Похвала глупости

Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов

Переводчик Алексей Борисович Козлов

© Эразм Ротердамский, 2019

© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2019

© Алексей Борисович Козлов, перевод, 2019

ISBN 978-5-0050-0871-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ
Эразм Роттердамский своему милому Томасу Мору – с приветом!

Не так давно, во время моего путешествия из Италии в Англию я почёл, дабы время, которое я проводил в седле, не тратилось впустую на досужие сплетни, чуждые свободному вдохновению, и литературе, и либо вспоминал о нашем общем учёном времяпровождении, либо наслаждался воспоминаниями, воскрешая в памяти покинутых друзей, столь просвещённых, сколь и милых моему сердцу. Среди них ты, мой добрый Мор, представлялся в числе излюбленных, и здесь, находясь вдали от тебя я тем не менее чувствовал, что ты становился всё ближе, чем дальше я удалялся от тебя, и наше былое общение при этом становилось всё ценнее и желаннее, пока не стало для меня весомее всего, что я знал в жизни.

И потому, убедившись, что надо что-то делать и что время не годится для серьёзных дел, я решил подшутить над Глупостью.

«Какая Афина вбила тебе это в голову?» – наверняка спросишь ты меня. Во-первых, меня навело на эту мысль сама твоя фамилия, Мор, столь же близкая к слову Moriae (глупость), сколь и противная тебе, ибо, по общему мнению, Ты и Глупость – обитатели разных планет. Во-вторых, я предполагал, что это упражнение в остроумии будет не в последнюю очередь одобрено тобой, ибо ты всегда любил шутки, схожие с этими, резкие и полные соли – в твоей жизни они играли всегда ту же роль, что и в жизни Демокрита. И хотя превосходство твоего ума всегда было таково, что оно противоречило суждению грубых простолюдинов, но такова твоя непредставимая приветливость и кротость характера, что ты можешь легко и с удовольствием снисходить и до средних умов, составляющих большинство любого народа. А посему, я думаю, ты не только с благосклонностью воспримешь эту мою ораторскую безделицу, как память о друге, но и примешь её под своё крыло. С сего дня, посвященная одному тебе, она уже не только моя, но и твоя. Но, может быть, сразу отыщутся критики, которые предадутся придиркам и станут обвинять меня, отчасти в том, что крылатые эти шутки вовсе не к лицу божественной теологии, что они более язвительны, чем позволяет христианская скромность, может так случится, что меня даже обвинят в том, что мной вокрешена античная комедия или, вдохновившись Лукианом, я высмеиваю здесь всех подряд. Единственным моим оправданием для тех, кого возмутит легковесность предмета и комический характер изложения, будет напоминание, что я лишь следовал примеру целого ряда великих писателей.

Сколько веков тому назад Гомер воспел войну мышей и лягушек, Марон – комара и чесночный пирог, Овидий – орех! Поликрат написал похвальное слово Бусириду, которое затем исправил

Исократ, Главк восхвалял судебный беспредел, Фаворин – уродство и лихорадку, Синесий —

лысину, Лукиан – муху и блоху, Сенека сочинил шуточный апофеоз Клавдия, Плутарх -разговор Грилла с Улиссом¹, Лукиан и Апулей – похождения осла и уже не помню кто – завещание поросенка по имени Хрюнний Корокотта, о чем упоминает ещё святой Иероним.

А потому, если им угодно, пусть они думают, что я играю за столом в бирюльки или если им так больше нравится, что я езжу верхом на швабре.

Ибо не является ли несправедливым, что, когда мы позволяем любому простолюдину играть в те игры, в какие ему нравится играть, мы не позволяем играть в них учёному мужу, особливо когда такие игрушки не лишены серьезности, а дурачество разыгрывается так, что и совсем тупоголовый читатель может извлечь из него больше пользы, чем из нагромождённых и хитровывернутых доводов некоторых людей? Например, когда один, долго и усердно занимаясь, складывает воедино множество фрагментов, восхваляя риторику или философию, второй слагает панегирик князю, третий побуждает его к войне с турками, четвёртый пророчит, что станет с миром в будущем, а пятый находит какое-нибудь новое средство для лучшей выделки козьей шерсти. И если нет большей чуши, чем относиться к серьезным вещам как к пустяку, так же точно ничто не несёт в себе большего изящества, чем с серьёзностью рассуждать о пустяках, как делает человек, для которого иная чушь – серьёзнее серьёзного.

Хотя, если только чрезмерное самомнение не ослепит меня в моем собственном деле, я готов восславить глупость, что вовсе не глупо!

Что же касается упрёка в излишней моей кусучести, то скажу лишь, что эта свобода выражаться резко всегда была свойственна всем развитым людям, чтобы они могли публично озвучивать свои умные, остроумные размышления об общих ошибках человечества, и эта свобода не может никого обидеть, если не переходит в распущенность и словесный блуд.

Что-то заставляет меня всё больше восхищаться нежными ушами современников, которые способны выносить только торжественные титулы!

Да, вокруг ещё можно встретить массу таких хитромудрых богомолов, которые скорее стерпят самую свирепую хулу на Самого Христа, чем будут терпеть сквернословие на папу и государя, особенно если это касается их собственного кармана.

Но если кто-то показывает жизнь людей такой, какая она есть на самом деле, не называя никого конкретно, почему, скажите мне, должно видеть в этом издёвку и поношение, а не наущение и пример? А знаете ли вы, сколькими укорами при этом я сам себя терзаю?

И, наконец, тот, кто не щадит ни званий, ни лиц рода

людского, тот ясно показывает, что он не против частных лиц, а только против общественных пороков, против которых он восстаёт. Итак, если кто-нибудь станет вопить, что его укусили, он обнаружит этим только свою вину, нечистую совесть или страх перед истиной. Иероним щеголял правдой в этом роде с большей свободой и куда большей остротой, не щадя иногда самого человечьего племени! Осмелюсь подчеркнуть, что я не только избегал повсеместно имён собственных, но даже более того, всячески старался умерить свой ехидный слог, дабы разумному читателю сразу же стало понятно, что я устремлён скорее к естественному смеху, чем к натужному злословию. И я, по примеру Ювенала, не здесь не разгребал эту запущенную, зловонную клоаку пороков и пошлости, стремясь представить перед вами вещи скорее смешные, чем отвратительные.

А теперь, если остался здесь кто-нибудь, кто ещё чем-то недоволен, пусть на худой конец вспомнит, что нет ничего стыдного в том, чтобы быть атакованным Глупостью, которую я привлёк в наш разговор, стараясь донести до вас величие речений этой особы. Но к чему я пересказываю тебе всё это, человеку знающему, столь превосходному в адвокатской практике, что ни один человек не может лучше защитить своего клиента, даже если дело почти безнадёжное! Прощай же, мой прекрасноречивейший Мор, лучший в мире оппонент, будь здрав ии всегда стойко защищай своих славных глуповчан из Мории!

Писано в деревне, 10 июня 1508 г.

Глава I
Глупость начинает чревовещать и одним своим видом навевает успокоение на слушателей

Что бы ни говорили обо мне в мире всякие тупорылые дурни (ибо я знаю, как дурно отзываются обо мне глупцы, даже самые глупые из глупейших), и все же Я – то, что я есть, Я – то, чья божественная сущность создала всех богов, и людей, какие когда либо жили на Земле.

И это уже само по себе является достаточным аргументом, чтобы я появилась здесь перед вами. Не успела я ещё и рта открыть, чтобы выступить перед вашим Почтенным собранием, как все ваши лица приобрели какую-то новую и непривычную приятность, как все повеселели и оживились. Посмотрите, как все вы так внезапно просветлели лицами и каким весёлым и сердечным смехом приветствовали меня целым шквалом аплодисментов. Поверхностный взгляд, по правде говоря, на всех вас, тех, кого я вижу вокруг себя, утверждает мне, что тут собрались не кто иные, как гомеровские боги, опьяненные сладким хмельным нектаром и божественным настоем, тогда как совсем незадолго до этого вы сидели такие неуклюжие и задумчивые, как будто пришли посоветоваться с оракулом. И как это обычно бывает, когда Солнце только готовится свить свой сияющий лик, или когда после холодной зимы дыхание Весны снова оживляет землю, благодаря чему все вещи немедленно обретают новый лик, новый цветение и снова становятся молодыми, подобным же образом, только взглянув на меня, вы в одно мгновение приобрели другое выражение лиц. И то, что иные знаменитые риторы с трудом достигают долгими, утомительными и тщательно заготовленными речами, Я достигла самим фактом своего появления!

Глава II
Глупость продолжает свои божественные речения.

Но если вы спросите меня, почему я предстаю перед вами в таком странном виде, навострите-ка получше ваши ушки, и послушайте внимательно, и вот что я вам скажу: не те уши, я имею в виду, какие вы приклеиваете к голове, когда идёте в церковь, но те, какие у вас за пределами церкви, большущие, красные, мясистые, те, какими вы имеете обыкновение слушать комических певцов, те, какие вы обычно обращаете к площадным жонглёрам, уличным дуракам, заговаривающимся и брызгающим слюнями юродивым и рыночным скоморохам, или такими, какие наш друг Мидас сразу бросал в кастрюлю. Ибо сегодня я склонен некоторое время играть с вами в софиста, но только не такого, какие в наши годы изголяются над пустыми головами подростков, набивая их всякой мусорной ерундой и любопытными пустяками, наущая искусству кухонной брани и уподобляя сварливым глупым базарным бабам. Отнюдь нет, я буду подражать тем древним, которые, дабы лучше избежать позорных прозвищ типа Софии или Уайза, предпочли называться софистами. Их делом было прославлять богов и возвеличивать доблестных людей. И подобную похвалу вы услышите от меня, но не в адрес какого-нибудь Геракла или Солона, а в адрес самой себя, то есть Божественной Глупости!

Глава III
В коей Глупость продолжает нахваливать Себя.

Пусть глупцы почитают несусветной глупостью превозносить Самого Себя, как это делаю я, это их дело! Кто может знать меня лучше, чем я сама и посему кому как не мне самой надлежит наилучшим образом наигрывать на трубах славы и флейтах уважения?

Хотя все же я думаю, что мои самовосхваления несколько скромнее, чем обычная практика наших дворян и мудрецов, которые, отбросив всякий стыд, нанимают какого-нибудь льстивого оратора или лживого поэта, из уст которого они могут непрерывно слышать лживые похвалы себе, то есть всякую несусветную чушь!

И все же, с кажущейся скромностью, они расправляют свои павлиньи перья и поднимают петушиные гребни, а этот наглый льстец приравнивает этого ничтожного человека к богам и предлагает его как абсолютный образец всех добродетелей, совершенно ему чуждых, наряжает жалкую сойку в чужие павлиньи перья, отмывает чёрного мавра добела и, наконец, раздувает комара до размера слона. Короче говоря, я буду следовать старой пословице, которая говорит: «Хвали себя вдали от соведей!» Хотя, между прочим, я не могу не удивляться неблагодарности, или, скажем так, или небрежности людей, которые, несмотря на то, что они почитают Меня в первую очередь и готовы признаться в моей благодетельной щедрости, всё же ни один из них за все эти века не произнес ни одной благодарственной речи, восхваляющей глупость.; когда еще не было недостатка в тех, чьи изощренные усилия превозносили тиранов, лихорадку, мух, облысение и других подобных вредителей природы до потери пульса и сна. А теперь вы услышите от меня простую импровизированную речь, но тем более правдивую.