Добро пожаловать в Абрау!

Глава 8

Завод. Елена Николаевна

Подъем показался Елене Николаевне настолько длинным, что она уже не рассчитывала увидеть всю группу целиком. Она была уверена, что ключник остановится где-нибудь перекурить, Кочкин – просто перевести дух, а вот Попов… продолжал ее удивлять. Максим создавал впечатление хорошо подготовленного спортсмена: чем выше они поднимались, тем шире становился его шаг. В какой-то момент Елена Николаевна уже не могла гнаться за ним. Она отстала, и временная остановка не вернула ей силы. Стоило ей немного замедлить ход, как в нее тут же врезался Кочкин.

– Лена? – обратился он сквозь громкий свист, вылетевший не то из носа, не то изо рта. – Что с тобой? Ползешь, как каракатица.

Одной рукой он прихватил ее за попу, другой – за поясницу. Елена Николаевна почувствовала толчок, после которого Кочкин оступился, а она понеслась вверх, как на лифте.

– Григорий Ильич, – произнесла она, – не делайте так больше и смотрите себе под ноги.

Кочкин сотворил непричастную гримасу, и эпизод был исчерпан.

От бесконечных ступенек у Елены Николаевны закружилась голова. Ей уже мерещилось, что они идут по прямой, только эта прямая почему-то все время уходит влево. Грибок на стенах поменял цвет с темно-зеленого на бледно-розовый. Стены стали теплее, эхо шагов – громче. Винт лестницы распрямился, и они вышли в узкий проем, откуда один тоннель уводил вправо, а другой – круто поднимался вверх уже без ступенек.

– Господи! Наконец-то, – выдохнула Елена Николаевна, и в тот же миг по подземелью пронесся вихрь.

Что-то ожило в ее сердце. Все фонари разом мигнули.

Кочкин застопорился, не добрав двух ступенек до конца лестницы.

– Что за черт? – спросил он, наблюдая, как залихорадил его фонарь.

– Григорий Ильич, где Леонид?

– Не знаю, – ответил Кочкин.

Он похлопал фонарь. Яркий свет вернулся.

– Был там. – Он повел лучом до поворота стены. – Наверное, отстал немного. Старый уже.

– Вы не могли бы спуститься за ним и…

– Конечно, мог бы, но лучше нам всем немного передохнуть и подождать, пока он поднимется сам.

Кочкин сел на ступеньку. Его рабочий комбинезон покрылся темными пятнами, по вискам тек пот, волосы стояли дыбом. Но, при всей усталости, начальник смены сохранял бодрость: как подозревала Елена Николаевна, если ему дать команду бежать, он вскочит и побежит.

– Нам стоит поторопиться, – предупредил Попов. – Солнце скоро сядет.

– Максим, – осведомилась она, – откуда ты знаешь эти тоннели?

– Я их не знаю, – медленно, но уверенно ответил худощавый мужчина.

– Тогда откуда ты знаешь, куда нам идти?

– Это же просто, – когда он говорил, ни один мускул не содрогался на его лице. Весь Попов отмирал как клетка, и только его рот продолжал лепетать слабым голосом. – Нужно идти вперед.

Елена Николаевна призадумалась и поняла ход его мыслей. Куда же им еще идти, если не вперед?

– Но здесь развилка. Куда мы должны идти?

– Туда. – Попов указал на путь, круто уводящий вверх.

Этот проход был узким, но чистым. В нем не было деревянных перекрытий, не висела паутина и не собиралась столетняя пыль. Если бы Елене Николаевне предложили выбор, она бы незамедлительно выбрала именно дорогу вверх. Она полагалась на инстинкты: если они находились под землей, значит, любой путь наверх выведет их на волю.

Но сейчас у нее закралось сомнение. Она не хотела так просто спускать все на инстинкты.

– Что там? – Она указала на проход, уводящий вправо.

– Не знаю, – ответил Попов.

– А я хочу знать, – сказала Гейкина и двинулась туда, куда ей не советовали.

Она не рассчитывала углубляться далеко, но ей хотелось узнать, что находится за поворотом: очередная лестница, развилка, обрыв или длинный нескончаемый тоннель. Внутри горы она ориентировалась плохо.

Не успела она добраться до противоположной стены, как из темноты вынырнул ключник. Елена Николаевна едва не лишилась чувств. Она выронила фонарь и схватилась за бок, начавший беспокоить ее незадолго до того, как пропал Попов. Ключник прошел мимо, совершенно ее не замечая. В голове Гейкиной все перемешалось, простые вещи стали казаться ей сложными. На секунду она задумалась, не снится ли ей все это. Она похлопала себя по щекам и проснулась в том же узком тоннеле, похожем на кроличью нору. Здесь было тесно и жутко. Ее фонарь замерцал, точно собираясь умереть, а из-за поворота, куда она так и не дошла, потянулся туман.

Елена Николаевна схватила фонарь и пошла в обратном направлении. Ею овладел беспричинный страх. И пусть она была смелой женщиной, привыкшей к местам, куда никогда не проникал солнечный свет, здесь она чувствовала себя лишней. Ей требовался свежий воздух и кружка горячего чая. Кроме того, она порядком устала, но останавливаться в тесном подземелье Гейкина не хотела.

Елена Николаевна буквально вылетела из глухого тоннеля и обнаружила, что ни один из мужчин ждать ее не стал. Лестница была пуста, овальный перешеек, где она последний раз видела Попова, тоже. Даже ключник не остался перекурить. Она чуть не ахнула, осознав, насколько всеобщий страх способен изменить людей. Трое мужчин исчезли, оставив ее одну!

«Конечно, я осточертела им своими нравоучениями, – подумала она. – Но это же не повод бросать меня на произвол судьбы!»

Она кинулась вверх по крутому подъему. Лаз был извилистый и длинный, и она удивилась, как Кочкин со своими габаритами смог так быстро по нему забраться. Вскоре подъем стал настолько крутым, что ее ноги начали скользить. Она хваталась за выступы стен, выискивая прорехи в камнях. После очередного поворота она засомневалась, верный ли выбрала путь. Представить, что до нее здесь полз Кочкин, было невозможно, если бы не… запах. Кочкин пах неповторимо. Она чувствовала этот запах и спустя десяток метров, когда подъем закончился, лаз резко свернул влево и перед ней открылась расщелина, откуда в скалу попадали лучи заходящего солнца.

Елена Николаевна добралась до ее основания и выглянула наружу. Сердце ее чуть не выскочило из груди: под ней находилась пропасть высотой с девятиэтажный дом! Внизу лежал отбойник, закрывающий дорогу и припаркованные машины от камнепада. За дорогой, через узкую полосу деревьев, пролегало озеро. Вид со скалы был, в равной степени, ужасным и восхитительным.

Она легла на живот и вытянулась, чтобы рассмотреть опасную красоту. Ветер стих, и солнце ныряло за горы, оставляя в небе алый след. Со стороны ярмарки слышался отдаленный шум машин и крики людей, но вокруг скалы замерло все. Елена Николаевна отважилась вытянуться еще на несколько сантиметров. Ее голова повисла над бездной, и тут она заметила, что по соседству с ней находится крупное птичье гнездо. Самих птиц в гнезде не было, но она увидела три бурых яйца, размером вдвое превышающих куриные.

Женщина решила не испытывать судьбу: отодвинулась и глянула вверх. В двух метрах от нее располагался удобный плоский камень. Если бы она на него влезла, то с легкостью дотянулась бы до горбатого отрога над ним. Проблем добраться до вершины скалы по отрогу она не видела, но вытянуться во весь рост, встать на ноги над бездной и шагнуть на плоский камень… Так рисковать Елена Николаевна не хотела, поэтому повернула назад. Неизвестно, сколько бы заняла дорога через тоннели, но она виделась ей безопаснее.

Гейкина уже собиралась попрощаться с солнечным светом, когда по горе пронесся душераздирающий вопль. Крик буквально взорвал тишину. Елена Николаевна замерла, и, пока вслед за воплем катилось эхо, она силилась понять, кому именно принадлежал этот звук. Спустя минуту дышать ей стало легче, и она уже не сомневалась, что вопил Кочкин. Она знала тембр его голоса. Ни ключник, ни Попов со своим придурошным голосом не смогли бы так развеселить округу. Однозначно кричал Григорий Ильич. Но что его заставило?

Елена Николаевна отползла от расщелины на несколько метров. Она старалась двигаться бесшумно, хотя прекрасно знала, что ее присутствие все равно выдает свет фонаря. Без него она ничего не видела, и в темноте ей становилось жутко. Ответственная экспедиция провалилась, и она пообещала себе никогда и ни при каких условиях сюда больше не возвращаться. Вопль до сих пор сидел у нее в голове. От его гнета руки сводило дрожью, и луч света прыгал по стенам, точно сумасшедший.

До поворота, откуда начинался спуск, оставалось три-четыре метра. Елена Николаевна надеялась заглянуть за него и хорошенько обдумать, стоит ли ей спускаться. Но этого не случилось, потому что вопль раздался снова.

Гейкина перестала считать свой страх беспричинным. Сейчас она испугалась настолько, что потеряла свое направление. Ее внимание переключилось на туман, выползающий из-за поворота, как длинная, бесконечная змея. Она вспомнила Эву Кордову с ее детальным описанием событий недавнего прошлого, и ей стало так плохо, что она не удержалась и всплакнула.

Плакала Елена Николаевна недолго, потому что следом за туманом из-за поворота появилась чудовищная фигура, в которой она не узнала ни Кочкина, ни Розгина, ни Попова. Воздух наполнился серой, смешанной с мертвечиной и еще невесть чем. Запах был настолько отвратительным, насколько может выдержать порог человеческого восприятия. Елена Николаевна так и не смогла разглядеть фигуру. Ужас пронзил ее насквозь, и она кинулась к расщелине.

Солнечный свет угасал. Скала погружалась в тень, и с набережной Абрау-Дюрсо лилась быстрая музыка. Елена Николаевна протиснулась в расщелину и застыла над пропастью. Она знала, что скоро ей самой придется почувствовать себя птицей, но еще имелся шанс остановить безумие. Сказать, что ничего этого нет. Она обернулась и услышала, как хрустнула ручка оставленного в суматохе фонаря. Свет погас. Стало еще темнее, и женщина поняла, что обманывать себя не стоит. Она хочет жить, и для этого ей придется сделать страшный шаг.

Гейкина выползла на край скалы и поднялась на ноги. Она закрыла глаза, понимая, что даже малейший взгляд вниз способен привести к трагедии. Она не боялась высоты, но от одной мысли о том, где она находится, ее ноги безвольно подгибались. Елена Николаевна не дышала. Она прижалась грудью к теплому камню и сделала два шага к краю. Ощутив под левой ногой воздух, она поняла, что час отчаяния настал. Здесь ей предстояло прыгнуть, а для этого требовалось открыть глаза и узреть бездонную пропасть. Ничего страшнее в своей жизни Гейкина еще не видела.

Она открыла глаза… но, прежде чем ахнуть от глубины простирающейся бездны, женщина заметила птицу. Огромная темно-серая скопа приземлилась на камень и уставилась на нее, будто Елена Николаевна сидела в ее гнезде. Рябая полоса на груди скопы вздыбилась, птица нахохлилась и сделала шаг по направлению к женщине. На скользком камне она чувствовала себя гораздо комфортнее, чем Гейкина.

Елена Николаевна отвернулась. Спасительный отрог был совсем рядом, но она по-прежнему не осмеливалась на прыжок. Чувствуя тяжесть в ногах, Гейкина начала дышать – резко, быстро, с выдохом, как учили Леонида Розгина. Так, на короткое мгновение ей удалось привести сознание в порядок. Птица приблизилась. Ее подход был столь же агрессивен, как и намерение Кочкина открыть запретную дверь. «Не приближайся ко мне!» – мысленно попросила Елена Николаевна и услышала, как птица клюнула ее в сапог. Твердый клюв не пробил защитную обувь с первого раза, но скопа не отступила. Она взъерошила перья и клюнула снова. На этот раз удачно: в сапоге появилась дырка, и Елена Николаевна почувствовала ее пальцем.

Страх внезапно оставил ее. Потревоженная птица ринулась в атаку, а Гейкина, пересилив себя, прыгнула. Вес тела переместился на плоский камень, ее колени подогнулись, и она упала, едва не потеряв равновесие. Птица осталась на месте, будто обрыв разделял ее территорию. Когда Елена Николаевна открыла глаза, она сидела на длинном шершавом камне, а чуть поодаль от нее начинался отрог. Птица еще стояла на краю уступа и с презрением наблюдала, как женщина вспоминает всех святых.

Солнце скрылось за горами. Быстро темнело. Елена Николаевна лезла по отрогу к вершине скалы.

Глава 9

Вокруг озера. Юра Насморк

– У-у-у-а-а-а! – Юра разорвал тишину будоражащими звуками.

Совершенно не заботясь о том, что может привлечь внимание окружающих, он ревел, извергая из себя нечистоты.

– У-у-ух, мама Зю! – хрипел ненормальный. – Щас отвезу!

Юра в очередной раз расположился на дереве, на самом удобном суку и над самой красивой машиной. На ее значке вместо буквы «L» красовались четыре одинаковых кольца, но для Юры это не имело никакого значения. Он знал, что пакостит, и чувствовал, что не зря. Хозяин этого автомобиля пакостит не меньше, ибо, не напакостив кому-либо, как предполагал Юра, машину с таким кузовом, на таких огромных колесах и в таком поднебесном цвете не купишь. Машина излучала роскошь, и когда он к ней подошел, она передала импульс, благодаря которому Юра сразу понял, что стоит перед тем, что искал весь вечер.

Сегодня люди на набережной были скучны и неинтересны, и оттого его живот охватила паника. В то время как он сидел на суку, ему вспоминались эпизоды из детства. Разные эпизоды, наполненные радостью, любовью и вечностью. Многие из них являлись ему только со спущенными штанами.

– Мама Зю, щас отвезу! – восклицал Юра. – Козе на возу и Маньке на косу.

Мысли его плыли по облакам, мозг работал не хуже, чем у пьяной леди, и все Юре нравилось, если бы не одно «но»: к нему внезапно подкралось чувство самосохранения. Редчайшая особенность организма сказала ему, что нужно исчезать.

Юра в скором времени завершил дела, натянул штаны и спустился с дерева. Дорога была пуста, и причин для беспокойства он не видел. Но тут в сознание вновь вернулся тревожный сигнал, и на этот раз чувство полыхало не хуже, чем приступы панкреатита. Юра испугался. Он ощутил себя растерянным, сам не зная, с чего.

– Ма-ма Зю, – промямлил он. – Ма-ма Зю…

Он покрутился по сторонам и вдруг понял, что боится вовсе не хозяина машины. Любой нормальный человек, взглянув на него, поймет, что с него нечего взять. Даже идиот иногда понимает, что он идиот, а Юре внушали это с детства. Он боялся не людей. В его памяти возник образ существа, карабкающегося по скале вверх, и по спине промчался тонкий, но отчаянный холодок. Юра всегда ощущал его, когда испытывал страх. Его живот булькнул, ноги размякли, и, сам того не замечая, он пустил в штаны то, что не успел выпустить, сидя на суку. Теплая жижа согрела его правую ногу, но увереннее от этого Юра не стал. Его по-прежнему преследовал страх, и он чувствовал, что зарождается он не просто так. Рядом с ним действительно что-то происходило.

Он посмотрел на небо. Над горой висела луна, и, едва Юра успел вспомнить о волках, как на дороге, преграждая путь домой, появился дикий зверь. Возможно, кому-нибудь другому – ребенку, женщине, деду или бабке – зверь показался бы собакой. И кто-нибудь попробовал бы дать ему корку хлеба или кусок колбасы, надеясь на то, что животное переключит внимание на еду. Но Юра сразу уследил отличие: настолько смелой и хладнокровной собака быть не может.

Волк сел посреди дороги.

Юра не хотел идти вокруг озера. Такой длинный путь займет всю ночь. В то же время, идти на волка казалось ему полным безумием. Он не знал, что у зверя на уме, но по впалым бокам и скомканной шерсти догадывался, что тот был потрепан жизнью не меньше, чем сам Юра по юности. Нелегкое положение усугублялось безлюдностью. Поселок точно вымер. И если до того, как он влез на дерево, со стороны набережной слышались музыка и гам, то сейчас близ озера раздавался только один звук – стрекот кузнечиков.

Но кое в чем Юра ошибся. Когда его правая штанина остыла, а луну заслонило облако, кто-то грубо взял его за шиворот. Юра едва успел понять, что происходит, как очутился в воздухе. Ворот перетянул ему шею, его лицо побагровело. Он задергал ногами в надежде встретиться с опорой, но все было тщетно. Его мигом охватило удушье. Юра шлепал губами, пытаясь закричать. Потом так же безуспешно попытался вдохнуть. Брыкаясь и пинаясь, он провисел до тех пор, пока глаза не полезли из орбит. Его тело билось в агонии, после чего он потерял половину чувств и обвис, как измученный червяк на крючке рыбака.

Хватка ослабла, и Юра встал на ватные ноги. Он с трудом вобрал в грудь воздуха. Глаза вернулись в надлежащее место. Юра поднял голову и прокашлялся. Волк сидел и наблюдал за происходящим, как зритель за спектаклем. Но удивительно было другое: когда Юра пришел в себя, он обнаружил, что за его мучениями наблюдает уже не один волк, а три. Звери расположились на проезжей части, перекрывая путь к поселку. От такого поворота событий Юра опешил и забыл, что в момент опасности нужно кричать. В его сознании замешкался школьник, не способный отличить отвертку от молотка. С перепугу он забыл, куда бежать и что делать, и вдруг совсем потерял страх. Юра сделал шаг вперед, после чего был развернут грубой силой и очутился лицом к лицу с незнакомцем.

Определенно, перед ним стоял человек.

Его лица не было видно из-за густой тени. Ростом он превышал Юру на четверть корпуса, из-за чего ему приходилось смотреть, сильно задирая голову. От незнакомца исходил дурной запах, и Юра, вспоминая некоторые обстоятельства своей жизни, мог с уверенностью сказать, что от него самого так никогда не воняло. Молчание затянулось. Вскоре Юра вновь оказался в воздухе, но на этот раз в еще более неряшливой позе.

– Привет! – дружелюбно изрек незнакомец, поднимая парня на высоту своего роста.

– У-у-ух ты, уррррод, какой большой! – выдавил из себя Юра.

Неожиданно он стал смел, а еще больше – зол. Он схватил силача за кисть и нашел ее холодной и неприступной, будто это была не рука, а обледенелый ствол дерева.

– Немедленно отпусти меня! У-у-ух!

Юра пнул незнакомца в живот. Тот поднял его еще выше, проделывая это с такой легкостью, будто он весил не сто килограммов, а десять. Ворот врезался в шею. Юра ощутил приступ удушья и внезапно захотел пить. Когда послышались очередные хрипы, незнакомец опустил его и хорошенько встряхнул.

– Я все расскажу Господину в черных штанах! – заверещал Юра.

Боль в горле досаждала, но еще больше ему не нравились жажда и неприятный запах. Он ощупал шею и нашел глубокий кровоточащий след.

– Господин в черных штанах тебя больше не потревожит, – заверил незнакомец. И добавил: – Особенно, если я откручу тебе голову.

Юра поверил на слово. Учитывая тот факт, как незнакомец держал его в воздухе, сделать это было раз плюнуть. Но Юра не собирался мириться с чудаком так легко. Он тоже считал себя сильным, потому что ежедневно упражнялся в ходьбе по набережной Абрау-Дюрсо. Он сжал кулаки и замахал ими, как ножницами:

– Что ты сказал про Господина в черных штанах?! Что ты сказал?!

Через несколько секунд Юра выдохся. Как он ни пытался ударить незнакомца, размаха его рук не хватало. Достать недруга он мог только ногами.

– Хм, – послышалось невразумительное удивление. – Ты что, идиот?

Незнакомец вернул его на землю. Юра уже собирался бежать, когда обнаружил, что волки окружили его со всех сторон. С озера к ним тянулся туман, и место, где он привык проводить свои лучшие вечера, преобразилось в душещипательное зрелище. Юра задрожал и захныкал. Он почувствовал себя несвободным. Его ноги подогнулись, и он стал пятиться назад – на облезлого волка, который зарычал сразу, как Юра вышел за пределы бетонной дороги.

– И правда, идиот, – ответил себе незнакомец. – Ну, что ж, тем лучше.

Он снова взял Юру за шкирку, поднял и покрутил, как связку чеснока, разглядывая со всех сторон.

– Господин в черных штанах передал тебе привет, – сказал он сухим грубым голосом.

Юра ободрился:

– Правда?

– Да-а-а. Честное слово, он сделал это через меня, так как сам прийти не смог.

Сердце Юры забилось. Он так долго не слышал новостей о своем друге, что упоминание о нем мгновенно вырвало его из заточения.

– А г-г-где он?

– Он… дома.

– А когда вернется?

– Именно поэтому он и послал меня сюда. – Незнакомец поднял руку, и волк, скаливший зубы, отошел к обочине. – Он сказал, что в этих краях живет хороший малый, и он может мне кое в чем помочь.

Юра вытянул шею. До него дошло, что речь идет именно о нем. Если Господин в черных штанах назвал его хорошим малым, то это самое лучшее звание, с тех пор, как его нарекли Юрием.

– И, вероятно, хороший малый это ты. Не так ли?

– Д-да!

– Отлично. – Он сложил руки на груди. – Тогда скажи мне честно, умеешь ли ты писать?

Юра задумался. Он учил алфавит в школе и весьма успешно сдал его на экзамене. Но это было так давно, что часть букв он уже забыл. Он прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы вспомнить алфавит, и решил, что учить заново легче и быстрее, чем в первый раз.

– Да! – с уверенностью ответил Юра и вдруг вспомнил, как в школе от долгого письма болел затылок и правый висок.

Его личный рекорд – восемь строчек на тетрадной бумаге. Писал он только печатными буквами и с ошибками в каждом слове. Но об этом Юра никому не говорил. Самое главное, что он не соврал. Писать он действительно умел.

– Это хорошая новость. – Незнакомец кивнул. – А как у тебя с памятью? Можешь запоминать цифры и буквы в точности их расстановки?

Юра задумался. Человек, стоящий перед ним, требовал от него все больше. Пока точка его желаний не пересекла линию возможностей Юры, отвечать было легко.

– Да!

– Отлично. Тогда последний вопрос: способен ли ты убить?

Юра покрылся мурашками. В школе их учили, что такое хорошо, а что такое плохо. Даже заставили записывать, за что их ждет небесная кара, и Юра помнил этот короткий столбец. Все ужасные поступки людей учительница зачитывала из толстой книжки с блестящим крестом на обложке. До сих пор он не совершил ничего подобного и, услышав страшные слова, тут же отрицательно помотал головой:

– Нет!

– Молодец! – похвалил незнакомец. – Ты мне подходишь!

Юра расслабился, словно его взяли на работу.

– Господин в черных штанах будет тобой гордиться.

– Правда?!

– Безусловно!

Незнакомец усмехнулся, и Юра усмотрел в его смехе что-то коварное. Догадаться о чем-то большем ума ему не хватало. Все перебивал образ Господина в черных штанах, назвавшего его хорошим малым. Гордость переходила все границы.

– Тогда вот тебе первое задание. – Незнакомец приблизился к нему.

Луна вышла из-за облаков, и тень с его лица немного рассеялась. К сожалению, не настолько, чтобы Юра его разглядел. Почему-то, чем дольше они общались, тем меньше ему хотелось на незнакомца смотреть. Вид его внушал беспокойство и тревогу.

– Запомни, ты будешь звать меня мой Хозяин.

Юра вздрогнул. Ком застрял в горле – как искренне желание сделать то, что делать нельзя. Его страх двигался по замысловатой синусоиде, то обуревая потоками, то отпуская восвояси. Он кивнул, и незнакомец вышел из тени. Лунное сияние охватило ужасный облик с ног до головы. Юра оцепенел. Он долго не мог понять, что не так с лицом этого человека. Лицо как лицо. Глаз, рот и нос. Кожа немного бледнее, чем у него, брови гуще, а борода… Тут он притормозил. Нет, борода тоже была самой обыкновенной. А вот зубы… как-то неестественно поблескивали в лунном сиянии. Они казались необычными. Словно незнакомец носил вставную челюсть, выточенную по неправильному слепку.

– Ага, – произнес Юра и почувствовал, как его одолевает легкий сон. Голова закружилась, и все поплыло перед ним, как на суку во время рассредоточения.

– И ты будешь повторять это каждый раз, обращаясь ко мне.

– Да… – Юра почувствовал эйфорию. Теперь незнакомец стоял на облаке, а волки летали вокруг него. – Мой Хозяин.

– Как ты себя чувствуешь?

– Замечательно, мой Хозяин.

В голову Юры кто-то забрался и напевал успокаивающие песни. Он не сопротивлялся. Голос, играющий в сознании, был родным. Он был почти его, если бы не странное ощущение, что во всем есть какой-то подвох. Вскоре Юра поплыл, подчиняясь потоку мыслей. Теперь он был уверен, что говорит сам с собой и никого вокруг нет.