Чингис-хан, божий пёс

– Не о том сейчас тебе надо думать.

– А о чём же?

– О том, как добраться до своих родичей. Но степь большая, а ночь для беглеца – ох как коротка.

– Да, мой отец говорил: степь – хозяйка, человек в ней – гость. Это хорошо, что она большая: укроет гостя. А если всё-таки попадусь на глаза нукерам Таргутая – уж я им в руки живым не дамся. Но сначала постараюсь, чтобы обе стрелы не пропали даром.

– Постарайся всё же не попасться им на глаза. А мою беломордую рыжуху не слишком понукай, но и не останавливайся как можно дольше: эта кобылка хорошо держит умеренный темп… Хотел бы я надеяться на твоё везение.

– Хуже, чем сейчас, всё равно не будет. Лучше один день быть свободным человеком, чем всю жизнь оставаться дрожащей тенью в невольничьей колодке… Ничего, я ловкий – доберусь.

– Это видно, да. Главное, чтобы в тебе не пошатнулась вера в свои силы. Уходит от погони не тот, кто бежит, а тот, кому суждено. Да хранят тебя духи предков и Вечное Небо.

…Задолго до рассвета сборы были закончены. Тэмуджин вскочил на лошадь и тронулся в путь. Вскоре он благополучно миновал значительно поредевшие к тому времени дозоры и затерялся в тёмном океане трав.

***

Мальчик ехал по прокалённой солнцем степи четверо суток, с редкими остановками для кратковременного отдыха. Всё смешалось у него в сознании, множество тягостных воспоминаний и противоречивых чувств боролись друг с другом. Но долго копившиеся злоба и жажда мести никуда не делись, они лишь упрочивались день ото дня – и лишь немного потеснились на время, стушевавшись в тот миг, когда усталому беглецу наконец удалось отыскать свою семью… Не было предела радости его родных.

– А я-то гадала: жив ли мой сынок, не замучил ли его проклятый Таргутай, – плакала Оэлун, обнимая Тэмуджина, прижимая к груди его запылённое лицо. – Но Великий Тэнгри хранит тебя, не зря я приносила ему жертвы!

– Молодой хозяин, наверное, голодный, – сказала старуха Хоахчин. – Сейчас я разведу огонь и сварю шол²⁴.

– Да-да, – подхватила Оэлун. – А ещё у нас есть корни сараны, ты потом запеки их на угольях. Готовь побольше, ничего не жалей, ведь у нас сегодня праздник. Будем пировать!

– Нет, – возразил Тэмуджин, – сейчас не время для пиршеств. Собирайтесь, нам надо как можно скорее уходить отсюда.

– Правильно, – поддержал его Хасар. – Таргутай Кирилтух не успокоится, скоро его нукеры явятся сюда искать брата. Обозлённая собака три дня на людей бросается, а злой человек и того дольше держит камень на сердце.

Не теряя времени, они принялись собирать свой нехитрый скарб в возок. Хорошо ещё, в него было кого запрячь: двух лошадей не смог отобрать Таргутай, поскольку те паслись на дальнем выгоне во время налёта тайджиутов.

Очень скоро семья Борджигинов свернула юрту и, покинув обжитое становище, двинулась вслед за клонившимся к закату солнцем.

– Ну вот, едем на новое место, – шептала Оэлун, сидя в тряском возке. – Где-то теперь остановимся и как там обживёмся? Хотя на старом месте много несчастливых дней выпало на нашу долю…

– Много, о-о-ох как мно-о-ого! – эхом подхватила Хоахчин, будто собиралась с этих слов затянуть печальную песню; но голос её тотчас пресёкся старческим кашлем – и она склонила голову к плечу Оэлун, и, постукивая себя сухоньким кулачком по груди, умолкла.

– Травы за травами уходили в прошлое, а мы не видели ничего хорошего, и горести точили моё сердце, будто черви, – взгляд Оэлун невидяще скользил по уплывавшим назад высоким ковылям, и она украдкой утирала рукавом выступавшую на глазах влагу. – Человеческий век короток, а его печалей хватит на целую тысячу жизней. Хотелось бы мне верить, что сегодня закончатся наши беды и больше никогда не вернутся.

– Не вернутся, – уверил её приободрившийся Тэмуджин.

– Брат сумел сбежать от Таргутая, и теперь всё будет хорошо, раз он снова с нами, – весело поддакнул Хасар.

– Мне-то уже ничего не надо, – продолжала своё Оэлун с печальным лицом. – Если б только вы, мои мальчики, смогли вырваться из нищеты и преуспели в жизни. Но ума не приложу, как этого добиться. Чует моё сердце, на нашем пути ещё столько опасностей, что недолго всем головы сложить…

– Ничего, мы всего добьёмся, – твёрдо сказал Тэмуджин.

– А если что – лучше сложим головы, чем станем пугаться каждого шороха и шарахаться от врагов, как робкие дзерены! – выпалил Хасар. Но тотчас умолк и сконфуженно отвёл взгляд в сторону, вспомнив, что сейчас-то они как раз и бегут, стараясь скрыться от недругов.

– Нет уж, сложить головы – дело недолгое, – поправил младшего брата Тэмуджин. – Мы подождём, пока придёт наше время. Тогда всё у нас будет, и мы сведём счёты с Таргутаем.

Так уж устроен человек: ему легче жить, когда он верит в лучшее. Однако сердце не обмануло Оэлун: семье Борджигинов предстояло ещё немало испытаний и невзгод.

***

После благополучного исхода недавних своих злоключений Тэмуджин воспрял духом. Не зря говорят: никто не возвращается из плена таким, каким он был раньше, а промокший под дождём росы не боится. Впрочем, надежда на лучшую долю всегда жила в нём; даже в самые трудные времена она не давала окончательно упасть духом, опустить руки и сдаться. Ведь только тот побеждает неблагоприятные обстоятельства и ополчившихся против него жестоких недругов, кто умеет бороться. Пусть впереди ждала неизвестность. «Хуже, чем было, уже не будет. Даже если Таргутай снова настигнет меня, я не дамся ему в руки живым», – так решил Тэмуджин.

О, теперь настало иное время! Неволя, унижения и страдания канули в пучину прошлого. Тэмуджин наслаждался быстрым течением дней. Он испытывал радость от ощущения упругости своего тела, от неповторимости каждого движения, от полноты каждого вздоха. Всё у него было впереди; воображение юной души питали яркие краски свободы, а дорога жизни тянулась вдаль – и, теряясь за линией степного окоёма, казалась бесконечной.

Вместе со своей семьёй Тэмуджин нашёл пристанище близ реки Сангур, на южном склоне горы Бурхан-Халдун. Место тихое, пустое и достаточно удалённое от чужих многолюдных улусов. Здесь Тэмуджину и его родичам ничто не угрожало, и они продолжительное время жили спокойно. Поначалу довольствовались тем, что, как и прежде, выкапывали коренья, ловили рыбу, охотились на дроф, тарбаганов и горную крысу-кучугур.

Но повзрослевшим мальчикам хотелось большего, чем каждодневные заботы о пропитании. Они были полны молодых сил и желали применить их, проявить свою удаль, дабы утвердиться в этом мире. Тэмуджин, Хасар, Бельгутей, Хачиун и Тэмуге стали промышлять грабежами и угоном скота, совершая всё более далёкие вылазки в степь, всё более дерзкие налёты на чужие табуны и становища. От куреня к куреню быстро разнеслась молва об отряде неуловимого и бесстрашного Тэмуджина, сына Есугея-багатура. Того самого Тэмуджина, с которым не смог справиться Таргутай Кирилтух, и который посмеялся над всем улусом предавших его тайджиутов.

Молва ширилась и разрасталась. Её было уже не остановить – подобно тому, как не удержать руками течение речной воды или полёт птичьих стай. Одни говорили о сыне Есугея-багатура со страхом, другие – с нескрываемым восхищением, третьи слушали тех и других, качали головами, понятливо похмыкивая, да и тоже делились мнениями:

– Настоящий разбойник! Подумать только: совсем недавно едва доставал до верха тележного колеса. А теперь даже на купеческие караваны нападает. И как он не боится прогневить Вечное Небо своими грабежами?

– А ведь говорят, в его отряде одни мальчишки.

– В том-то и дело, что больно резвые они для мальчишек. Просто удивительно.

– Не вижу в этом ничего удивительного. Новорождённый телёнок даже тигров не боится. Таково уж свойство юности: она страха не ведает.

– Хороши телята! Сущие головорезы!

– Со всей степи самые отъявленные лиходеи сбились в стаю. Хоть и сказывают, что не поможешь росткам, вытягивая их из земли, но тут, верно, являет силу волчье семя Борджигинов: вон какими всходами проросло.

– Да уж, сын волка вряд ли сумеет сделаться телёнком. От судьбы на дне кувшина не спрячешься.

– Разбойное семя всегда носит по ветру: где-нибудь оно да упадёт в землю, чтобы прорасти, как же без этого.

– Другие на их месте давно сложили бы головы не в одном, так в другом набеге, а эти волчата словно заговорённые. Не иначе, им помогает сам Великий Тэнгри.

– Ну, если так, тогда мы ещё увидим, как Тэмуджин сумеет вернуть себе улус Есугея-багатура.

– Нет, это вряд ли. Не по зубам ему Таргутай Кирилтух. Маленьким топором большого дерева не срубишь.

– А вот посмотрим. Топор-то небось вырастет. Ведь Таргутай тоже не сумел извести Тэмуджина: не согнул зелёный прут – потом уж не согнёшь, когда из него вырастет дерево. Если у мальчишки достанет ума и ловкости не сгинуть до срока, то скоро всем тайджиутским родам придётся крепко пожалеть, что не сумели сжить его со света в детстве.

– Тайджиутов много. А мальчишек у Тэмуджина – горстка. Если решатся вступить в противоборство с улусом Таргутая, последствия для юных разбойников выйдут печальные.

– Кто думает о последствиях, тот ни за что не станет храбрецом…

Рассказывали о Тэмуджине и его братьях немало правдивого, но ещё больше невероятного, тысячекратно преувеличенного. Так уж водится повсеместно в любые времена: досужим языкам только дай приукрасить чужие похождения.

А потом наступило время, когда к нему потянулись люди из чужих кочевий. Это были и беглые рабы-боголы, и такие же, как он, изгои, коим наскучило полуголодное нищенское прозябание, и просто юные удальцы без роду и племени. К нему шли молодые и горячие, те, кому невмоготу повседневное однообразие немудрёного степного быта – они жаждали подвигов и приключений, скорого обогащения и бранной славы. Это было как живительный дождь, который долго копился в небе, и вот наконец тучи прорвало – и сокрытая травами неприметная лужица вдруг стала превращаться в большое озеро, по которому ветер вот-вот погонит высокие волны.

Мир устроен жестоко, и его не переделать, потому не остаётся иного, кроме как собрать достаточно сил, чтобы не дать себя погубить. Одно несчастье учит лучше тысячи наставлений, а Тэмуджин за свою – пока ещё недолгую – жизнь успел преодолеть достаточно напастей и бездолья; мало сыскалось бы в степи людей, кому по плечу вынести такое. И теперь волчонок быстро превращался в грозного степного волка.

Порой вспоминались ему слова Сорган-Ширы, сказанные на прощанье в ночь побега:

– Не теряй напрасно времени в молодости, в старости его останется очень мало.

Нет, он старался не терять времени даром.

***

Постепенно собрался у Тэмуджина пусть небольшой, но уже свой собственный улус. Несколько сотен отборных молодых нукеров – лихих рубак и метких стрелков – были готовы пойти за ним в огонь и в воду.

– Когда мы были малы и слабы, любой мог обидеть нас, – сказал однажды Хасар братьям. – А сейчас уже никто не посмеет тронуть нашу семью. Не пора ли явиться к тайджиутам и убить подлого Таргутая?

– Но у него намного больше людей, – возразил осторожный Хачиун.

– Зато каждый наш воин стоит нескольких тайджиутских, – вступил в разговор Бельгутей. – Они не побоятся померяться силами с нукерами Таргутая Кирилтуха. Доберёмся до этого облезлого осла – вспорем его жирное брюхо, а внутренности бросим собакам.

– Вот именно, – с запальчивостью поддержал его Хасар. – Сколько лет мы мечтали о мести! Говорят же: не бойся медлить, бойся остановиться. Веди нас, Тэмуджин, и мы отплатим за все прошлые обиды!

– Ещё не пришёл срок, – медленно ответил тот. – Таргутай был другом нашего отца, а потом предал нас. Нет, убить его – слишком слабая месть. Я поступлю иначе: отберу у него власть, а потом…

Он сделал паузу, раздумывая, как поступить с ненавистным нойоном – и Тэмуге, самый младший из братьев, не утерпев, спросил:

– Убьёшь?

– Нет, – прозвучало в ответ. – Я же сказал: это слишком слабая месть, мне её недостаточно.

– Повесишь ему на шею кангу? – предположил, в свою очередь, Хачиун.

– Любая канга должна показаться ему легче птичьего пуха, летящего по ветру, – сказал Тэмуджин, выдавив из себя кривую улыбку. Затем его лицо посуровело:

– Пока не знаю, как с ним поступлю. Может быть, дождусь, пока все тайджиуты откочуют от его куреня к нашему, после чего заставлю Таргутая служить мне, и он станет изо дня в день – стараясь не подавать вида, что лопается от злобы – выполнять мою волю, сражаться с моими врагами, прославлять меня. А может, ослеплю его и отпущу скитаться по степи, без жён и имущества, без лошади и оружия, чтобы клял свою судьбу и вспоминал о свершённых злодеяниях… Нет, любое наказание мне кажется недостаточным, я пока не придумал, как с ним обойтись. Ничего, у меня ещё есть время поразмыслить об этом. Одно знаю точно: участь Таргутая будет страшнее всего, что он может себе представить.

***

Шли годы. Беды отошли в прошлое и канули в туман. Жизнь налаживалась. Но всё это время Тэмуджин не забывал о своей наречённой. Думает ли Бортэ о нём хоть иногда? Ждёт ли его? Эта широкоскулая чернобровая девочка, которую он помнил десятилетней, занозой сидела у него в сердце.

Долго не решался Тэмуджин ехать за невестой, обещанной ему много лет назад: а вдруг Дэй-сечен откажется выдать за него Бортэ? Ведь за его спиной не было теперь многолюдного тайджиутского улуса. Не было и могучего Есугея-багатура, перед которым дрожали враги, и породниться с которым почёл бы за честь любой знатный нойон. Кто теперь Тэмуджин? Разбойник, гроза чужих табунов, предводитель шайки молодых головорезов. Пожелает ли Дэй-сечен иметь такого зятя?

Первой о его женитьбе заговорила мать. Улучив момент, когда они остались в юрте наедине, Оэлун сказала:

– Помнишь ли ещё ту хонкиратскую девочку, с которой обручил тебя отец?

– Очень часто думаю о ней, – признался Тэмуджин. – Если б знал, что Бортэ выдадут за меня – сегодня же помчался бы к хонкиратам!

– Что ж, тогда поезжай к ней, – сказала мать. – Сегодня-то уже поздно, ведь путь неблизкий, а завтра утром отправляйся. Прошло много времени с того дня, когда тебе была обещана Бортэ, девочка успела вырасти. Она, наверное, устала ждать тебя, сынок.

– Но что, если Дэй-сечен не отдаст её?

– Вряд ли, – покачала головой Оэлун. – Не отдать жениху обещанную невесту – большой позор.

Тэмуджин и сам знал это.

Но ещё один вопрос беспокоил его – и он наконец решился высказать таившуюся в душе тревогу:

– А вдруг я уже не нужен Бортэ? Сама говоришь: прошло много времени. Мы ведь были совсем детьми, когда виделись с ней. А теперь она другая, и я другой. Наверное, Бортэ меня и не узнает, когда мы встретимся. Что, если не понравлюсь ей?

Мать внимательно посмотрела на него. Потом улыбнулась, и в её глазах зажглись тёплые огоньки:

– Не беспокойся, сынок. Твоя правда: ты сильно изменился. Настоящим красавцем стал, прямо вылитый отец. Думаю, любая девушка будет счастлива пойти за тебя. Мужчина, не имеющий жены, подобен заброшенному полю. Поезжай и привези сюда Бортэ, пришёл срок.

За прошедшие годы Тэмуджин и впрямь неузнаваемо преобразился. Из маленького голодного оборванца, всеми гонимого и презираемого, он превратился в высокого статного юношу с необычным для монголов длинным румяным лицом, рыжими усами и небольшой курчавой бородкой, тоже золотисто-рыжего цвета («Никак солнышко тебя погладило», – говорила ему Оэлун в детстве; а Есугей, вторя жене, с улыбкой подхватывал: «Огонь-молодец вырастет – пожалуй, превзойдёт отца в силе!»). По выпуклому лбу и проницательному взгляду серо-голубых глаз Тэмуджина можно было судить о его уме, властности и способности настойчиво стремиться к достижению поставленной цели. А широкие плечи выказывали недюжинную физическую силу этого молодого нойона, встреча с которым в открытом бою не сулила ничего хорошего его недругам.

К слову, такими же внешними особенностями – высоким ростом, удлинёнными светлокожими лицами, голубыми глазами и рыжими, а подчас и русыми волосами – отличались все в его роду. По легенде, их прародительница Алан-гоа после того, как овдовела, родила несколько детей – светловолосых и голубоглазых. На вопросы соплеменников, как такое возможно, она отвечала, что иногда по ночам к ней в юрту сквозь дымовое отверстие проникает луч света, от которого она и зачала всех своих детей. Один из её сыновей, Бодончар, дал начало роду Борджигинов…

Думая об этом, Оэлун любовалась своим сыном. Он только вступил в пору возмужания, а уже каков багатур! Кто может сравниться с таким? Правда, младший брат Хасар обогнал его ростом, да и в плечах пошире. Но Тэмуджин упорнее и решительнее, он прирождённый вожак. Такой горы своротит, а добьётся своего.

Затем Оэлун, спохватившись, погладила сына по заплетённым в косички волосам цвета ярко начищенной меди и ласково повторила:

– Не беспокойся, сынок, Бортэ с радостью выйдет за тебя. Жизнь не только раздаёт тумаки, она бывает и милостива к тем, кто терпелив и настойчив. Мы много претерпели в прошлом, а теперь, видно, пришла пора после долгой ночи взойти солнышку над нашей юртой. Не зря говорят, что и в мешке нищего может оказаться то, чего нет в ханской казне… А сейчас отправляйся спать. Завтра тебе предстоит ранняя дорога.

***

На следующее утро с первыми лучами солнца Тэмуджин отправился к хонкиратам. Его сопровождал Бельгутей. Оэлун настаивала, чтобы сын взял с собой для охраны хотя бы нескольких нукеров, но он категорически отказался: Есугей-багатур не боялся путешествовать по степи в одиночку, так пусть же все видят, что Тэмуджин – достойный сын своего отца!

Братья ехали по буйным ковылям, среди которых то тут, то там виднелись рыжие пятнышки: это суслики выбрались из своих нор встречать восход солнца. Лёгкий ветерок разносил их тонкий посвист далеко над степью, дышавшей свежестью и покоем.

Кони шли размеренной рысцой; Тэмуджин попробовал было ускориться, но Бельгутей остудил его порыв:

– Не спеши брат, не то придётся прежде времени устраивать привал. Знаешь ведь: кто едет не торопясь, тот скорее доберётся куда ему надо.

Они коротали путь, беседуя о том о сём, оттого время летело незаметно. А в лазурном просторе над их головами, подобные нескончаемому стаду диковинных зверей, переползали небо из края в край косматые серобокие облака. Они не были похожи на дождевые, эти облака. Впрочем, даже если б небеса обрушили на головы братьев потоки воды, это не заставило бы их повернуть обратно.

День миновал настолько неуловимо, что Тэмуджин и Бельгутей даже удивились, когда сумерки накрыли степь тёплым покрывалом.

Заночевали среди душистых трав, стреножив коней и перекусив лепёшками.

Полный ожиданий и мучительных сомнений, Тэмуджин уснул не сразу. Некоторое время он лежал на спине, глядя в разверзшуюся над ним звёздную бездну и пытаясь представить, какой выйдет его встреча с наречённой после долгой разлуки. Внезапно с невидимых крепей в вышине сорвалась одна звезда: нарисовала на чёрном ночном полотне стремительный огненный росчерк и сгорела, не долетев до земли. «Говорят, каждая человеческая жизнь отражается на небе, – подумалось Тэмуджину. – Значит, моя тоже светится крохотным огоньком среди звёзд. Когда-нибудь и она погаснет, как эта, упавшая сегодня. Хорошо, если б ей удалось продержаться на своём месте подольше, ведь мне ещё так много надо успеть!»

И его воображение снова обратилось к грядущему – близкому и далёкому, представлявшемуся смутно и немного пугающе, и вместе с тем казавшемуся необъятным, как звёздное небо над головой. Так – с мыслями о грядущем – он и уснул, словно неприметно для самого себя отправился в тихое отдохновенное плаванье навстречу завтрашнему дню.

А наутро – едва заря обрызгала багрянцем край небосвода на востоке – Тэмуджин и Бельгутей снова тронулись в путь по тёмным от росы травам.

Добравшись до поросшего ивняком и берёзами берега Керулена, братья направились вдоль реки – вслед за водой, тихоструйно нёсшей свои воды навстречу солнцу…

Миновало ещё два дня, пока они достигли улуса хонкиратов.

***

Курень Дэй-сечена Тэмуджин и Бельгутей нашли невдалеке от того самого места, где он располагался много лет назад – между урочищами Чекчер и Чихурху. Солнце клонилось к закату; над юртами курились сизые дымки, и по воздуху разливался аппетитный запах варёной баранины.

– Наконец-то ты приехал! – прерывистым от одышки голосом воскликнул погрузневший Дэй-сечен. – Я уж совсем было потерял надежду, что увижу тебя живым, дорогой зятёк!

После этих слов он заключил Тэмуджина в объятия и приветственно потёрся щекой о его щёку.

До него, конечно же, дошли слухи о разбойных подвигах сына Есугея-багатура. Умудрённый жизнью старый лис понял: юноша далеко пойдёт. Посему не собирался препятствовать его женитьбе на своей дочери.

– Если верить молве, ты уже собрал собственный улус и ходишь в набеги, – Дэй-сечен пытливо заглянул в глаза гостю. – Угоняешь скот, грабишь купцов, и тебе всегда сопутствует удача.

– Удача приходит к дерзким и сильным, – подтвердил Тэмуджин. – Хотя у меня пока немного воинов, но все они молоды и отважны, и число их быстро прибывает. Бортэ со мной не будет ни в чём нуждаться.

– Я верю, ты станешь ей достойным мужем, – покивал старик. – Говорят, когда на сердце спокойно, то и в юрте бедняка уютно. Но всё же лучше, если вы будете жить в достатке.

– Скоро я соберу под свою руку намного больше народа, чем сейчас, и тогда моим достаткам позавидуют все улусы в степи.

– Это хорошо, что ты веришь в свои силы, Тэмуджин. Резвому скакуну плеть не нужна. Пусть произойдёт то, чему суждено, я тоже в тебя верю.

…А Бортэ за время разлуки превратилась в настоящую красавицу. Круглоликая, с чёрными, как смоль, волосами и обжигающим диковатым взглядом, она была такой тоненькой, что казалось, любой порыв ветра с лёгкостью переломит её. Девушка не скрывала, что она на седьмом небе от радости.

– Я так ждала! – воскликнула она, подавшись к Тэмуджину. Но тотчас замерла, одёрнув себя: она ведь только невеста, не жена – негоже на глазах родичей бросаться суженому на шею. И спросила – тихо, почти шёпотом:

– Почему долго не приезжал? Мне уж думалось: может, ты забыл меня.

– Как я мог тебя забыть, Бортэ, – тоже понизив голос, виновато проговорил он. – Давно хотел приехать, но не получалось.

– Отчего не получалось? Кочевал по белому свету, словно облако?

– И покочевать довелось, как же без этого. А вообще – жизнь была непростая. Много разного случилось за эти годы. Но я никогда не забывал о тебе.

– У нас говорили: тайджиуты хотели тебя извести.

– Не тайджиуты, а Таргутай Кирилтух – нойон, который прибрал к рукам улус моего отца. Но у него ничего не вышло. И не выйдет теперь уже никогда. А тайджиуты – они просто овцы: куда пастух погонит – туда и пойдут с покорностью.

Лицо Бортэ расцвело улыбкой, и на её щеках появились очаровательные ямочки.

– А я теперь тоже стану твоей овечкой, – сказала она и, поколебавшись мгновение, сделала ещё шаг вперёд, взяла Тэмуджина за руку. – Куда позовёшь – туда и пойду за тобой.

Он тоже улыбнулся:

– Ну, нам же не нужен для этого кнут.

– Кнут? – ожгла она его лучистым взглядом. – Нет, не нужен. Мне для этого нужен только ты.

В голосе девушки Тэмуджин услышал приглашение к новому, неведомому и радостному. В эти минуты во всей необъятной степи вряд ли можно было найти более счастливого человека, чем он. Все невзгоды минувшего забылись. Терпение порою горько, зато оно способно приносить сладкие плоды.

***

В день отъезда Тэмуджину и Бортэ переплели вместе косички, как исстари повелось у монголов. Символизируя скорое сближение двух влюблённых сердец, этот ритуал служил началом свадебной церемонии.

– Парень без жены всё равно что конь без узды, а девушка без мужа подобна юрте без входа, – приговаривал Дэй-сечен, улыбаясь. – Но теперь вы всегда будете вместе, как две половинки одного целого.

– Лошадь ловят ургой²⁵, а человека – семейной лаской и прочим благоприятством, – вторила мать Бортэ, добродушная толстуха Цотан.

По обычаю полагалось, чтобы жених делал вид, будто силой тащит невесту прочь от родительской юрты, а ей надлежало упираться и всячески показывать своё нежелание отправляться вместе с ним. И Тэмуджин с Бортэ старательно разыграли традиционное свадебное действо: он тянул её, а она «сопротивлялась». При этом хонкиратские женщины, собравшись вокруг, цеплялись за невесту, как бы не отпуская её – и задорно голосили:

– Куда забираешь нашу красавицу? Не отдадим!

– Пусть остаётся в нашем улусе! Глазами смотри, да руками не трогай!

– Не для того отец с матерью пташку растили, чтобы так скоро упорхнула от родного очага!

– Зачем отнимаешь у нас Бортэ, разбойник? Или в твоих кочевьях пригожих девушек недостаточно?!

– Конечно, недостаточно! Такую, как она, у которой глаза ярче звёзд, хоть всю жизнь ищи – во всей степи не сыщешь!

– Вестимо, не сыщешь!

– Такая красавица нам самим пригодится!

– Держите её крепче! Держите, не отпускайте в чужие края! Пусть она здесь сияет, как солнышко ясное!

– Ах, беда какая! Ай, забирают наше сокровище ненаглядное!

А Тэмуджин – войдя в роль похитителя – свирепо выпучив глаза, орал в ответ:

– А ну, расступитесь! Я её забираю, потому что моё хозяйство без женщины – всё равно что скот без присмотра! Теперь Бортэ принадлежит мне! Пропустите, пока я никого не зашиб!

Когда же ему наконец удалось – поначалу волоком, а затем подхватив на руки – дотащить девушку до осёдланного коня, её со смехом и благопожеланиями усадили верхом и покрыли полотном красного цвета.

Тэмуджин тоже вскочил в седло и вместе с Бортэ трижды объехал вокруг юрты Дэй-сечена. После этого, получив родительское благословение, они покинули родной курень невесты и тронулись в путь.

Хонкиратские мужчины выехали провожать Тэмуджина и Бортэ. Длинная кавалькада растянулась среди колыхавшихся волнами буйных ковылей. По дороге наездники показывали свою удаль, устраивая игры, скачки, разные шутливые состязания; а из-под копыт коней то тут, то там вспархивали испуганные куропатки да прыскали в разные стороны тушканчики и пищухи.

Вослед молодым летели напутствия:

– Храните своё счастье, и пусть из вашей юрты поскорее раздадутся весёлые детские голоса!

– Уважайте старших, помогайте младшим и не позволяйте себе усомниться друг в друге!

– Муж и жена должны сделаться подобны руке и глазам: когда руке больно – глаза плачут, а когда глаза плачут – рука вытирает слёзы! Но пусть ваша жизнь никогда не омрачится ни болью, ни слезами!

– И пусть всё, что вы скажете друг другу, будет взвешенным, а во всём, вами сделанном, пусть никто не сумеет найти погрешностей!

– Живите в радости, без обид и сожалений!

– Пребывайте в здравии и благополучии! Будьте друг другу надёжной опорой, и да поможет вам в этом Великий Тэнгри!

– А Бортэ да ниспошлёт Вечное Небо послушание! Чтобы она села, когда скажут: «Садись»! Чтобы встала, когда скажут: «Вставай»! Чтобы вошла, когда скажут: «Входи» – и вышла, когда скажут: «Выходи»! И пусть не узнает она нужды ни в ласке, ни в еде, ни в одежде, ни в мужниной защите!

– Да пребудет ваш род многочисленным, богатым и славным, до тех пор пока солнце ходит по небу и луна светит над степью!

– Пусть ваша семья всегда остаётся крепкой, как вековой горный утёс! Да будет вам вместе тепло и отрадно до самой старости!

…Лишь когда всевидящее солнечное око склонилось на полтора копья к горизонту, хонкираты, распрощавшись с молодожёнами, отправились восвояси.

Тэмуджин ехал по степи рядом с Бортэ, стремя в стремя, и не мог оторвать взгляд от своей суженой. Его душа парила в облаках легкокрылой беззаботной птицей, и воображение рисовало юноше картины благополучной и безмятежной будущности. А Бортэ смеялась звонким голоском и, в свою очередь, ласкала суженого взглядом, который был – само обещание. В сердцах у обоих было тесно от восторга жизни.

О, сколь блаженны юноши и девушки, переживающие подобные мгновения! И столь же недальновидны, ибо счастье преходяще; его ждут слишком многие для того, чтоб оно сопутствовало кому-нибудь достаточно продолжительный срок.

Впрочем, всё, что затаилось в грядущем – это случится потом. А в описываемую пору радость Бортэ и Тэмуджина была сильна и неудержима, как весенняя река, готовая вот-вот выйти из берегов и затопить всё окрест.

***

В родной курень Тэмуджин и Бельгутей привезли не только Бортэ, но и её мать Цотан, пожелавшую присутствовать на свадьбе дочери. От неё Оэлун получила в подарок роскошную доху из чёрного соболя.

Следующие несколько дней Тэмуджина и Бортэ были сотканы из неповторимо ярких моментов мимолётного счастья, какие небо дарует не каждому и лишь раз в жизни: подобно живительным водам могучей реки, струились они сквозь молодожёнов, и невозможно было угадать, за каким окоёмом суждено закончиться их рассветам и закатам, и где оскудеет эта река, дабы, обернувшись тонким ручейком, влиться в тёмный поток вечности. Впрочем, Тэмуджин и Бортэ считали, что им обоим задумываться о подобных вещах преждевременно.

А затем – когда отгремело праздничное веселье, гости разъехались по родным куреням, и Цотан тоже отправилась домой – Оэлун отдала Тэмуджину дарёную доху из чёрного соболя:

– Поезжай к хану Тогорилу. С таким подношением не стыдно явиться к нему. Пора напомнить хану, что он был андой²⁶ твоего отца и многим ему обязан. А дохи мне не жалко. Не зря ведь говорят: вдвойне дашь – вдесятеро получишь. Зато если заручишься дружбой Тогорила, он поможет тебе собрать наш улус.

– Я и сам давно об этом думаю. Врагов у нас всё прибавляется. А друзей… Помнишь, ты говорила: нет у нас друзей, кроме собственных теней?

– Помню. Но теперь всё изменилось. Не зря говорят, что даже в мышиную нору иногда заглядывает солнце. И ты должен постараться сделать так, чтобы к нам больше никогда не вернулись трудные времена.

– Я сделаю это! – воскликнул он. – Лучше умру, чем кто-нибудь снова наденет мне на шею проклятую кангу!

И Тэмуджин, взяв в спутники Хасара и Бельгутея, отправился искать покровительства у кераитского хана Тогорила.

Это было богатое и многочисленное племя. Но долгое время кераиты не знали покоя из-за внутренних распрей. Впрочем, хватало бед и от внешних недругов. Так однажды, во время набега свирепых меркитов, семилетний Тогорил попал в плен – и его, ханского сына, угнали в рабство. Так же, как и малолетний Тэмуджин, познал он горечь незаслуженных лишений: насмешки, голод, побои, самая грязная и унизительная работа – всё это не миновало маленького пленника. К счастью, в скором времени хан-отец Хурчахус-Буирух сумел вызволить его: собрав воинов со всего своего улуса, он вторгся в земли меркитского племени и отбил у них сына… А когда мальчику исполнилось тринадцать лет, его вместе с матерью захватили в плен татары. И снова удивительное сходство с судьбой Тэмуджина: на этот раз юному Тогорилу удалось не только совершить побег и сбить со следа погоню, но и, проделав долгий путь по степи, добраться до родного куреня.