Шестая попытка

– Никак флиртуете, что ли, Леонид? – Анна добавила в голос немного издевки.

– Я? Да ты что! Мне такая радость и даром не нужна! – навряд ли улыбающийся Лестрейд думал в этот момент, что мог обидеть Анну.

– И я этому очень рада, – если Анну и задела последняя фраза, то она профессионально пропустила ее мимо ушей.

– О, Анна, почему скрывала, что у тебя есть такая красивая подруга? А рядом кто? Ее мама? Конечно! Они же одно лицо! – Лестрейд вновь появился в прихожей.

Он вертел в руках фото женщины и девушки, видимо, в поисках надписи, проливающей свет на заданные им вопросы. Но по тону Лестрейда можно было понять, что вопросы носили чисто технический характер.

Анна, проигнорировав его вопросы, молниеносным движением выхватила фотографию у Лестрейда и вернулась с ней в комнату. На полке, с которой взял снимок Лестрейд, стояло с десяток фотографий. Все они запечатлели памятные для нее моменты: с выпускного, с торжественной церемонии получения диплома в университете МВД, с присвоения первого звания, с поездки на Мальдивы и тому подобное. А в руке Анна держала фотографию, с которой на нее смотрела женщина, красивая, ухоженная, с приятной, располагающей к себе улыбкой, и молодая девушка лет двадцати пяти, в воздушном сарафане и оранжевой кепке. Девушка тоже улыбалась. Обе производили впечатление довольных и счастливых людей и были поразительно похожи.

Немного подумав, Анна убрала фотографию к себе в сумку и вернулась в прихожую к Лестрейду.

– Вот! – Лестрейд протянул Анне папку. – Тут результаты экспертизы.

– Спасибо, потом внимательно почитаю, а коротко расскажете в машине!

– А где же он? – взгляд Лестрейда ощупывал комнату.

– Кто он? – Анна сделала вид, что не поняла. Она поспешно собирала в сумочку разбросанные мелочи: косметичку, сигареты, жвачку.

– Ну, как же – он! Высокий, метр восемьдесят девять, шатен, пробор посередине, немного узковатые глаза, волевой подбородок, одет в…

– Ого! Вы бы так на работе свое умение демонстрировали! – Анна уже хотела вытолкнуть Лестрейда из квартиры, но увидела, как он смотрит на нее, остановилась, вздохнула, достала из сумочки кусочек ваты. Она не подошла к зеркалу, которого, впрочем, в коридоре и не было, а уверенными движениями начала стирать тональный крем с лица.

– Одет в классический костюм, – невозмутимо продолжил Лестрейд, – водит «Лексус» представительского класса. Заехал за тобой к участку ровно без четверти восемь. Дальнейшие ваши телодвижения мне неизвестны.

– И слава богу! – ухмыльнулась Анна.

Лестрейд кивнул в сторону дверей и уже было вышел, но заметил накинутое покрывалом зеркало, аккуратно убранное за пуфик. Он бережно вытащил размером метр на метр зеркало и, откинув покрывало, удовлетворенно себя осмотрел.

– Слушай, Гаврилова, а ты не вампир, случаем? В отделе поговаривают, что ты не зря зеркала стороной обходишь!

Анна развернулась к Лестрейду, отобрала зеркало и быстрым движением вновь завернула его в покрывало.

– Точно, вампир! Так что не злите меня!

Лестрейд, довольный своей выходкой, вышел из квартиры.

Анна осторожно, словно боясь разбить зеркало, немного приподняла покрывало. Увидев свое отражение, она резко закрыла зеркало и недовольно убрала его назад.

– Да уж! – Анна кинула на полочку использованную ватку и вышла из квартиры.

* * *

Небольшая трехдверная красная машина – «Мини Купер» – с двумя бежевыми полосками на капоте, похожими на подтяжки от брюк, протянувшимися от переднего бампера к лобовому стеклу, легко маневрировала по не очень заполненным улицам, пробираясь к центру. Бежевые крыша и зеркала подчеркивали ее изящество и красоту. В небольшом провинциальном Новоспасске такая машина выделялась из общего потока. Следить за кем бы то ни было на ней проблематично, а вот найти ее в случае кражи не представляло труда.

Машиной управляла Анна, сосредоточенно глядя на дорогу. Рядом, на пассажирском сиденье, разместился Лестрейд.

– Итак, рассказывайте!

Лестрейд открыл папку, вытащил первую бумагу.

– По результатам экспертизы на теле найденного мужчины обнаружены многочисленные порезы, нанесенные, предположительно, ножом с длинным лезвием. На его правой ладони очень глубокие раны, почти до костей. Кстати, мизинец едва удалось спасти, представляешь? В «Скорой» его буквально приклеили. Еще бы часок-другой, и не смогли бы, – почему-то довольный этим фактом Лестрейд глупо улыбался, тщетно ожидая поддержки от Анны.

– Ладонь, что с ней?

– О! Какие мы серьезные! – начал было Лестрейд, но, взглянув на нахмуренную Анну, продолжил: – Предположительно, тот же нож. Эксперт полагает, что наш клиент схватил лезвие ножа и крепко сжимал его.

– Схватился за лезвие? Значит, он защищался? Жертва?

– Похоже на то, – безразлично бросил Лестрейд.

– А кровь? Чья на нем кровь? Идиот! – Анна резко дернула руль вправо, уходя от зазевавшегося водителя.

– Послушай… – голос Лестрейда наполнился нотками обиды.

– Извините, это я не вам!

– И на том спасибо! Никак не могу привыкнуть, что за рулем тебе башню окончательно сносит. И как в тебе уживаются два человека? Вчера ты такая милая, в платьишке, в ресторан уезжала, говорила весело, аж приятно посмотреть. А сейчас орешь на водителей чуть ли не матом.

– Интересно, откуда про ресторан знаете? – чувствовалось, что Анна недовольна этим фактом.

– Да видел я вас вчера около двенадцати, когда домой ехал. Твой кавалер, с «Лексусом», тебя в такси сажал у ресторана, видимо пьяным за руль с тобой не рискнул садиться. Вы еще у машины там целовались. Со вкусом так, со знанием дела…

– Леонид! А вы не забываетесь? Нечего в мои личные дела лезть, это понятно? – злость в голосе становилась неприкрытой.

Лестрейд благоразумно решил больше не дразнить хищного зверька, обитающего где-то глубоко внутри его напарницы.

– Понятно! Как тут не поймешь! Я же без задней мысли! – извиняющимся тоном пробубнил Лестрейд.

– Леонид!

– Все, все! Забыли. Твои проблемы. Итак, о чем это я? Ах да! Ладонь – мелочи, а вот с кровью – тут поинтереснее будет! Представляешь, на нашем клиенте найдена кровь трех разных людей!

– Трех? – недоверчиво переспросила Анна.

– Ага! Один образец – нашего психа, два других принадлежат кому-то еще, – довольный произведенным эффектом, Лестрейд сиял, как музейная витрина.

– Ого! – Анна задумалась. – Что же произошло?

– Да кто его знает? Распутаем, небось не в первой!

– Личность смогли установить?

– Нет. По базе пробили – не числится. Заявлений об исчезновениях по городу и области не поступало.

Машина остановилась перед зданием Главного управления внутренних дел города Новоспасска.

Лестрейд быстро вышел из машины и взбежал по крыльцу. Анна осталась у машины.

– Ты чего застряла?

– Мне никак мысль одна покоя не дает: все кажется, что видела я где-то нашего пациента.

Анна захлопнула дверь, но продолжала стоять у машины, постукивая костяшками пальцев по крыше.

– Ха! Может, он артист какой известный? Я же по театрам не хожу, ты же знаешь. А тебя хлебом не корми. А может быть, в газете фотку видела? Не парься, вспомнишь!

Лестрейд уже хотел было открыть дверь в управление, но резкий окрик Анны заставил его вздрогнуть и вновь развернуться.

– Леонид, постойте! Фотография? Газета? – Анна спрашивала Лестрейда, но ответа не ждала. Мысли роем вертелись у нее в голове, пытаясь оформиться во что-то конкретное.

– Ну да, мало ли…

Звонок мобильного не позволил нужной мысли трансформироваться до вразумительной, остановив свое превращение на этапе расплывчатой неопределенности. Анна даже вздрогнула от резкой, ритмичной мелодии.

– Да, Гаврилова слушает, – прижатый плечом к щеке старый телефон недовольно хрустнул. – Спасибо! Да, буду!

Анна быстрым движением сняла резинку с волос и убрала ее в сумочку.

– Кто звонил? Анна? Ты меня слышишь? – вопросы остались без ответов. Лестрейд легко считал значение ее манипуляций с волосами: если на голове нет хвоста – Анны нет в управлении. Это закон, по которому живет его отдел с тех пор, как она впервые вошла к ним в кабинет.

Еще несколько секунд, и красная машина скрылась за поворотом. Лестрейд немного посмотрел ей вслед, потом махнул рукой и скрылся за дверьми.

* * *

Довольно просторная палата теперь не выглядела мрачно и таинственно, как при первом визите Анны. Горели все три лампы, отчего светом заливались даже самые отдаленные и неуютные уголки. Хотя, судя по ощущениям, свет мало что мог изменить.

Неуютно было везде. Два крупных санитара в белых халатах с синими вставками, скучающие от безделья у входа в палату, не делали обстановку более комфортной.

Анна и Олег Иванович стояли у кровати мужчины, остававшегося пока неопознанным. Он все так же лежал лицом вверх, но Анна без труда заметила произошедшие с ним изменения: закрытые глаза и беззвучно шевелившиеся губы.

– Мы сразу позвонили вам, – Олег Иванович поправил очки, выжидающе глядя на Анну.

– И что это значит? Ему становится лучше?

– Не думаю. Появилось некоторое, так сказать, звукоизвлечение. Не речь, конечно, но что-то похожее. Однако он совсем не встает с постели. Если раньше его веки не закрывались, то теперь эффект обратный. Даже восковая гибкость пропала. Возможно, мы наблюдаем непроизвольное снижение его защиты, – увидев недопонимание в глазах Анны, Олег Иванович поправил очки и заложил руки за спину, словно собираясь прочесть целую лекцию. – Как бы вам объяснить более популярно, что ли? Вот помните старые телефоны, дисковые, в каждом доме стояли? Хотя… Вы же так молоды, вы не застали…

Олег Иванович осекся, и Анна поспешила успокоить его:

– Все нормально, молодость – это не оскорбление! Только вы ошибаетесь. Я помню. У нас… – Анна на мгновение замолчала, затем уверено продолжила: – …у отца дома все еще стоит такой раритет.

– Тогда, возможно, вам доводилось слышать в трубке не только голос собеседника, но и еще чей-то разговор?

– Да, было такое! Это всегда раздражало моего отца, а меня забавляло! – Анна улыбнулась, на секунду вспомнив свое безоблачное детство.

– Отца… именно… – на секунду Олег Иванович задумался. – Так вот! В нашем случае происходит нечто подобное. Пациент не хочет возвращаться в реальный мир, строит защиту, оберегает себя, но иногда, словно воспользовавшись испорченным телефоном, он, сам того не подозревая, делает это. Не физически, конечно, а…

– Через бред!

Олег Иванович кивнул.

– И этим самым он ухудшает свое состояние. Боюсь, если так пойдет дальше, у нас останется не много времени, чтобы изучить его состояние и попытаться помочь, – Олег Иванович развел руками, вздохнул и протянул Анне лист бумаги. – Это то, что он уже сказал. Как видите, пока это действительно бред, вернее, каша. Просто звуки, отдельные слоги, но мне кажется, что они постепенно обретают форму. Я думаю, очень скоро мы сможем услышать слова. По крайней мере, я смею так предположить.

Анна пробежалась по листку глазами. Отдельные буквы «а», «о», «т», слоги «ка», «ко», «не». Все многократно повторяющееся и бессмысленное.

– Хорошо! Но я хочу вас попросить… Разбудить его, что ли. Снять защиту совсем, – пряча листок с бредом пациента в карман, попросила Анна. – Надо узнать, кто он и что произошло. И чем скорее, тем лучше.

– Я уже говорил вам, что…

– Я помню, но надо рискнуть. Олег Иванович. Пожалуйста, приступайте!

Олег Иванович всем видом показал, что против этой идеи, но не стал перечить.

– Принесите мой саквояж! – обратился он к санитарам, и те, словно двое из ларца, тут же умчались выполнять поручение.

– А где санитарки?

– Простите? – не понял вопроса Олег Иванович.

– Вчера тут две женщины работали, а сегодня эти… мордовороты.

– А… Любовь Михайловна и Мария Михайловна! Наши легендарные сестры. Работают тут с самого основания больницы. Они только кормят, моют и переодевают. Всю остальную работу, где нужна грубая сила, выполняют эти славные парни, – ирония в конце фразы заставила Анну улыбнуться.

Через несколько минут Олег Иванович уже колдовал над своим большим саквояжем. А еще через минуту он держал в руках шприц с мутной желтой жидкостью.

– Эх! – в голосе психиатра было столько досады, что Анна на мгновение усомнилась в правильности своего решения, но отменять просьбу не стала.

К кровати подошли дождавшиеся своего часа санитары. Один, молодой, скорее всего студент-практикант, с короткой стрижкой под ежика, обхватил пациента за ноги. Второй, постарше, с серьгой в правом ухе и огромной тату в виде змеи на шее, крепко сжал руки. Олег Иванович ловко обвязал жгутом предплечье и ввел лекарство в вену.

Первые несколько минут ничего не происходило. Затем пальцы лежащего мужчины дрогнули. Еще через пару секунд его тело напряглось, и глаза, моргнув несколько раз, открылись.

Анна медленно подошла ближе. Зрачки мужчины постепенно менялись: с них словно спадала пелена, они очищались и прояснялись. Взгляд становился более осмысленным.

– Вы меня слышите? – осторожно спросила Анна.

Мужчина вздрогнул от ее голоса. Прошла еще пара секунд, пока его сознание приходило в себя. Когда же это случилось, он изогнулся от боли и закричал. Сильно, пронзительно, так, что сердце Анны похолодело от нечаянного прикосновения к его боли. Если бы не сильные руки санитаров, он уже был бы на ногах. Или на полу. Тело, выгнутое в дугу, смотрелось зловеще. Анна непроизвольно сделала несколько шагов назад, но не отводила взгляда от происходящего ни на секунду.

– Держите его! Крепче! – голос Олега Ивановича почти тонул в изливающейся через крик боли пациента.

Он извлек из саквояжа другой шприц с похожей жидкостью и, не затрудняя себя в поисках вены, влепил мужчине укол в бедро. Почти сразу после этого крик оборвался. Мужчина расслабился. Он лежал на кровати и размеренно дышал. Его глаза вновь медленно закрылись. Время от времени по мышцам пробегала дрожь.

– Я же вас предупреждал… – поправляя на себе сбившийся халат, громко прошептал Олег Иванович.

Анна молчала. Она еще раз покосилась на мужчину.

– Да уж…

На большее ее не хватило.

Санитары уже ушли из палаты, укоризненно поглядывая на Анну. Олег Иванович стоял в дверях и выжидающе смотрел на Анну. Но она, казалось, вовсе не собиралась уходить.

– Вы остаетесь? – решил помочь Анне Олег Иванович.

Анна уселась на прибитый к полу табурет, расправила лист с записью бреда мужчины и положила его на колени.

– Да… Я буду дежурить. Первое время.

Олег Иванович равнодушно пожал плечами и уже хотел выйти, но его остановил голос Анны:

– Ручку мне не оставите? И принесите чего-нибудь попить, если можно!

Анна осталась одна. Она стояла у кровати и смотрела на мужчину. В какой-то момент его лицо полностью расслабилось. Показалось даже, что он улыбнулся. Едва заметно. Наверняка это не так, но одно Анна чувствовала точно – ему сейчас было хорошо и спокойно.

* * *

Большая, просторная комната. Играющая серебром и хрусталем люстра освещала не только уютную, по-домашнему теплую и с любовью обставленную прихожую, но и людей, которые сгрудились у порога дома. Десять подвыпивших людей среднего возраста. Один из них снимал все происходящее на маленькую видеокамеру. При этом он постоянно все комментировал:

– Мы ведем репортаж из дома нашего друга, успешного и талантливого писателя Кирилла и его очаровательной жены Вари. Торжественный вечер, посвященный выходу нового бестселлера вышеназванного хозяина дома, подошел к концу, и гости пытаются отчалить из этой дружелюбной гавани и расплыться по своим рекам. Это не всем удается, но все же они стараются!

– Не расплыться, а разойтись! Мы же не… ну, понимаешь! – раздался обиженный голос одного из гостей, а следом за ним одинокий смешок.

– Ну конечно, разойтись! Хотя… – «оператор» навел камеру на двух неуверенно стоящих гостей, равновесие которым помогали поддерживать их жены. – Мне кажется, что вот эти точно пытаются расплыться!

Гости в один голос захохотали. В этот момент в прихожую вошла красивая, среднего роста, молодая женщина, лет тридцати. Короткое платье не справлялось с задачей спрятать от внешнего мира пару изящных, длинных ног. Впрочем, и красивую грудь своей хозяйки платье тоже не собиралось скрывать, подчеркнуто и бережно обхватив ее в свои объятия. Глаза девушки искрились счастьем. Светлые волосы крупными завитками ниспадали до хрупких плеч. Она несла поднос с набором рюмок разного калибра и содержимого.

– А вот и хозяйка дома! – крикнул кто-то из гостей, и его поддержали все остальные. – Варечка!

– А на посошок? – спросила Варя, протягивая гостям поднос.

Скромных или способных отказаться от еще одной рюмки не нашлось. Быстро разобрав рюмки, гости дружно стали звать хозяина, который тут же появился, обняв свою супругу и держа на руках дочку, пятилетнюю Дашеньку. Высокий, черноволосый, красивый мужчина с карими, озорными глазами и очаровательной, доброй улыбкой.

– Друг, талантище! – гости загалдели. Отдельные выкрики и поздравления сливались в общий поток счастливых и довольных голосов. – Поздравляем! С очередным успехом! Ура!..

…Закрыв за гостями дверь, Кирилл с Варей и Дашенькой уселись на диван. Дочка тут же устроилась на коленях у папы и включила свой любимый мультик, но уже через минуту спала, обессиленная прошедшим днем.

Варя воспользовалась моментом и прильнула к губам мужа.

– Ты такой… соблазнительный! Столько про тебя хорошего наговорили. Сама это знаю, а еще раз услышать было приятно.

– Да врут все люди! – улыбался Кирилл. – Ну, или преувеличивают!

– Вот ведь! Можешь не скромничать, тут все свои.

– Ладно, сдаюсь! Но я хороший только потому, что у меня есть ты, – Кирилл поцеловал притворно удивившуюся Варю. – Да, да! Кто меня таким сотворил?

– Бог! – улыбнулась Варя.

– Бог меня придумал, а ты слепила! – Кирилл заулыбался.

– Вот ведь льстец! Ладно, пойдем спать!

– Отличная идея. Особенно если учесть тот факт, что я не выспался прошлой ночью, – Кирилл погладил спящую дочку по голове.

– Я так и поняла по бурчащему утру, – Варя прильнула к Кириллу. – И что же помешало тебе выспаться?

– Не знаю… сон. Не помню его… Как-то связан с книгой.

– Ты много о ней думаешь, а надо не забывать и обо мне, – Варя встала, отошла к двери и призывно изогнулась, погладив себя по ножке, приподнимая подол платья.

Как только рука достигла оголенного бедра, она резко отпустила платье, скрыв долгожданную и волнующую картину, и, озорно улыбнувшись, поднялась по лестнице вверх.

Кирилл потянулся за пультом, не отрывая взгляда от жены…

…Перенеся спящую дочку в ее комнату и уложив в красивую розовую кроватку, Кирилл прошел в спальню. Варя лежала в постели, одетая в полупрозрачный пеньюар. Светло-голубой невесомый ночной наряд почти не скрывал красивое, сексуальное, молодое тело. Скорее даже вызывающе подчеркивал все достоинства и недвусмысленно намекал на желание, которое наполнило воздух невидимым ароматом. Немного густой и сладкий запах одурманивающего, искреннего, чувственного желания. Невидимыми потоками оно обвивало тело Вари, ожидая жертву, на которую может наброситься, заразить собою, выпустить наружу все, что мешает забыться и позволить утонуть в ласках и страсти.

Когда Кирилл вошел в спальню, желание еще витало над кроватью, но оно слабело и исчезало, оставляя вместо себя запах нежности. Варя спала. Как ребенок, подложив обе ладошки под щеку и выразительно сопя.

Кирилл поцеловал Варю в губы. Ответом было лишь слабое сопение и сморщенный носик. Осторожно укрыв ее простыней, он сел на кровать. На журнальном столике у изголовья неровными рядами в пестром разнообразии стояли открытки.

Кирилл взял одну. Улыбка озарила лицо, когда он прочитал содержимое: «Поздравляем дорогого мужа и папу с выходом в свет новой книги! Это настоящий успех! Тебе всего лишь сорок лет, и счастье рядом с тобой! Любящие тебя жена и дочка».

Кирилл поставил открытку назад и взял в руки книгу, лежащую рядом. На обложке нарисована комната, некое небольшое квадратное помещение. Художник изобразил ее так, чтобы читатель видел все, что происходит внутри комнаты, сам оставаясь снаружи. Одна из стен, фронтальная к смотрящему на рисунок, была изображена полупрозрачной, с растрескавшимися неумелыми граффити и обвалившейся штукатуркой. Внутри стены обвешаны многочисленными фотографиями – портретами людей. И все они светились. Дверей не было, впрочем, как и окон. В одном из углов, прислонившись к стене спиной, с соломинкой в зубах сидел какой-то мужчина, одетый во все черное. Выше комнаты на бледно-голубом небе написано имя – Кирилл Савинов. Под картинкой название книги: «Комната».

Проведя ладонью по обложке, словно до сих пор не веря в материальность книги, Кирилл положил ее обратно на журнальный столик. После чего переоделся, сменив официальный стиль на легкую, в вертикальную полоску пижаму, и лег в кровать.

Он осторожно обнял жену, поцеловал ее за ушком и закрыл глаза. В доме наступила тишина. Она разлетелась по комнатам и осела тяжелым ковром на пол. Только висящие на стене ходики разрушали тишину. Своим ритмичным, отсчитывающим секунды стуком часы сопротивлялись натиску тишины и не позволяли ей чувствовать себя тут полновластной хозяйкой.

Кирилл постепенно погружался в сон. Часы продолжали усиленно отгонять подкрадывающуюся со всех сторон тишину, которая покорно отступала, но не уходила далеко, притаившись тут же, среди мебели и даже в самих стенах, ожидая своего часа. Кирилл расслабился и нырнул в омут сна с головой.

А уже через пять минут тишина стала полноправной хозяйкой ночного дома. Часы отбили час ночи и вдруг замерли. Маятник остановился, и тишина заполнила комнату. Дом и его обитатели крепко спали.

* * *

Кирилл проснулся внезапно, словно бы его кто-то толкнул во сне. Некоторое время он никак не мог понять, что же его разбудило.

– Приснилось… – пробубнил Кирилл зевая и вновь лег на подушку.

Но сон не возвращался. Постель казалась неудобной и влажной. Помучившись минут пять, ворочаясь и переворачиваясь с боку на бок, Кирилл встал. Взяв с тумбочки сигареты и зажигалку, он, осторожно ступая, чтобы не налететь в темноте на мебель, вышел из спальни.

Через несколько минут Кирилл стоял в прихожей у входной двери. За огромными витражными окнами не было видно практически ничего. Ночи стояли очень темными. Фонарь, ранее освещавший крыльцо, погас еще накануне.

Пообещав сам себе утром же поменять лампочку, Кирилл открыл дверь и вышел в темноту.

* * *

Освежающий ночной воздух с удовольствием принял Кирилла в свои объятия. Глубоко вздохнув, Кирилл закрыл за собой дверь и очутился в кромешной тьме. Он тут же немного поежился, пытаясь поглубже спрятаться от прохлады в складки своей пижамы. Странное ощущение нереальности происходящего холодком пробежало по спине.

Кирилл поспешил прикурить, щелкнув зажигалкой. Глубоко вдохнув терпкий, пьянящий дым, вслушиваясь, как табак едва слышно трещит, погибая в тлеющем жаре, Кирилл ощущал тепло в груди, а едва заметная слабость, разливаясь по телу, немного, совсем чуть-чуть кружила голову. Он довольно улыбнулся, делая одну затяжку за другой. Вокруг все еще стояла непроглядная тьма. Это показалось странным. Кирилл вновь чиркнул зажигалкой, пытаясь увидеть в ее пламени хоть что-нибудь. Но темнота не расступалась. Огонь, словно пламя свечи, потух от слабого холодного ветерка.

С каким-то мрачным ощущением нереальности происходящего Кирилл сделал шаг вперед, нащупывая ногой ступеньку. Затем еще шаг, а за ним следующий. Всякий раз нога упорно вставала на твердую ровную поверхность. Ступенек не было. Зажатая между пальцами сигарета тлела, ее слабый огонек освещал только пальцы рук. Все остальное тонуло в темноте.

Кирилл почувствовал тревогу. Он осторожно сделал несколько шагов назад и прикоснулся рукой к двери, нащупав влажную, сырую и мягкую поверхность, которая никак не могла быть частью его дома.

Кирилл развернулся и увидел стену, вернее, ощутил ее – нечто еще более темное, чем окружающий мрак.

– Бред какой-то! – пробормотал он себе под нос.

Мысли, еще не очнувшиеся ото сна, двигались в голове медленно и вяло. Какие-либо ощущения или чувства предпочитали пассивно ждать развития событий. Активность проявляло только предчувствие, но пока оно не паниковало, предпочитая наблюдать за происходящим.

Взгляд Кирилла упал на сигарету. Курить расхотелось, а она прогорела уже почти до фильтра, обдавая пальцы рук слегка уловимым теплом. Понимая, что найти пепельницу в такой темноте не удастся, он, не поворачиваясь, отбросил сигарету в сторону. Она отлетела на несколько метров и повисла в воздухе.

Все это Кирилл увидел периферическим зрением. Удивление, подчиняющее себе даже страх, было настолько сильным, что Кирилл забыл обо всем на свете.

Осторожно касаясь мягкой и влажной стены пальцами, он пошел к светящемуся огоньку, висевшему в воздухе. Казалось, что едва тлеющий огонек застрял в вязкой темноте и призывает прийти на помощь.

Но окурок не висел в воздухе. Кирилл облегченно вздохнул, увидев, что тот просто зацепился за мох, облепивший стену, а потому не упал на землю. Никакой мистики. И вдруг его пронзила догадка, окончательно взбодрившая сознание.

– Вторая стена… Что за бред творится! Тут должно быть крыльцо с деревянными перилами и ступеньками. Почему стена? – шептал сам себе Кирилл, словно не хотел в эту минуту чувствовать себя в одиночестве.

– Где я? – вырвалось у Кирилла вслух.

Он не отрываясь смотрел на огонек и лихорадочно пытался найти всему рациональное объяснение, но это получалось с трудом.

Несколько длинных томительных секунд ничего не происходило, а затем стена «ожила» прямо на глазах, неторопливо и величественно, и в этой медлительности, казалось, был скрыт какой-то сакраментальный смысл. В том, что происходило, было столько завораживающего и волшебного, что Кирилл просто смотрел и восхищался.

По стене бежали волны. Сначала Кириллу показалось, что это вздыбливался и опускался на место мох. Вскоре он понял, что сама стена покрывалась рябью волн, деформировалась в упругом стремлении к движению и «оживала» в нем.

Ничего бы этого Кирилл не увидел, если бы изменения в стене не породили свет. Постоянно усиливаясь, он переливался несколькими оттенками синего цвета. Время от времени стена погружалась в темноту, почти полностью заглушая свет, но сразу же вновь вспыхивала лучезарным синим. И в эти моменты становилась похожей на прозрачное толстое стекло, из-за которого лился чарующий свет. Так продолжалось несколько минут, в течение которых Кирилл являл собою некое подобие статуи с лицом, выражающим неподдельное удивление. По прошествии этих минут волны исчезли, а стена выровнялась и замерла. Осталось только слабое свечение.

Кирилл смог наконец-то взять себя в руки и выйти из оцепенения. Он медленно отошел от стены, развернулся и…

Вновь замер. Слева и справа от него, а также в нескольких шагах впереди со слабым внутренним сиянием поднимались еще три стены, словно бы возведенные неведомыми умельцами из массивного слоя стекла, а над головой, на высоте пяти-шести метров, – потолок. И даже пол, мягкий от мха и сырой от влаги, тоже был идентичен стенам.

Кирилл с постоянно усиливающейся паникой прошелся по периметру. Ни дверей, ни окон Кирилл не нашел. Он осматривал стены, осторожно прикасаясь к мягкому светящемуся мху руками. В отражении стен Кирилл видел себя, очень отчетливо, как в зеркале. Удивленное и растерянное выражение своего же лица немного успокоило его и придало, правда, ничем не подтвержденную, но все же уверенность в том, что он не умер.

Но стены преподнесли ему еще один сюрприз. На них в молчаливом таинстве, выходя из темноты в свет, медленно очерчивая свои контуры и детали, словно под действием проявителя, появилось огромное множество рисунков. Все они источали мутный белый свет и висели не снаружи, а внутри стен, словно замороженные в толстом слое льда или вплавленные в стекло.

Кирилл понял, что это фотографии. Они занимали все пространство стен и пола. Только потолок оставался девственно чистым и сиял равномерным холодным светом.

У Кирилла не было времени оценивать происходящее. Он ни на секунду не вдумывался в реальность этих событий. Сама мысль о здравом анализе казалась невозможной. И самое главное, он пытался не думать о том, почему обстановка кажется знакомой. До дрожи в коленях, до мурашек по телу.

Глядя на фотографии смутно знакомых ему людей, Кирилл ощущал себя зависшим между небом и землей, потерявшимся в сумеречной зоне, где растворялись друг в друге реальность и сон.

Ему показалось, что на него пристально смотрят. Но вокруг не было ни души. Лишь в одном из углов, самом темном, находилось что-то выделяющееся из общей картины. Там, где стены, словно опасаясь чего-то, не спешили освещаться, сохраняя вокруг себя кусочек мрака, явно что-то было.

Мурашки предательски забегали по коже, напоминая ему о страхе, про который он легкомысленно забыл.

Подойдя ближе, Кирилл увидел висящую в темноте, словно парящую в ней, фотографию, равномерно светящуюся изнутри. В отличие от других, эта фотография не была спрятана внутри стены. На ней Кирилл с огромным для себя удивлением увидел портрет его старосты курса, занимавшего сейчас высокий пост в администрации города.

Кирилл, видимо, под напором проснувшегося любопытства, которое, как известно, сильнее страха, протянул руку к фотографии и тут же резко отдернул ее.

Из глубины темного угла раздался голос. Он не был ни зловещим, ни утробным. Обычный человеческий голос. Но прозвучал он так неожиданно, что у Кирилла, казалось, на миг остановилось сердце, и очередной вдох застрял прямо в горле.

– Не угадал!

Сразу после этих слов фотография вспыхнула ярким пламенем, осветив державшую ее руку, и мгновенно сгорела. Пламя погасло, и рука скрылась во мраке, но ненадолго. Стены в углу медленно осветились изнутри, как и все остальные. Кирилл увидел человека, одетого в джинсы и легкую футболку, который сидел на полу, прислонившись к стене, вытянув одну ногу вперед, а другую слегка согнув в колене. В руке он неторопливо перекатывал между пальцами большую, светящуюся синим, как и стена, монету.

– С возвращением! – человек в углу сказал это, даже не взглянув на Кирилла, который вздрогнул от голоса и, словно вынырнув из трясины, шумно вдохнул воздух.

– Вы кто? – вырвалось у Кирилла.

– Опять двадцать пять! Ты не особенно оригинален в постановке вопросов. Позволь поинтересоваться, а если бы у тебя был только один шанс, о чем бы ты спросил меня в этой ситуации? Кто я? – мужчина выжидающе уставился на Кирилла.

– Где я, наверное, – растерянный от такого внезапного напора, Кирилл удивлялся самому себе. Он слишком легко шел на поводу у странного незнакомца.

Мужчина перестал играться с монеткой и поднял глаза на Кирилла. Он посмотрел с грустью и, как показалось Кириллу, слегка разочаровано.