Меня зовут Макс Галиев, по крайней мере, последние десять месяцев. За пять лет я сменил много имен и, говоря откровенно, на сегодняшний момент пришел к осознанию того факта, что в моем случае имя само по себе ничего не значит. Хотя, с другой стороны, чтобы вас не запутать, начну свой рассказ с самого начала, возможно, вы и разберетесь во всем этом клубке моих жизненных перипетий. Сейчас субботний вечер, и есть вероятность того, что у меня осталось несколько часов, чтобы рассказать вам всю правду, а у вас есть время на то, чтобы мне поверить.

Обычный парень, каких миллионы в нашей стране, что я могу еще сказать о себе? Мой отец работал водителем в коммунальной службе, ну, это те ребята, которые метут механической щеткой и поливают водой городские дороги летом и скребут их ковшом зимой. Мама работала практически в той же конторе: зимой в теплицах, а с приходом мая в основном на улицах. Разбивала клумбы, создавала цветочные картины, тем самым превращая нашу обыденную жизнь в жизнь обыденную, но с элементами яркого орнамента и запахом петуний. Я окончил одиннадцатилетнюю школу, умудрился неплохо сдать выпускной тест и, набрав приличное количество баллов, поступил в один из местных университетов. Учебу особо не помню, впрочем, как и большинство моих сверстников. Со второго курса стал подрабатывать в кофейне, чтобы откладывать деньги на приобретение гаджетов и модной одежды, зарплаты родителей едва хватало на оплату счетов, питания и покупки самого необходимого для семьи из трех человек. Скажу прямо, жизнь тянулась монотонной безвкусной жвачкой, которую по дешевке покупаешь в автомате торгового центра, чтобы как-то занять себя во время очередного субботнего семейного шопинга. Серьезных отношений не было, если не считать девушки по имени Алия – дочери чиновника из Министерства соцзащиты, мы учились с ней на одном потоке, а по пятницам забуривались в кинотеатр и смотрели кино. Эти пятницы я ждал как манны небесной, потому что во время сеанса два часа трогал стройные ноги Алии, а потом еще около получаса целовался с ней взасос у подъезда ее дома. Иногда, когда ее родители срочно улетали в Алма-Ату или еще куда, мне выпадал шанс насладиться безмятежными часами на шелковых простынях в элитном столичном пентхаусе. Увы, наше счастье продлилось не больше года. На третьем курсе ее мать застала нас в момент любовной страсти, и я сломя голову полетел вниз по лестнице, застегивая на ходу джинсы и куртку, а моя пассия первым же самолетом вылетела к своей тетке в Лондон, где погрузилась в учебу в одном из вузов Туманного Альбиона.

Жизнь вновь превратилась в нудные семейные беседы за ужином с выяснением причин повышения цены на бензин, зубрежку правовых нормативов и актов в преддверии очередной сессии и приторного запаха корицы с последующим выкриком: «Большой капучино и средний латте готовы!»

Прошло чуть меньше года, и жизнь моя приобрела совершенно другие контуры, если сказать точнее, то она изменилась кардинально. Это было обычное воскресное майское утро, за окном беспечно сновали синицы, воробьи трещали совершенно по-летнему, и душа неистово кричала: «Лето! Долгожданное астанинское лето!» Я окинул взглядом комнату: по стенам летали солнечные зайчики, отражавшиеся от окон проезжающих автомобилей. Провел рукой по одеялу: она не ушла, осталась со мной на всю ночь, и это радовало. Стараясь издавать как можно меньше шума, я встал с кровати, натянул спортивки, влез в футболку и пошел на кухню, чтобы сделать ей сюрприз – свежемолотый черный, как она любит. Когда она остается со мной, я всегда по утрам варю ей кофе, в последнее время это бывает крайне редко. Когда ее муж улетает в командировку, она, как правило, всегда приходит ко мне. Последняя наша встреча была два месяца назад, как раз в канун Наурыза – праздника весеннего солнцестояния. Как сейчас помню: подарил ей огромный букет роз и какую-то безделушку, которую нашел в одном из сувенирных магазинчиков. Я редко баловал ее подарками, потому что замужняя женщина не любит их принимать – их появление надо как-то объяснять дома. Опять же, что я могу подарить человеку, у которого есть практически все? Ее муж работал в одной из национальных компаний: постоянные зарубежные командировки, четыре раза в год отдых. На побережье у них был свой дом. По ее словам, она очень любила этот дом – единственное место, где она могла остаться наедине со своими мыслями. Когда муж уезжал по делам компании, она улетала в Испанию. Здесь на берегу моря она валялась на пляже, подолгу нежилась в постели, здесь ей никто не мешал. Испанского она не знала, а ее поверхностного знания английского хватало для того, чтобы общаться с прислугой: горничной, домохозяйкой и садовником, которые содержали дом в порядке. Меня, разумеется, она с собой не брала, потому что не доверяла работникам и боялась рассекретить наши отношения.

Кофе я всегда готовлю в турке, не отношусь к тем ультрасовременным любителям арабики, которые ради ароматной утренней чашки покупают дорогой новомодный аппарат. Сварив кофе, я вошел в спальню и поставил чашку на прикроватную тумбочку, потом сел на пол и начал внимательно рассматривать ее лицо. На мгновение мне почему-то показалось, что я вижу ее в последний раз. Мне хотелось как можно сильнее запомнить каждую черточку, каждую морщинку. И вдруг я как будто вспомнил недавний сон. На мне черный смокинг с алым поясом, она в белом воздушном платье. Я увидел своего отца, который радовался за меня, мне даже показалось, что я мельком заметил блеск слез в его глазах. Мама, раскладывающая хлеб по столам, какие-то незнакомые мне, но очень счастливые лица. Все поздравляют нас, мужчины жмут мне руку, женщины целуют меня в щеку. А потом я увидел старика – обычного, в старом плаще, потертых брюках, засаленной кепи и поношенных ботинках. Он приблизился ко мне и, словно не замечая этой радостной толпы, произнес:

– Давид, открой глаза.

Я дернулся, как, бывает, дергаются всем телом, когда проваливаются в какую-то пропасть во сне.

– Открой глаза, – повторилось у меня в голове, но уже другим, женским нежным голосом.

Она смотрела на меня печально, с ноткой тревоги, уголки ее рта слегка подрагивали. Казалось, ее лицо хотело улыбнуться мне, но глаза запрещали это сделать.

– Почему ты такая грустная? – вырвалось у меня.

– Сегодня возвращается Мансур, – почти не шевеля губами, произнесла она. – А я так хотела побыть с тобой еще хотя бы пару дней. Я устала от него.

– Понимаю, но ты никогда не захочешь изменить свою жизнь.

– А ты готов? – встрепенулась она. – Ты сам готов изменить свою жизнь?

– Признаюсь честно, я не готов, – выдавил я из себя и добавил: – Мне не так много лет, да и что я могу тебе дать?

Я посмотрел ей в глаза и выдохнул:

– Одной любви тебе будет мало.

– А ты проверь, если хватит духу. Возможно, я устала, потому что не ценю того, что у меня есть. Для многих это предел мечтаний, но я хочу чего-то большего.

Насколько я знаю, когда она вышла за Мансура, он был чиновником, подающим надежды, а она студенткой колледжа. Однажды на какой-то вечеринке у общих знакомых ее родителей он увидел эту симпатичную девушку.

Долгое время они встречались в городе, пересекались в кофейнях, вместе обедали, но не было и намека на то, что он сделает ей предложение. На самом деле все это выглядело как какая-то нелепая дружба: она несовершеннолетняя, а ему за тридцать. Но по непонятным причинам он развелся со своей женой и предложил ей стать его законной супругой. Она согласилась как бы в шутку, это показалось ей очень забавным. «Почему бы нет», – сказала она и через месяц с детской улыбкой крутила обручальное кольцо у себя на пальце. Париж распростерся у ее ног. Свадебная фотосессия у Эйфелевой башни, горячий глинтвейн на горнолыжном курорте, скоростной серпантин в машине с открытым верхом – в общем, жизнь превратилась в голливудскую сказку. Но после двадцати лет брака она так и не родила ему ребенка. Был период, когда они хотели сделать это при помощи новых технологий, но там тоже что-то пошло не так. Со временем Мансур перестал оказывать ей прежние знаки внимания. Она стала для него кем-то вроде домашнего питомца, за которым нужно ухаживать – кормить, играть, ласкать. Любимый котенок. Когда мы с ней познакомились, я сразу понял, что передо мной опустошенный и очень одинокий человек, не познавший настоящей любви.

Она молниеносно выскользнула из-под покрывала, и через мгновение я услышал шум воды.

– Когда я тебя увижу? – выкрикнул я в сторону открытой ванной.

– Что?

– Когда мы увидимся снова? – так же громко произнес я.

– Через две недели! – с детским озорством прокричала она в ответ.

Душ прекратил свое журчание, она появилась в дверях, одной рукой обтирая себя полотенцем, а другой снимая с головы прозрачную шапочку.

– Через две недели, во вторник, форум в Питере, – продолжила она, увлеченная процессом. – Мансур с министром летят туда на три дня. Было бы здо́рово выбраться куда-нибудь за город. Может быть, Щучинск?

Я утвердительно кивнул.

– Договорились, – обрадовалась она. – У моей маникюрши в Щучинске у озера есть небольшая дача, я возьму ключи. Сама остановлюсь, как обычно, в отеле, а ты приедешь на дачу. Вечером я тебя навещу.

– Хорошо, тогда я возьму три дня в счет отпуска, – поддержал я ее ребяческий запал. – Приеду и буду ждать твоего звонка.

– И все? – удивилась она.

– Ну да…

– И даже не поцелуешь? Хорош любимый.

Я поднял глаза: она стояла на пороге квартиры при полном параде.

– Погоди, – я быстро встал и подошел к ней, – я провожу тебя до машины.

– До подъездной двери, – ласково произнесла она и прикоснулась пальцем к моим губам, тем самым показывая, что ее слова не подлежат обсуждению. – Я выйду через кофейню.

Кофейня, которая располагалась на первом этаже моего дома, имела выход в наш подъезд. И поэтому, когда в восемь утра бариста варил свою первую чашку, аромат поднимался до самого верхнего этажа, и опьяненные жильцы, спускаясь по лестнице, обязательно заглядывали в это заведение за своей порцией утренней бодрости.

– Хорошо, – согласился я, – до первого этажа.

Со второго этажа мы спускались около десяти минут, обнимаясь и замирая в долгих поцелуях. Это была любовь? Возможно. Но в чем я был уверен, так это в том, что мы не хотели расставаться даже на минуту.

– Все, остановись, – она постаралась вернуть нас к реальности. – Две недели, просто потерпи.

Я прислонился взмокшей спиной к прохладной стене подъезда, пытаясь восстановить дыхание. Привычными уверенными движениями она поправила свою прическу, быстро одернула юбку и скрылась за дверью кофейни. Потом внезапно вновь появилась на площадке, крепко прижалась губами к моим губам и исчезла, теперь уже окончательно. Я обмяк и, съехав вдоль стены, опустился на корточки. Достал из кармана пачку сигарет, затянулся и, громко выдохнув, выпустил струю дыма к потолку. Опустил взгляд и вдруг заметил, как что-то сверкнуло у основания ступеньки. Приподнявшись, я протянул руку и обнаружил маленькую женскую сережку из белого блестящего металла, усыпанного мелкими прозрачными камешками. Это была ее сережка, видимо, выпавшая в суматохе страсти. Я бросил сигарету на пол и сломя голову кинулся на улицу в надежде опередить ее отъезд. Выбежал из подъезда, одним прыжком преодолел тротуар и… И всё. Последнее, что я запомнил, это свет ярко-красных фонарей ее «Кайена» на другой стороне перекрестка. Так я умер.

* * *

– Прошу прощения, – перебил молодой усатый человек худощавого сложения. – Макс, я потерял логическую нить. Что значит умер?

– Это был небольшой грузовик, развозивший напитки по магазинам.

– Вас сбил грузовик?

– Да, сбил. Насмерть.

Собеседник потер переносицу:

– Как насмерть?

– Ну, колесами правой стороны он проехал по мне полностью, судя по всему, я умер мгновенно.

– Вы шутите? – собеседник нервно дернулся в кресле.

– Какие могут быть шутки?

– А с кем тогда я сейчас разговариваю?

– Вы разговариваете со мной как с Максом Галиевым, а тогда умер я – Давид Коржев.

Макс встал, подошел к окну и открыл створку.

– Виктор, – обратился он к собеседнику, – вы пообещали внимательно выслушать меня и записать наш разговор, а я пообещал вам, что история, которую вы услышите, изменит вашу жизнь.

Макс подошел к столу, налил в стакан воды и сделал жадный глоток.

– Люди часто признаются вам в своей собственной смерти?

– Вы меня простите, Макс, но ваша история звучит не то чтобы необычно, – Виктор пытался выразиться деликатно, – она звучит как нелепица, как дикая фантазия.

– Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, – спокойно согласился Макс, – но вы даже не представляете, что почувствовал я после осознания факта собственной смерти.

– Вы хотите сказать, что на данный момент вы мертвы? – Виктор протянул руку к лежащему на столе диктофону.

– Не спешите выключать запись, Виктор, – одернул его Макс. – Возможно, именно сейчас вы получаете материал, который сделает вас знаменитым. Это не выдуманная история с желтых страниц, такой шанс дается раз в жизни.

Рука Виктора замерла. Он вернулся к прежнему положению в кресле, открыл портсигар и вынул из него сигарету без фильтра.

– Вы хотите сказать, что вы мертвы? – он вновь повторил свой вопрос, втягивая пламя сквозь белокожее тело сигареты, потом, выпустив облако голубоватого дыма, добавил: – Или вы хотите убедить меня в обратном? Вы бессмертны?

– Я очень рад, что вы готовы продолжить наш разговор.

– На самом деле, я хотел бы получить ответ на мой вопрос. Я не хочу тратить этот вечер на параноидальные беседы.

Макс выпрямился, одернул штанину своих брюк, подошел ближе, оперся на спинку кресла и почти шепотом произнес:

– Поверьте мне на слово, я не сумасшедший, но то, что происходит со мной большую часть моей жизни, может свести с ума любого нормального человека, даже такого трезвенника мысли, как вы. Мы продолжаем?

– Хорошо, – ответил, не задумываясь, Виктор, и после небольшой паузы добавил: – Но мне очень нужны живые доказательства.

– Я представлю вам доказательства в полном объеме, я шел к этому разговору много лет.

Роман

Еле различимые голоса, напоминающие размытое лесное эхо, яркие пятна света, жуткая головная боль и вспышка. Вспышка как мерцающий стробоскоп ночного клуба, выхватывающий мгновения движений окружающего мира. Я вздрогнул.

– Ром, с тобой все в порядке?

– Ты забыла сережку, – потирая виски, произнес я, – на лестнице.

– Какую сережку?

Сознание стало возвращаться ко мне. Я вдруг понял, что нахожусь на водительском месте в незнакомом мне автомобиле. На моем левом запястье сверкающие золотом часы, манжета белой сорочки, запонка, рукав пиджака. В голове метались сотни мыслей, вопросов, даже криков. Я поднял взгляд. Руль, приборная панель, лобовое стекло, а за стеклом – железные ворота частного дома.

– Может, мне сесть за руль?

Я повернул голову, и на мгновение мной овладело очень странное чувство, описать его сложно, но я постараюсь это сделать.

На пассажирском кресле сидела темноволосая девушка, незнакомая мне, но с таким родным взглядом. Было ощущение, что по прошествии десятков лет я встретил свою первую любовь. Лицо изменилось до неузнаваемости, и осанка уже не та, и руки, и плечи, только взгляд. Похоже на встречу с одноклассником, который тебя признал сразу, а ты смотришь ему в глаза и не можешь вспомнить ни его имени, ни его прежнюю внешность, только взгляд выдает тебе тот факт, что вы знакомы.

«Что случилось? Это сон? – роились вопросы у меня в голове. – Я помню, как вышел из кофейни, помню этот удар, да, точно, меня же сбила машина! Я что, в коме? Мне делают операцию? Я никогда в жизни не испытывал состояния пребывания под наркозом».

– Ром, – с нежностью в голосе произнесла незнакомка, – отпусти все. Ты потерял компанию, но это же просто маленькая пекарня. Жизнь продолжается. В конце концов, у тебя есть я, у нас есть этот дом и дача в горах. Скоро Аленка вернется из Чехии на каникулы.

– Аленка? – подумал я вслух.

– Ну, Аленка – папина доча, – после этих слов девушка рассмеялась. – Она же вчера мне скинула фотографии, сейчас покажу.

Быстрыми движениями пальцев девушка отыскала фотографии в смартфоне и протянула его мне. Я взглянул на экран. Рыжеволосая веснушчатая девочка со вздернутым носиком держала в руке стакан газировки и счастливо улыбалась, ее зубы были обрамлены сверкающими брекетами.

– Знаешь что? – продолжила незнакомка. – Ты иди домой и приляг, а я съезжу к Джусупбековым и объясню, что ты неважно себя чувствуешь. Выспись.

Я молча кивнул, открыл дверь и вышел на улицу. Подошел к калитке и дернул ее за ручку. Раздался сигнал клаксона. Я обернулся.

– Рома, ключи возьми! – девушка с улыбкой кинула в мою сторону связку ключей. Я поймал их и сделал благодарный жест рукой.

Все в этом доме казалось мне чужим: мебель, фотографии на стене, одежда на вешалке, даже сам запах. Я чувствовал себя вором, проникшим в чужое жилище, только в отличие от преступника у меня не возникало желания взять что-то из того, что мне не принадлежит. Я неспешно прошелся по комнатам, заглянул на кухню в надежде увидеть что-нибудь напоминающее о моей причастности к этому дому и вдруг в конце коридора заметил приоткрытую дверь. В голове мелькнула мысль: «За этой дверью раскроется главная причина происходящего. Просто зайди». С каждым шагом мой пульс становился все громче, сердце словно хотело вырваться из груди на волю. Я приблизился вплотную и положил ладонь на дверную ручку. Пальцы левой руки нащупали включатель, я включил свет и, отпустив все страхи и сомнения, сделал решительный шаг. И тут же резко, с истеричными нотами вскрикнул. В голове заметались сотни вопросов, глаза не могли сфокусироваться ни на одном из объектов. Там, на противоположной стене, в посеребренной раме висело большое зеркало, из которого на меня смотрел совершенно незнакомый мне человек. Веснушчатое лицо, рыжеватые кудри, небольшой шрам над переносицей и отвратительные зеленовато-карие глаза. Человек прижал руки к лицу, словно пытаясь сорвать маску, его рот исказила гримаса ужаса. Затем он исчез с глянцевой поверхности зеркала, потому что я сполз по стене на пол. Моя голова уперлась в стиральную машину.

– Черт побери, какого хрена?! – проорал я.

«Погоди, соберись, – попытался я взять себя в руки. – Это я? Что со мной произошло? Так, стоп. Меня сбила машина, в этом я уже себя убедил, в этом я уверен. Погоди, так я что, все же живой?»

Поднял руку, взглянул на нее: большая кисть, мощные пальцы, на безымянном – увесистое золотое обручальное кольцо. Я пошевелил пальцами, осознав тот факт, что эту команду дал им мой мозг. Неохотно поднялся на ноги и внимательно взглянул в зеркало. Показал себе зубы, поморгал, потрогал свои волосы и уши.

– Твою ж маму за ногу, – пробормотал я и добавил: – Был парень как парень и вот сегодня превратился в рыжего ублюдка. Блин, и что дальше? Как я это ей объясню? Мне же нужно в Щучинск. Стоп, а где я сейчас? До поездки в Щучинск еще две недели, хотя я не знаю, какое сегодня число.

Я взглянул на наручные часы: SUN 19.

– Воскресенье, девятнадцатое, так получается, что это сегодня! Погоди…

Зажмурившись, я попытался сосредоточить свое внимание на происходящем. По всем фактам было понятно, что в данный момент я нахожусь в том же временном отрезке, что и с утра. Сегодня 19 мая 2013 года, это понятно, но где нахожусь я – в Астане или в Алма-Ате? А может быть, я сейчас и вовсе где-нибудь в России или в Украине? Нет, погоди, если бы я был не в Казахстане, то номерной знак машины запомнился бы мне, но этого не случилось, значит, он не отличается от привычных мне номеров. Нужно что-то делать, причем немедленно!

Я выбежал на улицу и понесся по тротуару в ту сторону, куда направлялось большинство автомобилей. Мне показалось, что именно так я обнаружу крупную автомагистраль, а уж там-то точно определю, где я и куда мне нужно двигаться. С каждым шагом в голове становилось светлее и легче, я даже удивился тому, что от истерики не осталось и следа, и в глубине души даже начал гордиться собой. Номерные знаки большинства автомобилей имели регион 15, значит, я оказался где-то в районе Караганды. Черт возьми, неужели это происходит со мной? И вообще, что именно со мной произошло? А вдруг я просто в коме? Подобные ситуации я много раз видел в кино, но чтобы самому оказаться главным героем, это уже чересчур.

Я выбежал на бетонную мостовую, на обочине которой красовался указатель направления «Астана».

Пошарив по карманам, я обнаружил довольно приличную сумму денег, которой мне с лихвой хватит для того, чтобы добраться до Астаны, а затем до Щучинска. Я выставил руку вперед в надежде поймать попутку. Через десять минут остановился микроавтобус с киргизскими номерами. После короткой беседы с водителем я оказался внутри автобуса, доверху набитого китайскими клетчатыми сумками с бишкекским товаром и мануфактурой.

– Бежишь? – бросил водитель.

– Извините, не понял, – ответил я впопыхах, пытаясь поудобнее устроиться на единственном свободном кресле автобуса.

– Я спрашиваю, от кого-то бежишь? Жена, менты, долги?

– А, – громко выдохнул я, поправляя накренившуюся огромную сумку, – нет, что вы! Друзья уехали в Щучинск, а я только из командировки вернулся. Вот догоняю, у нас поход в горах Бурабая.

Мужчина улыбнулся и вынул из-под солнцезащитного козырька пачку сигарет:

– Куришь?

– Нет, спасибо!

Водитель прикурил сигарету, открыл боковое стекло и бросил спичку в окно.

– Первый раз вижу туриста в такой одежде. Видимо, очень потянуло в горы? – И в зеркале заднего вида я увидел, как он подмигнул мне.

– Жена, – выдохнул я, понимая, что мое вранье выглядит неубедительно, и развел руками. – Провинился я, вот после командировки еду к теще прощения просить.

– Вот шайтан! – после этих слов автобус резко дернуло в сторону, и на меня полетели сумки и рулоны с тканью, под их весом я упал на колени. – Ты там живой?

Я промычал в ответ, пытаясь высвободиться.

– Не шевелись, замри, менты.

Под грудой шмотья было сложно что-то расслышать. Я был уверен, что дверь автобуса открылась, потом почувствовал глухой безболезненный удар в область ребер, далее дверь закрылась, еще минута-две, и автобус вновь начал свое движение. Минут пятнадцать, по меньшей мере, я простоял в позе молящегося человека, пока автомобиль не остановился и водитель не освободил меня из плена продукции киргизской легкой промышленности.

– Садись вперед, дальше по полевой поедем, – скомандовал он.

Я удобно разместился на переднем пассажирском сиденье, мне вручили бутылку холодного чая, лепешку и головку лука.

– Быстро ты среагировал, – с улыбкой сказал водитель. – Сейчас доберемся до съезда на совхозный грейдер и уйдем полями.

– Это необязательно, – сказал я.

– Не переживай, брат. В твои дела я не собираюсь вникать. Довезу без вопросов, как и договаривались. – Нариман подмигнул мне и сунул в рот сигарету. – Только денег нужно будет побольше, чем договаривались.

Не знаю почему, но я на автомате вытащил бумажник, раскрыл его, достал пачку денег, располовинил ее и показал Нариману:

– Надеюсь, достаточно? И у меня одна просьба: никаких больше вопросов.

– Джярайт, – ответил Нариман, сложив два пальца в кольцо.

Спустя примерно полчаса езды в гробовой тишине водитель спокойно сказал:

– Вот он, этот поворот, сейчас уйдем влево, а потом через деревни – и до Астаны рукой подать.

– На объездной высадите меня.

– Хозяин – барин, – кивнул Нариман, добавив короткую фразу по-киргизски.

Микроавтобус снизил скорость, ушел влево и, проехав около ста метров по грейдеру, спустился на полевую дорогу. Уже смеркалось. Меня одолевала дремота, и, чтобы не удариться головой, я пристегнул себя ремнем, а Нариман дал мне небольшую подушку. Я пристроил ее на передней панели и, уткнувшись в нее лбом, тут же уснул.

Проснулся я от звука захлопнувшейся водительской двери. Мы находились метрах в трехстах от какой-то деревни. Во дворе у сарая стоял Нариман и еще двое. Водитель что-то говорил незнакомцам, показывая в мою сторону, потом повернулся и крикнул:

– Друг, иди сюда, помоги!

Продрав глаза, я нехотя вылез из автобуса и поплелся в их сторону.

– Нариман, что стряслось? – начал было я. – Может, поедем?

– Заткнись, насос, – противным голосом пригрозил один из незнакомцев и тут же скомандовал: – Подвали-ка сюда.

В руках у второго я увидел пистолет, и мое сердце екнуло.

– Нариман, – тихо произнес я, – мы же с вами обо всем договорились?

Незнакомец с пистолетом подошел ближе:

– Котлы золотые или липа?

– Что? – не понял я, и тут же мощный удар рукоятью пистолета по голове свалил меня с ног.

Нариман начал что-то быстро говорить по-киргизски, двое, перебивая друг друга, похоже, возражали ему. Завязался спор. Я почувствовал, как горячая струйка крови устремилась мне за воротник, потом побежала по груди вниз в направлении пупка.

Первый подошел ко мне, присел на корточки и спокойно произнес:

– Лапотник давай сюда, котлы, болт и побрякушки с рубахи. Мобила есть?

– Нет у меня телефона.

Я вытащил бумажник, снял запонки и кольцо. Попытался снять часы, но у меня ничего не получилось, я просто не знал, как расстегнуть браслет. Второй, тот, что с пистолетом, наклонился ко мне и ловким движением руки стянул часы. Потом подошел к автобусу и рассмотрел добычу в свете фар.

– Котлы потянут тысячи на три баксов, болт – тысяч пятьдесят теньгой легко, а эти стекляшки с рукавов нужно смотреть, может, брюлики.

Первый вынул из бумажника деньги, потом две кредитки:

– Слышь, лох, – обратился он ко мне, – на картах есть бабки?

– Брось карты, отследят нас, валить надо, – начал второй, потом произнес несколько фраз на киргизском.

– Здесь в сельсовете стоит банкомат, – возразил первый, – выдернем с карт деньги и уйдем.

– Может, лучше с банкоматом уйдем?

– Вот с банкоматом отследят, а с баблом – беглого шакала. Кому ты нужен?

– Мужики, – попытался я влезть в беседу, – не мое это все. Сам залез в квартиру и увел. Не знаю я коды карт, и вообще все вещи не мои.

Все трое рассмеялись. Потом первый поднял меня на ноги и со всей силы ударил под дых. Острая боль разлилась по всему животу, я снова упал на колени, потом меня вырвало, и я повалился набок.

– Сейчас все вспомнишь, лошара.

Стволом пистолета второй приподнял мой подбородок. Я попытался встать, опираясь на руки, но правая скользнула в луже рвоты, и я повалился в сторону бандита. Что-то щелкнуло у моего горла, и раздался выстрел.

* * *

– Хотите сказать, что вы умирали два раза? – произнес усатый собеседник, гася сигарету в стеклянной пепельнице.

– Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но умирал я гораздо больше, чем два раза, – с тоскливой ноткой ответил Макс, наливая кипяток в чашку с пакетированным чаем. – Я умирал так часто, что иногда даже не мог сообразить, что со мной происходит.

– Макс, вы меня простите, но это уже не смешно. Даже если я и напишу эту статью, опубликовать ее все равно не смогу, – мужчина снял очки и потер переносицу. – Ни в одной приличной редакции не станут меня слушать, место такому материалу в каком-нибудь провинциальном желтушном альманахе, но никак не на первой полосе республиканского издания.

Собеседник взглянул на часы и попытался встать с кресла, но Макс движением руки усадил его на место.

– Вы уже опоздали на свой скоростной до Алматы, а у меня осталось максимум пять часов, так дайте мне возможность рассказать вам историю до конца. Может получиться так, что это мой последний вечер, а для вас это всего лишь один из воскресных. Согласитесь, были у вас вечера и бездарнее сегодняшнего. А я уверен, что у вас есть все шансы прославиться за счет этой истории.

– А вам-то зачем все это? – поинтересовался интервьюер и добавил: – У меня будет слава, а что получите вы?

– Когда ты проходишь через такие события, то переосмысливаешь свою жизнь, и не раз. – Макс громко отхлебнул горячего крепкого чая. – В детстве я много читал о неопознанных летающих объектах и, конечно же, как любой мальчишка, мечтал увидеть такое чудо собственными глазами. Но однажды мой дядя, с которым у меня были очень доверительные отношения, спросил меня, а что будет с тобой потом? Просто представь, ты увидел чудо, о котором другие даже не догадываются. Естественным стремлением будет поделиться увиденным с окружающими. Но готов ли мир услышать это, а тем более принять это за правду? Более того, кем будешь ты в глазах окружающего мира? Сумасшедшим. Мир не любит людей, не похожих на других. Вспомни историю Иисуса. Позже я много думал об этом, а потом стал бояться увидеть в своей жизни что-то необычное и необъяснимое. И поэтому после третьей своей смерти я перестал стремиться попасть в свою изначальную жизнь. Я отпустил все. У меня нет привязанностей и привычек, я не обременен какими-либо вещами. Я мог ездить на раздолбанном велосипеде и собирать цветные металлы по мусорным бакам, а через неделю надевать белоснежную сорочку за четыреста долларов и садиться на заднее сиденье представительского лимузина. Единственное, что у меня осталось, – надежда. Надежда на то, что этот раз будет последним, и мне уже неважно, кем я останусь, кем я встречу последний в своей жизни рассвет, а самое главное, какой из моих рассветов окажется последним. Помните, в школьные годы ходила по классам такая шуточная анкета? Все одноклассники отвечали на поставленные вопросы очень серьезно. Ну а самым приятным моментом было, конечно же, чтение чужих ответов, ты как бы безнаказанно копался в чужой жизни. Так вот в этой анкете всегда был такой вопрос: «Если бы вам осталось жить всего один день, что бы вы сделали?» Каждый пытался придумать что-то очень необычное, оригинальное, чтобы все оценили его ответ. Так вот, несколько лет подряд я жил этим последним днем. Вы даже не представляете, через что я прошел. И однажды настал тот момент, когда я перестал бояться встречи с НЛО из своего детства и решил во что бы то ни стало поделиться с окружающим миром своей историей. И поэтому вы получите известность, а я освобожусь от этого потока информации, который буравит мой мозг на протяжении многих лет. Такой ответ вас устроит?

Усач задумчиво посмотрел куда-то вверх, потом перевел свой взгляд на Макса и, наконец, ответил:

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

ДЕРВИШ: иногда я умираю по воскресеньям

Давид

Роман

С этой книгой читают