-то спросила маркиза и услышала в ответ угрожающее:

– Будешь дурить – брошу тебя в море.

Завещание

Ана Мария Кальо в своем исполненном драматизма рассказе упомянула, что с того вечера пребывала в уверенности, что будет убита. 22 ноября после ужина в ресторане «Матрициана» ей показалось, что ее отравили. Тем более что она припомнила, как ее любовник лично отправился на кухню, чтобы участвовать в приготовлении кушаний.

Вне себя от ужаса она на следующий же день уехала в Милан. Нервы ее были расстроены. Она не знала, что ей делать, но отчетливо понимала – что-то предпринять необходимо. Поэтому Ана Мария отправилась к священнику-иезуиту Далль’Олио и все ему рассказала. А тот, потрясенный этой исповедью, пересказал ее министру внутренних дел. А девушка, у которой началась настоящая мания преследования, укрылась в монастыре на виа Люччези. Было, однако, нечто такое, о чем она не сказала полиции: перед своим поспешным отъездом в Милан она отдала хозяйке своего пансиона запечатанное письмо со словами: «Если со мной что-нибудь случится, доставьте это в генеральную прокуратуру».

«Чем это все кончится?»

Хозяйка пансиона Адельмира Бьяджони, которой Ана Мария вручила письмо, была вызвана в полицию. Она предъявила три собственноручных письма своей постоялицы и клочок бумаги, который та подсунула ей под дверь 29 октября 1953 года перед тем, как выйти на улицу. Там было написано: «Еду в Капакотту, проведу там ночь. Чем все это кончится?»

От Адельмиры Бьяджони стало известно, что в тот вечер, когда Ана Мария предположила, что «маркиз» отравил ее, она написала письмо-завещание и перед своим отъездом в Милан на следующий день передала его хозяйке пансиона с просьбой в случае своей смерти доставить его в прокуратуру. Хозяйка несколько дней держала письмо при себе, но потом, не желая нести такую ответственность, вложила его в другой конверт и переслала в монастырь, где скрывалась Ана Мария.

Полиция изъяла письмо и вызвала Ану Марию, чтобы та подтвердила, что это писала она. Помимо много другого, в письме говорилось:

«Хочу, чтобы все знали: я никогда не имела отношения к тому, чем занимался Уго Монтанья… Но совершенно твердо уверена, что виноват именно он (при участии многих женщин…). Он – мозг этой организации, а Пьеро Пиччони – просто убийца.

Развеселые празднества с участием Алиды Валли

Драматичное завещание Аны Марии всколыхнуло общественное мнение как землетрясение. Пресса – особенно оппозиционная – повела огонь из тяжелых орудий по судебным и следственным органам, полиции и вообще по всему, так или иначе относящемуся к государству. После этих залпов Уго Монтанью и Джан-Пьеро Пиччони вызвали на допрос.

Маркиз в элегантном костюме (темном в тонкую полоску) отвечал следователям с улыбчивой серьезностью. Заявил, что никогда не знал Вильму Монтези. С жаром отрицал, что именно с ней 7 января 1953 года видела его в машине Ана Мария у подъезда его дома. Что в Капакотте происходили пресловутые «празднества наслаждения». Что Пиччони звонил ему вечером 10 апреля. И под конец очень спокойно, уверенно и убедительно заявил, что не виделся с начальником римской полиции, как утверждает Ана Мария Кальо, и что сведения о его контактах с наркоторговцами – суть лживые измышления. Заметил мимоходом, что Пиччони и начальник полиции – старые друзья, а потому не нуждались в его посредничестве: это просто нелепо.

Дата смерти

Джан-Пьеро Пиччони, одетый менее официально – в спортивном стиле – и, как все римляне, звучно раскатывавший «р», держался не так уверенно и спокойно, но тоже заявил, что не имеет к делу Вильмы Монтези никакого отношения. В день ее смерти он отдыхал в Амальфи, откуда на машине вернулся в Рим и был там 10 апреля в 15:30. Тут же сообщил, что вечером того же дня слег с тяжелой ангиной. И в доказательство обещал представить рецепт профессора Ди Филиппо, посетившего его с врачебным визитом.

По поводу своей предполагаемой встречи с начальником римской полиции (вместе с Монтаньей) Пиччони заявил, что Ана Мария передергивает: да, он несколько раз один и вместе с Монтаньей бывал у него, но исключительно, чтобы попросить воздействовать на прессу, пятнавшую его доброе имя в связи с делом Вильмы Монтези. «Эти нападки преследовали только одну цель и цель политическую – скомпрометировать моего отца».

В архив!

Поскольку эти версии показались бесперспективными и недостаточно убедительными, чтобы разрушить версию несчастного случая, дело Вильмы 2 марта 1954 года было вторично отправлено в архив. Пресса, однако, и не думала сдаваться. Процесс журналиста Муто продолжался, и каждое новое свидетельское показание снова и снова ворошило дело Монтези.

Читатель должен помнить:

a) дату возвращения Пиччони из Амальфи (с его слов);

b) рецепт профессора Ди Филиппо, который Пиччони обещал предъявить следствию.

В числе многих других был допрошен некий Франчимеи, художник, около недели живший с Андреа Бизаччиа – одной из двух женщин, которых Муто назвал источником своих сведений. Франчимеи рассказал полиции впечатляющую историю. По его словам, Андреа страдала от ночных кошмаров и во сне разговаривала. Однажды она принялась вскрикивать в ужасе: «Вода!.. Нет-нет!.. Не топите меня!! Я не хочу такой же смерти!.. Отпустите!»

В то время как художник давал показания, из окна третьего этажа отеля в Александрии выбросилась женщина, находившаяся в наркотическом опьянении. При ней полиция обнаружила записанные на клочке бумаги номера двух телефонов, которые не значились в списке абонентов Рима. Номера этих телефонов принадлежали частным лицам. Один – Уго Монтанье. Другой – Пьеро Пиччони.

Вся жизнь

Женщину, пытавшуюся покончить с собой, звали Коринна Версолато: она была явной авантюристкой и менее чем за год перепробовала себя на самых разных поприщах. Работала медсестрой в респектабельной клинике, гардеробщицей в ночном клубе «Пикколо Слэм», вскоре закрытом полицией, а в свободное время подрабатывала подпольной проституткой.

К моменту своей попытки суицида Коринна была личной секретаршей Марио Амелотти – бродяги родом из Венесуэлы, подозреваемого в употреблении и распространении наркотиков. Ненадолго придя в себя, Коринна в присутствии врача и представителя алессандрийской полиции сделала заявление для прессы – сообщила, что в последнее время впала в немилость у Амелотти, поскольку отказывалась принимать участие в его темных делах. «Это все, что я могу сказать. Марио церемониться не станет. Он подкупил полицию и водит дружбу со многими влиятельными людьми».

Под конец она заявила, что среди друзей ее шефа был человек, куривший сигареты с марихуаной. И при содействии своего приятеля-фотографа изготовлял порнографические открытки.

Это похоже на кино

Пресса меж тем не унималась. И полиция продолжала получать анонимные доносы. Когда дело Вильмы Монтези было вторично сдано в архив, число их превысило 600. Одно письмо, подписанное явно вымышленным именем Джанна ла Росса («Красная Джанна»), гласило следующее:

«Я в курсе событий, произошедших в апреле 1953 года и имевших непосредственное отношение к гибели Вильмы Монтези. Потрясена жестокостью Монтаньи и Пиччони, которые пытаются связать ее с наркоторговцами в провинции Парма (если точнее, то в Траверсетоло). Я немедленно известила об этом полицию Пармы, но там на мое сообщение не обратили внимания.

Несколько месяцев назад оставила второе письмо настоятелю церкви в маленьком городке возле Траверсетоло. Я поступила так из опасений, что меня может ждать судьба Вильмы Монтези.

Настоятель церкви передаст письмо тому, кто предъявит половину прилагаемого здесь билета. Вторая половина – у него.

Далее Джанна ла Росса снова объяснила, по каким причинам не желает называть свое настоящее имя. И завершила свое письмо так: «Моя шкура ничего не стоит, но так уж вышло, что другой у меня нет».

Откуда ветер дует?

Полиция быстро расследовала оба случая. В отношении самоубийцы выяснилось, что Коринна посещала в Риме клуб «Виктор», а в отеле, где проживала, устраивала буйные «празднества наслаждения», на которые собирались известные люди. Среди них была и киноактриса Алида Валли.

Полиция произвела обыски в алессандрийском отеле, где Коринна жила и где совершила попытку самоубийства. В ее номере обнаружили две газетные вырезки: одну – про закрытие клуба «Пикколо Слэм». Другую – о деле Монтези.

«Давайте посмотрим, падре»

Полиция быстро установила, что упомянутого в письме Красной Джанны настоятеля зовут Тоннино Оннис, он служит в приходе Банноне ди Траверсетоло и учился на инженерном факультете. Клирика посетили, предъявив ему половинку билета за пятьдесят лир на Выставку древностей, устроенную министерством просвещения. Оннис показал письмо с надписью на конверте, сделанной его рукой: «Вручено мне в собственные руки 16 мая 1953 года для передачи тому, кто предъявит вторую половину прилагаемого билета AN 629190». На обороте имелась еще одна надпись: «Запечатано мною собственноручно. Имя и адрес лица, написавшего это письмо, мне неизвестны».

Письмо вскрыли и прочли сенсационный текст.

Разоблачения свидетелей

В датированном 16 мая письме, которое настоятель отдал полиции, среди прочего было написано:

«Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Хочу, чтобы вы знали – я умру не своей смертью. Меня вывели из игры маркиз Монтанья и Пьеро Пиччони… Последние месяцы превратились для меня в кошмарное ожидание того, что я разделю судьбу Вильмы Монтези… Я привожу в исполнение свой замысел – разоблачить банду наркоторговцев… Если он провалится, меня ждет участь Вильмы… Это письмо должно попасть только в руки того, кто назовет пароль…

Ловушка

Но падре Оннис, не довольствуясь тем, что передал письмо полиции, воспользовался случаем и поведал историю, напоминающую гангстерский боевик. В августе 1953 года, в среду, когда он на своем мотоцикле уже собирался уезжать из Пармы, рядом затормозил автомобиль с французскими номерами, из которого вылезли и подошли к нему двое. Имитируя иностранный акцент – сквозь него падре явственно различал южноитальянский выговор, – они попросили его захватить с собой некий сверток. Оннис отказался, завел мотоцикл и поспешно уехал. Однако в соседнем городке был остановлен полицией и препровожден в комиссариат. Полицейские реквизировали радиоприемник, который священник на заднем сиденье вез в ремонт.

После этого ему показали анонимное письмо, полученное несколько часов назад, – там указывался номер его мотоцикла, час, когда он должен был проехать через этот городок, и сообщалось, что падре Оннис контактирует с бандой наркоторговцев.

У телефона Алида Валли

Следствие немедленно обратило внимание на одно важное обстоятельство – письмо было датировано 16 мая, а в этот период имя Пьеро Пиччони еще никак не связывалось с именем Монтанья. Признания Аны Марии Кальо были сделаны в октябре.

В это самое время газеты вплотную занялись другим важным эпизодом в деле Монтези: Алида Валли позвонила из Венеции Пьеро Пиччони, с которым по-прежнему была в близких отношениях. Алида была в Амальфи вместе с Пиччони, и тот предъявил это как свое алиби. Затем актриса уехала в Венецию на съемки. Через два дня после этого грянул скандал с Монтези. Журналист, актер, режиссер и депутат в один голос подтвердили, что Алида звонила Пиччони из табачной лавки. Сама актриса этот разговор отрицала.

Сомнениям места нет

Согласно показаниям свидетелей, Алида Валли пребывала в сильнейшем волнении и говорила Пиччони:

– Что ты там натворил?! Что у тебя было с этой девчонкой?

Актриса вела диалог в полный голос, потому что это был междугородный разговор.

Читатель должен помнить:

a) Алида позвонила Пиччони из Венеции;

b) результаты первого вскрытия Вильмы Монтези (приведенные во второй новелле этой хроники);

c) показания, которые семья Монтези дала после того, как на берегу в Торваджанике было обнаружено тело Вильмы;

d) какая одежда была найдена на ней.

Газета «Унита», орган итальянской компартии, занялась таинственным телефонным разговором. По ее данным, он имел место 29 апреля 1953 года. Актриса написала письмо в газету, протестуя против той «легкости, с какой она распространяет фантастические и тенденциозные легенды». И заявила, что в этот день находилась в Риме. Однако полиция установила, что звонок все-таки был.

Черные истории

Журналист Муто попал под суд из-за показаний Джобен Джо, согласно которым Ана Мария Кальо проиграла в карты 13 млн лир: дело было в Капакотте, а партнерами актрисы выступали Монтанья, Пиччони и высокий полицейский чин. Джобен Джо заявила, что ее знакомый, некий Джанни Кортессе, эмигрировавший не так давно в Бразилию, откуда пишет, что «очень хорошо устроен», несколько лет назад был в Генуе известным наркоторговцем. И поставлял одному из друзей актрисы, стоматологу, крупные партии кокаина. Этот зубной врач, друживший с Монтаньей, и представил ему Джобен Джо.

Другой свидетель в конце концов признался, что несколько лет назад был в гостях у Монтаньи. Их общий приятель, адвокат, злоупотреблял наркотиками, от чего у него бывали даже приступы белой горячки. По словам свидетеля, в апреле или в июне 1947 года Монтанья, его друг-адвокат и неизвестная женщина явились к нему домой совершенно голыми и разбудили его непристойными словами.

Кому же верить?

Процесс Муто превратился в зверя о многих лапах. После того как вызывали свидетеля, обязательно приходилось вызывать других, чтобы установить истинность его показаний. Постоянно возникали новые имена. Пресса в свою очередь вела спонтанные расследования и каждое утро обрушивала на читателей очередную сенсацию. Среди выступавших на процессе был и Витторио Ферольди де Роза, который, по его словам, в июле или августе 1953 года предпринял путешествие на автомобиле из Рима в Остию в компании друзей – в том числе и Андреа Бизаччиа. Ферольди заявил, будто она рассказывала соседу, что на побережье Остия-Торва занималась доставкой наркотиков; что была знакома с Вильмой Монтези, принимавшей участие в одном из «празднеств наслаждения» в Кастельпорцано, и что видела ее пояс в руках «другого человека».

Сильвана Изола, тоже ехавшая в этой машине, сообщила на допросе, что крепко спала всю дорогу и ничего не слышала. Но еще один из спутников – Гастон Преттенари – подтвердил, что в самом деле Андреа Бизаччиа разоткровенничалась. И среди прочего сказала, что Монтези на вечеринке дали покурить «какие-то сигареты», и у нее случился коллапс. Ее сочли мертвой и оставили на берегу.

Еще один свидетель – Франко Маррамей – показал, что однажды вечером в маленьком баре на виа Бальбуино слышал, как Андреа Бизаччиа сказала: «Вильма не могла погибнуть в результате несчастного случая – я очень хорошо ее знала».

Второе явление князя

С учетом невероятной газетной шумихи и явного недовольства со стороны общественного мнения апелляционный суд Рима затребовал у генеральной прокуратуры дело, уже дважды отправленное в архив. 29 марта 1954 года – почти через год после гибели Вильмы – надзорный отдел принял разросшееся дело к своему производству и возобновил расследование.

В течение целого года тучный и улыбчивый Рафаэль Сепе работал день и ночь и распутал этот клубок противоречий, ошибок и лжесвидетельств. Ему пришлось все начинать сначала. Тело Вильмы Монтези было эксгумировано и направлено на повторное вскрытие. Рафаэль Сепе, фигурально выражаясь, стасовал колоду и разложил карты рубашкой вниз.

Сутки, пропавшие из жизни Вильмы

Поскольку, как уже было сказано, Сепе начал с самого начала, он прежде всего попытался точно установить, когда именно Вильма 9 апреля вышла из дому. Имелись два свидетельских показания: одно – отца погибшей, который вечером заявил в полицию, что консьержка Адальджиза Россини видела Вильму в 17:30; второе – от полицейского в Саларии, в своем первом рапорте от 14 апреля указавшего, что та же консьержка указывала ранее иное время: ровно пять вечера.

Следователь вызвал консьержку, и та без колебаний подтвердила: Вильма вышла из подъезда не ранее 17:15. У Адальджизы имелись основания утверждать это столь категорично. Как раз в те дни, когда произошла трагедия, в доме работала бригада ремонтников, оканчивавших работу ровно в пять. Затем они умывались во дворе, что занимало не более десяти минут. 9 апреля, когда они завершили работу, Вильма еще не появилась. Не было ее и после того, как рабочие ушли. Консьержка видела, как она покинула дом спустя еще несколько минут. То есть после 17:15.

Крепкий орешек

На этом допросе консьержка из дома 76 по улице Тальяменто дала показания, заставившие следствие усомниться в безупречности семейства Монтези. И в самом деле – поведение родителей Вильмы решительно изменилось с того дня, как было обнаружено ее тело. Адальджиза Россини сообщила, что несколько дней спустя мать стала настойчиво уговаривать ее изменить показания и сказать, что Вильма вышла из подъезда в половине шестого. Консьержка отказалась. Тогда мать спросила:

– Каким же образом тогда доктор Пассарелли в это самое время оказалась с ней в одном вагоне?

По словам Адальджизы, она ответила:

– Доктор просто невнимательно взглянула на часы.

И в негодовании от этого давления воскликнула:

– Не на такую напали! Я врать не стану!

Синьора доктор

Опять-таки для того, чтобы все начать сначала, доктор Пассарелли была вызвана на повторный допрос. Она появилась у следователя в состоянии беспокойства и возбуждения и на этот раз не заявляла так уверенно, что видела в поезде Вильму Монтези. «Мне так показалось», – повторяла она. И снова описала девушку – лет 28–30. «Волосы взбиты надо лбом, по бокам – локоны, на затылке собраны в большой узел. Без перчаток. На ногах – мокасины. Одета в жакет зеленоватого цвета».

Между тем Вильме несколько месяцев назад исполнился 21 год, а по общему мнению выглядела она еще моложе. В тот вечер она вышла из дому не в мокасинах, а в нарядных туфлях с золотыми пряжками. Не совпадали и прически, поскольку Вильма опять же несколько месяцев назад стала коротко стричься.

Хватаясь за соломинку

Следователь предъявил синьоре доктору жакет, обнаруженный на теле Вильмы Монтези. Увидев его, свидетельница растерялась – он был желтого цвета, броский и запоминающийся. Она даже вывернула жакет наизнанку, словно надеясь, что изнутри он окажется зеленым. И потом категорически заявила, что это не тот жакет, что был на ее попутчице в поезде.

Сепе выяснил, что Пассарелли не привлекали к опознанию тела Монтези. Вернее, оно свелось к тому, что ей предъявили остатки одежды. Следователь счел нужным поглубже изучить поведение Пассарелли. Выяснилось, что она получила ученую степень по филологии, служит в министерстве обороны, приходится дочерью высокопоставленному военному и принадлежит к респектабельному римскому семейству. При этом обнаружилось, что она страдает близорукостью, но очки не носит, и что по характеру – импульсивна, нерассудительна и склонна к фантазиям. Сепе удалось установить, откуда взялись деньги, на которые, сделав свое первое и неожиданное признание, свидетельница купила квартиру за 5 600 000 лир.

«Отсюда – в вечность»

Признав показания Пассарелли несостоятельными, следователь решил установить, сколько времени занимает путь от виа Тальяменто, 76, до железнодорожного вокзала. В эксперименте участвовали двое карабинеров, чиновники департамента муниципального транспорта и министерства обороны.

От подъезда до входа в здание вокзала – 6301 метр (самым коротким путем). Чтобы преодолеть это расстояние (без учета светофоров и пробок), такси требуется ровно тринадцать минут. У пешехода, идущего неспешным шагом, это займет от 1 часа 15 минут до 1 часа 21 минуты. Скорым шагом – 50 минут. Если воспользоваться трамваем (маршрута В) – 24 минуты. Если предположить, что Вильма добиралась до вокзала именно этим способом, следует прибавить еще как минимум три минуты – именно столько нужно пройти от подъезда дома № 76 до остановки автобуса, находящейся в двухстах метрах.

Однако сколько-то времени потребуется, чтобы купить билет и дойти до своего вагона по платформе, расположенной в трехстах метрах от касс. В итоге был сделан важный вывод: Вильма Монтези не могла ехать в Остию на поезде, отправляющемся в 17:30. С высокой вероятностью можно предположить, что она не сумела бы сделать это, даже если бы вышла из дому в пять часов.

Час смерти

Дознаватели, делавшие первые выводы, не приняли в расчет одно очень важное обстоятельство: доктор Ди Джорджо, первым обследовавший тело на пляже Торваджаники, указал, что идет трупное окоченение. Судебный эксперт отметил «частичное окоченение», но имел все основания указать, что этот процесс идет. Окоченение наблюдалось в области челюстей, шеи и верхних конечностей. Правило Нистена^[6] гласит: «Трупное окоченение начинается с челюстных мышц, переходит на шейные и на мускулы верхних конечностей». На основании этого Ди Джорджо сделал вывод – смерть наступила за 18 часов до осмотра, который проводился в субботу 11 апреля в 9:30 утра.

С чего началась ошибка

Тело Вильмы целый день пролежало на солнце. Когда же наконец вечером из Рима пришли инструкции, его еще через несколько часов переместили в амфитеатр. К тому времени, как на опознание прибыли Родольфо Монтези и Анджело Джулиани, прошло уже более суток. В акте судебно-медицинской экспертизы указывалось, что смерть наступила вечером 9 апреля, о чем можно судить по начавшемуся разложению тканей и т. н. «гусиной коже». Спустя год после смерти группа профессоров медицинского факультета после тщательного изучения останков сделала новый вывод: разложение могло быть спровоцировано долгим пребыванием тела на солнце и во влажной среде; напомним, что погибшая пролежала на пляже Торваджаники весь день 11 апреля.

В отношении «гусиной кожи» было заявлено, что это – характерная примета погибших от утопления, однако может возникать и при жизни в результате сильного испуга или длительной агонии. В случае Вильмы Монтези это объясняется и тем еще, что тело до вскрытия долго пролежало в холодильнике. Тем не менее первое заключение доктора Ди Джорджо было основополагающим: окоченение носило частичный характер. И вывод был неоспорим – смерть девушки наступила вечером 10 апреля, спустя сутки после того, как она, по словам консьержки, выходила из подъезда.

Что же она делала в течение этих двадцати четырех часов?

Сутки, пропавшие из жизни Вильмы

Предстояло установить истину в еще одном важном вопросе – найти место гибели Вильмы Монтези. Поскольку вполне вероятной считалась версия того, что девушка мыла ноги у самого берега, потеряла сознание, упала, захлебнулась, и волны выбросили ее в двадцати километрах от этого места – на пляж Торваджаники.

Доказывая правдоподобие этой версии, полиция Остии сообщила, что ночью 10 апреля в этом секторе бушевал неистовый шторм и дули сильнейшие северо-западные ветры. Доктор Сепе обратился к профессорам метеорологии с просьбой подтвердить этот факт. В ответ на запрос специалисты, приложив данные за весь апрель 1953 года, сообщили, что в указанное время в секторе Остия-Торваджаника никаких ураганов не было. Самый заметный природный катаклизм случился 11 апреля и ровно в тот час, когда был обнаружен труп Монтези: тогда действительно со скоростью 13 км/час задувал норд-вест.