Осколок истории. Книга вторая. Рассказы

© Евгений Тимофеевич Рекушев, 2018

ISBN 978-5-4493-2550-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, Рассказы

ПРЕДИСЛОВИЕ

Образ жизни, суждения, интересы людей, сначала поражают нас в молодости, а потом, с возрастом, мы становимся равнодушнее, хотя и не соглалашаемся с примирениями в этой жизни. Наш мозг поражают всевозможные вопросы. Зачем мы поднимаемся с постели, зачем двигаемся и работаем, рожаем, переживаем, обижаемся, радуемся и т. д. Для чего вообще жили и живем на этом свете? Довольно трудно отвечать на все эти вопросы. Впрочем и нет нужды отвечать на них. Люди живут потому, что родились и живут из чувства самосохранения и выживания, и откуда там взяться задним мыслям. У всех с годами образовывается привычка плыть по течению предоставленной жизни и, вставая из теплой кровати, мы вкатываемся в нее, забывая под сложенным второпях одеялом, все эти никому не нужные философские вопросы. Однако, с возрастом, все чаще и чаще возникает мысль высказаться кому-нибудь и попытаться найти ответы на те вопросы, которые бередят душу.

В этом сборнике я попытался поговорить с вами, не давая четких ответов на вопросы, заданные жизнью. В своих коротеньких историях, совсем не следуя жанрам рассказов и новелл, я попытался просто поговорить с вами. А по какому жанру вы написанное воспримете – не имеет никакого значения. Главное, что бы вы смогли использовать возможность посмотреть на мир моими глазами.

ЛАМПОЧКА

Все началось с граблей, на которые я наступил в полной темноте, в подъезде многоэтажки, в которой проживаю вот уже почти сорок лет. Поздно вечером, возвращаясь домой, был врасплох застигнут этим мерзким и колючим сельскохозяйственным орудием дачного пользования, с деревянной и тяжелой ручкой, оставленным кем-то у дверей лифта.

А все произошло из-за какой-то паршивой сгоревшей лампочки в подъезде, и наступившего вследствие этого, мраке. Огромная, фиолетово-синеватая шишка, выскочившая на моем лбу, сверлила мои мозги мыслью, что надо что-то предпринять. Почесывая зудящий, появившийся незапланированный источник боли, присел за письменный стол и, шатающимся от взведенных нервов почерком, накатал заявление в службу моего милого и родного микрорайона, обеспечивающую нашу жизнедеятельность. Службу, которая очищает нас от отбросов и мусора, из квартир нашего дома, от отходов проживания сообщества, и несущую свет в наши темные души, погрязшие в темноте безнравственности и неплатежей, т.е. в незаменимый никем вот уже столетие, ЖЭК, с его дворниками и электриками, паспортистками и слесарями, сварщиками и мастерами, и прочими ИТРовцами. Словом, персонал, умеющий и знающий все, и иногда летящий, как бабочка, на пенсионные банкноты, оказывая за их изьятие из наших карманов мифическую помощь в трудную минуту, заблудившемуся в страхе бытия простому жильцу, потребителю всевозможных бытовых жилищных и коммунальных услуг. Неумирающего монстра нашей цивилизации – ЖЭКу.

Из-под моего металлического пера, стонущего от скрипа и моей боли, выползло заявление. Запечатав, я отослал его в наш легендарный, непотопляемый и вечный орган насмешек и выражений в их адрес, родной ЖЭК.

Начальнику ЖЭКа №13\2

от вашего поклонника и Фана

Иванова Ивана Ивановича

проживающего в доме №311

Уважаемая и любимая всеми жителями,

начальница, Людмила Ивановна!

Я проживаю в «самом чистом и светлом доме», согласно таблички на фасаде, который, несмотря на ваши усилия и заботы о нас, все еще стоит, вот уже 40 лет. И радуюсь я, что вы сохранили дорогие нашему сердцу исторические развалины, и непролазную грязь возле мусорных баков, оставшиеся во дворе после гибели Помпеи. А также, благодаря вашему труду и заботам о нашей истории, вечерами высвечивается красочная мозаика на стенах подъездов, в виде трехбуквенных иероглифов, оставленных детишками наших предков в третьем поколении, и рисунки, определяющие половые признаки, согласно анатомическому атласу и камасутры.

Притом, осознавая вашу крутую озабоченность и занятость, спешу сообщить, что грабли, оставленные вашим дворником у дверей лифта в нашем подъезде, нанесли мне пощечину от, как я думаю, вашего имени. Наверное, за какую нибудь провинность, пока не догадываюсь за какую. Может это за неплатежи? Так я добросовестно выбрасываю из своей пенсии деньги на ветер, т.е. вашему ЖЭКу. Но в этом, конечно, виновата и темнота, пришедшая в наш подъезд и живущая там без оплаты за аренду, заменившая свет от маленькой сгоревшей стеклянной лампочки, вкрученной Владимиром Ильичем Лениным, на тьму, ожидая следующего прихода коммунизма, плюс электрификации всей страны, при реализации и выполнении великих планов ГОЭЛРО.

Однако, не обвиняя вас в появившейся у меня на лбу гуле, прошу вас заменить сгоревшую лампочку в нашем подъезде, засветившуюся в тридцатые годы нашего столетия, и окончившую свою светлую жизнь так неудачно, и не вовремя.

Приложение:

квитанция о стопроцентной оплате коммунальных платежей.

фотография синяка, полученного от ваших грабель.

Справка из диспансера и от психиатра, о том, что здоров.

Ваш незнакомый Вам, тот еще друг, Иванов И. И.

Жэк 13/2

Иванову И. И.

Уважаемый Иван Иванович!

Администрация ЖЭКа, рассмотрев ваше заявление, сообщает, что, к нашему большому сожалению, денежные средства, имеющиеся на нашем расчетном счету, недостаточны для приобретения лампочки, пришедшей в негодность в вашем подъезде дома №311. Для того, что бы денег было у нас достаточно, вы должны пристыдить соседей, и заставить их оплачивать коммунальные услуги, хотя бы даже пройдя с копилкой по квартирам. Что касается граблей, нанесших вам вред, сообщаю, что на нашем балансе они не числятся.

с уважением,

начальник ЖЭКа №13/2 Петрова

Утром, перед обедом, в подъезд заглянул представитель ЖЭКа и, взяв грабли под мышки, удалился продолжать, очень нужные для нас и страны, хозяйственные дела, требующие какого-то немедленного исполнения, так как приближался вечер, а ходьба в темном подъезде становилась очень опасной. А я, сев за стол, продолжил капать чернильные слезы на чистые листы будущих заявлений по инстанциям.

Голове города,

от тела остального организма,

Иванова И. И.

проживающего в доме №311

Уважаемый и, ставший очень близким

нам, народу, Сэр-Мэр!

Получая истинное блаженство от идеологически голубой близости с вами, и отдавая вам половину своей пенсии на услуги ЖКХ и их сервис, к большому для себя огорчению отмечаю, что мрак, посетивший подъезд дома №311, в котором я проживаю, нанес мне ущерб в виде шишки, вскочившей у меня на лбу от приблудившихся неизвестно откуда граблей, ставшей сторожевой собакой, защищающей двери лифта. Конечно, я сознаю, что виновата во всем сгоревшая лампочка, которую мой верный и любимый всеми нами ЖЭК, не может приобрести, из-за отсутствия средств на расчетном счету.

Может, очень дорогой для меня МЭР, наша светлая Голова города, сможет решить эту очень сложную задачу, возникшую из ничего? И я, наконец, смогу носить шляпу, которая в данный момент, из-за шишки пока еще не налазит на мою голову. Мой любимый и очень дорогой для меня МЭР, замени, пожалуйста, лампочку в подъезде.

С уважением, в низком поклоне, И. И. Иванов

Городская Мэрия

Иванову И. И.

Уважаемый Иван Иванович!

Департамент жилищно – коммунального хозяйства города, тщательно рассмотрев ваше заявление, сообщает следующее:

действительно, в бюджете города не предусмотрены расходы на приобретение и замену вашей сгоревшей лампочки, но депутатский корпус городского совета рассмотрит ваше предложение и внесет на заседание сессии горсовета проект решения выделения средств на дополнительные расходы по приобретению лампочки, в бюджете города на следующий, поточный год.

Что касается граблей, напавших на Вас, МВД города не смогло задержать виновницу нанесенных вам побоев и привлечь ее к уголовной ответственности, ввиду ее исчезновения.

Однако следствие продолжается и прокуратурой города будет возбуждено уголовное дело в отношении напавшей на Вас гр. Аблиной.

О принятых мерах вам будет сообщено дополнительно.

с уважением,

МЭР города, М. Попкин

В микрорайоне появились с рупорами и мегафонами, как я догадался, депутаты местных советов. Они стенка на стенку пошли друг на друга. Одни, – обвиняя противников в краже лампочек из подъездов, другие, – в засылке и подбрасыванию граблей, наносящих увечья многострадальному народу, который они, представляя нас, защищают. Жители микрорайона, высыпавшие из соседних многоэтажных домов, с удовольствием слушали этот цирк, а кое-кто даже пытался собирать мелочь, для оплаты выступлений бедных наших избранцев – клоунов.

К вечеру, накричавшись и спрятав рупора и мегафоны по сумкам, гурьбой, в обнимку друг с другом, наши депутаты пошли в соседнее кафе отмечать победы в сражениях друг с другом. И долго еще в воздухе доносились до жителей фразы: – а как я? А ты ничего! А у тебя мало экспрессии. А ты забыл обматюкать Иванова.… И только эхо мягко сводило на нет угасающий гомон. А я пошел продолжать принимать на себя танталовы муки над творчеством следующих заявлений.

Вашему величеству и их высочеству,

хозяевам всея страны,

от вашего батрака и вассала…

Иванова И. И.

Очень дорогие для всех нас,

господа Паны!

Премьер и президент нашей страны!

Сгоревшая лампочка в моем подъезде ничто, по сравнению с вашими заботами о нас, маленьких винтиках сложной машины социализма, коммунизма и дерьмократизма, создающихся вашим неувядающим и неисчезающим толстым аппаратом в нашем несчастном регионе более 50 лет, породив уже почти созревший политический фурункул нашего бытия. Этот болезненный нарыв на теле государства, до сих пор не может прорваться, чтобы принести облегчение телам живущим в нем людям. Однако смею заметить, что стеклянное и хрупкое изделие, под названием «лампочка Ильича», до сих пор еще украшает и осветляет нашу и без того мрачную и темную жизнь, созданную политическими кухарками и депутатами-знахарками, и благодаря, т.е., несмотря, на ваши героические усилия, мы, старики, еще живы. И хотя иногда мы спотыкаемся и наступаем на грабли в наших темных и мрачных подъездах, не унываем, зная, что именно вы, наши слуги, придете на помощь в трудную минуту и замените сгоревшую лампочку в подъезде дома 311, и накажете, наконец, виноватых – темноту и грабли. А мы, в свою очередь, еще раз придем на выборы, чтобы вы, наконец, навсегда и напостоянно заняли свои законные высокие и мягкие кресла в вашей, полной сложностями и денежными знаками, построенной нами жизни.

Целую ваши ноги…

Эх!… С любовью к вам всем… И. И. Иванов

Администрация презыдента,

Кабинет министрив.

Иванову И. И.

Шаноблывый та шановный Иванэ Ивановычу!

Политычна загроза в нашем суспильстви зараз не дае змоги достроково выришыты пытання у вашему зверненни, але, наш любый Иванэ Ивановычу, щодо вашых вымог, перерахованых у ций заяви, воны обовъязково будуть розглянути писля прыйняття окрэмых докумэнтив у парламэнти, та пидготовци окрэмых проектив ришень та законив на сессиях парламэнту в строк найблыщих пьять рокив.

Дарагой окраинец, премьер Азарини.

Дуже, з повагою до вас, презыдент Люлюкович.

Проснулся микрорайон от гула и рычания заграничных импортных тойот и мерседесов. Мужчины в галстуках красных и синих цветов, а женщины в длинных юбках и шарфиках оранжевых цветов, с закрученными на головах снопами белых кос и высоких темных причесок с голубыми пятнами, гулом и гамом наполнили дворик перед моим подъездом. Из бумеров и джипов выходили полковники и генералы, обвешаные орденами, крестами и медалями.

Потихоньку собирался и подтягивался народ из соседних домом, думая, что к ним приехали артисты с майдана, хотя по существу так оно и было. Кряхтя, из БМВ выкарабкался генерал с оттопыренными ушами и зычным и грозным голосом, раздевать и властвовать, произнес:

– а кто это здесь такой, разэтакий Иванов, так сказать.

Я съежился, превращаясь в маленького комарика, и пропищал, икая и сморкаясь от ужаса, дескать, это я. Он посмотрел на меня снизу вверх и спросил: – а где ваша соучастница – грабля? И этим вопросом он поставил все на свои места. И я, уже нисколько не смущаясь, заявил, что это родственница нашего пана президента, и она поехала к нему жаловаться на начальника МВД за изнасилование им ее, в нашем темном подъезде, потому, что там нет лампочки, которую вы не вкрутили. А в темноте всегда происходят всякие темные делишки. Минут десять эти дяди и тети, собираясь группками, о чем-то шептались, били друг друга ногами в пах, а затем, дружно рассевшись по машинам, укатили из нашего дворика, разочаровав собравшуюся публику отсутствием концерта.

Усталый от непонимания и расшифровок ответов структур местного самоуправления, администрации высшего порядка, и от ношения с собой фонарика, не удовлетворившись ответами нашего панства из далекой и недосягаемой столицы, решился на крайний шаг – искать помощи у творца нашей планеты, под названием «Земля», которую и сотворил ОН, якобы за семь дней. Сев за письменный стол, стал преобразовывать крик души в слова и предложения моего к НЕМУ, заявления, понимая, что письмо на деревню дедушки является последним абсурдом в решении вопроса об этой мерзкосгоревшей лампочке.

Главному хозяину Олимпа,

в Олимпийской деревне

гр. Зевсу.

Бог и Создатель ты наш!

Язьмь твой червь и тварь твоя подколодная, и создание мерзкое твое. Да будут бесконечными дни твои и разум нескончаемый. Помню твои словати на вторый день твого сотворения мира земного, из пыли и духа твого, и космического ничто.

Это Ты сказал – Да будет свет!

Нищасе припадаю ниц пред твоими коленопреступными окончаниями ног твоих. И лобызая их, молю тебя лишь об одном. Пусть будет свет и в моем подъезде. Крикни об этом всем подчиненным и неподчиненным земным департаментам и службам.

Спаси, Господи! Невидимый и неуловимый отец мой. Есьмь червь твой. Защити меня от братьев по разуму с их ненасытными к побоям граблями в темном подъезде, из-за отсутствия лампочки. Батяня, помоги! Молю тебя и молюсь тебе…

Да ниспошлют тебе, Господи, приличную пенсию департаменты твоего Олимпа. Не такую как у меня, от размеров которой и половины отпущенного тобой мне срока, не прожить. Славься в веках! Аминь!

твой сынуля, И. И. Иванов

Накатав телегу всевышнему, на безадресный и святой Олимп, на всякий случай перекрестился и, упав в кровать, крепко заснул. Снились мне ангелы, ведущие меня по млечному пути к открытым настежь вратам рая, в которых стоял, сверкая позолотой одежды, святой Петр. Он поднес к губам серебряный рупор и прокричал: – заявление твое получено, несчастный, иди домой с богом и жди ответа. Я проснулся, и, осознавая свою бредовую идею писать письма тому, кого не существует, присел к письменному столу. И похолодел от ужаса. Письмо богу отсутствовало, а вместо него лежал полускрученный папирус, раскрашенный позолотой и выписанными вязью буквами, а сверху папируса лежала новенькая стеклянная лампочка, вложенная в картонный коробок. Ну, конечно же, я прочитал это письмо с содроганием и неверием. Этого не может быть, думал я, гладя уже зажившие синяки и замеряя ладонью температуру лба, нет ли у меня горячки, пока не дошел до подписи в этом документе.

Резиденция Всевышнего.

Департамент святого Петра.

Иванову И. И.

Ах ты, земная амеба, тварь одноклеточная. И кто тебя надоумил искажать русский язык. Я что, дебил, по-твоему? И отцом тебе не являюсь, так как никогда не видел твою мать, а тем более не находился с ней в близких отношениях. Я не извращенец и дух мой святой только в красках на иконах, а не в постелях святых девственниц, и на ликах икон сам на себя вовсе не похож. В отношении жалобы – я ее рассмотрел и сделал вывод: – лечиться тебе надо не только от старости и маразма, но и у психиатра, от обилия умственных клеток, которые давят на черепок, заставляя делать глупости. Никто за тебя не будет ничего делать. А посему, малодушный и слабый земляной червячок, возьми эту лампочку, которую тебе дарю, в свои руки, и вкрути ее в патрон, вместо сгоревшей. И душа твоя сразу успокоится и ты не будешь брызгать словесной слюной и пачкать жалобным поносом ни администрацию, в своих бесконечных и бесполезных заявлениях, ни человечество в целом, и будешь видеть дальше, чем слышишь, и даже сможешь рассмотреть своими куриными мозгами, где же прячутся ненавистные тебе грабли, на которые ты постоянно наступал всю свою сознательную жизнь. Аминь!

От имени святого Петра,

любящая, и искренне жалеющая

тебя, моего супруга, твоя жена, Иванова А. В.

Вы думаете, что на этой фразе все и оборвалось? Дудки! Рассмеявшись и успокоившись, конечно, вкрутил лампочку в подъезде, приставив к стене стул. И даже подмел подъезд, выглядевший мусорной свалкой в ярком свете малюсенького солнышка под потолком. А через пару дней, возвращаясь вечером домой, я снова встретил свою старую знакомую подругу – темень, жившую еще совсем недавно бесплатно в нашем подъезде. Пробираясь в мраке и на ощупь, к дверцам лифта, я вдруг получил два резких удара в лоб, и сквозь зарево посыпавшихся из глаз искр, увидел обнимающихся подружек – грабли и швабру, лежащих и дрожащих от смеха у моих ног. Единственное, что я успел рассмотреть, проваливаясь в небытие, это отсутствие в патроне лампочки, подаренную мне богом и женой, и которую я два дня тому назад вкрутил своими руками, вместо сгоревшей. В моих мозгах медленно гаснет свет, а, следовательно, больше ничего дополнительно сообщить уже не смогу. Но мысль, угасавшая вместе с сознанием, дала возможность все-таки осознать – все начинается сначала, а значит, пока еще буду жить, я буду смеяться, и умру смеясь!

О МАТЕРИ

Совсем недавно умерла моя мать. В комнате, в которой мы проживали вместе с ней, была убогая обстановка. Стол, стулья, кровати, комод и большие напольные старинные часы с боем, которые от старости уже давно не ходили. Я лежал на кровати и горько плакал. Тяжело в десять лет терять близких людей. Умерла моя матушка и я считал, что остался в этом мире один. Кроме моего двоюродного брата, жившего далеко от меня, более никого из родных не осталось.

Жили мы рядом с железнодорожной станцией и поезда, проходящие мимо, часто будили нас, заставляя тарелки и чашки, стоящие в комоде, мелко дребезжать. Уставший после похорон я невольно задремал, не обращая внимание на эти посторонние шумы. Наступила ночь. Что-то разбудило меня. Мимо прошел состав, гремя буксами на стыках рельс. И вдруг в углу, где стояли часы, раздался скрежет и часы, молчавшие с момента моего рождения, вдруг начали тикать и звучать в моей голове колокольным набатом. Какая-то внутренняя, тягучая сила заставила меня подняться с кровати. Движимый диким внутренним страхом я встал и подошел к часам. Молчавшие до сих пор от старости часы прохрипели надтреснувшим голосом 12 раз. Стрелки дернулись еще раз и остановились на полуночи. Со скрежетом сама открылась скрипучая входная дверь, и лунный свет высветил дорожку, ведущую к кладбищу, расположенному в низине, недалеко от нашего дома. Что-то внутреннее подталкивало меня выйти наружу. Какая то сила заставляла меня делать то, что не хотелось. Я вышел на крыльцо, которое жалобно заскрипело под моими ногами, и медленно направился к кладбищу, где была захоронена моя матушка, убыстряя и убыстряя свое движение, которое вскоре перешло в бег. Было очень темно. И мне казалось, что все страшное, что существует в природе, ополчилось против меня. Воспоминания о вампирах и вурдалаках всплывали в моей памяти и настраивали меня на самые страшные и ужасные мысли. Светила крупная луна и кладбище было освещено самым странным сиянием. Запыхавшись, я присел возле могилы матери, и почувствовал себя одинокой собакой, потерявшей своего хозяина. Мне хотелось выть и плакать. Совсем недавно мне было с кем поделиться своими проблемами, вымокнуть в ее жилетку свои слезы и утром, проснувшись, радостно продолжать свой путь в жизни. Тучи затянули и погасили свет луны, и кладбище превратилось в мрак. Было темно так, будто на мое лицо была натянута черная повязка и глаза, естественно, ничего не видели. Продолжалась эта мгла недолго. Просвистел, касаясь моих щек ветерок, и облака, повинуясь его движениям, обнажили лунный свет, который высветил место могилы, на которой я сидел. Край свежей могилы, в которой была похоронена моя мать, был сырым и покатым. Размазывая слезы на своих щеках, горько сожалея о раннем уходе матери из жизни, я думал о том, что ждет меня в будущей жизни.

И вдруг я обомлел. Из соседней могилы начал появляться призрак. Медленно, медленно, выползая из под серого монумента могилы, поднялся серо-белый призрак с голубыми оттенками. Качаясь и вибрируя, он начал клонится ко мне. Его призрачные конечности тянулись в мою сторону, пытаясь обхватить меня. Я в жизни не боялся ничего. Но когда этот призрак направился в мою сторону, покачиваясь и увеличиваясь в объеме, нервы мои сдали и я потерял сознание.

Я чувствовал, что ко мне приходило ощущение жизни. Лежа в больничной кровати, я видел знакомые лица соседей и, как в тумане, они то приближались ко мне, то медленно отдалялись. Это были далекие родственники и друзья. А мой двоюродный брат, меняя мокрые повязки, приложенные к моему лбу, гладил мои ладони и нервно чесал свои виски, о чем-то думая. Я пытался, что-то сказать, но язык мне не повиновался. Брат увидев, что я пришел в сознание, попытался сообщить, что в этом состоянии я находился трое суток, и что меня нашли на кладбище сторожа, и принесли домой в коматозном состоянии. А я, слушая его, так и не смог вспомнить, что в действительности произошло. Память отказывала мне повиноваться. По словам близких и знакомых очевидцев, когда меня нашли в этом состоянии утром, лежащим на могиле матери, я бредил и проклинал сатану и чертей. Самое страшное и неприятное для меня было то, что в зеркале, принесенным братом, я увидел седого старика. Я стал совсем седым. Седым и серым как мумия. Гораздо позже, когда потихоньку начал приходить в себя и восстановилась память, я поделился информацией с братом о том, что видел на кладбище, и он долго осмысливал полученную информацию.

Было уже поздно и очень темно, когда брат пришел ко мне через два месяца после плачевных и непонятных событий, связанных со смертью матери, произошедших на кладбище. Он молча сидел за столом, катая шарик хлеба по столу, и посматривая на меня и часы. Мимо проходили поезда, а мы сидели за столом молча и сосредоточенно. И вдруг, молчавшие до того часы пошли и стали отмерять время. – Не бойся ничего, тихо и мягко произнес брат, продолжая катать по столу хлебный шарик. Старый механизм часов натужно фыркнул и громко отстучал надтреснутым голосом колокола двенадцать раз. Открылась настежь, заскрипев, входная дверь и в комнату ворвался свежий ночной ветерок.– Пошли, сказал брат и первым вышел на крыльцо. Все было, как и в прошлый раз. Так же светила полная луна, так же натужно заскрипело высохшее от времени крыльцо, и так же хлопнула за нами дверь. Мы молча пошли к кладбищу. Я был спокоен. Тяжелая рука брата на моем плече вселяла в меня уверенность, что ничего плохого произойти не может, так как он был рядом со мной и знал, что делает. Мы молча присели на скамейку у могилы матери. Так же как и в прошлый раз, темное облако медленно закрыло яркий диск луны, и темень окутала нас. Небольшой ветерок сдвинул это облако, закрывающее луну, в сторону. Я схватил брата за руку и задрожал. Перед нами медленно качался из стороны в сторону призрачный силуэт. Брат медленно достал из кармана спички. Зажег и поднес горящую спичку к этому призраку. Он ярко вспыхнул, и на этом месте больше ничего не осталось. Затем он взял меня под руку, и мы медленно пошли домой. Я дрожал как осиновый лист и мелкий озноб колотил меня всю дорогу домой.

Дома он нагрел крепкого чая, и мы всю ночь проговорили о том, что же произошло на самом деле. Он, как физик, долго и дотошно рассказывал мне о законах химии, физики, о преломлении света и о многих других премудростях, которые раскрывают тайны происходящего. Я задавал вопросы, а он отвечал на них, объясняя происшедшие события. В этих событиях никакой мистики нет и все до гениальности просто. Газ, выделяемый от гниения трупов, невидим глазу, пока глазное яблоко находится в состоянии покоя, но когда резкий перепад световых импульсов воздействует на нервные окончания глазного дна, мозг не успевает произвести корреляцию этих импульсов, и мы начинаем с запозданием замечать мельчайшие нюансы окружающей субстанции. Так и произошло в моем случае. Резкий переход от темноты к свету заставил мой мозг с запозданием показать газ, выходящий из могилы, а мистическая подоплека довершила последующие действия организма. Это мистическое состояние, и якобы скрипы и трески, и всевозможные сказки о вурдалаках и пр., подогрели и подготовили организм к тому состоянию, в котором я оказался. Брат рассказал мне, что часы, иногда, от перекошенных от времени деталей, могут снова пойти и снова остановиться под влиянием внешних факторов. Одним из них было движение поезда и дрожание пола, на котором установлены часы. Перекошенная от старости дверь тоже имеет право, от дрожания пола, как в случае от стука часов, сама открыться и закрыться. А печаль о матери, рано ушедшей из жизни и оставившей меня одного в этой жизни, заставила меня очень резко отреагировать на окружающую обстановку, о чем в последствии я убедился окончательно. Но это уже совсем другая история.